Телин

Глава 15. Маски и зеркала.       — Мыло. Мочалка. Полотенце. Душ. Как включать воду, разберёшься сам, а я пока найду тебе одежду, — звонкий девичий голосок бойко командовал в ванной, пока Доктор стоял за углом и слушал его, как райскую музыку. Что бы ни случилось на Скаро, Мелизинде это пошло на пользу — клин вышибло клином. Правда, победа стоила ещё одного пассажира на ТАРДИС, и весьма неожиданного, но всё же он справился с порывом высадить демона на первом попавшемся астероиде (честно скажем, не в последнюю очередь благодаря умильной мордашке мисс Дженион и аккуратному наступанию пяткой на ботинок).       Впрочем, нервничать по поводу внезапного приобретения было рано: человекообразный далек не проявлял агрессии и вообще выглядел изрядно напуганным, хотя и старался следовать уставу и держать морду кирпичом. А Мелизинда хотела поговорить на его счёт с глазу на глаз, это было ясно с первого взгляда и того самого заговорщицкого наступания на ногу. И наконец, скарианский громила не был старым знакомым из отряда старушки ТМД, а после закрытия проекта «Прототип» далеки никого не переделывали. Самый напрашивающийся вариант — неподарок свалился из люфта и не имел аналога в этой части мира, что было интересным само по себе.       И пожалуй, именно это стало основной причиной, по которой Доктор пока не выгнал гостя взашей и даже согласился пустить его в ванную. Не разрешать же бродить по ТАРДИС такому вот ломтику картошки в криллитанском масле? Вернее, двум ломтикам.       — Не забудь. Мы договаривались, — с ноткой угрозы донеслось сквозь приоткрытую дверь. У демона оказался забавный юношеский басок, что выглядело странным: с конвейера эти твари сходили молодыми, но взрослыми, и голоса у них были уже сформированными.       — Эм-м, — ехидно протянула в ответ Мелизинда, — напомни, что там было по поводу договоров в процессе выполнения миссии?       Внутри у Доктора всё сжалось в ответ на эти крайне далечные слова — и тут же отпустило, так как его помощница, хохоча, пулей вылетела за дверь. Без предисловий вцепившись в его запястье мокрой, кое-как оттёртой от масла рукой, она потащила его в сторону гардеробной, делая страшные глаза и прижимая палец к губам. Хотя, конечно, сначала надо было и её отмыть, а уже потом идти за одеждой и разговаривать о делах, но Доктор всё-таки не стал на этом настаивать: Мелизинда росла в начале XXI века, да ещё в семье методистов, и стесняться наготы для неё было вполне естественно. Пусть ванная вполне могла зайти за школьный стадион, она всё-таки была одна. Раз уж ребёнок решил уступить очередь своему гостю и под это дело поговорить с глазу на глаз, то почему бы и не помочь найти одежду подходящего размера…       Оказавшись в гардеробной и подперев спиной дверь, Мелизинда немедленно выдохнула:       — Месье Паганель, у меня к вам очень серьёзный разговор, — судя по её вытаращенным глазам, речь шла не только о чём-то важном, но и пугающем.       Доктор кивнул:       — Я тебя слушаю, Мелизинда.       — В общем… — она замялась и отвела взгляд, — я уже поняла, что с далеками вы не друзья, и Патрик вам не нравится…       — Кстати, — незамедлительно ввернул Доктор, — почему Патрик?       — Потому что я так решила, — нахмурилась Мелизинда. — А то по номеру его называть слишком долго. Но вообще-то, дело не в нём, а во мне… Ой, а где К-9?       И она оглянулась на дверь.       — Наверху, с коконом, — Доктор почти жалел о том, что робопёс сейчас не может следить за каждым шагом «Патрика». Пришельцу он ни на миг не доверял и довериться бы не смог, вне зависимости от того, как к нему относилась ассистентка.       Мелизинда пожевала губу, потом зажмурилась, вдохнула поглубже и выпалила:       — Фигня в том, что я, типа, тоже как он. По-настоящему. Без шуток. Тот самый ребёнок, который исчез в Котле Времени. И если вас это бесит, то верните нас, пожалуйста, на Землю, ко мне домой, только, чур, чтобы без ошибок. Пат разбирается во всяких время-шремя-штуках и что-нибудь придумает. Мы продолжим поиски последнего ребёнка сами. Пат сюда за этим и пришёл — среди похищенных малышей была его сестра.       Если начало фразы уже вышибло Доктора в астрал, то финал чуть не довёл до двойного инфаркта.       — Сестра?! — фальцетом вскрикнул он. — Откуда… у далека… может быть… сестра?!       Мелизинда заметно перевела дух и приоткрыла один глаз:       — Ну, вообще-то, если вы, типа, не забыли, Контролёр Времени говорил о естественно рождённых детях, так что почему бы и нет. Мы с Патом оба ЕРД, только у него номер тридцать шесть, а у меня девятьсот. Он, правда, не хотел, чтобы вы это знали, но вам я доверяю больше, чем ему, и надеюсь на ваш опыт.       Естественно рождённый далек. Вот тут. Перед ним. Умеющий заразительно смеяться, играющий на валлийском трипле, любящий приёмных родителей, неунывающий, всегда поющий, смачно трескающий яблоки… далек. И главное, это объясняет абсолютно все странности спутницы. Если вселенная хотела треска Докторских шаблонов, то она своего добилась: Мелизинда положила на лопатки даже Мать Скаро с её закидонами. Та всё-таки была настоящим поликарбидным монстром, несмотря на недокрученные винтики в мозгах, но заподозрить не паразитную программу, а чистокровного далека в этом абсолютно земном ребёнке, едва закончившем школу, даже у него фантазия не довернулась. Потому что ничто на свете не может сделать далека хорошим.       — Так, — сказал Доктор, чтобы что-нибудь сказать и прийти в себя, — так. Ты — пропавшее дитя, одно из четырёх.       — Типа того, — мелко и очень испуганно кивнула Мелизинда. — Криллитане это уже знают.       — Хотя бы ясно, откуда взялся белый свет из твоих воспоминаний…       — Типа того, — повторила Мелизинда. — И все прочие заскоки. Простите, что я попыталась вас убить и повредила ТАРДИС. Я не хотела. Просто… Это было очень резкое переключение. Не оправдание, конечно… Но, кажется, сейчас у меня начинает получаться контролировать память.       — Это всё неважно, — отмахнулся Доктор, пристально глядя на ассистентку. — Ты — пропавший ребёнок. Генно-модифицированый далек, — Мелизинда опять зажмурилась и втянула голову в плечи. — Попавший в Котёл Времени. Кто-нибудь ещё, кроме нас и криллитан, об этом знает?       — Не-а, — несчастным голосом выдавила Мелизинда. — Только далеки.       Доктор вцепился в волосы и застонал на всю гардеробную, лихорадочно соображая, что же делать. Пока вырисовывалось только одно:       — Значит, так. НКВД уже в курсе или вот-вот будет в курсе. У меня грустная новость, Мелизинда — если ты была в Котле и вырвалась из него, то ты единственный объект во вселенной, связанный с альтернативной сетью времени, созданной криллитанами, их якорь. И за тобой сейчас начнётся охота всех темпоральных спецслужб. Поэтому единственное безопасное для тебя место — здесь, на ТАРДИС. И то вопрос, надолго ли. Чем быстрее закончится история с Котлом Времени, тем для тебя лучше. Поэтому… придётся потерпеть твоего Патрика — если, конечно, он не будет строить из себя далека и качать права. Иначе пойдёт своим ходом по Вихрю, — и Доктор значительно воздел палец.       Мелизинда снова приоткрыла один глаз и совсем горько прошептала:       — С ним тоже типа проблема… Только сделайте вид, что я вам не проболталась. Он, типа, это… принц. То есть, — затараторила она полушёпотом, — я не уверена, что у демонов есть такое понятие, но он сын их правителя.       И вот тут Доктор осознал, что у него предынсультное состояние, потому что слишком хорошо знал Императора далеков и легко просчитал его самую очевидную реакцию на появление «наследничка» из люфта — поизучать и нашинковать. А учитывая, что парнишка сбежал, то сначала любой ценой догнать. А потом всё-таки поизучать и нашинковать. В общем, синяя будка на глазах превращалась в объект вожделения всего мироздания.       — От кого хоть, не знаешь? — простонал он, считая свой вопрос чисто риторическим и не надеясь на ответ.       Тяжёлый вздох:       — От Матери Скаро…       Доктор издал невнятный возглас, напоминающий последний протест петуха, которому сворачивают шею перед тем, как сунуть в суп. Смешать в равных пропорциях бесстыжие манипуляции НКВД, криллитанскую жажду власти, холодный расчёт далеков, злобу их Императора, коварную находчивость ТМД, взболтать миксером, принимать натощак по полстакана три раза в день… Давненько ТАРДИС не бывала в подобных переделках. А что у него есть в ответ? Синяя будка сороковой модели, доработанная на коленке, робопёс с привязкой к начальнику Небесного Комитета — по сути, засланный казачок, — непонятный кокон и два, гм, попадалека, которым просто негде искать поддержки в этом недобром мире, кроме как у галлифрейского ренегата. И надо нацепить маску абсолютной самоуверенности и сделать вид, что происходящее в порядке вещей и что выкрутиться им будет элементарно просто.       Короче, всё как обычно.       Доктор мрачно надвинул котелок на лоб и пошёл шариться по полкам в поисках чего-нибудь подходящего по размеру для «Патрика».       — Пока план такой. Я сумел активировать программу раскрытия кокона, но там хитрый замок, и потребуется некоторое время на то, чтобы его расшифровать. В Рил возвращаться нельзя — сейчас тебя быстро разыщут, максимум через неделю. Надо как-то сделать так, чтобы все потеряли к тебе интерес, и я подумаю над этим.       — Лучший вариант — убрать угрозу Котла, — слабым голосом пропищала Мелизинда. Похоже, она до сих пор не поверила, что он не собирается её никуда выгонять. А он даже не представлял, что будет делать с детишками и как относиться к ситуации, в которую его, не задумываясь, загнала ассистентка.       