***
Первая половина концерта проходит в каком-то дурманящем состоянии. Амелия кусает обветренные пересохшие губы, наблюдая за выступлением с мониторов. Лица с экранов по-настоящему сияют, излучая безграничную радость. И это то, что не поддается фальсификации. Девушка провела достаточно времени с музыкантами, чтобы убедиться – снова выступать полным составом их общая мечта. И пусть у каждого свои планы и проекты, но в них все еще горит стержень не угасающей эйфории, словно воспоминания из далекого прошлого вечно хранятся на передовой в их копилке общих воспоминаний. Мелодии смешиваются, куплеты сливаются в один общий поток и глаза начинают пощипывать. Девушка смахивает так некстати, навернувшиеся слезы счастья, продолжая наблюдать за событиями через экран. Знала ли она, когда летела в Токио, что весь ее привычный жизненный уклад рухнет в одночасье, стоит ей только повстречать этих мужчин и окунуться в мечты шестерых мальчишек, которые все еще живут в сердцах тех мужчин, что сейчас зажигают собственные звезды над ареной? Амелия смахивает очередную слезинку и издает рваный вздох. - Следующая часть – соло, - вещает в микрофон низкорослый мужчина в очках. – Танака-сан, ваш выход через две минуты. Каменаши-сан, у вас будет шесть с половиной минут на отдых. Аканиши-сан, вы выходите сразу после того, как гаснет свет в зале. У вас одиннадцать минут в запасе. Все остальные могут пройти в гриммерку. Амелия замирает, в ожидании, по-настоящему, захватывающего шоу. Сначала на сцене появляется Коки в черном костюме и галстуке. Четверо парней из подтанцовки создают хоть какой-то фон в своих темно-бордовых костюмах. Музыка плавно течет одиноким ручейком, но неожиданное громыхание басов сменяет обстановку. Свет от софитов – кроваво-красный и приглушенно белый – слепит глаза, но на картинку на мониторе это никак не влияет. Выступление резко перетекает из медленно-убаюкивающего в стремительные рок-волны, готовые снести стену, появись она на пути. Зал благоговейно кричит, и Коки дает им то, чего они так хотят. Пару движений и галстук летит прочь, за ним следуют пиджак и рубашка, и у зрителей срывает крышу от открывающегося зрелища. Музыкант стоит спиной к беснующейся толпе. Голова чуть опущена вперед, плечи напряжены и в руках крепко зажат микрофон. Огромная татуировка в виде величавого дракона украшает почти всю спину и часть шеи. Плавным движением головы Танака обращает опьяненный взгляд в зал, и самодовольная улыбка отражается на губах. Миг и музыка замолкает. Но уже через мгновение зал наполняется звуком прибоя, криками чаек и шелестом теплого летного ветра, а после – тишина. Единственный луч света разрывает тьму и опускается на фигуру мужчины, который стоит, не поднимая головы. Белая рубашка и такого же цвета брюки, мягкими волнами темные волосы обрамляют лицо и шею, едва касаясь плеч спереди. Он медленно поднимает кверху шоколадные глаза и на губах отражается едва заметная улыбка. - My angel, - на выдохе произносит Каменаши хрипловатым, чуть дрожащим голосом и зал наполняется звуками неспешной нежной мелодии. Плавные переходы от расслабленного перебора струн акустической гитары, которые цепляют самые сокровенные ниточки души, до плавных несложных вкраплений плачущего фортепиано, которые заставляют тепло разливаться по венам, согревая замершие сердца. Не высказать словами как это прекрасно. Эми видела, как проходит репетиция этого номера, но никогда не видела, что, же получается в итоге. Каменаши ни разу не исполнял песню до этого момента и теперь ей понятно почему. Стихи – история любви. Музыка – легкие касания, будто невидимая рука обнимает за плечи. Это история потерянной любви. Остывших объятий. Одиноких ночей. Но никак не забытых чувств. Однажды я влюбился в глаза, которые сияют даже в темноте. Смехом, как пищей я насыщаюсь, и улыбки ловлю на губах. Я каждый раз таю в сладких вздохах и мечтаю уйти в этот сон навсегда. Но время уносит вперед, и подходит к концу наш сезон, Тихо звучат слова: «прощай, ангел мой, Не кори себя, это не наша вина, возможно, когда-нибудь… чуть позже...» На рассвете наша крепость