***
Текс еще какое-то время стоял перед закрывшейся дверью гостевого дома, покачиваясь с пятки на носок и чувствуя себя во власти противоречивых желаний. Одно желание было совершенно естественно и продиктовано насыщенным трудовым днем и поздним временем, в какое он привык уже видеть десятый сон. Другое же, разбуженное запахом приезжего альфы и накрывшими его вечерними переживаниями, побуждало немедленно пойти в конюшню и заняться лошадью мистера Далласа, чтобы подольше побыть в контакте с дразнящим ароматом, впитавшимся в кожаную амуницию. Или бродить до утра возле гостевого дома, питаясь тайной надеждой на то, что волнующий даже через действие подавителя запах альфы долетит до его носа и пробудит в нем то, что он сдуру сам же загасил, смешав ‚Голубую Лагуну‘ и ту самую ‚Хауху‘, в наличии которой мистер Даллас вовсе не ошибался. В итоге, он так и остался бы на распутье, как буриданов осел (1), если бы со стороны асьенды не раздался окрик отца, призывающего его по имени. Вздохнув и предчувствуя, что ему еще придется выслушать от старика в качестве нравоучения на сон грядущий, Текс бросил последний тоскливый взгляд на светящиеся во мраке окна, за которыми пятеро приезжих мужчин о чем-то между собой переговаривались, и быстро направился в асьенду… …Расплата за сотворенную вечером глупость настигла его среди ночи — сперва он долго ворочался в постели, не в силах уснуть и, кусая губы, корил себя за то, что так стушевался перед гостем и вообще вел себя с ним, как настоящий дикарь… А, когда все в доме уже крепко спали, ему сделалось так плохо, как не было никогда в жизни. Жар, разлившийся по всему телу, перемежался крупным ознобом, выбивающим дробь из зубов, мышцы рук, ног и спины крутило так, словно он попал в мельничный жернов и застрял между тяжелых каменных дисков, вращающихся в разные стороны. Недавний ужин благополучно покинул желудок, украсив собой соломенную циновку на полу, голова гудела и раскалывалась, горло и губы пересохли, глаза и нос отчаянно слезились… Но самое худшее было в том, что в паху снова все взмокло — и ни у кого из обитателей дома больше не осталось сомнений в том, что это чертов омежий цвет! Ньюбет, первым почуявший это, заглянул проведать пасынка и пришел в ужас, обнаружив его в столь плачевном состоянии. Он разбудил мужа и переполошил слуг, посылая одних за водой, других — за травами и настойками, третьих — и вовсе ехать за врачом в ближайший городок. Джеку с трудом удалось утихомирить растревоженного о-Сойера, к тому же решившего, что только он один и виновен в случившемся с Тексом несчастье. — Мне нужно было лично запереть Марка, пока брат не учуял его! Ведь я же знал, что у него вот-вот начнется… Но Текс… он же альфа! Почему с ним вдруг случилось то же самое?.. — сокрушался Ньюби, меняя на пылающем лбу пасынка холодные полотенца. Джек, стоя в дверях в длинной ночной сорочке, и глядя на то, к чему приводит неразумное смешивание сильных снадобий, припомнил грозное предостережение гостя, в точности услышавшего их состав еще за ужином, помялся немного — да и пошел в гостевой дом, засунув свою альфовую гордость себе же в задницу… Постучав для приличия, старик дождался, покуда дверь ему отворил один из мордоворотов, сонный и дыхнувший на него крепкой смесью табака и рома. Проморгавшись и признав в старике в белом балахоне хозяина ранчо, он убрал револьвер и спросил не самым любезным тоном человека, выдернутого из объятий сладкого сна: — Что случилось, а-мистер Сойер? Пожар или, может, бандитский налет? — Прошу прощения за беспокойство в неурочный час, бе-мистер. Мне нужен а-мистер Даллас. Похоже, он оказался прав насчет треклятой ‚Хаухи‘! Текс… ему сделалось худо… Эдди был не особенно рад, когда его разбудил посреди ночи хозяин ранчо, и мало того, что разбудил — так еще потребовал поднять с постели ‚мистера Далласа‘! Это после того, как Декс, в одиночку высадивший полбутылки джина в качестве ‚успокоительного‘, все равно добрых два часа ворочался на тюфяке, не в силах заснуть, и то ругался