Метаморфозы

— Так ты считаешь, что эта девушка… Эрна, верно? Ты считаешь, что она одна из нас? Невра пространно кивает, наблюдая за тем, как Мэйера выделывает руками какие-то загадочные магические пасы, склонившись над раной Эзареля, а затем спохватывается, вспоминая, что шаманка не может увидеть его кивка — белки рядом с ней нет. — До этого я не видел существ, у которых были бы рога-ветки на голове. Я думал, что это только у Эрны так… Как бы сказать… Проявляется кровь волшебного предка? А потом увидел вас и понял, что, возможно, не прав. Мэйера задумчиво хмыкает и резко взмахивает руками. С пальцев слетают зеленоватые искры, и рана на животе эльфа стягивается стремительно, превращаясь в ярко-розовый рубец. Эзарель наблюдает за этим зрелищем, как завороженный, и нервно сглатывает. — И многие из вас… Могут так? С магией-то всё туго сейчас и… — У всех разная магическая одарённость, некоторые и царапины исцелить не сумеют. Наш лес стоит на мощной магической жиле, у нас не бывает проблем с маной. — Но кристалл… — Пока дриады нашего рода касаются стопами родной земли, проблем с магией у них не возникнет — Древо-Мать щедро одаривает каждую. — Древо-Мать? — Дерево, от которого пошли мы все. Я же говорю, дриадами нас зовёте только вы, мы же себя зовём дочерьми Великого Древа. Впрочем, вы сами всё увидите, когда я до конца вас подлатаю. Многие из моих сестёр горазды языком трепать и расскажут даже то, что никому не интересно. Мэйера тянется к столику около кровати, а затем Эзарелю на живот с громким хлюпом чмякается странная зелёная кашица. Эльф кривится, но молчит: жаловаться, когда тебе только залечили то, что затягивалось бы не меньше месяца, просто глупо. Морщинистые пальцы аккуратно втирают в рубец странное снадобье, по хижине растекается запах свежескошенной травы. Эзарель наблюдает за движениями Мэйеры внимательно, но вдруг зевает широко, во весь рот, и устало щурится, часто-часто моргая. — Что-то… Спать охота. — И правильно, что хочется, — знахарка деловито кивает, — Рана не может залечиться просто так. Я просто ускорила процесс заживления, а твоё тело перебросило на это все свои силы. Ничего, поспишь — и всё пройдёт. Вместо ответа Эзарель в очередной раз зевает и прикрывает глаза. Следящий за этим Невра долго и задумчиво сопит, почёсывая лохматый затылок. Эзарель очнулся совсем недавно — пару дней назад — и с того времени знахарка почти не отходила от его постели, пичкая настоями, обматывая странными огромными листьями… Одним словом, использовала все известные ей шаманские премудрости. Невра же довольно быстро оправился и встал на ноги, Мэйера один раз даже заявила, что готова ещё раз уронить его в реку, потому что так быстро лечить скучно. — Это… А мне что делать? Дриада повернула голову в сторону Невры и ехидная улыбка расплылась на её лице. — А ты будешь копать грядки. — …Что? — Сам виноват, что такой живучий, так что отрабатывай харчи и лечение. Кто же знал, что вампирская регенерация не всегда является преимуществом?