опустела без тебя, Но я зажгу свечи в этот вечер и буду молиться о тебе, ангел мой. Свет погас вокруг меня и другого цвета закат на том пляже… Обстоятельства развели нас, но что-то незримое удерживает эту связь. Я верю, что тонкая нить соединяет мизинцы и в вечности у нас общая дорога. Сегодняшний день никогда не сможет повториться, ангел мой, Поэтому укрой меня от завистливых глаз, Давай насладимся моментом любви. Пусть этой ночью луна к нам в окно ласково постучится Мой ангел, я хочу раствориться в тебе до остатка. Позволь мне в тебя будто впервые влюбиться… На рассвете ждет разлука, но ты не прячь глаза. Будь сильным, мой ангел, пусть не прольется ни одна твоя слеза. И даже если мы будем вынуждены снова проститься надолго или навсегда До самого конца в моей груди будет огонь любви биться. В трудное время – ты был на моей стороне, так обопрись же на меня сейчас Тот сезон никогда больше не сможет повториться, Но я верю, что настанет момент и для нас. Мы будем смеяться, как дети, И закат на нашем пляже никогда не будет кончаться. Мы обнимемся крепко, как в первый раз И польются мелодии дуэтом о том, что любовь сильнее всего на свете. Амелия поводит плечами, дабы убедиться, что она еще в состоянии двигаться. Песня оседает в мыслях и память снова и снова услужливо перематывает пленку назад, воспроизводя каждую ноту в недрогнувшем голосе. Не нужно быть ясновидящим, чтобы понять о ком эта песня. Нет необходимости гадать, кому она посвящена. Каме и Джин. Джин и Каме. Люблю и люблю. Какое-то третье чутье заставляет покинуть душное помещение с десятками мониторов и подойти к сцене. Здесь стафф мельтешит и снует туда-сюда, настраивая и подготавливая декорации для последующих номеров. И во всей этой шумной, многоликой канители, девушка замечает знакомую фигуру. Одиноко стоящая тень наблюдает из-за металлических решеток, что служат декорацией, за происходящим на сцене. - Джин, - мужчина не понимает, что его зовут. Скорее инстинктивно он поворачивает голову на голос и в покрасневших глазах Эми видит боль. И треклятое колющее чувство в груди, кричит бросить к чертям эту показушность. Внутри все сжимается в тугой узел из сплошных, натянутых тетивой, нервных окончаний, и бьется в агонии. Она всего лишь хочет иметь возможность подарить этому покинутому, забытому миром и богом, большому ребенку ту тихую и счастливую жизнь, о которой он так мечтает. - Как себя чувствуешь? Ты побледнел, - девушка делает шаг навстречу, и не заметив препятствия, подходит ближе. Прикасается к плечу и чувствует под пальцами напряженные мышцы. Джин выглядит, словно, иссушенным до дна. Под глазами тенью залегли темные круги, а красивое лицо побелело, будто в предсмертных муках. - Как я буду петь? – вопрос тонет в последних аккордах стихающей мелодии. - О чем ты? - Я не смогу спеть эту песню, - во взгляде темных глаз возникают явные искры паники, он смотрит растерянно. – Только не теперь. - Почему, Джин? Все хорошо. Это ведь только песня. - Нет, ты не понимаешь, - пытается объяснить Джин, - я не думал, что будет … так сложно! Это не просто песня! Это сильнее меня… Последние слова утопают в аплодисментах и счастливых криках поклонников. Эми хочется обнять мужчину, чтобы показать, что она понимает его, но на это нет времени, как и на то, чтобы сделать вид, будто она не поняла, что ей сейчас сказали. Обратного пути нет. И Джин поймет это только после выступления. Сейчас он под действием адреналина и кровь стучит в висках; ему страшно и больно, и невыносимо сильно хочется обнять того другого, который сейчас ждет его на сцене. Ждет и любит. Эми чувствует свою вину. Ее идея дала такой сильный толчок, подводя Джина к собственной черте. Она подвергает музыканта испытанию, но это сделала не она. Это было решение той другой. Решение той Эми, которая видела цель своей жизни в работе. Это она соорудила рамки и заставила следовать всех своим правилам. Если бы она только могла вернуть время назад… Словно из-под земли, рядом очутился кто-то из персонала и Джина буквально вытолкнули на сцену, в кромешную темноту. И только чудом этот большой