сам с собой, то на что-то тоскливо жаловался, и, наверное, только-только задремал… Но отказать встревоженному старику, с чьим сыном стряслась беда настолько серьезная, что он в исподнем примчался за помощью к чужаку-альфе, не смог бы даже распоследний злодей. — Подождите минутку, а-мистер Сойер. Присядьте. Сейчас узнаю, как там и что… — учтиво сказал охранник и ринулся в комнату, чтобы для начала посоветоваться с близнецами. Советоваться не потребовалось: Декс уже был на ногах и одевался. — Сэр, — Эдди все-таки решил исполнить долг караульного. — Тут пришел наш хозяин, он говорит… — Я знаю, Эд. Я слышал. — альфа был спокоен и сосредоточен, как всегда; несмотря на спешные сборы, его рубашка, бриджи и сюртук выглядели безупречно, он только не стал возиться с галстуком. — Ред, мой медицинский саквояж, быстрее. Лео, ты пойдешь со мной, может понадобится твоя помощь. Захвати нож. — Тьфу, сосунок! — ругнулся Лео, не успевший досмотреть приятный сон с участием пухленького белокурого омеги. — Не умеет пить, а туда же… Перехватив ледяной и властный взгляд своего альфы, он прикусил язык, пристыженно замолчал и бросился исполнять приказ… Не прошло и пяти минут с появления мистера Сойера-старшего у дверей гостевого дома, как альфаэро вышел к нему полностью одетый, с небольшим саквояжем в руке и в сопровождении телохранителя: — Я к вашим услугам, сэр. Пойдемте к вашему сыну. Подробности расскажете по дороге, нельзя терять времени… Это состояние после приема ‚Хаухи‘ в неверной дозе называется ‚Болотная ведьма‘, и если не принять экстренных мер, оно может перейти в ‚Ведьмины объятья‘, что заканчивается смертью почти в половине случаев. Лицо Декса, произносившего эту тираду, было белее, чем полотно его рубашки, но голос звучал спокойно и сухо, даже деловито, как у врача с богатой практикой. — Но… но… вы же поможете моему мальчику, мистер а-Даллас? — пролепетал старик, окончательно перепуганный, и просительно заглянул в черные глаза альфы. — Вы ведь знаете, что делать, правда? — Я знаю, что делать, и я помогу. От вас требуется только одно: не мешайте мне, какими бы странными не казались мои действия, а потом четко выполняйте мои рекомендации. Сейчас же надо бежать… Ноги мистера Соейра были еще сильными и двигались быстро, но Декс мчался так, словно за спиной у него выросли крылья, и старый альфа пару раз сморгнул, потому что эти черные крылья привиделись ему въяве. Здание асьенды было освещено больше чем наполовину, окна распахнуты, в коридорах метались люди, но толку от этой бестолковой суеты определенно было мало. Деверо не спросил куда идти — лучше любого навигатора его вел к цели аромат Текса, густой, сильный, стойкий, и возбуждающий до предела… Может быть, волны этого удивительного запаха отчасти и были виной того, что все обитатели асьенды точно потеряли голову и способность здраво соображать. Из-за одной двери, украшенной букетиком сухоцветов, доносился страстный скулеж, временами переходивший в истерические рыдания: младший брат рвался к старшему, и, вероятно, сам не знал, какую помощь собирается ему оказать. — Сюда, сюда, скорее! — Ньюбет, в прелестном ночном капоте, и с растрепанными волосами, кое-как заправленными в чепец, выскочил на порог спальни и замахал руками. — О, мистер Даллас, муж говорит, что вы можете помочь, пожалуйста, пожалуйста… Декс ни на на кого не смотрел, никого не слушал и никого не видел, кроме Текса, распростертого на кровати, с закинутыми вверх руками, подобно святому Себастьяну под градом стрел. Альфа встал на колени перед узким ложем и нежно провел ладонью по спутанным влажным волосам; потом наклонился и прошептал прямо в губы Тексу: — Тихо, мой сладкий мальчик… Я здесь. Все будет хорошо. Тело Текса лоснилось от пота, и ему казалось, что он тонет, погружается в склизское болото, что оно затягивает его жадным чмоканьем и опутывает потяжелевшие конечности прядями диких трав, затаскивает все глубже под слой темной воды, покрытой зелеными разводами ряски… Он силился вынырнуть и уцепиться за