Ожог

      Дин очнулся на промятом диване в гостиной Бобби и чуть было не посчитал все произошедшее сном, но руки, как и плечи, бок и спину, все еще покрывал слой воска. «Произошедшее» автоматически перекочевало в раздел «происходящее», и Дин вскочил, прислушиваясь. Никаких посторонних голосов в голове не было, только Бобби гремел посудой на кухне: он что там, обед готовит? Дин открыл раздвижные двери: кухня была пуста — ни старика, ни тарелок. Он удивленно вскинул брови: ему не могло показаться.       Дин прошел дальше и застыл на пороге ванной. Бобби, чертыхаясь, из железных коробов, напоминающих кубические кастрюли, насыпал в ванну лед — где только столько набрал? — но он сразу же таял. От жидкости, в которой лежал Сэм, поднимался горячий пар, и защитная восковая корка оплывала, как свеча, обнажая другую — корку струпьев. На лице брата появилось болезненное выражение, и он застонал, но остался недвижим. Зато беспомощный звук тяжелой волной отчаяния ударился в старшего Винчестера и вывел его из оцепенения. Дин бросился к Бобби и помог ему опустошить последний бак со льдом.       — Нужно еще! — воскликнул он.       — Больше нет, — несколько опешивши, ответил Бобби, словно не ожидал увидеть Дина. — Боюсь, придется его достать, пока вода не закипела и мы можем к нему прикоснуться.       Дин молча наклонился и подхватил брата под спину и под колени, вытаскивая его из воды или чем там была эта жидкость. Сэм был необычно легок, несмотря на толстый слой воска, который прилипал к рукам и отваливался кусками. Сэм терял свою защитную броню, опять превращаясь в сгусток жара, запертого проклятием. Дин чувствовал его лихорадочную дрожь, слышал надсадное дыхание, ощущал, как нагревается тело до гиперпиретической температуры, а потом выше и выше, до запредельных высот, таких, что могли спалить одним прикосновением.       Он аккуратно положил брата на пол рядом с ванной, потому что нести Сэма в комнату не было смысла: там деревянные полы и мебель, которые имели свойство отлично гореть, а здесь — кафель, который хоть и не жаростойкий, но не воспламеняющийся. К тому же тут вода — если Сэм захочет, Дин сможет его напоить, не прибегая к кормежке льдом.       — Что дальше?       — Ждать, — глухо сказал Бобби.       — Чего?       Бобби не ответил и вышел из комнаты. Дин понял — такое доходит и без слов. Он сел на пол, согнув ноги по-турецки: колени едва не упирались Сэму в бок. От брата исходил жар — Дин покрылся испариной и стянул ботинки, желая хоть как-то остудиться. Восковой панцирь, в который был закован Сэм, полностью расплавился — быстро — и остался на кафеле черными матовыми лужицами. Сэм дернулся и шумно втянул воздух через рот.       — Сэмми? — Дин наклонился к нему. — Я здесь. Все хорошо.       Сэм захрипел и слабо повернул голову — струйка темной жижи вытекла из уголка рта. Дин вытер ее большим пальцем, обжигаясь.       — Не надо, — сказал он. — Молчи. Береги силы. Пить хочешь?       Сэм моргнул. Эта система была отработана давно, специально для экстремальных случаев, когда один из них был слаб настолько, что проще было закрыть и открыть глаза, чем говорить: есть моргание — да, нет моргания — нет. Все гениальное просто. Но Дин ненавидел это. Он встал и наполнил водой неизвестно когда принесенную Бобби железную кружку, потом осторожно приложил ее к губам брата. Сэм сделал жадный глоток и закашлялся, поперхнувшись. Горло сжалось, выталкивая воду, а вместе с ней и черную жижу. Дин протянул руку, чтобы помочь, но Сэм оттолкнул ее, двигаясь неожиданно быстро.       — Нель… зя…— сквозь кашель с трудом произнес он, но выровнял дыхание — грудь почти не поднималась.       — Вот уж позволь мне решать, что можно, а что нельзя, — сказал Дин устало. Брат не моргнул. — Стервец. — Губы Сэма приоткрылись, но Дин опередил его. — Знаю-знаю, я сволочь. Пожалуйста, молчи.       