***
— Ты уверен, что мы идём в правильном направлении? — Нет никакого «правильного» направления, мы с тобой даже не по карте идём. Эзарель чертыхается, запинаясь о корень, и вновь впивается глазами в спину Невры, которая сливается с ночной темнотой. Идти ночью глупо. Невероятно глупо, ведь эльф в ночном лесу едва видит свои собственные ноги, но Невра возражает: «Глупо — сидеть перед костром, когда за тобой гонится отряд Мико». И Эзарелю со скрежетом приходится признать, что в этом вампир прав, и полностью довериться его ночному зрению. Невре по ночному лесу идётся легко: он буквально в своей родной стихии, а Эзарелю остаётся лишь щурится и хвататься за кончик чёрного шарфа, чтобы не потерять напарника. — Иди помедленнее, пёс тебя побери, я же ничего не вижу! Невра бурчит в ответ что-то обидное, но всё же замедляет шаг. Дальше они идут молча: Эзарель слишком уставший, чтобы шутить, а Невра слишком занят дорогой, чтобы отвлекаться. Листья мажут влажными краями по щекам, и вокруг всё такое тихое, что Эзарелю становится не по себе; причудливые кусты превращаются в силуэты монстров, звук собственных шагов искажается и кажется топотом конских копыт. Эльф бредёт уже по инерции, не глядя даже себе под ноги, слепо следуя за чернильным шарфом. — Стой! Стой-стой-стой! Эзарель испуганно вздрагивает. Его ноги почему-то скользят куда-то, под ботинками осыпается земля, и руки хватают первое, что попадается — шарф Невры. — Отпусти, идиот, стой!.. Овраг!.. А потом они кубарем катятся куда-то вниз, под откос, рот мгновенно набивается травой и сырой землёй, а ветки злобно хлещут по лицу. В бок впивается что-то острое — в глазах от боли взрывается сноп разноцветных искр, а в горле застревает крик. Мир вокруг вращается, кружится, сливаясь в одно смазанное тёмное пятно, земля сходится с небом. Звенит, кажется, разбитое пробирочное стекло. Всё заканчивается внезапно — Эзарель влетает в тёмную воду камнем. Холод вмиг засасывает его с головой, лёгкие полнятся льдом, а голова — болью, и перед тем, как потерять сознание, в его голове проскальзывает лишь одна мысль. «Господи, какая же тупая смерть».***
Изящного, тонкого, невероятно дорогого фарфора ваза, которая стоит явно не одну тысячу маны, влетает в стену с оглушающим звоном. — Мико, это ваза династии Цин! Лейфтан вздыхает, Керошан в ужасе хватается за голову, а Мико — за ещё одну восточную вазу. — Меня окружают одни идиоты!!! Драконы и цветы, нарисованные на дорогом фарфоре, с жалобным звоном рассыпаются. Осколки хрустят под деревянными гэта Мико, и та с лихорадочным безумием оглядывает всё вокруг, не зная, что ещё кинуть; руки её дрожат от гнева. На глаза попадается ещё одна ваза — самая последняя и, судя по тихому писку Керошана, — самая дорогая из всех. Но вряд ли кицунэ сейчас волнует цена — она размахивается со всей силы и… Керо жмурится, но, не слыша звона, всё-таки раскрывает глаза. Лейфтан улыбается с привычной мягкостью, держа в руках ту самую вазу, что должна была сейчас умереть от рук Мико. — Керо, можешь выйти? Нам нужно поговорить, — просит тихо и осторожно, но Керошан почему-то всё равно вздрагивает: Лейфтан порой опасен именно в этой своей безобидности. — Но… Я… Да, конечно… — смущённо бормочет единорог и выскакивает из комнаты, путаясь в собственных ногах. Дверь хлопает за его спиной. Лейфтан ставит вазу на пол с чрезмерной аккуратностью, подальше от разъярённой Мико. Он разводит руки в стороны со слабой улыбкой, грустной и болезненной. — Ну, кинь что-нибудь в меня. И вся злость, что кипит в Мико, куда-то в один момент пропадает. Лицо её, искривлённое гримасе гнева, тут же сглаживается, а затем губы и вовсе кривятся от накатывающих волн плача. Кицунэ оседает прямо на пол, на осколки фарфора; плечи её подрагивают. Лейфтан поднимает её с пола и сажает на кровать, словно маленькую девочку, и Мико утыкается носом в широкую грудь, всхлипывая едва слышно. Лейфтан рядом, она жмется к нему так, словно он единственное её спасение, веревка, брошенная ей на встречу с корабля в ужасный шторм. Но несмотря на это она знает, что все это он делает скорее