стремительно тающий воздух, вскидывая слабеющие раз от раза руки и пытаясь нашарить хоть что-то твердое в этой бесконечной зыби. Когда ему казалось, что опора существует, она вдруг оборачивалась костлявыми пальцами злой ведьмы, которые тянулись к его горлу, лишая последних сил к сопротивлению, стискивая холодеющую шею… Альфаэро ворвался в его болотные кошмары, как резвый конь — в стадо черных быков, и разметал их в стороны, пробиваясь к остаткам рассудка. Его шепот, горячий и дурманяще-ромовый, проник в уши и растекся целебной припаркой по клочьям разорванного сознания, плавающего в отвратительно-вязкой жиже. Текс потянулся к нему, ухватился слабеющими пальцами за теплую и сильную руку, и тут же застонал и выгнулся всем телом, не в силах больше контролировать естество омеги, властно проявившееся в нем сегодня и вытеснившее все, что было в нем от альфы… — Помоги… помоги… останови это… возьми… возьми меня… — бормотал он в полузабытьи, как заклинание, призывая сделать с ним единственное, что могло по-настоящему облегчить эту муку… Декс судорожно глотнул и резко втянул в себя воздух. От запаха Текса и внезапной телесной близости сознание поплыло, рассудок почти сдался. Узел на члене тянуло нестерпимой, зудящей болью. Инстинкты подстрекали альфу спустить с цепи алчных псов озверевшей страсти, вцепиться в жаркую податливую плоть, истекающую благоуханным любовным соком (ооо, эти дикие сливы, эта смола, этот шоколад с мускатом и горячей солью…), губами и языком испытать желанный рот, а после… оооо… после вылизать Текса, полностью, с головы до ног, не пропуская ни дюйма… Но сердце, тяжело бьющееся о прутья ребер, не потеряло благоразумия, оно шептало не о похоти, а о любви, и любовь требовала иного — помощи, исцеления. Немедленное соитие принесло бы обоим бешеное, ни с чем не сравнимое наслаждение, оно полностью опустошило бы семенники альфы и погрузило его в сладчайший сон… зато омеге уже не суждено было бы проснуться. После того, как член Текса перестал бы исторгать семя, наружу пошла бы кровь, которая изливалась бы до остановки сердца… В этом и заключалась смертельная ловушка, коварство ‚ведьминых объятий‘: сон альфы, сладкий, но такой глубокий, что напоминал смерть, мог длиться неделями и в конце концов на самом деле стать смертью… Омегу же ожидала быстрая смерть от кровавого оргазма. Все это пронеслось в мозгу Декса яркими и страшными картинами, и воля мыслящего существа взяла верх над инстинктами зверя. — Нет, мой сладкий мальчик… Нет, мой красавец… Я не хочу убить тебя своей любовью. Я помогу тебе. Потерпи лишь еще чуть-чуть, Текс. Ты сильный, ты справишься. Рука альфы онемела — с такой силой за нее цеплялся Текс; он с тревогой видел, что лицо молодого ковбоя горит, как в лихорадке, но губы начали синеть. Ждать дольше было нельзя. — Лео, дай мне жгут, миску и свой нож. И достань из саквояжа синий флакон. — О боже! — вскричал Ньюбет, все это время стоявший позади альфы, и в отчаянии ломавший руки. — Мой бедный мальчик! Что вы хотите с ним сделать? — Индейская магия… — сочувственно шепнул бета на ухо омеге. — Доверьтесь а-мистеру Далласу. Он знает, что делает… Похоже, ни Ньюбета, ни Соейра-старшего это не успокоило, и тогда Декс обернулся и жестко приказал: — Выйдите вон! Выйдите сами и уведите всех посторонних от двери. Я вылечу его, но мне нужно, чтобы в комнате никого больше не было, кроме нас двоих. У меня есть всего несколько минут, чтобы спасти вашего сына.Глава 3. Ведьмины объятия
18 февраля 2017 г. в 14:23
…Альфа сделал всего пару шагов через темный двор, гадая, где же ему теперь искать Текса — непокорного, как альфа, и пахнущего, как омега — когда ему в ноздри ударил знакомый аромат дикой сливы, шоколада и сосновой смолы. О-о, а вот и мускат, перемешанный с маслом и горячей солью… То ли снадобья помогли на совсем короткий срок, то ли «Хауха» — это все-таки была она, что бы там ни пел старик про «Сверчка» — полностью нейтрализовала «Лагуну», и приблизительно в три раза усилила первое цветение ковбоя.