неуклюжий ребенок не разбил себе нос и не разнес половину сцены. А возможно чьи-то заботливые руки уже ждали его, готовые заключить в короткие, но такие необходимые объятия. - Сделайте это, - шепот привычно растворился в аплодисментах. Амелия осталась наблюдать за мужчинами из-за кулис. Пару секунд в зале все еще царила полная темнота, а потом сцену залил мягкий закатный свет и прозвучали первые аккорды. Дрожащим от напряжения, а может от усталости, голосом, в зал полилась песня. Saki no koto dorehodo ni kangaete ite mo Hontou no koto nante darenimo mienai Kuuhaku? Kokoro ni nanika ga tsumatte Ayamachi bakari, kurikaeshiteta Ippo zutsu de ii sa kono te wo hanasazuni Tomo ni ayunda hibi ga ikitsuzukeru kara BOROBORO ni narumade hikisakarete ite mo Ano toki no ano basho kienai kono kizuna Nagareyuku toki no naka ushinawanu you ni Surechigai butsu katta hontou no kimochi Kokoro ni shimiteku aitsu no omoi ni Deaeta koto ga motometa kiseki Их разделяет вынужденное расстояние в пару метров и пол-оборота в сторону зала. Глядя перед собой, они, тем не менее, видят друг друга. Как и сказал Джин, это не просто песня. Каждое слово – любовь. В каждой строчке сокрыто что-то личное. В каждом слове – попытка передать чувства. Им не нужно видеть глаза друг друга, чтобы знать наверняка, что в них отражается любовь. Голоса сливаются, образуя ту самую идеальную гармонию. Эми мечтала услышать ее еще раз, но только вживую и лично, чтобы раз и навсегда убедиться в ее искренности и правдивости всех тех чувств, что передают два сплетающихся голоса. Можно сказать, что ее желание исполнилось. И вот снова стоя на одной сцене и раскрывая сердца перед десятками тысяч, и внутренне сгорая от чувств, которые нельзя высказать открыто, они создают свой собственный мир. Как узор из тонкого кружева переплетаются голоса: один подхватывает другой, дополняя, разбавляя и унося в невероятный поток. Они звучат идеально, словно эта шутка мироздания – создать их такими и не дать возможности всегда быть вместе. Мелодия льется и голоса вторят в унисон друг другу, создавая ту самую гармонию, потому что вместе они звучат как единое целое. Tachidamaru koto sae dekinai kurushisa no Naka ni mieta hikari tsunagatte iru kara Usotsui tatte ii sa namida nagashite ii kara Ano toki no ano basho kienai kono kizuna Зал поет вместе с ними. И нет больше сил, чтобы сдерживать чувства. Как горькая услада на слух ложится дрожащий от нахлынувших слез голос. Джин опускает голову, натягивая шляпу еще ниже, прикрывая лицо. В этом трогательном жесте, в попытке спрятать покрасневшие глаза, он выглядит совсем незащищенным, по-детски уязвимым. И Казуя смотрит с нежностью. Они прячут взгляды, но не могут спрятать чувств. Да и нужно ли? Ответ всегда один: улыбка и теплый, полный любви, взгляд, который обводит драгоценное лицо, будто бы стараясь запомнить его в этот самый момент. Ippo zutsu de ii sa kono te wo hanasazuni Tomo ni ayunda hibi ga ikitsuzukeru kara BOROBORO ni narumade hikisakarete ite mo Ano toki no ano basho kienai kono kizuna Стоять рядом на одной сцене. Петь дуэтом. Такое желание Джин загадал на падающую звезду. Он молился об этом изо дня в день, об этом писал песни. И вот они снова вместе и сцена теперь у них одна. Песня льется подобно легкому весеннему ветру – обволакивая теплом и ласковыми касаниями драгоценного голоса, пробирающими до самой глубины. Он готов отдать все, что у него есть, лишь бы этот момент продолжался вечность. Вечность вдвоем. Амелия не замечает, как слезы катятся по щекам. Так наивно и совсем по-детски. Она не хочет плакать на глазах у персонала, но иначе не справиться с чувствами. Одновременно радостно и печально. Она счастлива, что подарила им шанс снова спеть эту песню, а с другой стороны – пропади пропадом эта работа и весь мир. Перед глазами все еще горят выжженным рисунком два силуэта. Кажется, она, наконец-то, начинает понимать, что же такого особенного между этими мужчинами. Силуэты перед ее глазами замирают, и в момент, когда свет вновь привычно гаснет, они касаются кончиками пальцев, передавая импульсы в любимое тело. С тобой по жизни, - говорят они, - спасибо за сегодняшний день. Я люблю тебя - теперь она знает их главный секрет.***
