От себя не убежишь

      Таксист остановил возле центрального входа отеля Марриотт. Я прошла к лифтам, игнорируя слова девушки на ресепшене, что мне туда нельзя. Меня не волновали люди вокруг и их ничего не значащие сейчас слова. Всё пустое, всё не то. Дорога до отеля прошла словно в тумане. Я потерялась в этом мире, потеряв себя и все, что мне дорого, а из-за густоты окутавшей меня тьмы никак не могла найти выход.       Дверь лифта открылась. ЧанЁль посмотрел на меня тяжелым взглядом, затем чуть отошел, пропуская внутрь.       — Сехун предполагал, что ты выкинешь какой-нибудь финт. ХеМин, ты хорошо подумала?       Я одарила его взглядом полного презрения и обиды. Неужели он сам не понимает, каково мне сейчас? Как вообще такое можно было хорошо продумать?!       — Поднимемся в номер. Собрание закончится через двадцать минут, — продолжил он, и я кивнула, отворачивая голову, рассматривая стену лифта.       Мы шли по красиво обставленному коридору в коричнево-бежевых тонах с оттенками золота. Пак остановился в огромном холле, и я чуть не врезалась в него. Мысли были заполнены Ханем, братом, семьёй, и фокусироваться на реальности казалось непосильной задачей.       Я огляделась. Рядом располагалась необыкновенная резная лестница в современном стиле, ведущая вниз к одному из входов в отель, а на противоположной стороне расписанные колонны и массивные деревянные двери.       — Мы останемся тут ещё на два дня, — сказал ЧанЁль, открывая карточкой дверь и пропуская меня внутрь. — Может, поживёшь с родителями?       Я проигнорировал его слова, проходя в президентский номер и сразу отправляясь на поиски бара. Ничего так не помогает забыться как алкоголь. Большое количество алкоголя. Взяв первую попавшуюся бутылку и прихватив бокал, прошла к дивану, присаживаясь напротив телевизора. ЧанЁль молча следил за моими действиями, не предпринимая попыток остановить.       — Может уйдешь? — обернулась на парня, его присутствие напрягало, хотелось побыть одной.       — Это не моё дело, но… Что случилось?       — Это не твоё дело, — отчеканила каждое слово и отвернулась, наливая алкоголь в бокал и залпом осушая, морщась от горечи напитка. Захотелось разбить бокал, так как легче не стало, ни на грамм. Хотя, чего я ожидала?       Следующие три бокала шли подряд, не чувствуя толком вкуса, просто, чтобы быстрее забыться, уйти от мыслей. Сейчас как никогда остро чувствовалась несправедливость всего, что произошло с братом, с отцом. Почему Крис, а не я? Я должна была впасть в кому и не просыпаться, так всем было бы лучше. Алкоголь действовал медленно, потихоньку растекаясь по венам и расслабляя мышцы.       — ХеМин?       — Пак, ты ещё тут? — алкоголь чуть связал язык. — Неужели я разучилась корректно изьяснь…тфу! — очередной бокал залпом. — Дерьмовое пойло, Сехун ничего не смыслит в напитках.       — 5 тысяч за бутылку, — отозвался Пак.        Я пропустила смешок, не удивительно, что такой дерьмовый вкус при такой-то цене.       — Долларов, — пояснил парень, и я прыснула каплями этого напитка на обивку дивана. Как я могла забыть, что у этого человека не существует понятия «дешево, сердито».       — Видимо проблема не в пойле, — снова истерический смешок. Алкоголь отлично действовал на голодный и ослабший организм, все становилось забавным, а мысли будто дым расползались в разные стороны. — А косячка у вас в загашнике нет? — опять смешок сорвался с губ. Я пила уже из горла, не заботясь о приличии.       — Хватит, — парень в два шага преодолел пространство между нами, с силой выдирая бутылку из мои рук.       — Не указывай мне! — вскочила на ноги, но не удержавшись на ногах плюхнулась обратно. — Иди отсюда! Живо! — бокал со стола полетел в парня, что ставил почти пустую бутылку в бар, разбиваясь о стену и рассыпаясь по ковру меткими острыми камушками. — Не слышишь что ли?!       — ХеМин, — начал он, но я его перебила.       — ХеМин, я, ХеМин! И что? Что вам всем от меня надо? Мне теперь и пить нельзя? Может, на цепь посадишь?! Почему вы мне жить не даете, а? Да пофиг я, что вы докопались до моего папы? А брат-то вам что сделал? — я вспомнила, как мы с ним игрались на заднем дворе дядиного дома, и я сломала тётин любимый цветок, тогда брат взял вину на себя, чтобы меня не ругали. Я вспомнила свои последние слова, адресованные брату и тихо всхлипнула. — Он же такой хороший, — я плюхнулась на диван, утыкаясь лицом в ладоши, начиная истерично рыдать.       Алкоголь окончательно дал по мозгам, смешивая все мысли, чувства, желания в один огромный непонятный ком из боли, жалости к себе, желания уйти и необъяснимого трепета жертвы, которая покорно сдалась в лапы тигра.       — Ты понимаешь, что…       — Замолчи.       Его спокойный бас бесил, отчего хотелось рвать и метать ещё больше, но, сжав зубы, я попросила его уйти. Пусть он и был убийцей и заслужил поруки, но явно не от такой как я.       Дверь хлопнула. Оставшись одна, пошатываясь, подошла к бару, забирая опробованный ранее алкоголь и опрометчиво раня ногу о самый большой осколок. Поморщившись от щиплющей боли, я легла на диван, рассматривая бутылку и заливая в себя остатки дорогущего виски. Боль в ноге не шла ни в какое сравнение с чувствами там, внутри, отчего я совершенно о ней забыла, стуча себя по груди, чтобы сердце перестало ломать рёбра и сдирать мясо в попытках выбраться наружу.       Я привстала. Голова кружилась, а пустая бутылка валялась у дивана, видимо, я успела ненадолго задремать. Поняв пьяным мозгом, что в комнате я уже не одна, резко обернулась, отчего вокруг всё поплыло, и я опрометчиво упала с дивана, больно ударяясь о журнальный столик и валяющуюся бутылку.       — Что за повод? — усталый вздох и меня резко подхватывают на руки, усаживая на диван. Сехун ловко поднял бутылку, мимолётно касаясь её взглядом и отставляя в сторону. — Очередной фарс или действительно больно? — вопрос, который можно было расценить по-разному. Больно ли мне? Очень. Невыносимо. Но физическая ли это боль? Сейчас я не могла сказать точно — удар об бутылку так ныл или душа решила сломать позвоночник и погулять отдельно от глупой тушки.       Я разглядывала его, а он меня. Все чувства к нему переплелись, создавая адский коктейль. Я сама не понимала, чего во мне больше — ненависти или любви к этому человеку. Да, Ханя я любила больше, но и Сехуна я полюбила своим «больным» естеством. И смотря в эту бездонную тьму шоколадных глаз я окончательно ломалась, понимая, что я больше не могу, не смогу этого вынести.       — Больно, — с претензией, обвинением и обидой. Со всеми эмоциями, что жгли меня изнутри, подогреваемые немалой дозой алкоголя.       — Подожди, — он снял пиджак, оставляя его лежать рядом со мной, а сам отошел к полкам, доставая медикаменты. Я видела его недовольный взгляд, когда он заметил осколки, но, ничего не сказав, просто сел у моих ног, оказываясь на одном уровне со мной.       — У тебя раздвоение личности? — выдала раньше, чем с его приоткрытого рта слетел звук. — Облей грязью и запри в кладовке — это же твоя истинная сущность. Неужели захотелось поиграть в добродетель?       — Действительно хочешь, чтобы я так сделал? — усмехнулся он, и в его глазах я заметила озорные огоньки. — Правда ни грязи, ни кладовки тут нет.       — Ты издеваешься? — эти задорные, игривые нотки бесили, но в то же время добавляли непонятно откуда взявшегося куража.       — Пока не планировал, — подмигнул он и схватил руку, несильно выворачивая, намазывая ушибленный локоть.       — Больно! — взвизгнула, когда он начал обрабатывать ногу. Рану защипало, но он лишь улыбнулся, продолжая оказывать первую помощь. — Ненавижу тебя, — сквозь зубы, отворачиваясь.       — Правда? — я чувствовала, как самодовольная улыбка расплывается на его губах. — Что ж, ничего с этим поделать не могу, — он с силой надавил на ранку, заклеивая её, и я шикнула, прожигая его гневным взглядом.       Закончив, он встал на ноги и подошел к стационарному телефону, вызывая горничную.       — Мне можно выходить? — я следила за ним с каким-то садистским удовольствием, сопровождая каждое его движение.       — Я не запрещал, — сказал он и прошел в комнату.       Всё вокруг кружилось, но я встала и, шатаясь, направилась к выходу. В номере было душно, не по себе, хотелось на свежий воздух. Уйти от этого садиста и определиться наконец, по какой причине сейчас так стучит сердце и горит лицо.       Спустившись вниз по витиеватой, резной лестнице я вышла на улицу, вдыхая свежий воздух. Ветер обдал холодом, но это было даже приятно для разгорячённого алкоголем тела. Пройдя ещё немного заметила фонтан, вспоминая недавнюю прогулку с Ханем, пропуская болезненную улыбку. Дойдя до воды, я недолго думая полезла в неё, наконец замечая голые ступни. Совсем забыла про обувь. Посмеявшись от души, села на краешек, раскачиваясь из стороны в сторону и напевая незамысловатую песенку. Всё вокруг плыло, и я плыла за компанию.       На ноге красовался пластырь, и я прикусила губу. С чего вообще я начала ненавидеть Сехуна? С какого момента моя жизнь пошла под откос, захватив с собой, как оползень, жизни окружающих? Виноват ли в этом Сехун? Отражение расплывалось в воде, моё лицо сейчас показалось мне таким мерзким, отталкивающим. Поздравляю, ХеМин! Ты омерзительная тварь, растоптавшая чувства любящего человека, и что смешнее уже во второй раз. Сама же ввязалась в это дерьмо с О МенБаком и смысла обвинять никого нет. Неужели надо было пережить это всё, чтобы понять сколько глупостей я успела совершить. Прости, Хань…       — Ангину хочешь заработать? — Пак подошёл ближе, но всё равно остался дальше, чем я могла дотянуться.       — Прости, — тихо, как-то ненавязчиво я перетекла к самобичеванию. И почему Сехун его сын? Да и за что я так поступила с ним в школе. Ведь прекрасно понимала, что ТеЁн не примет его в свою банду, не примет в баскетбольный клуб. Знала, что унизив при всей школе, превратит его школьную жизнь в сущий кошмар. Стоит ли вспоминать детские ошибки? Организму постепенно становилось плохо, наступала тошнота и голова уже не легко плыла, а ощутимо покалывала, то ли от мыслей, то ли от влитого градуса. — Сейчас, можно я ещё немного так посижу?       — Я ведь предупреждал, — он накинул на меня легкую курточку, сохранившую тепло чужого тела. — Не надо было тогда в кафе, — он замялся. — Мы бы просто уехали.       — Прости, — язык заплетался, и ни единой нормальной мысли не было в голове, я даже не совсем понимала, что говорил Пак.       — Куда эта сумасшедшая залезла? — слышала я сзади, но совершенно не понимала, Пак это был или кто другой.       Тело слабело, а голова наоборот казалась тяжёлой и норовила окунуться в холодную воду.       — Что-то, — не успела договорить, моё ослабшее тело подхватили на руки.       Голова окончательно упала, а глаза закрылись, и только дурманящий аромат и нескончаемые картинки прошлого не давали забыться в сладкой пустоте.       Голова гудела. Я не сразу поняла, кто я и где нахожусь. Рядом на тумбочке стоял спасительный стакан с оранжевой жидкостью, и я осушила его залпом. Пьяненькое состояние ещё не совсем отпустило, поэтому я с трудом поднялась с койки. Сделав шаг и неосознанно опустив взгляд, обнаружила забинтованную ногу, память не сразу откликнулась, постепенно кидая отрывки вчерашнего вечера. Неужели Сехун забинтовал её из-за того, что пластырь я благополучно утопила в фонтане? Я не сомневалась, что это был он, ведь последнее, что я помню это сильные руки и аромат его парфюма.        Оказалось, что в номере я одна и ни моих вещей, ни телефона не было.       Я вышла в холл. Дверь, ведущая на выход, была заперта и, не долго думая, я пошла к лифтам, чтобы спуститься к ресепшену. Нажав на кнопку первого этажа, я подошла к самому краю, рассматривая интерьер отеля через стеклянный лифт. Куда я ехала? Зачем? Ничего этого я не знала, просто следуя минутному порыву. Мысли крутились вокруг Ханя, так хотелось услышать его голос, просто увидеть издали, как он там… нельзя. Надеюсь, он не сказал родителям и дяде. Лучше уйти тихо, тем более не на всегда и всего лишь обратно в Сеул, как и хотел папа.       Стоило мне чуть скосить взгляд и перед глазами оказалась знакомая фигура в классическом костюме, целенаправленно идущая в сторону конференц-залов. И не знаю, что меня дёрнуло пойти следом: то, что это был Пак или то, что это был Пак в классическом костюме?       Мужчины за тридцать, кто и старше, выходили из конференц-зала, пожимая друг другу руки и склоняя головы. Видно было, что это не офисные клерки, по их надменным лицам, неискренним улыбкам и вальяжным походкам. Они продолжали о чём-то говорить друг с другом, постепенно покидая коридор. Я остановилась у стены, навалившись боком, наблюдая за действиями ЧанЁля и рассматривая выходящих, кто-то казался мне знаком, но я не могла вспомнить, где я их видела. Через секунду из зала вышел Сехун и кому-то поклонился. Мужчина лет пятидесяти с прилизанными волосами подошел к нему, похлопав по плечу, и небольшая нотка презрения проскользнула на лице парня, которую он тут же заменил каменным выражением лица. ЧанЁль стоял в шаге от Сехуна, и теперь на все 100% напоминал охранника, в костюме он казался ещё больше и опаснее, нежели в простой одежде. Сехун сказал что-то мужчине и поднял глаза, по несчастливой случайности встречаясь с моими. Я пожала плечами, отворачиваясь, наваливаясь спиной на стену и начиная непринуждённо рассматривать рядом стоящий горшок. Как же глупо. Что я вообще здесь делаю?       — Лу Хань, — будто пробуя имя жертвы на вкус протянул О, и я вздрогнула, услышав родное имя, резко оборачиваясь. С противоположной от меня стороны стоял Хань. Секундное счастье, а потом сердце сжалось, осознавая ситуацию и взгляд неосознанно забегал по нему, удостоверяясь, что он здоров и не выглядит болезненно. — И о чём же ты хотел со мной поговорить?       Мужчины, вышедшие из зала, наконец растворились, и теперь в коридоре находились только трое. Я медленно пошла в их направлении, так как до них было не менее десяти шагов.       — Я думал, ты мне кое-что прояснишь, — оскалился Хань. — Человеческие жизни не игрушка, Сехун, а ты заигрался.       — Какие речи и от деревенщины. Если ты про ХеМин, то она сама пришла ко мне, и я её совершенно не удерживаю, — он улыбнулся, вновь поднимая взгляд на меня. — Так ведь?       