Декс повернул в сторону конюшен, идя по следу любовного зова, но в густой чернильной тьме мало что можно было разглядеть, и альфа подосадовал, что перед ужином не удосужился получше изучить расположение построек.
— Текс… — тихо позвал он, и, не сдержавшись, зарычал от страсти. — Текс, где ты? Не бойся меня. Я ничего тебе не сделаю.
Его член, натягивавший дорогую ткань бриджей, был другого мнения на сей счет, но альфа еще раз повторил в темноту:
— Я не трону тебя, мой милый. Просто хочу поговорить.
«И вдохнуть тебя. Вдохнуть твой потрясающий аромат с близкого расстояния — это ведь пока не запрещено?».
Может, Текс и был альфой, как утверждал старый Соейер, знавший сына не первый год — но вел он себя как омега, испуганный симптомами первого цветения…
«Вот проклятье! Почему чертово зелье уже не действует? Неужто индейцы надули отца и продали ему пустышку вместо „Голубой лагуны“?»— только и спрашивал себя Текс, привалившись к стене конюшни и заново ощущая, что весь будто плывет и плавится, как восковая свечка, стоило ему только полчаса побыть в компании черноглазого альфаэро с его цитрусово-кофейным шлейфом, опутавшим его, точно лассо — шею дикого мустанга. И вот он, вместо того, чтобы мчаться в прерию, спасая себя от порабощения, стоит смирно на месте и ждет, когда тот, кто накинул лассо, придет и укротит его.
— Текс… Текс, где ты? Не бойся меня. Я ничего тебе не сделаю. — слышит он, и дрожь в ногах усиливается, а дыхание наоборот замирает на губах, искусанных в кровь…
— Я не трону тебя, мой милый. Просто хочу поговорить. — продолжает он свои ласковые увещевания, но запах густеет, в нем появляются новые хищные нотки, кажется, так пахнет горячий ствол револьвера сразу после выстрела… нагретым ружейным маслом и порохом… да… порохом.
— Я здесь, а-мистер Даллас. — Текс с усилием отлепляет себя от стены и делает неуверенный шаг вперед, потом еще один, уже более твердый, и замирает, напряженно вглядываясь во тьму, из которой проступает слабо очерченный силуэт мужчины, шикарного самца в ореоле его силы и могущества.
— О чем вы хотите говорить? — спрашивает он, стараясь держаться прямо и гордо, как подобает настоящему альфе и сыну альфы.
Он вышел! Сделал шаг навстречу и настороженно замер — ни дать ни взять мустанг, готовый от малейшей подозрительной тени сорваться в бешеный бег и любого преследователя оставить с носом. Да, с носом… до краев заполненным божественным, сводящим с ума запахом смолы и дикой сливы.
Декс тоже остановился, выравнивая дыхание, давая успокоиться сердцу, стучащему, как боевой индейский барабан, и настраиваясь на долгую пытку терпением, потому что внизу живота и между бедрами все пылало от тянущей сладострастной боли.
— Ничего такого страшного или неприличного, Текс. Ничего такого, что один джентльмен не может сказать другому джентльмену. Просто поболтаем, как приятели, и немного прогуляемся, если ты не против. Я чувствую себя свободнее вдали от длинных ушей и чересчур бдительных глаз.
Восхитительный запах снова стал сильнее. Все чувства Деверо были обострены до предела, и ему казалось, что он слышит, как дрожит Текс под своей грубой одеждой ковбоя.
Декс приблизился еще на один шаг и протянул своему желанному портсигар:
— Ты куришь? Возьмем по папиросе и пройдем до гостевого дома. Там я обещаю оставить тебя в покое, если… захочешь сразу уйти. А если нет, выкурим еще по одной.