Доктор всегда был против расизма, но одно-единственное слово на букву «д» настолько лишало его адекватности, что он сам себя стыдился. Ничего не скажешь, далеки постарались собрать в себе всё, что он ненавидел и чего боялся; возможно, у них было даже больше общего, чем он решался признать и чем они любили тыкать ему в нос. И глупо было бы отрицать, что во многом они такими стали по его вине. Но отвращение и гнев по отношению к этим, в сущности, несчастным созданиям запросто глушили резиновую толерантность Доктора. Обычно он ухитрялся найти подход к кому угодно. К ледяным воинам? На раз. К сонтаранам? Да не вопрос. Вашта нерада? Как два пальца об косяк. НКВД? Раскорячимся и найдём. Но далеки — это совсем другое дело. Зная их, как свои пять пальцев, прекрасно понимая мотивы любых их поступков, предсказывая любые их финты с практически стопроцентной вероятностью, он всё равно чувствовал, как его колотит от гнева и, увы, страха, едва в поле зрения появляется знакомый синий огонёк. Никакое хорошее отношение к одному-единственному уроженцу Скаро не смогло это исправить — скорее, исключение в лице ТМД усугубляло общее положение вещей и подчёркивало правило. И конечно, далеки платили той же монетой, ненавидя и боясь Доктора до такой степени, что не могли это скрыть под бронёй.       Он не выносил далеков. И проблема была в том, что его спутница тоже оказалась далеком, пусть даже генетически модифицированным — а значит, каждый день, каждый час, каждую минуту он будет бояться, что вот сейчас ей сорвёт крышу и она пойдёт вразнос, выкрикивая главный идеологический лозунг своего народа и стирая в пыль всё на своём пути. Ровно то, что уже один раз случилось и стоило ТАРДИС куска консоли. Именно это и нервировало больше всего.       Что ещё позорнее, всё шло нормально, пока Доктор принимал Мелизинду за человека. Ну, почти школьница. Ну, умненькая и смелая. Даже известие о её инопланетности ничуть не заставило задуматься — в конце концов, такое происхождение многое объясняло. Но связь Мелизинды с далеками выбивала из колеи, и если бы девочка попала на Землю, а не на Скаро, он бы никогда за ней не вернулся, чтобы не разочароваться окончательно. Впрочем, сейчас у него появилась слабая надежда, что ребёнок справится с разрушительным началом внутри себя. Ведь справился же Сэк после мутации, сумел же он оценить идеологию своего народа с другой стороны и понять, насколько она чудовищна. А ещё была Освин, которая смогла остаться человеком и умереть человеком, несмотря на то, что с ней сделали.       Но он не спас ни Сэка, ни Освин. Может быть, Мелизинда?..       …Вот только горбатого могила исправит. Надейся, не надейся, а на ситуацию следует смотреть трезво. Сколько продержался бы Сэк, прежде чем проснулась его оглушённая трансформацией, но всё же намертво «прошитая» программа? Сколько продержалась бы Освин после необратимой мутации? Лозунг «уничтожить» — он как хроническая болезнь, вылезает в самые неподходящие моменты, и хорошо, если его удастся направить не на то, что под руку подвернулось, а на то, что нужно, как было в случае с Ржавиком. Далека перевоспитать невозможно. Уж сколько пробовали, никто не сумел. Сколько он сам сил в эти попытки вгрохал – страшно вспомнить, особенно в Мать Скаро, которую по привычке называл ТМД.        (Он стоит, стараясь не ругаться и держать фасон, и мрачно глядит на скарианское чудовище в допотопном танчике с маркировкой младшей чёрной элиты, шантажом ворвавшееся в его любимую синюю будку. Надо бы избавиться от нахальной твари, но, во-первых, только она знает, что случилось с его пропавшими друзьями, а во-вторых, она сумела пробудить в хозяине ТАРДИС изрядную долю любопытства. Нечасто встретишь далека с расширенным словарём и богатой метафорами речью. А уж далек, будучи вроде как в здравом уме и трезвой памяти, добровольно опустивший оружие при виде старого врага — это нонсенс, у этих гадов на уровне инстинкта прошито не убирать ствол рядом с Доктором, даже если они на переговорах. Что-то тут не так. Где-то тут враньё. Далеки не могут жить без того, чтобы не сделать гадость кому-то, кто не в поликарбиде, особенно если это Доктор. Они наверняка что-то задумали, подсунув ему странную особь с удивительно необычным поведением.       Тем временем тварь пялит на него синюю линзу визора и с расстановкой чеканит слог за слогом:       — …персональный позывной, который ты мог бы принять, как имя, я называть не стану. Во-первых, тебе всё равно не оценить его красоту, — и это сказал уроженец Скаро? Это же цивилизация абсолютной утилитарности, и до сих пор там ценилась эстетика ненависти и инвентарных номерков, а не слов… — а во-вторых, ты тоже никогда не представляешься по имени. Так что ты — Доктор, а я — твой маленький далек.       И снова здравствуйте. Танчики умеют удивить, когда хотят. Далек, который, фактически, сам предлагает прозвище? Как говорится, с этого места поподробнее, пожалуйста. Но пока надо скрыть вспыхнувший интерес к подозрительному гостю и как-то сократить бесконечно длинное «твой маленький далек». И Доктор спрашивает, прикрывая оживление унылым скепсисом:       — ТМД? — следует ожидать, что далек (точнее, если верить сканеру в отвёртке, далечка) от сухой аббревиатуры переключится на более стандартное поведение, но как бы не так, ответ даже у ТАРДИС способен выбить все предохранители:       — Terror. Murder. Destruction. Мне нравится. Можешь звать «ТМД»).       Доктор задумчиво улыбнулся, вытягивая с полки безразмерную водолазку. Кто бы мог подумать, что незаметный лейтёха-архитектор вырвется в высшую элиту и станет императорским советником? Он-то с самого начала подозревал, что старушка ТМД, фигурально выражаясь, носит совсем другие погоны и работает под прикрытием, но ошибся — она действительно проделала невероятную для Скаро карьеру благодаря собственному уму и находчивости, а также привычке Императора чудить и иногда прибарахляться всем, что способно ему пригодиться в режиме «может быть, когда-нибудь, по случаю». Если бы не это, то не было бы ни ТМД, ни Культа Скаро, ни целой цепочки Контролёров и Стратегов Времени, каждый из которых ухитрялся отмочить что-нибудь в равной мере суровое и опасное для своей цивилизации и для всех космических соседей, нечаянно попавших под раздачу. Но всё же вздорную коротышку из Новой Парадигмы не удалось переставить на новые рельсы, даже несмотря на то, что её много лет качало между далеком и каледом, и на то, что она всегда сначала думала, а потом в совещательном порядке предлагала пострелять. И с Мелизиндой наверняка получится то же самое. Больше нельзя вестись на любовь к музыке и наивные глаза. Как только удастся — если удастся — разобраться с Котлом Времени, детей из люфта следует немедленно вернуть домой ради безопасности окружающих. Их можно было бы и прямо сейчас туда отправить, но не факт, что Котёл отпустит добычу и не найдёт способ притянуть её к себе обратно, поэтому пока не стоит выпускать Мелизинду из поля зрения…       А ещё далеки на хвосте. Император ни за что не потерпит сыночку-кровиночку и ещё двух детишек из люфта — тут даже его заскоки и чудачества не проснутся. Потому что ничто на свете не изменит природу далека, а пример Мелизинды — Доктор осторожно обернулся через плечо и бросил взгляд на девушку, всё ещё подпирающую дверь с зажмуренными глазами, — доказывает обратное. Ребёнок изменился, причём настолько, что почти перестал быть далеком, практически полностью обуздав скарианское начало. И никто не говорил, что его шкафообразное высочество не способно на то же самое, это и Вечный сразу поймёт, не то, что правитель Скаро... Выходит, твари из люфта сделались другими, не такими, как их предки — иначе бы то, что произошло с Мелизиндой, было бы невозможным. Значит… План сработал.       Жаль, что только в люфте.       Так. Безразмерное бельё, водолазка, земные джинсы — благослови Время их изобретателя, — и неприкрытый подарок от ТАРДИС, армейские ботинки сорок восьмого размера, выставленные на самом виду. Но вообще, с одеждой на такого крупного парня придётся что-то придумывать, много её не наберётся. Доктор никогда не разживался большим количеством барахла, которое он сам не мог надеть, и ещё ни разу не регенерировал в двухметрового бугая — просто держал что-то по мелочи на тот внезапный случай, если у него объявится чрезвычайно крупный спутник или ему не повезёт с новой внешностью.       Ладно, пока кое-что нашлось, и это решало проблему на те несколько часов, пока дети отмываются, отъедаются и отсыпаются. Потом всё может измениться — втроём они найдут во что влипнуть, тем более при текущем раскладе дел. Так что парочка комплектов запасной одежды не помешает даже скарианину. Но всё же сначала попадалекам надо дать отдохнуть и прийти в себя — а там, глядишь, старушка ТАРДИС решит пожалеть люфтового беспризорника и расщедрится на что-то, кроме обуви. У неё же есть программа синтеза не только комнат, но и амуниции под характер членов экипажа на основе телепатии — не зря ботинки-то армейские…       — Я сам отнесу одежду твоему Патрику, — заключил Доктор как можно более весёлым голосом; наверное, получилось слишком наигранно, но сейчас даже его актёрское мастерство начало хромать. — А ты подбери что-нибудь для себя.       — Халатом пока обойдусь, — ответила Мелизинда, наконец-то слегка расслабляясь. — Если честно, то мы с Патом ужасно вымотались… Ой, кстати. Доктор, а у нас, типа, есть какое-нибудь антирадиационное лекарство? А то я дозу схватила. Меня, конечно, подлечили, но я не знаю, насколько.       Тьфу ты. А всё он сам и виноват, что девочка влипла — на координаты надо почаще смотреть. Теперь понятно, почему у Мелизинды на голове какой-то взрыв на макаронной фабрике из коротких прядей вместо забавной косички набекрень.       — Тебя лечили далеки? — уточнил Доктор.       — Ну, типа, да. Двое суток — полный курс, и ещё два раза на третий день. Типа, сорок уколов от лучевого бешенства. А потом нас криллитане спёрли.       Если это регенератор скарианского производства, то этого должно быть более чем достаточно для полного исцеления, тем более человекообразного далека. Но медосмотр, и лучше профессиональный, всё же не помешает.       — Выспишься и отдохнёшь, потом подумаем и над этим вопросом тоже, — заключил Доктор, прикинув, что Патрик даст ему более подробный отчёт о состоянии здоровья спутницы. В конце концов, у кого тут дозиметр в глаза должен быть встроен по умолчанию, у галлифрейца или всё-таки скарианина?       Со стопкой одежды, увенчанной новыми ботинками, и насвистывая любимую песенку, Доктор заглянул в ванную, где гость ещё воевал с душевой и мылом, и пошёл на кухню, готовить омлет и искать по холодильникам клубничный йогурт. Надо хотя бы попытаться изобразить гостеприимство, чтобы не уподобляться некоторым.       Патрик появился через двадцать минут и застыл в дверях каменным изваянием — чистый, подтянутый, аккуратный и всё ещё страшно настороженный. Жёлто-зелёные глаза цепко изучали Повелителя Времени. Гражданская одежда в сочетании с военной выправкой скарианина выглядела, как форма неизвестной армии. На фоне гостя Доктор в зелёном фартучке, вооружённый кухонной лопаткой, чувствовал себя не как обычно, пронырливым лисом, а каким-то худосочным карликом. Грязь с себя демон ухитрился отодрать дочиста, хотя Доктору всегда казалось, что свежее, а не прогретое криллитанское масло можно смыть только скипидаром.       — Сядь, — он кивнул на ближайшую табуретку, понадеявшись, что та выдержит полтора центнера веса. — Мелизинда вкратце объяснила ситуацию с вами двумя.       — Сколько она рассказала? — тут же напрягся Патрик, даже не подумав войти на кухню.       — Достаточно, чтобы я понял обстановку и был готов предоставить вам убежище от всех, кто непременно захочет вашей скорой смерти, — ответил Доктор, хлопоча по кухне. — Ты не в люфте, тут темпоральные организации не в загоне, а действуют на всю катушку, да и местная версия твоего отца вряд ли пришла в восторг от наследничка. А Мелизинда — единственная, кто связан с альтернативной системой времени. За вами сейчас все в погоню бросятся — и далеки, и Галлифрей, и монане с неккистанами, и Министерство Охраны Времени из Второй галактики, и собственно криллитане, которым вы нужны до зарезу. Тебе мало? Нет, ну конечно, ты можешь гордо отвернуть свой даледианский нос, взять её в охапку и попытаться побегать в салочки со всеми, кто хочет ваши головы, — тут я тебе ничего противопоставить не смогу, — он достал тарелку. — Объективно говоря, ты попросту сильнее. Но ТАРДИС тебя к управлению не подпустит, так что толку тебе от моей смерти будет ноль, если ты планируешь угнать мою машину времени.       Доктор говорил вроде бы неторопливо, но ровно в таком темпе, чтобы не дать собеседнику и предлога воткнуть, хотя Патрик пару раз явно хотел возразить.       — Так что на твоём месте, — закончил он, — я бы воспользовался возможностью бегать от всех с комфортом. Единственное моё условие — я не люблю далеков, поэтому выброси вашу жуткую идеологию в помойку и оставь все радикальные предложения при себе. Слово «уничтожить» и его синонимы на борту под запретом, — Патрик опять попытался что-то сказать, но Доктор собаку съел на том, чтобы грамотно затыкать собеседников. — Садись, короче. Омлет будешь? Или лучше клубничный йогурт?       Патрик всё-таки сел, только очень осторожно — табуретка заскрипела, но выдержала, — и ковырнул вилкой содержимое услужливо подставленной тарелки. Но сказал он совсем не то, что можно было от него ожидать. Не возражения, не попытки спорить или качать права, а только задумчивое:       — Значит, ты действительно тот самый Доктор.       — Тебе обо мне вообще знать не положено, — буркнул Доктор, суясь в духовку, где таяли и оплывали нежно любимые Мелизиндой тосты с сыром. Придётся поставить плиту в режим остановки времени, или они пересохнут. — Меня не существует, и всё такое.       — Я знаю, — просто ответил Патрик. — Когда я был маленьким и плохо соблюдал режим, мама рассказывала мне истории о Хищнике из Синей Будки, чтобы я слушался. Они были страшными. Я боялся, — прозвучало это очень спокойно, простая констатация факта, и это внезапно немного расположило Доктора к гостю, так как далек, осмелившийся признать свою слабость хоть в чём-то, не мог не вызвать у него капельку уважения. А следом за этим, естественно, зашевелилось раздражение на самого себя за симпатию к идеологическому противнику.       — Далеки, рассказывающие маленьким далечкам на ночь сказки о страшном Докторе из ТАРДИС, — сморщился он. — Я сейчас умру от мимимишности.       И с грохотом уронил сковородку в венерианскую посудомойку бог весть какой давности. Патрик благоразумно промолчал, аккуратно, но быстро уписывая омлет.       — Нет, ты мне скажи, — всё так же раздражённо начал Доктор после короткого молчания, но потом спохватился, что совсем из себя вышел, а высокоинтеллектуальные споры на кухне — привилегия советской интеллигенции, а не галлифрейского дворянства, и прямо на середине фразы круто повернул разговор в другую сторону, — какую дозу схватила моя ассистентка?       — Поправится, — флегматично пожал плечом Патрик, настолько знакомо, что у Доктора перехватило дыхание. Именно сейчас, при этом жесте, с вилкой, с которой свисал кусок яичницы, с этим взглядом исподлобья и с убийственно-спокойным выражением лица, скарианский мальчишка вдруг стал отчаянно похож на свою взбалмошную матушку. Не хватало только сигареты в другой руке. Или хотя бы бутылки клубничной «Активии». — Она уже в порядке. Осталось провести гигиеническую процедуру для удаления отмершего эпидермиса, и можно констатировать выздоровление. Возможность отдалённых последствий облучения полностью нейтрализована.       — И на том спасибо, — буркнул Доктор.       Только сейчас его буквально стукнуло, что общение с демоном непременно повлияет на Мелизинду. Пусть неосознанно, но он станет давить на неё каждый миг, пока они будут рядом — поведением, идеологией, просто самим фактом своего существования. Мелизинда выиграла только первое сражение с далеком внутри себя, но победа её альтер-эго с таким примером перед глазами будет не за горами. Впрочем, если подумать трезво, какая разница? На Землю её возвращать нельзя, ей прямая дорога в люфт. Может, и к лучшему, если они с пацаном наладят отношения сейчас, а не потом.       Патрик, всё ещё сверлящий хозяина ТАРДИС настороженно-холодным взглядом, прервал его размышления, в свою очередь сменив тему разговора:       — Что за кокон?       Теперь уже Доктор пожал плечами:       — Не знаю. На нём хрононный замок на двадцать миллионов мгновений. Сейчас подбираю код, — то есть подбирали-то его робопёс и машина времени, но он привычно счёл их достижения собственными.       — Я могу помочь?       Конкретен, как типичный далек. Гм, почему «как»?       — Можешь. Но только когда поешь и отдохнёшь. Не хочу, чтобы твоя маменька гонялась за мной с нейробластером и орала на весь космос, что я плохо обошёлся с её ребёнком.       Жёлто-зелёные глаза на мгновение стали гораздо холоднее:       — Здесь ей всё равно. Она далек, и я не её ребёнок.       Интересная реакция. Пацан ведёт себя так, словно ему это не безразлично. А это странно. И не по далечному уставу.       — Ну, — с насмешкой протянул Доктор в ответ, — твоя матушка — необычное существо, она и уматерить может.       — Подтверждаю, именно уматерить, — уголок рта Патрика дёрнулся в каком-то неумелом подобии улыбки. — Она уже меня не приняла, хотя знала о моём существовании. Я ей здесь не нужен.       — А там? — с неожиданной для самого себя живостью поинтересовался Доктор. Патрик всё-таки отличался от известных ему генетических модификантов со Скаро, но насколько глубоки эти различия и насколько они выбивают мальчишку из традиционных даледианских рамок, ещё предстояло понять.       — Там… Да, — задумчиво ответил Патрик и тут же спохватился, — но она сейчас в гневе и сама меня расстреляет, если к моему возвращению выйдет из госпиталя. Я нарушил её приказ и приказ командования не преследовать криллитан.       Ах, так вот почему версия ТМД из люфта не могла с ними встретиться. Ну, Контролёр Времени, ну, иезуит. Как сформулировал-то, «Мать Скаро в госпитале с пострадавшими» — зная старую подружку, нипочём не заподозришь, что она на больничной койке валяется, а не потрошит память сослуживиц с помощью зонда, стараясь узнать что-нибудь о планах криллитан.       — Смотрю, вы жертвуете детишками, не чихнув, — Доктор вроде и не хотел съязвить, но не удержался от подколки. И ещё ему было нужно поглядеть на ответную реакцию. Но ожидаемой экспрессии а ля ТМД или ответного сарказма в духе Контролёра Времени не последовало — Патрик проглотил последний кусок омлета и ответил предельно нейтральным голосом:       — Ошибка. Мама была права. Ты нас не понимаешь. Поэтому воздержись от подобных суждений… если намерен искать компромисс, — и тут же перевёл тему, как и сам Доктор несколько минут назад, остановив этим возможный спор: — Как на твоём корабле принято обходиться с тарелками?       