Эми аккуратно заглядывает в гриммерку. Внутри, уже сменившие свои сценические костюмы, четверо мемберов ведут свой разговор, не обращая внимания на происходящее вокруг. - Кто-нибудь видел Аканиши и Каменаши? Амелия видит несколько косых взглядом и трудно скрываемые улыбки. Уэда хватается за свои бумажки с текстами песен, Тагучи начинает печатать тысячное сообщение в телефоне, и только Накамару остается при своем деле – устало полулежит в мягком кресле. Кажется, троица не собирается отвечать на вопрос, и тогда девушка переводит взгляд на единственного, кто остался без отмазки. Коки сидит на стуле, опираясь грудью на спинку, и вертит в руках бутылку с водой. Она все еще ждет ответа и мужчине ничего не остается, кроме как сделать это – состряпать очередную отмазку для горе-одногруппников, которых он вынужден прикрывать вот уже более двадцати лет. Хоть что-то в этом мире постоянно. - Не нервничай, Деб. Наверняка, они уже переоделись и тусуются где-то за кулисами. Его идею поддерживает Татсуя и постепенно подтягиваются двое других. Девушка принимает такой ответ, но, когда дверь в гриммерку закрывается за ее спиной, она следует совсем не к главной сцене. До начала второй части остается менее шести минут, и она должна найти мужчин. Но интуиция подсказывает, что с врожденной педантичностью Каменаши они ни за что не опоздают. Охрана стоит почти у каждого поворота, строго соблюдая заведенные правила – никаких посторонних лиц. Эми огибает коридор за коридором в поисках цели, но умная мысль, как это всегда бывает, приходит с опозданием. Вряд ли, мужчины захотят подвергнуть себя опасности быть раскрытыми, поэтому она должна искать более укромные места. Эми спускается на нижний этаж, который расположен прямо под сценой, но не используется, хотя свет здесь включен. Или же кто-то приложил свои усилия, чтобы эта часть комплекса была освещена, и не было необходимости в потемках искать нужную дверь. Девушка крадется по коридору, прислушиваясь к оглушительной тишине. Ни звука. Только музыка и крики фанатов долетают с верхнего яруса. Коридор слишком быстро заканчивается и ей ничего не остается кроме как вернуться. Возможно, она ошиблась, и чутье подвело ее в этот раз. Возможно, АКаме, как и говорил Коки, ждут начала второй части где-то за кулисами, повторяя танцевальные движения и напевая гармонии. - Ка-а…зу… Стон растворяется в тишине, оседая в голове Эми. Она замирает, старается не издавать лишних звуков. - Ох… К-а-а…зу… - последующие звуки вгоняют девушку в ступор. Стоны и приглушенные причмокивающие звуки не могут скрыть даже бетонные стены. – Я больше не могу… Иди ко мне! Шорох и возня за дверью напротив, наводит Эми на мысль, что ей нужно срочно покинуть это помещение. Но неожиданный сильный толчок заставляет вздрогнуть и зажать рот рукой, дабы сдержать испуганный вскрик и не выдать себя. О поверхность двери несколько раз судорожно толкаются, а после звук напоминает скрежет. И последующие стоны вконец вгоняют Эми в краску. - Джин… о боже… еще… - Тебе хорошо? - Да. - Я люблю тебя. - Люблю… Звук ударяющих друг о друга влажных тел ясно звучит в безлюдном коридоре. Девушка быстро, неразборчиво машет головой, отгоняя странное наваждение и стремится как можно быстрее покинуть помещение. А посторонние голоса догоняют ее, бросая обрывки фраз в спину, не желая так просто отпускать. У двери ее настигает вскрик, смешанный с животным рычание. Эми пытается успокоиться, пока поднимается на верхний этаж. В этой части здания жизнь бьет ключом. Она идет по главному коридору, когда встречает Танаку. - Ты куда? Через минуту вы должны быть на сцене. Музыкант пожимает плечами и хитро щурится. - Каменаши хочу найти, - и в этой простой фразе столько подтекста, что Амелия даже не сомневается, что скрывается за ухмылкой мужчины. - Их там нет, - вырывается у нее и только после этого, она понимает, что проболталась. – Каменаши там нет, я его искала. Аканиши я тоже не видела. Наверняка, они уже где-то за кулисами. Она