«Еще немного, и я выпущу в штаны, как мальчишка… Контроль… Контроль… Но аааа, как же он пахнет, этот техасский принц… „
А-мистер Даллас подошел так близко, что его запах можно было уже глотать, как дождевые капли- таким густым и осязаемым он показался молодому ковбою. Воздух между ними вибрировал переливами цикад, где-то коротко взлаял койот, сова бесшумной светлой тенью пронеслась над их головами…
Альфаэро заговорил с ним приветливо, протянул портсигар и пригласил прогуляться, но волны дикого самцового напряжения, расходившиеся от него, таили в себе смутную угрозу и одновременно страстный призыв…
Смирив новый приступ странной, почти болезненной дрожи, Текс протянул руку, быстро выхватил из портсигара папиросу и сунул ее в рот, зажав кончик зубами. Спички у него имелись, но он сомневался в том, что совладает с ними — так ощутимо дрожали его пальцы. Потому он предпочел бы зажигалку, и спрятал руки в карманах джинсов.
— Вроде как мы с вами только познакомились, а вы меня в приятели сразу зачислили… Вы так со всеми парнями делаете, когда хотите… ну… — он чуть было не ляпнул все, как есть, ясно же было и без свечки, чего хочет от него этот зверски-красивый и дьявольски желанный самец… но вовремя спохватился и кое-как выкрутился из ловушки, которую сам себе и подстроил — хотите прогуляться по незнакомому ранчо? — тут кто-то выглянул наружу из кухни-столовой и Текс подался назад, как будто его могли разглядеть в этой тьме, где и пальцев вытянутой руки-то было не видать. Меньше всего он хотел, чтобы отец лично застукал его с этим самым типом, от которого следовало наоборот держаться подальше. Но воля отца внезапно оказалась не самой могучей силой в жизни Текса, и он обнаружил это только сегодня вечером…
— Пойдем, пока нам не помешали… — он мотнул головой в сторону тропинки, идущей мимо коралей и огибающей их по внешнему кругу — так можно было пробраться к гостевому дому с другой стороны относительно незаметно. — если, конечно, вы не имели в виду длинные уши мулов и глаза телят… Просто там их будет в избытке…
Декс улыбнулся. Кроме поистине одуряющего аромата, в этом альфа-и-омеге было чертовское, дерзкое обаяние, и острый житейский ум, нивелировавший некоторые пробелы по части образования и манер.
— В приятели? Нет. Упаси меня Люцифер быть твоим приятелем. Я вижу наши отношения иначе. Со всеми ли парнями? Нет, уверяю тебя.
‚Я хочу тебя полностью, мой сладкий мальчик с запахом сливы и шоколада, хочу и тело твое, и душу, жизнь твою и смерть… А взамен я отдам тебя всего себя, целиком, без остатка. И прочее, что ты там еще пожелаешь, мистер Техас.‘
На предложение воспользоваться определенным маршрутом, альфа просто кивнул головой, давая понять, что на своей территории Текс имеет право распоряжаться как хочет. Обычная вежливость для путешественника, но со стороны опасного гангстера, негласного криминального короля Техаса и Аризоны — серьезная привилегия, знак особого благоволения к сыну второсортного контрабандиста.
Текс, конечно, об этом понятия не имел, и атмосфера тайны еще сильнее возбуждала Деверо и будоражила его кровь.
Он достал из кармана золотую зажигалку, высек пламя, прикурил, затем поднес огонек к папиросе Текса и дождался, пока тот в свою очередь прикурит и сделает затяжку… Парень справился не с первой попытки, похоже, руки у него в самом деле дрожали, и Деверо, приблизившись еще немного, помог ему, накрыв запястье Текса своей ладонью.
— Вот так… Теперь хорошо? — прошептал альфа, и жадный взгляд его черных глаз погрузился в светлые глаза избранника…
…Ему показалось, что к его запястью притронулись не прохладные пальцы альфаэро, а раскаленное тавро. Резко отдернув руку, Текс отступил на пару шагов, глубоко затянулся и закашлялся, с непривычки глотнув полной грудью терпкий вишневый дым, хоть как-то перебивающий запах альфы. Он и раньше покуривал, и отец даже поощрял эту привычку, но далеко не всякий табак приходился ковбою по нраву, грубое курево наемных работников-бет он и вовсе на дух не переносил, как и их табачную жвачку. Но этот определенно был лучшим из того, что доводилось пробовать Тексу Сойеру.