Доктор молча ткнул пальцем в сторону посудомойки. Далек, сам разберётся. Пожалуй, чутьё не обмануло — в люфте явно происходило что-то любопытное, не зря мальчишка вёл себя необычно для уроженца Скаро. Конечно, не настолько, насколько его мать, но сейчас он явно предпочёл действовать в её манере и опереться на её опыт и знания, а не хвататься за устав и пытаться форсировать события в лучших традициях поликарбидных тварей — «Вези в Стокгольм, или будешь уничтожен!» Может, наследственность, а может, и впрямь что-то изменилось. Это было очень, очень любопытно. Да и Контролёр Времени выделял детей, рождённых естественным путём, а не в пробирке, и, похоже, их опасался… Чем эти самые дети отличаются от искусственников, выведенных на конвейере, Доктор уже почуял — раньше понятия «детство» и «юношество» на Скаро отсутствовали как факт, но сейчас на ТАРДИС находились именно юноша и девушка, а не взрослые в вечно молодых телах. Патрику ведь не меньше двух сотен лет, в этом специалиста не обманешь — а он всё ещё… мальчишка. Затянутое взросление? Нет, в таком далеки точно не заинтересованы. И имеющийся перед глазами пример ведёт себя вполне по-взрослому, ну, то есть на уровне обычного далека из высшего комсостава. Но тогда почему от него исходит странное ощущение не-взрослости, почти отрочества? Видят ли это сами демоны? Это ли пугало Контролёра?       Патрик, уже опускавший тарелку в посудомойку, вдруг насторожился, словно к чему-то прислушиваясь. Доктор тоже навострил уши — и улыбнулся.       — Звук, — с подозрением в голосе сказал демон.       — «Кобыла Мишао».       — Объясни?..       — Мелизинда дорвалась до арфы и спускает стресс, — хмыкнул Доктор, выдержав театральную паузу. Опять кого-то понесло по бретонским песням, причём по не самым добрым.       — Арфа. Музыкальный инструмент с Сол-3. Звук, родственный «напеваю». Подпадает под определение «музыка» из расширенного словаря понятий. Угрозы не несёт, — выдал Патрик с расстановкой и опять расслабился.       — Угрозы?! — возмущённо фыркнул Доктор. — Конечно, металертовый ты лоб! Это музыка, и она прекрасна!       Хотя, если честно, «Кобылу Мишао» сложно назвать прекрасной, если знать содержание. Да и мелодия походила не столько на an dro*, сколько на злое заклятье — а какой ещё привкус может оставить песня, начинающаяся со слов «через десять лет я умру»? Да ещё с обратным отсчётом в начале каждого куплета — через девять лет, через восемь лет…       «C’est еn dix ans, je m’en irai. J’entend le loup et le renard chanter. J’entend le loup, le renard et la belette, j’entend le loup et le renard chanter»**. Похоже, у арфистки и впрямь волки на душе выли, если она драла струны с такой яростью, что это было слышно даже отсюда.       — Вот что, иди-ка и приведи поесть эту соломинку, даже если она не вымылась — велел Доктор. Он не верил, что Мелизинда, как любая нормальная девчонка, уложилась с ванной всего за десять минут. Скорее, она решила сначала пообщать Телин, ведь они четыре дня не виделись. — А то она со своей арфой про всё на свете забудет.       Патрик приоткрыл рот, явно собираясь ответить по уставу, но всё-таки не выдал стандартное «я подчиняюсь» — наверное, спохватился, что для Повелителя Времени это слишком жирно будет, — поджал губы, кивнул и вышел.       «C’est еn sept ans, je m’en irai. La jument de Michao a passе́e dans le prе́. La jument de Michao et son pе́tit poulain a passе́ dans le prе́ et mangе́ tout le foin...»*** — и тут мелодия прервалась. Потом раздались приглушённые вопли Мелизинды. Что ей в ответ говорил Патрик, слышно не было, но очень скоро он появился на пороге, спокойный, как танк, и со злой, брыкающейся, раскрасневшейся и неожиданно вымытой арфисткой под мышкой.       — Гигиеническая процедура проведена некачественно, я проверил, — сообщил он. — Предлагаю изъять источник музыки до выполнения прямых обязанностей по бортовому расписанию. Разреши-и?       — Доктор! Представляете, он хотел снять с меня халат! — одновременно с ним завопила Мелизинда во всё горло. — Извращенец! Придурок! Пусти уже, амбал, слышишь?!       — Я проконтролировал качество гигиенической процедуры, — холодно повторил Патрик, даже не думая поставить её на пол. — Криллитанское масло въедается. Ты не могла хорошо отмыться от него за такое короткое время. Ты будешь наказана.       — Да ты охренел, что ли? Здесь ты не там, а я на ТАРДИС! Как хочу, так и хожу, и ты мне не командир!!!       Доктор чуть не расхохотался в голос, настолько комично выглядели скарианские дети. Мелизинда и так-то была худой, но на фоне Патрика действительно смотрелась соломинкой. А её горячность в сочетании с ледяным лицом его высочества ещё больше подчёркивала разницу между ними.       — Ты была моим стажёром. Пока я здесь, я за тебя отвечаю, — продолжил выговаривать Патрик в ответ на возмущённые вопли.       — Чёрта с два, прости, господи! — ещё громче заорала Мелизинда, дёргаясь изо всех сил. — Святой Деви, уберите куда-нибудь этого придурка!       — Отпусти её, — рассмеялся Доктор, не выдержавший и решивший спасти ассистентку от даледианской педагогики. — Игра на арфе — её штатная обязанность и включена в бортовое расписание.       Патрик молча разжал руку. Мелизинда тут же грохнулась и зашипела, скорее от возмущения, чем от боли.       — Игра на арфе как-то помогает выполнению текущей боевой задачи? — уточнил Патрик.       — Придурок, — раздался стон с пола, но Доктор лучше ассистентки представлял, что отвечать далекам на их идиотские вопросы, и не замедлил сообщить:       — Её игра на арфе помогает мне лучше думать, если уж тебе так надо логическое обоснование для её упражнений.       В глазах Патрика мелькнуло что-то вроде «понял, отметил», и он молча кивнул, снова опускаясь на жалобно заскрипевшую табуреточку. Мелизинда встала, потирая локоть и в который раз ушибленную коленку.       — Плохо падаешь, — заметил Патрик. — Неумело. Я займусь твоими тренировками.       — С какой стати?!       Доктор хмыкнул, но ничего не сказал — достал из духовки тосты с сыром, переложил на тарелку и поставил на стол.       — Ешь давай, а не вопи.       — Не, ну а чё он?..       — Но ты действительно неуклюже падаешь.       Мелизинда, уже плюхнувшаяся верхом на табуретку и несущая ко рту бутерброд, остановила руку на полпути, обвела их обоих тяжёлым взглядом и вдруг неестественно серьёзно спросила:       — А вам не приходит в голову, что я не хочу уметь? Как раз потому, что это знание у меня на самом деле есть?       Доктор замер посреди кухни, сразу поняв смысл сказанного, а Патрик уставился на Мелизинду, как на нечто невероятное:       — Ты что, сознательно испортила боевую моторику?       — Я же говорю, ты низкоинтеллектуальный бетон, — так же тяжело и серьёзно ответила Мелизинда. — Я хочу жить там, где живу, и так, как живу. И для этой жизни мне не нужны боевые рефлексы. Всё. Больше мы эту тему не поднимаем. Это приказ.       — У тебя недостаточный ранг, чтобы отдавать мне приказы, — Патрик даже кулак сжал от гнева, пока Доктор пытался вспомнить, как дышать. Вот оно, то, что его пугало. Уже близко, очень близко. Дракон Мелизинды вновь поднял голову и огляделся, решая, не пора ли подниматься на крыло.       — Но по-другому ты не понимаешь, — она откровенно сморщилась. Потом повернулась к Доктору и заговорила обычным голосом: — А у нас яблочный сок есть?       И захрустела тостом.       — Для тебя — всегда есть, — растянул в резиновой улыбке губы Доктор и отвернулся за стаканом. Мелизинда не хотела помнить, старалась не помнить — а он сорвал печать с её памяти. Винить можно только себя, но как же тяжело держать хорошую мину при плохой игре, видя, как друг по кусочкам теряет человеческое лицо, и из-под него начинает светить синий визор…       …Позже, разогнав детишек по каютам отсыпаться, он ушёл в глубины ТАРДИС на поиски своей старой художественной студии, а потом часа три медитировал над листом торшона и фарфоровой палитрой с акварелью, глядя, как под рукой словно сам по себе проступает пугающий образ — хрупкая девушка, превращающаяся в далека.       ЕРД-36 мучился, пытаясь заснуть, но это выглядело невыполнимой задачей. Он впервые встретился с проблемой, которую не смог разрешить, и имя ей было «паника». Оказывается, он способен испытывать негативное чувство сильнее всех инструкций, затапливающее от пяток до макушки, заставляющее цепенеть и едва шевелить губами. Работа и строгие правила этикета научили его хорошо притворяться и управлять выражением лица, когда надо, но что было делать сейчас, когда никакое напускное спокойствие не могло скрыть дрожь и слабость в коленях? Самый жуткий ночной кошмар, самая страшная мамина сказка — во плоти, и он — в её логове и в её власти.       Хищник из Синей Будки. Тот, кто голыми руками побеждал армии далеков.        (— Но, мам, у Доктора даже не было гамма-бластера! Как его можно бояться?       — А знаешь, почему твоего отца боятся и уважают все демоны? Потому что у него хватает смелости жить без оружия. Вот и с Хищником было то же самое, усвоил?       — Но я не понимаю, как он выигрывал сражения.       — Интеллект. Доктор не тратил время и ресурсы мозга на боевые рефлексы и полностью концентрировался только на поиске уязвимого места противника. А потом прицельно бил в него. Кстати, я тебе рассказывала о том, откуда на Сол-3 появилась идея всеобщей информационной сети? Про хроношторм?).       Тот, кто несёт с собой бурю.        (— …тогда он перебросил «Башню Зиноса» из Лондона обратно по темпоральному тоннелю, в самый центр Кааланна, вместе с работающим излучателем мнемоконтроля. И сбил тоннель самым грубым и разрушительным способом — создал критическую разницу темпоральных потенциалов. Вспышка неконтролируемой агрессии из-за мнемоконтроля, плюс разрушения от хроношторма, плюс обстрел излучателей с орбиты. Это стёрло центр столицы в пыль и уничтожило три четверти населения. Даже твой отец едва не погиб****.       — Мам, а это было страшно?       — Да, потому что далеки не могли проконтролировать процесс — тогда ещё не было хроноотдела в его нынешней форме, только лаборатории по исследованию Времени, и у нас ещё не существовало агрессиновой «понижайки» в фильтре. Потом город долго восстанавливали, и дольше всего разбирали небоскрёб. Кстати, несмотря на аварийное состояние «Башни Зиноса», её использовали ещё один раз — далеки Новой Парадигмы заманили туда одиннадцатую регенерацию Хищника во время кризиса с Изолятором.       — А, так вот откуда появилась та нестильная уродина в виде далека! Которая из старых хроник!       — ЕРД-36! Ты забыл про нормативы речи?       — Но, мам, здание действительно было нестильное, и ты сама так думаешь, я знаю.       — Зато оно выполнило свою функцию, заманив Доктора в одну и ту же ловушку дважды. Если бы это ещё помогло...).       Не помогло. Страшный Хищник из сказок был умнее любых ловушек.        (— Мам, а я его боюсь?       — Доктора? Нет смысла. Доктора больше не существует, и он за тобой не придёт. Кстати, он не выглядел страшным. Зато был самой лживой и двуличной тварью во вселенной. На первый взгляд, Хищник казался заурядным низшим существом, слабым и глуповатым. Ты ни за что бы не поверил, что он способен тебя победить, пока он тебя бы не победил. Без оружия, без армии, без флота, при помощи ума и — иногда — звуковой отвёртки. Вот этим он и был ужасен, а не внешностью).       Мама сказала правду. Рыжий тип, возникший на пороге пустого ангара, выглядел плутоватым, но не слишком умным, и в первый момент ЕРД-36 даже не счёл его достойным противником, несмотря на два галлифрейских сердца — но это продлилось ровно до того момента, как Девятисотка выпалила слово «Доктор». И вот тогда-то он испугался до остановившегося на миг дыхания, до ледяных слизеров в животе. Даже похищение матери и сестры, даже страшная авария на космическом крейсере, где он служил в подростковом возрасте, оказавшаяся тестом на выживание, не вызывали в нём такого глубокого животного страха и одновременно такого яростного желания уничтожить цель.       Доктор. Тот самый Доктор, который был стёрт из времени ради процветания Скаро, оказался жив-живёхонек в люфте. Только в этот момент Тридцать Шестой и понял, зачем мама рассказывала ему страшилки о Хищнике — со своей обычной предусмотрительностью она готовила сына к маловероятной, но возможной встрече с кровным врагом. Но это была подготовка к противостоянию, к войне, и никак не к альянсу. Что делать в сложившейся ситуации, Тридцать Шестой не представлял. Все его инстинкты в панике голосили, что надо уничтожить опасность, но разум понимал, что без галлифрейца решить поставленную задачу будет намного сложнее или вообще невозможно.       А ещё эта болтушка ЕРД-900. Сразу выдала союзничку всю секретную информацию, наглядно продемонстировав, кому она больше доверяет — сородичу или врагу. Тридцать Шестой сдержался и не поступил с ней так, как следовало в подобных случаях по инструкции, только ради сестры. Не стоило портить отношения с Хищником с самого начала, свернув шею его ассистентке, приговор можно привести в исполнение и потом. Мама всегда учила — нет возможности убить врага, заключай с ним временный альянс и используй, пока не появится шанс его уничтожить. Плохой союзник лучше, чем ещё один враг, и надёжное убежище тоже не лишним не будет. Придётся остаться на ТАРДИС, да ещё доказывать свою полезность, чтоб не выгнали на радость Императору далеков — уж кого ЕРД-36 точно следовало бояться до тех самых слизеров в животе, так это его. Несмотря на происхождение, отца Тридцать Шестой уважал и опасался, как и все остальные. Мама правильно указала на причину всеобщего почитания — демон, посмевший жить без оружия и берущий его только в самых крайних случаях, когда уже больше некому, пугал не меньше, чем сказочный Хищник. Вооружение не было предусмотрено ни на одной версии ИВСМ, как в древности, так и в современности. И если, будучи далеком, отец ещё порой влезал в обычный скафандр, то став демоном, он ни разу не вспомнил, где в Золотой башне валяется его штатная кобура с гамма-бластером. Ему это просто не было нужно; сын подозревал, что отец и с рук молнию сбросить не сумеет, даже если захочет. Да что там — единственный раз в жизни у Императора была возможность пристрелить Хищника, да ещё с минимальной дистанции, и что вышло — он промазал на пол-делера! Дважды! Как можно не бояться такого бесстрашия, такого наплевательского отношения к собственной безопасности? Тридцать Шестой всего четверо суток просидел без штатного пистолета и врождённых электроизлучателей в руках, а уже был готов биться головой о стены от чувства полной незащищённости, бессилия и какого-то иррационального стыда за собственную беспомощность. Такую же бурю, но в меньшем объёме, в нём всегда вызывал любой промах по цели, любой «косяк» в тире и на тренировках. А отцу было… как это… плевать на то, с какой стороны за пистолет берутся!       Нет, определённо, жить, как батюшка, ЕРД-36 никогда не сможет. И не прекратит уважать и бояться — а значит, при встрече с его местной версией почувствует то же самое, ни слова не скажет в свою защиту и ни единым пальцем не шелохнёт, чтобы себя спасти. Потому что не сможет не послушаться того, кто настолько его смелее.       Может быть, в чём-то Девятисотая и права, доверившись Доктору без оглядки. А может быть, она подменила им образ правителя, заложенный в неё через родителей — для этого сходства в личностных параметрах Хищника и батюшки вполне достаточно. Но у Тридцать Шестого не было достаточной подготовки, чтобы поставить диагноз наверняка, поэтому он приказал себе отложить все размышления на тему неисправностей ЕРД-900 в сторону и всё-таки заняться вопросом сестры. Каждый свободный рэл он пытался разыскать её по нити — но лишь чувствовал невнятное эхо, как от Девятьсот Третьей, так и по всем остальным направлениям, несмотря на то, что двое малышей уже погибли. Такое ощущение, что все четыре нити свились в одну, сумбурную и размытую по временам и измерениям, и теперь он чувствовал именно её, со всеми её извивами, глушащими настоящий сигнал. Всё-таки он был в люфтовой зоне, в чужом пространстве, и оно не слишком-то хотело принимать визитёров из другой половины мира, выглядевших для него событийной ошибкой. Попробуй-ка преодолей инерцию саморегуляции континуума!..       ЕРД-36 перевернулся на другой бок, но это не помогло ему выключиться. Тревожная, непривычная обстановка, плюс взрыв боевых гормонов – поди расслабься. А в мозгах крутятся, крутятся варианты дальнейших действий. Ему нужен транспорт, ТАРДИС вполне годится, но главным тогда придётся временно признать Доктора. И не показывать никаких эмоций по этому поводу, как это называется, маску надеть? Он пришёл сюда за сестрой — вот и надо её разыскать, а потом вернуться с ней домой, на законную выволочку. С пустыми руками лучше вообще не возвращаться…       Тридцать Шестой полежал рэлов пятнадцать на боку, вздохнул, перевернулся на спину, опять полежал рэлов пятнадцать и наконец сел, сдавшись — хватит уже вертеться безо всякого дела, как турбина на холостом ходу. Девятисотка-то, небось, свистит в две дырочки и ни о чём не думает, для неё окружающая обстановка куда привычнее, чем для него, а ему уже точно не уснуть. Он быстро оделся, расправил сбитое одеяло и вышел поискать Доктора. Может, если взяться за какое-нибудь дело, удастся немного сбросить стресс. Он уже видел, что недалеко от кают находилась винтовая лесенка: в воспоминаниях, полученных от матери, значилось, что на этой версии ТАРДИС существуют две винтовые лестницы, начинающиеся неподалёку от консоли, и одна из них как раз спускается в жилую зону. Вывод: если по ней подняться, то, скорее всего, удастся попасть к пульту управления и найти там хозяина страшной Синей Будки.       Медные просечные ступеньки жалобно и быстро прогудели под каблуками ботинок. Звук эхом раскатился по широкому залу. ЕРД-36 огляделся.       Да. Это точно была консольная из маминых воспоминаний — забитая бумажным хламом, с кучей потайных уголков, заставленных грязной посудой. Он наобум взял ближайший том, валявшийся на краю низкого стеллажа, и дал ему раскрыться на самой зачитанной странице, а уже потом бросил туда взгляд.       Туристический справочник по древним галактикам. Водопады Фрагозара. Очень ценная информация, несомненно, чтобы столько раз держать книгу открытой на этом развороте… Тридцать Шестой разочарованно вздохнул, захлопнул издание и положил обратно, ровно так, как оно лежало.       И тут опять началось — сначала ёкнула интуиция, а потом и зрение почти само собой перескочило в боевой режим. Демон подобрался и медленно сделал шаг назад, к лестнице — кто-то в помещении его просканировал с применением высоких технологий. Кто-то, кого он ещё не заметил.       