***

— А вам не кажется, что мы слишком долго идём? Мне кажется, мы заблудились. Эзарель (уже совершенно здоровый и совершенно вредный) хмуро сводит на переносице брови, пиля взглядом спину Мэйеры. Невра предупредительно шикает на друга, но поздно: дриада останавливается и оборачивается, физиономия у неё кислая. — Если ты такой умный — ищи путь сам. Только предупреждаю — сойдёшь с этой тропы, и даже Оракул не сможет предсказать, в какую часть леса тебя закинет. Может, к медведю в гости. В берлогу. Медвежья берлога оказывается явно не тем местом, в котором бы Эзарелю хотелось побывать, и он фыркает, закатывая глаза. — С чего вдруг это должно произойти? — Увидите Древо-Мать и поймёте. Эзарель смотрит на Невру так выразительно, что тот буквально читает в глазах эльфа: «Я ей не доверяю»; однако вампир пожимает плечами, словно говоря: «У нас нет другого выбора». И Эзарель вынужден согласиться с этим — верно, нет. Кто знает, в какие дали унесла их река и сколько времени они уже потеряли? Эзарель вспоминает Лорейн, вспоминает мертвенно-бледное лицо в ошмётках от чешуи и понимает, что готов стерпеть даже издевательства этой старушенции, ведь она хотя бы похожа на то, зачем он и Невра сбежали из штаба. Она хотя бы выглядит как символ призрачной надежды, а еще им всё равно больше некуда идти. Глухая чаща леса будто расступается перед Мэйерой — ветки не бьют её по лицу, кусты не кусают колючками за босые ноги, и ровная тропка с невысокой мягкой травой возникает из ниоткуда перед подолом её платья. А вокруг бушует неудержимая лесная стихия, сосны попирают острыми пиками небо, прячут хвоистыми лапами солнце и шепчут-шепчут-шепчут, то ли шушукаясь между собой, то ли секретничая с знахаркой, которая (Эзарель уверен) знает даже каждую хвоинку, каждый листик по имени. Невра плетётся позади, замыкая колонну, и ведёт себя так тихо, что порой Эзарель оборачивается — проверяет, не пропал ли друг. Это не в духе Невры — молчать, но эльф замечает, какими глазами вампир смотрит на рога Мэйеры, и решает ничего не говорить. Взгляд у Невры дикий, отчаянный, как у почти утопшего человека, которому наконец протянули спасительную ладонь. — Почему мы до сих пор не встретили ни одного дома? Не считая вашего, конечно. — Потому что мы их и не строим — зачем? Моя хижина просто маленькая прихоть, выпросила у путешественников вроде вас за лечение. Вы не одни такие непутёвые. — Хорошо, не строите, — Эзарель продолжает подозрительно щуриться, осматриваясь. — Но ведь здесь совершенно дикая природа, вообще никаких следов! — Вот именно потому что ты такой вредный, сёстры прячутся, — Мэйера с укоризной цыкает. — Я бы не стала показываться на глаза такому мерзопакостному эльфу, будь у меня выбор. Эзарель готов поклясться, что из глубины леса доносится тихий, будто перезвон колокольчиков, смех, и резко дёргает головой в сторону звуков. Хихиканье мгновенно затихает. — Какие мы робкие, — эльф цедит эти слова сквозь зубы, но с ощутимым ехидством. — Иноземцы здесь редкость, так что ничего удивительного. — По вам не скажешь, вы даже в лечении вампиров разбираетесь, — при упоминании вампиров Невра на миг оживляется, но затем вновь затихает, опуская взгляд себе под ноги. — Просто я была за пределами леса, а затем вернулась. Для большинства из нас это равносильно самоубийству. — Почему? — Обычно никто не возвращается. Эзарель с немым вопросом глядит Мэйре в спину, но та почему-то молчит, не желая объяснять. Было ли это завуалированное обвинение? Совершенно непонятно, какой смысл вкладывает знахарка в свои слова, они звучат как задачка, над которой приходится думать самому, и Эзарель морщит лоб, затихая. Он вдруг думает о том, что Мэйера сказала такие слова только затем, чтобы заткнуть его, но интонация была слишком… Холодная. Эзарель плохо разбирается в подобном, не в его повадках заботиться о чужих чувствах и разбираться в них, но даже так он ощущает, что сказано это было не просто так. И они продолжают идти. Петляя, обходя ямы, крохотные озерца, болотца и тоненькие ручьи, не встречая на своём пути ни одной живой души. Лес кажется бесконечным, он не редеет — глухая, непролазная чаща, и только узкая тропка Мэйеры разрезает её, будто ножом. Они останавливаются лишь