— Табачок у вас что надо! — неуклюже похвалил он угощение от мистера Далласа, продолжая настороженно следить за альфаэро. Они медленно двинулись по тропинке, удаляясь от жилых построек, и Текс всей кожей ощущал то жар, то озноб, не зная, что в следующий момент может выкинуть их странный гость, держащий себя тут полноправным хозяином.
-…вижу наши отношения иначе… — так он заявил, кажется, и прозвучало это, как уже принятое решение. Но Тексу вовсе не нравилось, что этот чужак уже что-то там решил на его счет. Пусть он богат и знатен, и запах его сводит с ума, но это совершено не дает ему права делать, что вздумается! И Сойеры, если что, смогут дать ему отпор и проучить как следует — уж в этом-то Текс не сомневался.
— Так вы, значит, за лошадками к нам приехали? — спросил он, чтобы не молчать всю дорогу, как пень. — Это правильный выбор, а-мистер Даллас, у моего старика лучшие лошади в этой части Нового Света! Больше ни у кого таких не найдете…
— Я в этом нисколько не сомневаюсь. Мне всегда достается все лучшее, что вырастает на этих богом поцелованных землях, будь то лошади, фрукты, цветы или… красивые парни.
Увидев, как мгновенно потемнело и напряглось лицо Текса, Деверо усмехнулся и легонько ткнул его кулаком в плечо:
— Насчет парней я пошутил, хотя у тебя, кажется, проблемы с чувством юмора. Зато насчет всего остального — чистая правда. И да, кстати, о лошадях… Есть у вас здесь хороший лошадиный знахарь? Моя Глициния что-то хромает и стала быстро уставать. Надо осмотреть ей правую переднюю ногу.
Сердце по-прежнему билось как бешеное, металось, точно ласточка в клетке, а губы при одном взгляде на Текса становились такими горячими, что альфа удивлялся, отчего дыхание не превращается в пламя. От парня тоже веяло жаром, да еще каким, в сочетании с волнами аромата диких слив и соленого муската это и вовсе было что-то безумное, нестерпимо прекрасное, и Деверо спрашивал себя, сколько он еще сможет продержаться, не прикасаясь к объекту своего желания, без попыток сократить дистанцию…
‚Ну и шуточки у него, тоже мне шутник нашелся! ‘ — Текс задумался, принимать ли пояснение Далласа за чистую монету или довериться чутью, подсказывающему, что в каждой шутке есть только доля шутки, а остальное — самая что ни на есть правда. Ведь прицепился же этот альфа к нему, как овод к конской заднице! И не отгонишь, и не прибьешь — уж больно ловок уворачиваться…
Но, когда альфаэро свернул разговор с опасных полунамеков на тему, куда более ясную и знакомую Тексу, тот вздохнул с облегчением:
— Знахарь у нас наездами бывал, да недавно помер, Черный Декс его подстрелил, говорят… А кобылу вашу я сам посмотрю поутру, отец теперь мне доверяет такую работу. И перековать могу, если нужно.
Они уже дошли до самых дальних загонов, и Текс, бросив окурок на сухую, вытоптанную сотнями копыт, землю, затер его носком сапога в пыль. Дрожь в теле вроде как сделалась меньше, да и этот самый Даллас вел себя прилично, рук не распускал, смотрел только так, что на душе делалось сладко и жутко одновременно. Но показывать чужаку слабину Текс был не дурак, еще чего не хватало!
— Что? — брови Черного Декса взлетели вверх, когда он услышал про якобы отнятую им жизнь лошадиного знахаря. — Ах, да. На этого знаменитого разбойника в здешних краях валят все, как на мертвого… Кто колодец отравил? Черный Декс. Кто хлев поджег? Опять-таки, Черный Декс, а не пьяные ковбои назло жадному ранчеро. И не сам ранчеро, чтобы налога не платить… Кто омегу украл и в прерию увез, чтобы там изнасиловать без помех? Снова он, проклятый бандит, чтоб ему пусто было.