Впрочем, этот «кто-то» не стал скрываться:       — Мистер, — раздалось в консольной, — согласно моим данным, вы — далек, как и мисс Милли.       Голос был механический и явно принадлежал машине, а не живому существу. Тридцать Шестой пригляделся и наконец обнаружил, что из-за консоли выглядывает железное подобие какого-то животного, ростом ему по коленку. Немедленно кинув в поисковик картинку и прогнав по программе сравнения, Тридцать Шестой обмер. Да уж, на ТАРДИС точно не расслабишься.       — Ты определён, как робот-секретарь Романадворатрелундар, — вот всю жизнь об этом мечтал! Мало было Хищника, теперь ещё и Снежная Леди, известная своей беспощадностью к далекам.       — Я командирован на ТАРДИС для связи с хозяйкой Романой, — уведомило механическое животное.       Понятно, если Романадворатрелундар ещё не в курсе, кто тут у Доктора в гостях, то скоро будет. ЕРД-36 чуть не взвыл вслух от безнадёги — это было слишком. Может, взломать эту жестянку и под себя перепрограммировать? Да, можно и несложно, но где гарантия, что Доктор это не обнаружит и не вышвырнет его за это прочь из ТАРДИС?       — Что ты делаешь? — спросил Тридцать Шестой, не особенно рассчитывая на ответ. Тем не менее, робот отозвался:       — Снимаю шифр с неизвестного криллитанского объекта по заданию хозяина.       Хозяина… Наверное, так машина определяет Доктора. Так! Стоп! Что за неизвестный криллитанский объект, неужели…       — Это так называемый «кокон»? — Тридцать Шестой широкими и быстрыми шагами двинулся к консоли, немедленно выкинув из мозгов все сомнения и страхи, а ещё точнее, автоматически сунув их под временный блок фильтра. Побояться можно будет потом — сейчас некогда.       — Утвердительно, мистер… Патрик.       Уже и галлифрейские роботы знают глупое человеческое прозвище. ЕРД-36 скрипнул зубами, но тут увидел мягко светящийся и слегка растрёпанный яйцевидный клубок, вокруг которого в воздухе плавали отдельные нити и петли. Сканер робота уставился прямо в спектрально-синее пятно наверху, ярко выделяющееся на фоне молочного свечения овоида.       — Хрононный замок, — пояснил механический зверь в ответ на вопросительный взгляд. — Подобрано ноль целых четыре десятых процента хрононных комбинаций. Ослаблен верхний слой защиты.       — Сколько работаешь? — Тридцать Шестой жадно разглядывал таинственный предмет, но предусмотрительно его не трогал, хотя очень хотелось. Время в светящихся линиях чувствовалось почти физически. Показалось или нет, что часть нити резонирует с этим невнятным комком? Значит, всё-таки…       — Четверо суток и шесть с половиной часов.       Двадцать миллионов хрононов… Клубок нитей и запах времени… А что, если криллитане каким-то образом сделали хрононы видимыми и ощутимыми? Звучит абсурдно, но всё же…       Фотон ничтожно мал, но при этом может растянуться на десяток-полтора леров. Мгновение такое же крошечное и неделимое и тоже может растягиваться, как резиновое. Возможно, каждая нить этого кокона — хронон. Двадцать миллионов нитей, одним концом прикреплённых к устройству замка, а другим — к чему?.. Или к кому. Задача может оказаться проще, чем выглядела сначала. Не абстрактная расстановка мгновений, которую можно решить лишь подбором нужной комбинации, а обычная головоломка, в которой просто надо понять логику.       — Медленно работаешь, — заключил Тридцать Шестой, уже мысленно намечая алгоритмы расшифровки. — Я могу помочь.       Его совесть не трепетала от того факта, что он работает на противника. Каждый рэл, проведённый естественно рождёнными малышами вне системы, отрывал их от Империи. Каждый рэл развития без металерта приближал их к тому же состоянию, что у неисправной Девятисотки. Неизвестно, сколько времени на самом деле ЕРДшки провели в этой части вселенной, а примерно в год развитие симбиотической системы остановится навсегда. Поэтому, чем быстрее удастся узнать, что содержится в хрононной тюрьме, тем лучше.       Вот Хищник мерзость, а? Наверняка сообразил насчёт видимых и ощутимых хрононов, на то он и Повелитель Времени, но решил никуда не спешить и сначала вытащить свою ассистентку. Конечно, ему-то что, ему нет дела до проблем со здоровьем и адаптацией малышей, он и сто лет может отвести на расшифровку. А что за это время будет с ребёнком, связанным с коконом? Ребёнком, украденным у родителей, застрявшим по самую макушку в синдроме разрыва, потерявшим такую важную на первых порах опору в лице сородичей и доступной сети нитей? Да это просто… как там подходящее к случаю матушкино слово… «за-ши-бись»! И уж явно не Доктору таких малышей откачивать, он даже не знает, как это делается. И криллитанам вряд ли удалось решить эту проблему, для них проще всего было постоянно держать детей под транквилизаторами или сунуть во временной стазис. Кстати, хрононные тюрьмы вполне для этого годятся, вот только плотный контакт с напряжённым темпоральным полем может плохо отразиться на живом организме. Что там ЕРД-900 болтала про растущий кокон?..       Не дожидаясь устного подтверждения от механического зверя, Тридцать Шестой протянул руки к синему экрану в боку криллитанского устройства и принялся подбирать кодировку для дистанционного контакта с чужим процессором…       После ужина Милли всё-таки вымылась ещё раз, выпросив у Доктора бутылку растворителя. На этот раз ей удалось свести желтоватые пятна с кожи, но воняло после этого в ванной, как в салоне красоты, в котором сломалась вентиляция. Заодно Паганель выдал какой-то особенно инопланетный шампунь, сказав, что волосы от него растут очень быстро, но могут позеленеть. Милли решила, что зелёные волосы лучше, чем короткие, и смело применила полученное средство по делу. То, что могут и руки после такого мытья обрасти, она не боялась: с тех пор, как подружки в школе начали понимать смысл эпиляции, она слыла «звездой» этого садомазохистского процесса. Все завидовали её коже, а отгадка была простой — волос на теле просто не было от природы, и даже мурашки у неё высыпали не такие рельефные, как у друзей. Но она благоразумно помалкивала об этом, как и о многом другом. Она, как выясняется, вообще всю сознательную жизнь только и делала, что молчала и притворялась — ради собственной безопасности и безопасности близких.       Вернуться в каюту, провести пальцами по струнам незачехлённой арфы, упасть лицом в чистейшие, пахнущие крахмалом, наволочки и замереть. Дом — это там, где безопасно настолько, что можно хотя бы изредка не следить за языком и поведением. Так было в Риле. Такой стала ТАРДИС. Сегодня Милли наговорила того, чего не надо, больше, чем суммарно за всю прошедшую жизнь, но лишь потому, что знала на интуитивном уровне — тут поймут. В этой кроличьей норе все с прибабахом, а не только она одна. Алиса может себе позволить быть сумасшедшей в кругу сумасшедших. Доктор вполне потянет на Шляпника — не того, которого Депп играл, а настоящего, из книжки. Далеки — колода карт со своими Королём и Королевой (а также девизом «отрубить голову», он же «уничтожить»), а Валет, сожравший котлеты, должен сейчас спать в соседней каюте. Криллитане — полк Бармаглотов. В Белые Кролики, так и быть, можно посвятить того архангела, у него и масть подходит, и проглядывающий исподтишка невроз. Герцогиня, которая любит читать морали и добавлять в сюжет перцу, пока не обнаружена, но, наверное, нарисуется.       Господи боженька, ну и ересь лезет в голову!       И на этой мысли Милли отрубилась, как сытый младенец.       …Город был очень большим и солнечным — высокие башни с блестящими макушками энергосборников, соединённые эстакадами и воздушными трассами, едва ли не таяли в ярком свете рыжеватого солнца, в мареве разогретого воздуха, как палочки льда. А ещё он был живым — дышал и двигался в налаженном ритме, похожем на танец или водоворот. Сладкий ветер, стекающий в долину с гор, нёс запах озера, разогретой степи и чуть-чуть озона. Милли уже знала, что это за место — очень похожие пейзажи она видела в окнах, пока они с Патриком и Калтаринном неслись по городу далеков к космодрому.       Кааланн, столица альт-Скаро. Место, где она должна была жить и работать. Где жили и работали её родители.       Милли шагала по длинному металлическому переходу между двумя башнями — без перил, без защитного поля по краям, но почему-то не вызывающему страха, — и чувствовала себя свободной, как астероид. На мосту не было ни души, и ни одна из воздушных трасс не пролегала поблизости. Обычный резервный пешеходник на верхних этажах, про который вспоминают раз в год, во время профилактики. Можно спокойно шлёпать по гулкому мосту безо всякого дела, или даже прыгать по нему на одной ножке, наслаждаясь видами, и никто не выговорит за то, что она, образно выражаясь, гайки гравиплатформой пинает. Это ведь сон. Во сне можно всё.       В самом конце узкого перехода — Милли уже вспомнила, что такие мостики и эстакады из металла называются «гаксы», — что-то блеснуло. Нет, это не вход в башню, это что-то стоит рядом с дверью. Не энергосборник, их не ставят так близко к общественным местам во избежание случайного разряда. Милли чувствовала — это что-то важное и, возможно, необычное, и оно её ждёт, — поэтому ускорила шаг.       Предмет она узнала сразу, едва приблизилась на достаточное расстояние, но даже не удивилась, хотя он был тут совершенно неуместен.       Зеркало.       