неосознанно возвращает Коки его же отмазку, запоздало соображая, как глупо и ненатурально она звучит. Взгляд. Глаза в глаза. Мужчина хмурится, но в следующее мгновение на его лице появляется очередная знающая ухмылка. Иногда Эми пугает этот человек. Создается впечатление, что он способен читать ее мысли. - Я понял. Тогда буду ждать их на сцене, - последние слова он кидает через плечо, неспешно направляясь в сторону главной сцены. И все происходит ровно по графику, без каких-либо заминок. Просто в одно мгновение перед началом шоу среди снующихся людей возникает Каменаши и за ним, из толпы выходит Аканиши. Оба счастливые, довольные и абсолютно спокойные. Они уверенно выдерживают испепеляющие взгляды мемберов и, как ни в чем не бывало, проходят мимо них, направляясь к сцене. Знакомые аккорды завладевают публикой как марионеткой, и с края сцены вспыхивают огненные брызги. Слепящие вспышки света вырывают из темноты шесть фигур. Шоу продолжается. Завораживающая музыка. - Не сдерживайтесь! Кричите во весь голос! Толпа взрывается. И Амелия ощущает, как происходящее на сцене насыщает ее энергией. Немыслимый поток уносит куда-то за пределы. Она уплывает и до того момента пока не опускается занавес посторонние мысли не тревожат ее.***
Теплые ласкающие касания ветра обжигают лицо. В тех местах, где оставили свои следы соленые слезы, ветер слегка пощипывает кожу. Эми кутается в вязанный, местами растянутый свитер, и тушит очередную сигарету в пепельнице. Ей требуется как минимум еще пару минут, чтобы вдохнуть полной грудью и выдохнуть, окончательно успокаиваясь. Свечение брызгов воды в фонтане заставляет голову идти кругом. Амелия опирается на кованые перила балкона как на опору и закрывает глаза. Перед внутренним взором цветными картинками вспыхивают моменты сегодняшнего концерта. Но четче всего горят в обжигающем пламене две фигуры, так самозабвенно исполняющих песню о любви. О той самой любви, которая потревожила их неспокойные миры в далеком прошлом и с возрастом только усилилась, приобретая очертания всепоглощающего чувства, которое затмевает своим сиянием все другие. Узы, которые не разрушили ни время, ни обстоятельства, ни злые завистливые языки. Этим людям удалось пронести через всю жизнь непотухающий огонь собственной любви. Клокочущая боль поднимается от груди вверх прямиком к горлу. Наружу снова просятся слезы, но она сдерживает эти порывы. Ей больше не хочется нарушать тишину своим горем, которое, впрочем, не является обоснованным. Это был ее выбор, ее работа. Амелия ложиться в постель, но сон не приходит к ней. Она ворочается, комкая простыни, и о ночное безмолвье разбивается громкий вздох. Девушка выходит на улицу, в надежде, что ночная прогулка поможет справиться с бессонницей. Завернувшись в кофту, неспешно направляется к парковой зоне. Маленькие уличные фонари почти не создают никакого освещения, и только фонтан в форме морской волны служит неким маяком, излучающим свет из своих недр. Прикрыв глаза, она идет на шум воды. Эми зажигает сигарету и делает несколько затяжек. В висках стучит. Она ерошит волосы свободной рукой и отпускает пару кружочков дыма. В голове кавардак и не только из-за выпитого накануне алкоголя. Ей совсем паршиво и она абсолютно не знает, что с этим делать. Бросить все – не выход, но и оставить как есть нельзя. Она разглядывает водяную гладь, подсвеченную мягким желтым цветом. Отражение серебряного диска луны колышется от разбивающихся ежесекундно о ее поверхность капель воды. Неожиданно в отражении загорается слабый огонек, словно зов из другого мира. Эми поднимает голову. В паре метрах от нее, сокрытый в ночной темноте, стоит человек, и крошечный светлячок служит путеводной звездой, незримо соединяющей их. Тень отделяется от шелестящих на ветру деревьев и направляется к ней. Подсветка фонтана приглушенным желтым светом освещает полуночного встречного. В мягких лучах искусственного освещения лицо Джина кажется умиротворенным, но резкий надлом бровей и зажатая в зубах сигарета говорят об обратном. Мужчина останавливается рядом, не проронив ни слова. Время неминуемо