— Ну… Черный Декс и вправду страху на наших соседей нагнал, когда со своей бандой в прошлом году разграбил ‚Каса дель Брада‘, что в тридцати милях к югу от ‚Долорес‘. — вспомнив о том, какие страшные слухи ходили про дерзкий налет и его ужасные последствия, Текс зябко поежился, хотя ночь стояла теплая, тихая, и прохлада с западных холмов придет лишь под утро. — А, может, слышали, что эти негодяи буквально на днях учинили на дороге в Сан-Хосе? Говорят, на казначейский фургон напали и конвой поубивали… Тогда даже мой отец и другие фермеры послали людей на их поиски, да поздно, бандитов с деньгами и след простыл.
Молодой ковбой, наконец, перестал ежеминутно ждать от альфаэро внезапного посягательства на свою задницу, и сделался более словоохотлив. К тому же, его несколько удивило странное отношение гостя к этому отпетому бандиту, по которому петля плачет, но, может, он, как южанин, просто не знал обо всех злодеяниях его банды или вообще не верил в ее существование?
— Может, и врут те, кто говорит, что застреленный в Эль-Пасо старина Смит — это Черного Декса рук дело, я не знаю, я там не был. Но вот что я скажу вам, а-мистер, дел тот натворил уже достаточно, чтобы его вздернули, да повыше! А, если он вздумает красть наших лошадей и заявится прямо сюда, в ‚Долорес‘, ему уж точно не поздоровится, вот увидите! — добавил он, убежденный, что так оно и будет.
Альфа тихо, горько рассмеялся, выслушав новую клевету на себя самого и дерзкую браваду ковбоя, и лишь кивнул головой на обещание Текса осмотреть и перековать Глицинию. Если не он сам, то хоть лошадь его получит внимание странного альфы-омеги, с первого взгляда запавшего Дексу в сердце — получит прикосновения сильных загорелых рук, живое тепло и спокойные, нежные волны повседневного запаха молодого ковбоя.
Деверо подумал об этом неспроста: аромат страсти, неподконтрольной рассудку, овевавший Текса с момента их личной встречи, стал немного глуше, сливовые ноты почти полностью вытеснили смолу и мускат, и соль различалась слабо-слабо, как отголосок морского бриза вдали от побережья.
То ли парень успокоился, то ли опять сработали проклятые подавители влечения…
Декс с раздражением подумал, что производителей адского пойла он и в самом деле охотно отстреливал бы целыми семьями, или по крайней мере подвергал жестоким поркам. Пусть не трогают своими грязными руками красоту естественного цветения! Этот болван Текс даже понятия не имеет, к чему могут привести подобные надругательства над своей природой.
Впрочем… может быть, он как раз имеет понятие, но рискнул, чтобы сразу расставить точки над ‚и‘, избавиться от назойливых ухаживаний чужого альфы, которые ему, может, и приятны, как течной омеге, но как другому альфе и мыслящему существу — омерзительны и противны.
И если так, оставалось только завыть от тоски, признавая, что его отвергли, или сделать вид, что ничего необычного между ними не произошло. Короткий морок, иллюзия, сон наяву.
‚Надо побыстрее закончить здесь и двигаться дальше‘, — мрачно подумал Черный Декс. — ‚В Сан-Антонио не будут ждать до бесконечности, и либо сделают дело без нас, либо вовсе его провалят‘.
— Хорошо, — обращаясь к Тексу, сказал он сухо и холодно. — Пожалуйста, займись Глицинией пораньше, с самого утра. Я подумываю уехать завтра, у меня дела на востоке штата, а здесь останутся мои помощники. За хлопоты с лошадью будет заплачено особо, не сомневайся. Куда теперь идти? Направо или налево? Как ближе?
Похоже, истории про Черного Декса богатого южанина не интересовали, или, может, наоборот, заставили задуматься получше о собственной безопасности, только мистер Даллас вдруг словно резко устал и даже пахнуть начал потише. И сменил тему, заговорив про ранний отъезд…
‚Ага, точно ведь испугался бандитов! Ну еще бы, ему ведь столько денег с собой тащить пришлось, да еще купленных лошадей надо перегонять — заволнуешься тут, когда какая-то банда под боком шурует! ‚ — решил Текс и неожиданно почувствовал себя с ним почти на равных — раз этот крутой альфа все-таки мог кого-то еще опасаться, то и ему, простому сельскому парню было незазорно разок спасовать перед таким, как он.