Старое зеркало, когда-то принадлежавшее женщине по имени Майр Дженион: рама из потемневшего нелакированного дуба, две стойки, подставка с выдвижным ящиком да стеклянный овал, который можно раскачивать, пуская огромных зайчиков по дому. Милли очень нравилась эта забава лет в десять, когда вернулось зрение — до того она всё больше любила гладить гладкую тёплую древесину и наслаждаться её контрастом с ледяной поверхностью стекла, или рыться в ящике, где лежали связки старых писем, вкусно пахнущие пожелтевшей бумагой и временем. Старое бабушкино зеркало из дома в Риле.       Вот только отражало оно совсем не Милли.       Незнакомка, глядевшая на неё из серебряной глубины, была одного с ней роста и одинаково одета в тёмно-серый комбинезон с чёрной отделкой и синюю куртку с нашивками стажёра, но на этом сходство и заканчивалось. Если Патрик мог бы послужить прообразом какого-нибудь марафонца или дискобола, то эта девушка — не меньше, чем моделью для Артемиды. В ней не было ничего фальшивого, неправильного, не соответствующего настоящей женской красоте, словом, ничего от образов, растиражированных обложками «Vogue» и прочей рекламной макулатуры — ни худобы, ни длинного мужиковатого лица с близко посаженными агрессивными глазками, высокими скулами и рыбьими губищами, такими, словно они сейчас тебя засосут, как макаронину, ни широких плеч с подплечниками, ни удлинённых каблуками и фотошопом ног, ни 3D волос из рекламы «хэд энд шолдерс», ни накладных ногтей, больше смахивающих на когти, ни густо наведённой косметики. Крепкая, но при этом по-спортивному подтянутая; если на Миллиных костях и рукава, и штанины привычно морщились, то на незнакомке они сидели как влитые. Мускулатура у неё была развитая, но ровно настолько, чтобы не превратить девушку в качка. Пропорции тела больше напоминали весёлых кудрявых девчонок со старинных, годов пятидесятых, пин-ап картинок и фоток. К ним прилагались овальное лицо со слегка пухлыми щеками, здоровый румянец, каштаново-бронзовые волосы и бледные, едва заметные веснушки на носу. Как ни странно, именно они-то и помогли Милли понять, кого она видит — у неё по весне тоже вылезала пигментация на переносице, именно такая — еле различимая, на пару недель, и она из-за неё никогда не комплексовала. Наверное, сейчас, после схваченной дозы, веснушки тоже должны были проявиться, но их скрыл загар.       — Это чё, я? — нерешительно спросила она вслух, не решаясь коснуться зеркальной поверхности и не сводя взгляда с широко расставленных глаз демона — на этот раз льдисто-голубых, с холодными зелёными разводами. Те смотрели в ответ отнюдь не удивлённо, а ровно так, как положено глазам демонов — равнодушно и надменно, убивая впечатление от физической красоты чуть более, чем полностью.       — Не вполне корректно, — сзади по гаксу тяжело простучали чьи-то каблуки. Странно, что она не заметила шагов раньше, но, возможно, просто не надо было увлекаться разглядыванием отражения. А вот голос, красивый и глубокий баритон, она узнала сразу, хотя слышала его всего лишь раз в жизни. — Это та, кем ты могла быть при другом развитии событий.       Отражение продолжало смотреть ей в лицо холодно и презрительно. Только «шмайссера» не хватало и дубовых листочков на вороте. Милли вдруг внутренне передёрнуло — неужели она могла бы стать вот такой? Да, красивой. Да, без мучительных приступов. Но если плата за красоту и здоровье — превращение в надменную сволочь, то стоят ли они того?       — А ты бы в меня, в такую, влюбился? — она боялась оглянуться и от волнения привычно закусила ноготь, но всё же чувствовала насмешливую улыбку Контролёра Времени, прямо лопатками. Он так и не попал в отражение, предпочитая стоять чуть в стороне, но эмоций не скрывал — впрочем, у него хватило такта не фыркнуть вслух.       — Глупо, да? — продолжила Милли, не дождавшись ответа. — Я ведь тебе нафиг не упёрлась, особенно искалеченная. И вообще вашей великой империи задарма не нужна. А выкинуть тебя из головы всё равно не могу. Как увидела, так и осыпалась ниже плинтуса. Ну, то есть, типа испугалась до смерти, но всё равно, прямо всё внутри перевернулось. А когда ты сказал, что нас надо убить, тебя от обиды придушить захотелось. Как сильно ты меня ненавидишь только за то, что я есть?       Контролёр Времени опять помолчал, прежде чем задумчиво и спокойно констатировать:       — Это не ненависть. Это необходимость, и ты сама знаешь её причины. И нет, не те, которые ты выкрикивала в камере у далеков, пока выбрасывала злость. Настоящие причины.       Милли не вздрогнула, однако напряглась и даже сжала кулаки. Но голос ей повиновался очень плохо, так что ответ прозвучал хрипло и слабо:       — Настоящие?       — Ты их знаешь, — повторил Контролёр Времени. — И если очень захочешь, то вспомнишь.       — Я… частично помню. Я… опасна?.. — отчего горло-то стянуло? Не хватало ещё разреветься. — Да. Я опасна для Империи. Мы все четверо опасны. Ты, наверное, даже лучше меня знаешь, чем — ты-то видишь будущее, а я-то нет.       — Здесь — не знаю, — в голосе опять почувствовалась усмешка. — Здесь я часть твоего воображения. А там… Да, наверное, знаю, иначе бы не искал встречи с самым страшным врагом и не вступил бы с ним в переговоры. Всё во вселенной держится на равновесии. Когда оно смещается, по ней проносится буря. Империя в ней не нуждается.       Милли вдруг сделалось так горько, что даже слёзы выступили, как бы сильно она их ни давила. От хорошего настроения ни следа не осталось. Даже солнечный день словно потускнел, разом испарился весь кайф одинокой прогулки по заброшенному гаксу.       — Блин же! — промычала Милли жалобно. — Ты первый парень в моей жизни, который мне действительно понравился! Мне так хотелось, всегда хотелось, чтобы ты был рядом — даже в детстве! Мне всегда казалось, что с тобой я буду в безопасности, что у меня получится стать для тебя кем-то важным, особенным… Если постараться… — она всё-таки не выдержала и всхлипнула, а потом закрыла лицо ладонями. Странно, всегда мечтала быть рядом с Контролёром сильной, а получается наоборот, тут же нюни распустила. — А ты сейчас взял и сказал гадость. Типа, что мне никогда домой не вернуться. А у меня, может, на землян вообще не припадает! Что, всю жизнь в девках ходить?!       Контролёр почти беззвучно хмыкнул и подсказал:       — ЕРД-36.       — Кто, Патрик? — окосела Милли и даже обернулась, наконец увидев спокойное, чуть ироничное лицо Контролёра. — Да он же… мальчишка.       — Вариант — Доктор.       Теперь уже фыркнула Милли:       — Ещё больше мальчишка. И оба, судя по всему, безнадёжны в этом диагнозе, — она с чувством вытерла нос и снова отвернулась, чтобы не позориться ещё больше.       — Ну так и ты — девчонка. Хлипкий, костлявый и болезненный подросток. Тебя же пополам переломить — как… соломинку, — заметил Контролёр Времени. — Впрочем, я знаю примеры того, как внутреннее состояние может перебарывать внешность и как внешность может перебарывать внутреннее состояние. У тебя достаточно упорства, чтобы работать над собой. Здоровой ты не станешь, но могла бы неплохо приблизиться к идеалу, который видишь в зеркале. Тебе же нравится?       Милли стёрла остатки слёз и снова уставилась в отражение. Девушка-демон, холодная и красивая, смотрела на неё с равнодушным презрением. Но, вместе с тем… Здоровье. И никто ни слова не скажет про «теловычитание» и про «складной метр». А, и про «мослы» тоже. И вообще, на такую любой мужчина загляделся бы — и нипочём не рискнул нагло приставать где-нибудь в баре.       Милли чуть не всадила кулак в стекло от злости и зависти к самой себе:       — Дура надменная. Спасибо, я лучше как-нибудь по-старому.       В поле зрения показалась рука в синем рукаве и слегка качнула раму.       — По-старому — это так? — с язвительной ноткой поинтересовался Контролёр Времени. Милли, на мгновение отвлёкшаяся на его ладонь, снова посмотрела в зеркало.       А ничего этакого там больше и не было — только она сама, обычная Миллисент Дженион в обычной ветровке, короткой юбке и толстых гольфах выше колен, слегка скрадывающих выпирающие суставы и дистрофию мышц. Неловко накрашенные ресницы, обгрызенный шеллак на ногтях, кое-как заплетённая косичка, брезентовый рюкзачок на плече. Обычная серая мышь, которых полно в каждом квартале, ничего особенного.       Ага, вот только на ней сейчас — форма стажёра хроноотдела, а не мини-юбка и поношенная сизая джинсовка.       — Не могу не оценить твою ловкость в маскировке, — почти проворковал Контролёр. — Сколько труда надо было вложить в то, чтобы превратиться в подобное… ничто. Пустое место без особых примет.       Милли вздрогнула. Это… правда. Как она сразу не заметила? Детали есть — непримечательная молодёжная одежда из дешёвого каталога, неумелая косметика, небрежный вид… А больше-то ничего. Ногти есть — нет рук. Ресницы есть — нет лица. Детали маскировки — и всё. Пустота.       Пустое место.       — Я… очень старалась спрятаться, — заскулила Милли в ужасе, отступая на шаг от зеркала. — Если бы ты только знал, как мне было страшно и одиноко, как я не знала, что мне делать, как вздрагивала от каждого звука… — от одного только воспоминания о первых днях на Земле ей вдруг стало так погано, что она опять сжала кулаки и в отчаянии выкрикнула в зеркало: — Что́ мне было делать?! У меня на этот счёт не нашлось ни одной инструкции! Сдохнуть? Сдаться? Или выжить?! Я просто делала, что могла!!!       — И превратилась в маску, — спокойно, не повышая голоса, заключил Контролёр. — Говоришь, что я тебе нравлюсь… А мне понравилось бы пустое место? Тебе понравился бы мужчина, которого привлекает пустое место?       