Хань хотел что-то сказать, но Сехун перебил его. А я, сделав последний шажок, остановилась, ведь так и не успела придумать контраргументы, чтобы не ранить Ханя ещё сильнее.       — Ну же Мин-а, объясни своему цветочному мальчику, что это только твоё решение, — Сехун мельком глянул на часы, сдвигая брови к переносице. — Я бы тебя ещё послушал, но дела, — ухмыльнулся Сехун, глядя на Ханя и обходя того в два шага.       — Детские комплексы мешают жить нормально, не трогая невиновных? — Сехун дёрнулся от слов Ханя, разворачиваясь, смотря ему прямо в глаза.       — О чём ты? — надевая маску безразличия, отозвался О.       — Я прав, — прожигая взглядом, продолжил Хань. — Только ты пойми одну истину: во всех неудачах виноват только ты. Не отец, не мать, не ХеМин. Ты испоганил свою жизнь.       — Что? — уголки губ О нервно дрогнули.       Напряжение между ними было ощутимо и, кажется, его можно было потрогать руками. Мы с ЧанЕлем стояли как статуи, не понимая, что происходит. О чём говорит Лу и почему так завёлся О. Чего вообще добивался Хань?       — Удобно перекладывать вину на других, да, Сехун?       — Что ты, мать твою, несёшь? — он выхватил пистолет из кобуры на бедре у ЧанЁля, которую я до этого не заметила, наставляя дуло на Ханя.       — Нет! — крикнула, бросаясь вперёд, но Чан перехватил меня поперёк талии, оттаскивая в сторону. — Отпусти! Отпусти меня! Не надо, Сехун!       — Заткни её! — шикнул О, не прерывая зрительного контакта с Ханем, у которого от недосыпа, кажется, уснуло чувство самосохранения. ЧанЁль закрыл мне рот ладонью, и всё, что у меня выходило, это мычание, а от страха полились слёзы. Сехун был напряжен как струна и, казалось, что вот-вот спустит курок. Я застыла, во все глаза смотря на них, истерично думая, что мне делать и как на зло никого из персонала не было. — Так что ты там говорил про мои проблемы? Ты у нас кто? Ебаный психолог?       — Нет, не психолог, — Хань сделал шаг к Сехуну, почти упираясь лбом в дуло пистолета, я забыла как дышать. — Говорю то, что вижу. Ты маленький, закомплексованный мальчишка, живущий прошлым. Ты же не любишь ХеМин, лишь хочешь самоутвердиться, разрушив всё, что дорого ей. Это достойный поступок, Сехун, как считаешь? — он говорил вкрадчиво, осознанно, пытаясь вывести на эмоции. — Она уже не та маленькая девочка, да и ты не тот мальчик.       — Именно, уже не тот, — бешено улыбнулся О. — И могу без колебаний оставить тебе дыру в голове. Профессиональный вопрос умному дядечке Ханю: люди выживают после прямого попадания в голову?       — А ты целься точнее, — сузил глаза Хань, будто бросая вызов.       Сехун посмеялся, откидывая назад свои волосы. Он был доволен и зол одновременно. Словно сейчас какая-то, только им понятная, игра была в самом разгаре. Из моих губ вырвался болезненный смешок. Опять всё из-за меня, из-за того, что я беспросветная тупица! Легонько коснувшись плеча Пака, показывая, что всё хорошо и я спокойна, прошла к взвинченным парням.       — Хань, — вновь вернула голосу силы.       — Ты действительно её любишь? — Хань перевёл свои полные тепла и ласки глаза на меня, но я ответила безразличием, смотря на Сехуна, который словно завис на какое-то время, это было шансом Ханю бежать, но он стоял на месте. — Ты вообще знаешь, что такое любовь?       Рука на пистолете дрогнула, и я чуть не умерла от сердечного приступа, готовая оттолкнуть Лу и поймать собой пулю. О резко крутанул пистолет, протягивая его Паку.       — Чтобы я этого клоуна больше не видел, — голос был властным и подразумевал, как мне показалось, большее, чем просто уход Ханя.       О проиграл, не понятно в чём и как, но по его состоянию было понятно. Финал.       — Оставь это мне, — подойдя ближе, я коснулась его шеи, заставляя смотреть в глаза. Я не могла позволить навредить Ханю, никогда. — Хорошо?       Он ничего не ответил, оставляя нас с Ханем одних. Пальцы рук покалывало и по спите то и дело проходился холодок. Хань молча смотрел на меня, а я, скрестив руки на груди, прожигала его презрительным взглядом, пряча за ним испуг и любовь.       — Ты — мазохист?       — Хватит, ХеМин, я же вижу, что это не ты.       — То, что я испугалась, когда Сехун схватил пистолет, а сейчас стою здесь — ничего не значит, — я нарочито провела по ключицам, показывая, что цепочки больше нет на моей шее. — А это, — я разжала кулак выпуская обручальное кольцо, что некогда дарило мне неописуемое тепло и счастье. — Мне больше не нужно, — небрежно скинув цепочку к его ногам. — Давай расстанемся без лишней нервотрёпки, — в его глазах окончательно что-то потухло. — Прощай, Хань. И в этот раз навсегда.       Сердце билось как сумасшедшее, я так испугалась, что, казалось, не хватало воздуха. Голова гудела и, добравшись до первой дамской комнаты, я включила кран, стараясь выровнять дыхание и смыть с себя все. Тело колотило как в конвульсиях. Я правда поверила, что Сехун на такое способен, в его глазах не было ни единого намёка на фальшь, и это пугало.       Зайдя в номер, я сделала для Ханя последнее, что могла. Шагнув ближе к разговаривающему по телефону Сехуну, я крепко прижалась к его спине. Голова была пуста, только мелкая дрожь напоминала о моей эмоциональной нестабильности в последнее время.       — Останься со мной.       Меня проигнорировали, продолжая говорить по телефону. Я не слушала, о чем идёт речь, меня это не волновало.       — Пытаешься спасти своего ненаглядного? — огрызнулся он, отключая вызов, но мои руки не убрал.       — Не пытаюсь, теперь мы друг другу никто, — улыбка вышла вымученной.       Я шагнула назад, и он обернулся. Такой холодный, далёкий, но такой манящий в отличие от теплого, заботливого Ханя, к которому я отныне не имею никакого отношения. От этой мысли кольнуло в груди, но я проигнорировала. Поднявшись на цыпочки, я невесомо коснулась его губ своими, ожидая дальнейших действий от него, но так как их не последовало, чуть отпрянула.       Он смотрел на меня изучающе, хищно, и мне стало страшно.       — Правда? — он вздёрнул бровь, а я чувствовала себя словно в клетке. — Тогда постарайся найти такие слова, что заставят меня поверить, — ухмыльнулся он и меня словно оттолкнуло от него. Дежавю.       Я замялась. Ничего не приходило в голову. Я сказала ему уже всё, что могла. Я пожертвовала всем, чтобы стоять сейчас перед ним. Голова была пуста, а тело с трудом держалось под натиском чужой ауры. Казалось время перестало течь, оно просто остановилось, толкнув меня в бездну ада и захлопнув дверцы. Какая-то минута, мгновение, которое показалось вечностью. Решение, за которым последует будущее. Стереть всё в пыль, стерпеть и нацелиться на О МенБака. Почему-то не смотря на тяжесть, на то, что было в прошлом и возможно ждёт в будущем, слова легко сорвались с губ, не встречая не единой преграды.       — Я прощаю тебя, но ты должен передать дяде все документы по делу отца. Тогда я улечу с тобой в Сеул.        Сехун засмеялся, а я внутренне сжалась. Что я натворила? Как я умудрилась такое сказать?       — Ты умеешь удивить.