Сэм медленно повернул голову и уставился в потолок. Бобби принес миску с какой-то неведомой фигней, поставил у входа и, не говоря ни слова, ушел. Наверно, готовится к ритуалу — стаскивает всякую колдовскую чушь. Дин даже не поинтересовался, как они будут воскрешать Сэма, и, если честно, вообще не хотел об этом думать. Отрицание было лучшей формой защиты, не считая нападения, которое сейчас, к сожалению, было не применимо. В моменты, когда нельзя действовать, надо затаиться и ждать, тогда, возможно, беда обойдет стороной. Дин до сих пор в это верил, хотя такое никогда не срабатывало. Беда обычно подходила вплотную, прижимала к стенке, и Дин глядел ей в лицо, не понимая, как он мог допустить, чтобы все полетело к чертям, но всегда — всегда! — ускользал от лезвия ее ножа, приставленного к горлу, и тащил прочь брата, который вообще не хотел во всем этом участвовать.       Сэм хотел степень бакалавра, скучную работу, Джессику в жены, дом, собаку и барбекю по субботам на заднем дворе — хотел простую, как яблочный пирог, жизнь. И у него почти вышло. Он почти вырвался, но не говори гоп, пока не перепрыгнешь. Дин явился, не закрыв дверь, и беда зашла за ним, разрушая хрупкий Сэмов мир вдребезги.       Брат как-то сказал, что проклят, потому что все, кто ему дорог, умирают. Дин сказал, что это полная чушь. Если кто и был проклят, так это он сам. И дело здесь было не в ведьминых кознях, происках судьбы или прочей чуши, от которой его воротило, дело было в нем самом: в своем стремлении избавиться от одиночества, собрать семью воедино и просто быть с ними рядом, он разрушил все, что имел, — отец мертв, Сэм почти мертв, он жив, хотя не должен.       В последнее время Дин часто думал, что было бы, если бы он все-таки умер. Отец наверняка бы уже нашел демона и замочил его, а Сэм вернулся бы в колледж и стал золотым стипендиатом или как там это называется. Все были бы счастливы. И, возможно, его смерть даже примирила бы их.       Да, ставить глаголы в сослагательное наклонение много легче, чем смотреть правде в глаза. Он обязан был умереть, чтобы прервать замкнутый круг их бед, закончить, замкнуть все на себя, но даже такой малости не смог.       Сэм едва коснулся пальцами его колена и тут же убрал руку, но все равно прожег дыры в джинсах. Дин вынырнул из своих размышлений и обеспокоенно посмотрел на брата — наткнулся на такой же взгляд, устремленный на него: ты в порядке?       — Все хорошо, — соврал Дин. — Сэмми?       Моргание.       Да, все оʼкей, я же хотел барбекю по субботам. Все идет по плану, не парься.       Господи, какое же дерьмо! Дин провел по волосам рукой. Сэм продолжал смотреть на него, с хрипом втягивая воздух через рот. Губы чернели на бледном лице, не тронутом ожогами, будто ведьма специально оставила его целым, чтобы Дин видел, как разительно отличается оно от тела, изъеденного темно-красными струпьями. Из некоторых, сродни сукровице, сочилась темная жижа, застывая восковыми подтеками. Если Сэм был свечой, то догорал. Если Дин был живым, вопреки всему, то умирал вместе с братом.       Бобби приволок старенький трехногий журнальный столик, накрытый черной тканью, на которой то ли белой краской, то ли мелом был нарисован круг, разделенный на пять секторов.       — Для алтаря, — пояснил Бобби и удалился. Дин подумал, что, наверно, надо бы помочь, и встал. Сэм схватился за низ его штанины, заставляя ткань тлеть.       — Не уходи. — Голос спокойный, тихий, слабый. — Скоро…       — Это не навсегда, Сэмми, — сказал Дин, садясь обратно. Он положил ладонь на кафель, растрескавшийся от жара, и пододвинул ее к пальцам брата так близко как мог. — Я верну тебя, обещаю. Ты веришь мне?       Сэм моргнул и закрыл глаза. Слеза оставила узкую дорожку на виске. Сэм надеялся, что брат не видел. Чужой огонь внутри него дожирал последнее. Скоро он догорит, рассыплется пеплом и сгинет. Дин не сможет помочь, как не помочь горсти золы стать деревом.       Боль приелась — не была острой и обжигающей, как в начале, скорее, обратилась дымом на границе сознания, дымом, из-за которого он не мог дышать. Короткие вдохи давали крупицу воздуха, застревающую где-то посреди горла тугим комом, и с каждым разом он становился все больше и больше, пока не занял всю грудную клетку. Сердце забилось в угол, замирая. Сэм неестественно выгнулся, срывая коросту с ожогов, и заскреб несгибающимися пальцами пол — на покрытом сажей кафеле появились полосы. Ведьма — душа огня — стояла рядом и улыбалась. Ее объятые пламенем руки сжимали плечи Дина.       — Моя свеча, — сказала ведьма.       — Нет… — в ужасе прохрипел Сэм, а потом сгорел, и ничего не осталось.