Милли со злостью качнула раму зеркала, стремясь вернуть предыдущее изображение. Артемида-стажёр, так и быть, проявилась — теперь она стояла, скрестив руки на груди, и с презрительной насмешкой наблюдала за своим вторым «я».       — А вот эта фашистка без страха и упрёка тебе бы, типа, понравилась? — Милли обернулась, яростно ткнув пальцем в отражение. — Вот эта ряженая кукла с инструкцией, но без души?! То есть это она для тебя — идеал, что ли?       Контролёр Времени приподнял уголки губ в попытке весело улыбнуться:       — Кажется, уже было сказано — я лишь игра твоего воображения и не могу отвечать за настоящего Контролёра. Кстати, зеркало — тоже твоя фантазия, а не моя. А значит, и идеал тоже твой, а не мой. Ты, а не я, мечтаешь быть здоровой и сильной, найти биологических родителей и место, откуда ты родом. И при этом стремишься стать серой и незаметной. А уж бездушная или безликая — это тебе решать.       Вот так и начинаешь себя чувствовать, словно гакс из-под ног улетел. Милли невольно оперлась на раму, и изображение снова сменилось на невнятный силуэт, наряженный уличной серостью. А ракшас продолжил кататься асфальтоукладчиком по её гордости:       — Твоя проблема не в том, что идеал недостижим, и не в том, что за маской ты потеряла свою сущность настолько, что стоишь одной ногой в режиме раздвоения личности. Ты уже выбрала свой путь для выживания — вне инструкций, по обстоятельствам, самый для нас сложный, так что не ной и не вали всё на среду, если сама виновата. Среда, четверг, пятница — а важно только то, что ты себя не знаешь до такой степени, что даже правдивому зеркалу нечего отразить. Ты потерялась настолько, что не можешь себя увидеть. Ты хочешь помогать товарищам — но чем ты реально можешь помочь, если тебя просто нет? Если ты — какая-то невнятная смесь детских страхов и выдумок? Твои друзья — те самые утопающие, которые готовы схватиться и за соломинку. Иная соломинка удержит, если у неё есть корни. У которой нет — может и новые отрастить, если на хорошую почву упадёт и не будет ныть и бояться, а будет делать — кстати, почва-то у тебя хорошая. Но если соломинка — сплошная мистификация? Утопающий утонет, и она вместе с ним. Только ты можешь решить, что ты такое. Только тебе выбирать, вернуться ли за маску серой мышки, сойти ли с ума, поддаться ли врождённым инстинктам, найти ли какой-то компромисс между этими состояниями — или вовсе кардинально переменить стратегию выживания. Окружающие к тебе относятся так, как ты сама к себе относишься, и видят в тебе то, что ты сама видишь. Давай начистоту, почему ты не поступила в институт на самом деле? А? — Милли промолчала. — Потому что тогда на тебя бы начали обращать внимание. Тебе пришлось бы выйти из зоны комфорта, из серости, из ничего, передвинуться на более заметную позицию. И ты испугалась. Потеряла уверенность. И сделала шаг назад.       — Замолчи, — тихо выдавила Милли сквозь комок в горле.       — Попросту — сбежала на радость комиссии, — безжалостно закончил Контролёр, сверля её свинцовым взглядом. — Ты и с Доктором сбежала, ведь он так замечательно тебя затушёвывает. Жертва неизлечимой болезни — маска. Жертва обстоятельств — маска. Слабачка — маска. Нелюбимая работа — маска. Вечная подпевка — маска. Серая девочка за прилавком киоска в углу — вот чего ты на самом деле добивалась, вот твой настоящий идеал, а не эта, как ты выразилась, фашистка. Серая девочка, которую постоянно затирают на задний план. Существо без лица и без характера. А значит, и без души.       — Замолчи!!! — Милли едва не сорвала воплем голос и закашлялась.       — Если я замолчу, то что это изменит? — не успокоился Контролёр. — Ты всё равно продолжишь висеть в пограничном состоянии, застрявшая между маской и выдумкой, всё равно будешь смотреть куда угодно, только не внутрь себя, всё равно останешься пустым местом. Этого ли хотели твои родители — и родные, и приёмные? Этого ли ты хочешь на самом деле? Кто ты такая, подросток? Девочка с Земли? ЕРДшка со Скаро? Какое у тебя имя или номер? Что́ ты такое? Что́ ты есть?       Милли отступила на полшага — больше было некуда, спина упёрлась в зеркало, — и пробормотала:       — Я не знаю… — её нос опять всхлипнул сам собой, по лицу потекли горячие струи, как в мультике. — Я правда не знаю. Я… я правда потерялась в самой себе. Меня прямо пополам рвёт между Скаро и Землёй, и чем дальше, тем хлеще. Ты говоришь, почва хорошая — да она чужая насквозь, и если бы не Артур с Ллио, я бы на ней сроду не прижилась.       — Ну так они и есть твоя новая почва, — подсказал ракшас. — Ты же сама это чувствуешь. Ты знаешь, какое имя у этой почвы, какой термин ей соответствует.       Милли опустила лицо в ладони. Слёзы так и текли по щекам ручьями, от этого было стыдно, но вместе с тем с ними словно что-то выходило изнутри, застарелое и болезненное, и становилось легче. Как будто гнойник прорвало.       — Да нет там никакой этакой почвы, — выдавила она. — Они меня просто любят, такую, какая я есть, и ничего от меня не требуют, никаких соответствий никаким эталонам, идеологиям и собственным представлениям о том, какими должны быть их дети. Просто — любят. И я тоже их люблю, как умею. Как научилась. А тех родителей… Да я их даже не помню. Меня от вас с корнями выдрало и вышвырнуло нафиг…       — …о, не беспокойся, моя Соломинка, — тут же вставил Контролёр Времени, — трава — самая живучая тварь во вселенной…       — …поэтому, — Милли совсем не утешили его слова, — я и старалась прирасти к тому асфальту, на который попала. Только вот плохо выходит. Не моя это почва. Но и с вами я уже не смогу, прямо с души воротит от вашего нелогичного подхода к окружающему миру. Жесть какая-то, вообще не представляю, чё мне делать… Ты прав. Я понятия не имею, что я такое. Словно опять ослепла и шарюсь руками, как в детстве, пытаюсь сориентироваться в незнакомом пространстве, и мозги трещат вдребезги и пополам. Ну чё мне делать, а?       — А это уже тебе решать, Соломинка.       — Да чё ты заладил, как попугай — соломинка, соломинка!.. — Милли резко опустила руки и с детской обидой уставилась на Контролёра Времени, глядящего на неё наконец-то без насмешки.       — А как тебя называть, по имени или по номеру, если ты сама ещё не определилась? — пресерьёзно поинтересовался он в ответ.       — Я… не знаю, — стушевалась Милли. — Я правда ничего не знаю. Но…       — Но?       — Честно… Ты мне очень помог этим разговором, мне стало полегче. Я действительно не знаю, что я такое. Я больше не могу быть безликой мышью, точно. Но и бездушной фашисткой быть не хочу. А, по логике, где-то между «не могу» и «не хочу» должно лежать волшебное слово «надо». Осталось только, типа, его найти.       Наконец-то Контролёр улыбнулся не ехидно, а одобрительно, а грозовой свинец в его глазах стал заметно мягче.       — Вот это моя Соломинка, — сказал он. — Иди. И найди себя.       …Милли открыла глаза и широко улыбнулась. Потом стёрла с лица горячие солёные дорожки, щипавшие щёки и уголки глаз. Потом села.       В каюте горел только маленький ночник в виде эльфийского фонарика, и света от него было ровно столько, чтобы подчеркнуть глубокие тени по углам и заморочить голову. Милли чуть повернулась направо — рядом с кроватью таинственно поблёскивала арфа.       — Телин, — нежно позвала она на той ноте, на которой резонатор инструмента отзывался едва ощутимым, на грани её нечеловеческого слуха, эхом. Потом села, свесила ноги с кровати и снова вытерла лицо. — Телин, не поверишь, я опять потерялась. Только раньше в пространстве и времени, а теперь — в себе. Прикол, да? — она тихонько щёлкнула по струне, изображая ответ. Помолчала, прислушиваясь к вибрации. — Вообще не представляю, кто я и что я, и чем стану. Ты поможешь мне найтись, сестрёнка?       Она сбросила ночную футболку и привычно потянулась к стулу в поисках одежды, но вдруг остановилась на полдороге.       Нет. Что угодно, но серой мышью она больше не оденется. Как там во сне посоветовал мужчина её мечты — действовать снаружи внутрь, чтобы внешность перебарывала внутренние блоки, если уж наоборот не получается?       Милли обвела взглядом каюту и впервые задумалась, почему она за столько дней жизни на ТАРДИС ни разу не открыла шкаф, стоящий в глубине помещения, а обходилась рюкзаками, чемоданами и стульями. Может, потому, что он был наполовину прикрыт портьерой и совсем не обращал на себя внимания? Или, может, ей за глаза хватало расположенного по соседству костюмерного склада, которому позавидовал бы любой театр? А может, потому, что до сегодняшнего дня она думала, что застряла тут ненадолго и что Доктор в любой момент отправит её домой? Кто знает. Сейчас она уже не смогла бы точно назвать причину — не потому, что ей не хотелось думать, а потому, что это уже не имело значения. Она встала, подошла к невысокому резному гардеробу с двумя широкими створками, украшенными виноградными лозами, и потянула за колечко ключа, торчащее из скважины. Дверца со скрипом отворилась, приоткрывая неизведанные тёмные глубины, подчёркнутые неверным светом ночника — сразу вспомнились «Хроники Нарнии» и волшебный шкаф, ведущий в новый мир. Чувствуя себя Люси Певенси, Милли вгляделась в то, что висело на плечиках, и вдруг широко-широко улыбнулась. Потом вытащила первую попавшуюся вешалку, приложила к себе и громко, дурашливо пропела:       — Раз, два, три, четыре, пять. Я иду себя искать!