из вежливости, или чувства долга. Долга перед человеком, который настолько в отчаянии, что его нельзя оставлять одного — его нужно успокоить. Лейфтану все равно, что случилось с главами, куда они убежали и зачем, его ничего не волнует из того, что волнует Мико. Он и не хочет, что бы те возвращались, просто из личностных соображений. И даже сейчас, в эту секунду он хочет быть не здесь, а ТАМ, рядом с НЕЙ. Мико это понимает, она не из тех, кто носит розовые очки на глазах. Понимает, что ей никогда не быть первой для него, и все же мечтает о том, чтобы хоть сегодня, сейчас, всего на краткий миг действительно почувствовать, что он рядом не только телом. Что он действительно переживает за гвардию, за Невру и за Эзареля, которого уже давно хочет стереть в порошок. Что он переживает за неё. — Как они посмели уйти именно сейчас?! — она громко всхлипывает, сжимая рукава белого плаща. — Как они могли?! Ведь знают, что и так тяжело… — голос её надрывается и окончательно слабеет. — И… И… Что это за отряд, что неделю ищет двоих?.. — Ты же и сама понимаешь, что Невра и Эз не дадут просто так себя поймать, — Лейфтан глухо усмехается, его ладонь ложится на пушистую макушку Мико. — Они просто идиоты! — Мико на мгновение подскакивает, но затем её лицо вновь кривится от плача, и она скукоживается в тугой комок. — Я… Ходила к девочкам вчера… Это всё так странно, понимаешь? Они будто спят, просто очень крепко… Даже раны все зажили, представляешь? А они всё равно спят… Мне страшно, Лейфтан. Какой же я лидер, если не смогла их уберечь?.. — Ты не причём, Мико, — голос Лейфтана ласков и тягуч, словно патока. — Они бы в любом случае сделали то, что сделали. Не нужно себя винить, — и он оставляет лёгкий поцелуй на макушке Мико. Та вздрагивает, но всхлипы её становятся всё слабее и слабее, пока не затихают вовсе. В комнате виснет тишина, и Мико потихоньку тонет в своих мыслях. Она не видит, как Лейфтан-солнце, Лейфтан-свет сейчас больше похож на мрачную тучу. Он сидит, положив голову ей на макушку и смотрит куда-то сквозь стойки для ваз, куда-то сквозь полки с книгами и сквозь стены — он не здесь, не с ней, но его руки такие теплые, такие нежные, что не хочется задумываться ни о чем плохом. И вдруг дверь распахивается. Икар влетает в комнату будто рыжий взъерошенный вихрь, Мико тут же отскакивает от Лейфтана, но брауни не замечает и этого. — …Вернулись! Они… Отряд! Отряд вернулся, Мико! — Икар тараторит и задыхается от бега, но всё же говорит на удивление чётко. Кицунэ разом забывает обо всём; даже посох не берёт, бежит так, сердце бухает у неё в ушах. — Ну?! Она останавливается напротив пятёрки всадников, дрожа от нетерпения; неделя — долгий срок, и кицунэ правда устала ждать. Но вид отряда внушает ей подозрения. Замыленные кони храпят тяжело, устало, их гривы и ноги испачканы в земле. Всадники ничем не лучше — их лица черны от земли, а с плащей капает вода. Все они выглядят так, будто попали в бурю, а затем увязли в грязи по шею; кто-то позади прижимает к телу перевязанную бинтами руку. — Ну?! — нетерпеливо повторяет Мико, готовая вновь злиться, бить вазы и кричать. Командир отряда выходит вперёд, почему-то упорно не желая смотреть кицунэ в глаза. — Мы… Не сразу смогли поймать след, а когда всё же поймали… — он запинается и глухо кашляет. — В общем… Сами увидите. Кто-то подносит горку каких-то вещей. Мико смотрит на них, не понимая: а причём тут весь этот хлам? Но затем взгляд её цепляется за знакомые предметы: битые пробирки с разноцветными пробками, блокнот с кожаной обложкой, на которой вытеснен папоротник… Это вещи Эзареля, она знает их, но почему они все мокрые и… Испорченные? То, что говорит ей глава отряда, она разбирает с трудом. -…Это всё, что удалось найти… — нет, этого не может быть. — ….Река очень глубокая, а течение сильное, мы прочесали её на много километров вперёд, но… — нет, как же так? — А вот это висело на дереве… Мико берёт в руки длинную чёрную тряпку, и внутри у неё всё вмиг холодеет. Она едва глушит крик, который просится наружу. Это шарф Невры. Шарф Невры, насквозь пропитанный кровью.