***

      Когда у Сэма началась агония, алтарь был готов. В каждом из пяти секторов лежал свой предмет: колба с кровью, кость, кусок мяса, огниво и баночка с пеплом. В середине круга стояла миска с расплавленным воском, над которым был прочитан нужный заговор, — надо только дождаться момента перехода. Бобби старался сохранять спокойствие. Он знал, что делает, но страдания Сэма разрывали ему сердце, а поведение Дина заставляло держать ухо востро.       Старший Винчестер был до странного отрешен, просто сидел и смотрел, как в муках умирает его брат: ни криков, ни отчаяния, ни слез — ни единого звука, ни единого движения. Внимательный взгляд и довольная полуулыбка.       Ах ты ж, мерзкая тварь!       Бобби взял миску со стола и подошел к Сэму, делая вид, что собирается вылить содержимое ему на голову в ту же секунду, как он издаст последний вздох. Дин безразлично проследил за стариком и поднялся. Изрядно потрепанная футболка загорелась на плечах, будто кто-то стоял за его спиной и держал руками.       — Моя свеча, — сказал Дин, глядя Сэму в глаза. Тот захрипел, выгибаясь дугой, и обмяк. Все раны открылись, одновременно лишаясь затянувших их корок, — жижа потекла на пол, сначала черная, пахнущая гарью, затем — бурая с солено-железным запахом. Кровяная короста облепила Сэма с головы до ног.       Бобби резко развернулся, выплеснул топленый заговоренный воск Дину в лицо и быстро прочитал заклинание. Бедный мальчик думал, что проклят брат, что было правдой лишь отчасти, и не заметил, что, на самом деле, сам попал под раздачу.       Нагуаль проводили всю жизнь в поисках дитя, способного выдержать их душу. Наверно, поэтому ведьма и залезала в дома с младенцами, чтобы вселиться в одного их них, но все они оказались неподходящими, слабыми и сгорали от ее прикосновения, отсюда и пожары. Меж тем, срок смены тела подступал все ближе, и ей наудачу подвернулись два брата-растяпы: первый сгодился для временного убежища, а второй был по-настоящему ценен. Встретить свечу во взрослом теле — это истинное везение, ведь человек должен быть особенным — опустошенным, с выжженным нутром, чтобы ей хватило места удобно устроиться. А Дин, непонятно от кого унаследовавший гипертрофированное чувство вины и евший себя поедом по поводу и без, разбитый утратой Джона, был идеальной свечой.       Все, что нужно было ведьме, — это смешать его кровь со своей и подождать, пока первый из братьев не догорит до конца, отдав ей силы, необходимые, чтобы совершить переход. Бобби надеялся, что книги не врали и Сэму теперь ничего не угрожало: он очнется новеньким, словно младенец, — перерождение феникса, мать его. Заклинание было жестоким, но лишнего нагуаль не брали: один — скопить силы, другой — эти силы тратить. Огарок и свеча — двойная связка.       Дин дернулся, когда воск облепил его голову, и замер. Бобби даже подумал, что все обойдется без «осложнений», но разве такое вообще возможно, когда речь идет о Винчестерах? Дин провел ладонью по лицу, и воск расплавился, словно его и не было.       — Бобби, Бобби, Бобби, старый черт, — сказал он, надвигаясь на охотника, — ты упустил момент. Это мое дитя.       — Хрень, — ругнулся Бобби. Это адское месиво из воска и трав, сдобренное старым-престарым заговором, должно было подействовать и вытурить ведьму восвояси, но не сработало. Видимо, он где-то ошибся, или нагуаль была чересчур сильна, или Дин — слишком пуст. И если последнее — правда, то у Бобби проблемы размером с Мексиканский залив. Ладно хоть догадался амулеты спрятать, чтобы эта тварь из дома не выбралась. Бобби размахнулся и со всей силы саданул Дина железной миской по голове — прости, парень.       — Грубо, — процедил Дин сквозь зубы и выплюнул кровь, проведя языком по разбитой губе. — Просто дай мне уйти. Ты знаешь, мне лишнего не надо.       — Вылезай из мальчишки и вали на все четыре стороны. — Бобби уперся в алтарь, подтолкнув стол, — колба с кровью покатилась, упала на пол и разбилась.       — Круг нарушен, — со знанием дела сказал Дин, — хотя он был бесполезен: кровь не та. Ты совсем не умеешь колдовать, старик. — Он бросился вперед, нанося Бобби тяжелый удар в челюсть. Тот отлетел к стене, опрокидывая трехногий столик. Дин взял Бобби за горло и приподнял — носы ботинок скребли пол. — Выпусти меня!       — Пошла к черту! — прошипел Бобби и ударил его в солнечное сплетение. Дин поймал кулак на подлете и с хрустом вывернул запястье, но пропустил хук в правую скулу. Пальцы разжались. Бобби выпал и, кувыркнувшись, откатился в сторону. Кажется, нагуаль не ожидала от него такой прыти и, когда развернулась, увидела направленный на себя пистолет.       — Ты серьезно, Бобби? Убьешь меня? Я же тебе как сын.       — Дин — да, но не ты.       — Одно и то же, — ухмыльнулся он.       — Не скажи. — Бобби взвел курок и выстрелил, резко отводя пистолет вправо — пуля врезалась в плитку рядом с Сэмом.       — Ой, кажется, промахнулся. — Дин сложил руки на груди. — Это другой брат.       Бобби выстрелил снова — пуля прошла совсем близко от головы Сэма и застряла в кафельном коробе ванны.       Нагуаль со снисходительной улыбкой наблюдала за происходящим, мол, скажи, как наиграешься, и я тебя убью.       Не будь так уверена, сука.       Бобби нажал на спусковой крючок в третий раз — пуля задела по касательной плечо Сэма и вошла в стык между полом и коробом.       Улыбка исчезла. Дин сжал виски ладонями и упал на колени.       — Что?.. — невнятно произнес он. — Ты мой. — Левая рука уперлась в пол, правая — оставила ожог на виске и скуле. — Моя свеча. — Лицо исказилось болью. Дин захрипел, будто воздух превратился в камень и не заталкивался в легкие, а потом медленно повернул голову к Бобби и проговорил, сипя: — Ты охренел?       — Дин? — спросил Бобби, держа его на мушке.       Дин кивнул и повторил:       — Ты охренел? Сэм…       — В порядке, — сказал Бобби, хоть и не проверял. — Неужто думаешь, что я подстрелю мальца? — Он подхватил Дина за локоть и помог встать. — Ты сможешь ее сдержать?       — Без понятия. — Дин смотрел мимо него, и Бобби был уверен, что парня интересует только брат. Кажется, пока Дин не убедится в целости Сэма, охота идет лесом, даже если ведьма трижды спалит все вокруг, включая его самого. Бобби закатил глаза, но отступил, пропуская Дина. Тот благодарно кивнул, прошел к брату и склонился над ним, первым делом проверяя пульс. Ожоги исчезли — артерия хорошо прощупывалась и билась ровно. След от пули на плече кровоточил. Дин закрыл царапину ладонью, чувствуя под пальцами теплую кожу и липкую кровь — никакой черной жижи — и улыбнулся. До чего они дошли — он радуется, что может прикоснуться к брату.       Внутри всколыхнулась волна жара, поднимаясь от живота и ударяясь в голову. В глазах потемнело, и Дин неловко завалился вперед, хватаясь за край ванны.       — Бобби, — сказал он, — если у тебя есть план, то самое время… Блять! — Его скрутило так, что показалось, ребра треснули от огня, заполнившего каждый дюйм его тела. Нужно было убраться подальше от Сэма и быстро: ведьма лезла обратно, явно не желая оставаться на вторых ролях. Дин отполз в сторону. Сердце тяжело бухало в груди, будто он пробежал десять миль кряду. Многострадальная футболка вспыхнула, превращая его в факел. — Блять! — Дин перегнулся через бортик ванны и неуклюже соскользнул в нее, выплескивая треть жидкости на пол. Жесткий восковый панцирь начал стягивать ему грудь и спину. Дин заорал от чудовищного жара внутри и снаружи и, кажется, на секунду отключился, потому что, открыв глаза, обнаружил себя в кромешной жидкой темноте, заливающейся в нос и рот. Он вынырнул, отплевываясь, и уперся макушкой в ладонь Бобби, которая снова отправила его под воду и не давала всплыть. Дин бился, стараясь избавится от руки, топящей его. Он схватил Бобби за предплечье, оставляя на нем ожог в форме своей пятерни. Это ничего не изменило. Ведьма внутри вопила, захлебываясь, и Дин почувствовал, что расплавленное железо, в котором его держал Бобби, в одно мгновение становится ледяным и сковывает цепью, больно врезающейся в тело и в разум. Сознание потерялось среди темноты, в которой плясали слабые огненные всполохи, и он поплыл вниз по ледяной реке, наверняка заканчивающейся в самом аду.       — Прости, парень, — сказал Бобби и убрал руку. Дин всплыл, поддерживаемый восковым панцирем. На лице, там, где он обжег сам себя, черным бугристым пятном выросла корка. Глаза были закрыты и, казалось, что Дин просто спал. Но как бы не так. Нагуаль стопроцентно была в бешенстве: второй раз искупаться в этой ядовитой фигне — это унижение. Ладно, тогда она была в огарке и слаба, но сейчас — ее опустила собственная же свеча, вырвавшаяся из подчинения! Как только нагуаль придет в себя, что не займет много времени — Бобби в этом не сомневался, — она спалит дом к чертям собачьим и выйдет отсюда по их обгорелым костям, поэтому медлить нельзя.       Он быстро восстановил алтарь, хоть его элементы и разлетелись по комнате. Бобби снова все собрал воедино: второй сектор — кость, третий — плоть, четвертый — огниво, пятый — пепел. Пустовал только первый, где должна была быть кровь.       В неудавшемся заклинании он использовал кровь Дина, с трудом найдя на его обожженных руках место для надреза, который он сделал, когда старший Винчестер отрубился, а когда очнулся, кажется, даже не заметил короткий порез у себя на предплечье. Дин был свечой, и контрзаклятье, завязанное на его крови, должно было сработать.       Ты совсем не умеешь колдовать, старик.       Бобби задумчиво потер подбородок. Синяк от молотоподбного удара в челюсть заныл, но он не обратил на это внимания.       Кровь не та.       Старый идиот! Бобби взял ритуальный нож и первую подвернувшуюся под руку миску — оказалась мыльница — и подошел к Сэму. Если малец дал силы ведьме, он же их и заберет. Бобби присел на корточки и осторожно провел кончиком лезвия по вдоль Сэмовой линии жизни. Кровь выступила, скапливаясь в центре ладони. Бобби аккуратно собрал ее в мыльницу. Пальцы Сэма слегка шевельнулись, а потом мертвой хваткой вцепились Бобби в запястье.       — Тише, сынок. Это я, — сказал Бобби. Веки Сэма дрогнули, и он открыл глаза. Капилляры полопались — белки́ были красны.       — Где… — прошептал Сэм.       — Ты у меня дома. Ведьма, помнишь?       Сэм дернул подбородком — Бобби расценил это как несогласие.       — … Дин?..       Бобби понял, что вопрос изначально должен был звучать как «Где Дин?», и цокнул. Эти двое словно парочка влюбленных, ей-богу. Он машинально посмотрел на Дина, который недвижно лежал в ванне, Сэм проследил за его взглядом и неудобно вывернул шею, но увидел лишь кафельный короб, в котором застряли пули. Он определенно что-то пропустил, но ему придется встать, чтобы выяснить, что именно.       Сэм повернулся на правый бок, подтягивая колени, — ничего сложнее он в жизни не делал. Сил не было совершенно. Он устал. Глаза слипались. Сэм приказал себе не закрывать их. Бобби протянул ему руку. Он ухватился за нее, как утопающий за спасательный круг, и, пока поднимался, свалился раза три точно: ноги ни черта не держали.       — Порядок, парень? — спросил Бобби, помогая ему дойти до ближайшей стены. Сэм оперся на нее плечом, не замечая, что мажет кафель кровью — царапина от пули, растревоженная возней и ходьбой, несильно кровоточила. — Дальше сам сможешь? — Сэм кивнул. Бобби недовольно покачал головой, словно вовсе не был уверен в его самостоятельности. — Мне бы не помешала помощь. Эй, ты слышишь? Сэм! — Бобби помахал у него перед носом рукой.       — Да-да, я слышу, — вздрогнув, ответил младший Винчестер. — Я в норме. Сейчас оклемаюсь.       — Хорошо бы, — бросил Бобби, отходя к алтарю и ставя мыльницу в первый сектор круга. — Тащи свечи, и чем больше, тем лучше. — Сэм послушался и пошел к выходу, стараясь не двигаться улиткой и не думать, почему брат, бледный как смерть, лежит в ванне, не шевелясь. — И, Сэм, — сказал Бобби, не глядя на него, — надень штаны.