уходит в прошлое, и Эми знает, что должна что-то сказать. Хоть что-то. Потому что молча стоять рядом с Джином для нее испытание. После всего, что ей теперь известно, после сегодняшнего концерта. Она уже дважды была свидетелем, когда его любовь разливалась через края, и он отдавал всего себя единственному; она видела его обнаженную душу. Все это тяжелым грузом давит на нее, и ей неловко делить с ним его минуты спокойствия. - Сегодня вы превзошли сами себя. Твиттер гремит записями о вашем концерте, - в ночной тишине даже шепот звучит громче, чем хотелось бы. Амелия сделала очередную затяжку и посмотрела на молчаливо стоящего Джина. Уголки его губ приподняты, и хмельные глаза поблескивают в темноте, отражая теплый желтый свет, исходящий из фонтана. Но несмотря на внешнее спокойствие, девушка ощущала напряжение, которое электрическими импульсами окутывали мужчину. Судорожный вздох подтвердил его нервное состояние. - Ты любила кого-то всем сердцем, Деб? Джин сделал затяжку и механическим жестом стряхнул пепел с кончика сигареты. По всей видимости, выпитый накануне после концерта арманьяк дал о себе знать и Джина потянула на философские беседы. Но Эми вовсе не против. В конце концов, они пили все вместе, отмечая дорогой выпивкой удачное начало тура. И поскольку она еще помнит терпкий с горечью привкус изысканного алкоголя на кончике языка, совсем не против сейчас пофилософствовать. Она выпускает колечки дыма, обдумывая вопрос Джина. И это оказывается почти непосильной задачей – дать твердый ответ. Проходит некоторое время, прежде чем она решает, что нашла ответ. Но ей сложно признаться даже себе, что она никогда и никого не любила так сильно, как родителей. Но Джин спросил не об этой любви. Любила всем сердцем… Между ними все та же тишина и Эми в каком-то роде благодарна Джину за то, что он не торопит ее. Как и Казуя, он терпеливо ждет ответа, не собираясь подгонять, или давить, в попытках ускорить процесс. Они продолжают курить. И Эми запоздало понимает, что расстояние между ними неимоверно сократилось. Можно даже обнять при желании, только руку протяни. Вот и еще одна причина мысленно обозвать себя сволочью. Ее пускают в личное пространство, позволяют высказывать свое мнение, в каком-то роде даже доверяют, а она нагло пользуется этим. Вдалеке раздается звук сработавшей сигнализации и почти сразу за этим – пронзительный собачий лай. Это выводит Эми из состояния оцепенения. Она решает ответить, как есть. В конце концов, после всего, Джин заслуживает хотя бы одного честного и правдивого ответа. - Нет. Я никогда не влюблялась. Мои родители были единственными людьми, которых я любила по-настоящему, но после их смерти… я не влюблялась. Нет. Мужчина как-то странно хмыкнул, и она опять взглянула в его красивое лицо. - Любить кого-то и влюбляться это разные вещи. Ты можешь влюбляться хоть каждый день, а если полюбишь кого-то всем сердцем – это на всю жизнь. Как бы далеко вас не раскидывала друг от друга судьба, вы все равно будете сталкиваться снова и снова. Это будет продолжаться изнурительно долго, пока однажды вы не поймете, что по отдельности жить не можете. Потому что в сущности это и не жизнь вовсе, а попытка выжить. После длительного монолога, Джин издал усталый вздох. Он был опустошен. Похоже, что в эти слова он вложил слишком много от себя и теперь внутри образовался вакуум. Пустота. Мужчина неспокойно запустил музыкальные пальцы в густые волосы, убирая их с лица. - А ты любил когда-нибудь также сильно? Амелии показалось, что она услышала как учащенно, быстро-быстро, забилось сердце Джина. Она и сама стала волноваться, ощущая, как кровь начала приливать к голове, заставляя ту идти кругом от напряжения. - Любил. Иногда мне кажется, что я люблю его всю жизнь… ее!