однажды, не по прихоти знахарки, и Невра с Эзарелем жадно глотают воду, вырывая друг у друга флягу, а потом сидят на траве и дышат громко и тяжело, не в силах насытиться лесным воздухом и вдохнуть не только лёгкими, но и кожей. Затем они встают и идут, но уже не так долго: Мэйера останавливается неожиданно, Невра и Эзарель с любопытством глядят через сухое старческое плечо. Перед знахаркой не озерцо даже — лужа, по мутной воде, поддёрнутой ряской, снуют какие-то насекомыши. — Куда теперь? — интересуется Эзарель, когда Мэйера поворачивается к нему и Невре лицом. Дриада молча толкает обоих в лужу. Она оказывается куда глубже, чем кажется на первый взгляд: Невра и Эзарель проваливаются с головой, и их тянет сначала куда-то вниз, перед глазами мутнеет. А затем — резкий толчок. Эзарель и Невра вылетают вверх пушечным ядром. Солнце обжигает глаза, Эзарель давит наружу кашель, но в горле ни следа от болотной стоячей воды, а одежда так суха, как будто несколько дней висела у костра. Эзарель трёт глаза, жмурится, часто-часто моргает, а когда перед ним всё проясняется, очарованно замирает. Солнце обливает светом поляну. Деревья обхватывают её тугим кольцом, ветер не тревожит их крон. На другом краю поляны тягуче шепчет водопад, совсем небольшой, его воды пропадают в таком же небольшом озерце, идеально круглом, его берега обтянуты высокими кинжалами травы. А ещё дриады. Десятки дриад. Неподвижные, будто статуи, изумлённо сверкают жёлтыми, карими и зелёными глазами, шёпот водопада застревает в завитках древесных рогов. Наготу прикрывают только ветки да листья, каким-то неведомым образом растущие из тел с узорами коры на коже. На шеях раскачиваются бусы из плодовых косточек и ореховых скорлупок, на головах — пышные цветочные венки. — Ты жаловался, что все слишком робкие, — раздаётся над ухом насмешливый голос Мэйеры. — Ну вот, пожалуйста, любуйся. Слова знахарки кажутся в тишине звоном колокола и лопают её, словно игла — мыльный пузырь. Дриады срываются со своих мест, будто кто-то невидимый скомандовал, при беге их стопы почти не касаются земли. Эзарель, Невра и Мэйера в одно мгновение оказываются окружены десятками девочек, девушек и женщин. Они удивлённо хлопают ресницами и тянут руки, пытаясь коснуться иноземцев. Гортанные вопросительные вскрики раздаются то с одной стороны, то с другой. Эзарель не может сдержать недовольного шипения, когда любопытные дриады дёргают его за волосы и пытаются потрогать длинные уши, и едва сдерживает желание дать по рукам каждой из чересчур наглых дриад. Невра терпит это спокойнее; хотя правильнее сказать, что он слишком ошарашен тем, что происходит. В каждой из дриад он видит искривлённое отражение Эрны, десятки Эрн скользят пальцами по шёлку кимоно и пытаются заглянуть под чёлку, за которой скрывается повязка. Запах кожи, под которой скрывается сладкая кровь, заставляет Невру цепенеть по-охотничьи, зрачки опасно сужаются. Мэйере хватает одного лишь взгляда, чтобы понять — вампир на грани, и она выкрикивает несколько шипяще-гортанных слов на незнакомом языке. Дриады замирают одновременно, так же синхронно, как недавно бросились бежать, и кольцо толпы вокруг Эзареля и Невры ослабевает. — …Спасибо, — сипит Невра, стараясь не смотреть на дриад вокруг себя. Мэйера только усмехается в ответ. — Потом лучше просто попроси у них сам. Поверь, многие не откажут. Невра не успевает удивится, потому что Мэйера вновь выкрикивает что-то шипящее, и из толпы доносится ответ. Кивнув, знахарка торжествующе поворачивается к Эзарелю и Невре. — Мы остаёмся здесь. Мне нужно поговорить со старейшиной о… Вашей девочке. Здесь не все знают Всеобщий язык, но таких достаточно. Как я и говорила, иноземцы — редкость, они с радостью помогут вам с чем угодно. И Мэйера спешит куда-то в сторону водопада, бросая короткие фразы дриадам вокруг себя, и проявляет непривычную для себя прыть, пропадая из виду почти мгновенно. Как только она уходит, множество глаз вновь впивается в непривычных взгляду дриады иноземцев, стараясь выловить все мелочи, без рук раздеть догола узнать, что же творится там, далеко, за пределами родного леса. Внутри у Эзареля и Невры неприятно холодеет. Кажется, им придётся ответить на множество вопросов.