— За лошадку вашу не волнуйтесь, сделаю все в лучшем виде. Отец может вам сменную лошадь дать, заодно опробуете в деле наших арабесок. Вот уж за кем ни один бандит не угонится — ветер, и тот отстанет! — взбодрившись, Текс болтал уже свободно, и, тронув спутника за локоть, указал ему направление, куда идти.
Путь назад был почти такой же длины, что уже проделанный ими, просто он огибал корали со стороны асьенды, куда Тексу надо было уйти еще полчаса назад. Но теперь, когда его страхи остались позади, он даже жалел о том, что мистер Даллас уже так скоро покинет его компанию…
Альфа рассеянно слушал болтовню своего спутника и вежливо кивал, но почти перестал поддерживать беседу, ограничиваясь короткими ‚да‘, ‚нет‘ и ‚что вы говорите! ‘ — а остаток пути до гостевого дома они проделали в полном молчании. Это молчание выглядело бы неловким, если бы Текс проявил хоть малейшую заинтересованность в причинах резкой смены настроения гостя, или дал легчайший намек, что ему небезразличны чувства альфаэро… но нет, молчание было просто молчанием. Пустым, как выпитая бутылка рома. Темы для разговора закончились, как папиросы в портсигаре, и осталась только холодная скука, привычное состояние Черного Декса, когда его кровь не будоражили страсть или опасность, а ум не был занят решением очередной стратегической задачи или разработкой плана преступления на заказ.
На пороге гостевого дома, где в окнах горел свет, и слышалась приглушенная мирная болтовня бет, располагающихся на ночлег, а может, играющих в карты в ожидании босса, Деверо остановился и обернулся к Тексу:
— Доброй вам ночи, мистер Сойер. Спасибо, что проводили. Я никогда не забуду вашего гостеприимства. Да… когда Черного Декса будут вешать, я лично распоряжусь, чтобы вам прислали билет в первый ряд. Зрелище агонии висельника очень щекочет нервы, знаете ли. Вам наверняка понравится.
Он вежливо поклонился, вошел в дом и захлопнул дверь перед носом Текса; но, оставшись один в темноте прихожей, привалился спиной к стене и закрыл руками пылающее лицо.
‚Чертов дурак… Какой же я дурак… а он прав. Он совершенно прав. Из этого не выйдет ничего хорошего, и если так, не стоит и начинать‘.
— Босс, это вы? — крикнул из комнаты Ред.
— Да, я.
Тут же загремели табуреты, послышались торопливые шаги, и близнецы в полном составе высыпали в прихожую:
— Хвала богам, сами вернулись! А мы уж собирались идти искать вас по всем закоулкам… Вы в порядке, босс?
— В полном. У нас есть ром?
— Есть, сколько угодно! Старик Сойер расщедрился, выкатил из своих запасов несколько бутылочек того и сего. Будете, сэр?
— Буду. — Декс прошел в комнату и занял место за круглым деревянным столом, где в самом деле были разложены карты, стояло блюдо с начос и початая бутылка спиртного.
‚Надеюсь, старик не подмешал туда своих контрабандных подавителей… с другой стороны, сейчас они были бы весьма кстати‘.
Примечания:
1 Буриданов осел - Иными словами - человек, испытывающий трудности в выборе одной из двух равноценных возможностей. Французский философ Буридан был ярым сторонником философской теории, согласно которой ни одно живое существо не может само решать, как ему поступить. А те или иные решения продиктованы исключительно внешними причинами. Он приводил в ее подтверждение следующий пример. Допустим у нас есть голодный осел, по бокам от него на одинаковых расстояниях лежит по охапке сена. Животное не сможет выбрать какую-либо из них, так как они абсолютно одинаковые. В итоге осел так и останется голодным.
3. Музыкальное настроение главы:
https://www.youtube.com/watch?v=hnUnc7ZcQ9w