Конечно, ее! Он мило поправляет себя, поздно осознавая, что как обычно сболтнул лишнего, и прячет взгляд. Девушка хочет убрать из разговора такое ненужное сейчас слово она и вернуть мужчину к первоначальным, самым первым мыслям о том самом. - Как вы познакомились? Как она и хотела, Джин быстро включился в разговор. Атмосфера и алкоголь поспособствовали . Мужчина охотно рассказывал такую важную для него историю. Иногда он запинался, путался или замолкал, но потом поток слов фонтаном вырывался из него. Из рассказа было неясно о ком он говорит, но сама история не оставляла вариантов, что речь идет совсем не о жене. - Это было так давно. Очень давно. Я был другим в то время. Знаешь, еще ребенком. Ничего не смыслил в этом. Мы встретились на кастинге, и я подумал, что он похож на цыпленка. Он был в спортивном костюме и выглядел напуганным... Его сразу выбрали, и я гордился им. Понимаешь? Я знал его всего пару часов, но уже гордился его успехам! После этого моя жизнь изменилась. Все поменялось, закрутилось. Мы становились старше, и я стремился еще больше защищать его. Ее!... Я знал, что мои чувства были за гранью разумного. О таком не пишут в книжках… Понимаешь, это чувство… У меня просто перехватывало дыхание, когда он улыбался мне или смеялся. Даже от простого взгляда мне становилось хорошо до одури! Я хотел оберегать его… ведь такой беззащитный в то время. А потом я понял, что люблю. Как будто по голове ударило чем-то, и я вдруг понял, что люблю его. Джин бесхитростно, по-детски задорно рассмеялся, пряча руки в карманах потертых джинсов. - Мы часто оставались ночевать друг у друга, родители никогда не были против. И я был горд тем, что у меня в ванной была его зубная щетка, а в шкафу – пижама. Мне казалось это важным. В тот период я написал свою первую песню. И это оказалось удивительно легко – выразить чувства через стихи. Я мог рассказать о самом важном, не говоря это открыто. Но тогда мне показалось, что все поняли, о чем эта песня. Только вот он не понял. Или не стал показывать этого, он ведь всегда был чутким. Но однажды… это было летом, потому что из открытого окна доносился оглушительный стрекот цикад. Я не мог уснуть в ту ночь. Смотрел и смотрел на его спину и внезапно понял, что мне плохо... мне было больно от того, что я был трусом, который боялся признаться в своих чувствах… Он тихо стал напевать песню, и в его голосе мелодия приобрела особый смысл... С любовью она откликается в сердце девушки. Джин шумно выдыхает, глядя перед собой, и Амелия пораженно смотрит на него. Она не может поверить, что сейчас с ней поделились не просто историей, это был огромный пласт воспоминаний, который наполнен искренними, живыми чувствами. - И как бы мы не пытались, нам так и не удалось разорвать эти узы… Столько раз. Но я верю в то, что наша встреча была судьбой. Мы были созданы как единое целое. Моя судьба быть рядом с этим человеком и оберегать его. Всегда. - Ты счастлив сейчас? - Когда мы вместе, я могу свернуть горы, - с уверенностью отвечает и замолкает на этих словах. Тишина давит на уши, но уже не кажется такой гнетущей, не причиняет дискомфорта. Одно из окон за их спинами загорается, образуя брешь на укрытой ночной темнотой земле. В желтом свете из прямоугольного пятна, отражающегося на траве, мелькают тени. Это выдергивает Джина из собственных мыслей, напоминая о том человеке, которого он оставил этой теплой февральской ночью одного. Приятные воспоминания растворились в темноте, оставляя их наедине с реальностью. В растерянном взгляде девушка сразу читает мольбу о помощи, которую тот не способен озвучить вслух. Эми улыбнулась этому хрупкому, наивному жесту. - Тебе стоит возвращаться, - она постаралась придать голосу наставительных ноток. – Завтра у вас два концерта и съемки для передачи. Ты должен хорошо отдохнуть. Мужчина забавно встряхнул головой, из-за чего его пушистые волосы снова закрыли часть лица. - Ты права. Тогда, я пошел? – с надеждой протянул Джин, продолжая топтаться на месте. - Да, - Амелия наблюдает за тем, как он быстро преодолевает расстояние по узкой тропинке прямиком до здания. – Спокойной ночи. - Спокойной… - долетает до нее обрывок фразы. Эми какое-то время смотрит на закрытую дверь, а потом решает сделать пару кругов по аллее, прежде чем вернуться в свой номер и, наконец-то, провалиться в короткий, но крепкий сон. * Okaeri (Okaeri nasai с японского «Добро пожаловать домой» или «С возвращением домой»).