Дикие сливы. Часть 1

      … Комната опустела. Декс больше ни на что не обращал внимания.       — Сейчас, мой мальчик… Сейчас будет легче. — он поднес к губам любимого флакон из темного синего стекла и заставил Текса сделать хороший глоток, после чего зажал ему рот своими губами, чтобы помешать выплюнуть снадобье.       Анисово-полынная горечь заполнила рот, и Текс протестующе замотал головой, но губы альфаэро плотно запечатали его губы, и ему ничего не оставалось делать, как протолкнуть снадобье поглубже в горло. Вцепившись в запястье Далласа, он несколько раз дернул кадыком, и раскрыл рот пошире, давая ему понять, что выполнил требуемое. Альфа неохотно отстранился и бережно провел прохладными пальцами по воспаленным губам ковбоя, стирая с них остатки горькой микстуры.       Болотная ведьма дрогнула и отступила, забирая с собой душную удавку, и он наконец-то смог вдохнуть полной грудью… но зря — лимонно-кофейное облако с резкой пороховой нотой тут же проникло в нос и моментально просочилось ниже, туда, где кровь и так сгустилась и тяжело билась в жилах, рождая тянущую утробную боль и немой призыв омеги, чей бутон уже раскрылся навстречу несущему семя члену альфы…       Что-то обхватило и перетянуло его руку выше локтя. Текс повернул голову, разлепил слезящиеся глаза и натолкнулся взглядом на нож в руке мистера Далласа. Тот явно примеривался к тому, чтобы сделать продольный надрез на внутренней стороне предплечья, и его пальцы чутко водили по бледной коже, ловя взбухшую вену. Один точный прокол узким кончиком клинка — и темно-вишневая кровь быстрой змейкой потекла из неглубокого разреза в подставленную миску…       — Тебе стоило бы сделать это с моим членом… вся моя кровь давно там… — попытался пошутить ковбой, но альфа не улыбнулся в ответ. Его лицо, с внезапно заострившимися чертами, сделалось похоже на морду голодной пумы, выслеживающей добычу, плотно сомкнутые губы оставались напряжены, а глаза внимательно следили за тем, сколько крови уже скопилось на дне миски — словно он ждал, пока ему нальют вина, чтобы запить им позднюю трапезу…       То, что альфа сделал с ним, принесло заметное облегчение: в ушах прекратился противный шум, из-за которого голоса окружающих звучали как будто через водную преграду, лоб и виски перестала стягивать железная корона боли, и даже мельничные жернова остановили свою раздирающую мышцы работу… Но то, что происходило в его теле пониже спины, ощущалось все ярче, и Текс беспокойно завозился на влажной простыне, пытаясь справиться с этим непристойным зудом…       — Ну, вот, мой сладкий мальчик… Получше, не так ли? Тшшшшш, тихо, мой милый. Еще не все. Я должен перевязать тебя.       Деверо натер ранку порошком, останавливающим кровь, наложил чистую повязку и заставил Текса согнуть руку в локте:       — Подержи вот так.       Закончив с процедурой, Декстер собрал инструменты, бережно отодвинул миску, мельком подумав, что надо бы сохранить такой роскошный биоматериал — за образец крови, взятый у существа, принадлежащего к редчайшему подвиду двуногих — альфе-и-омеге, да еще во время спонтанной первой течки, старый приятель из племени команчей, шаман Падающий Дождь заплатит ему английским золотом и, что еще более ценно, новыми знаниями…       Это, впрочем, могло подождать. Внимание альфы по-прежнему было полностью сосредоточено на Тексе, стонущем, мечущемся в тщетной попытке найти удобное положение и хоть как-то успокоить тело, томимое нестерпимой жаждой сцепки. Дексу снова пришлось выравнивать дыхание и громадным усилием воли сдерживать собственное желание сорвать с ковбоя остатки одежды, уткнуть лицом в подушку и повязать, как самого обыкновенного течного омегу; но в том-то и дело, что Текс не был обыкновенным течным омегой… Он был особенным во всех смыслах, и это сводило Деверо с ума в не меньшей степени, чем восхитительный аромат диких слив и золотой смолы, который за последние несколько минут еще усилился и стал попросту оглушающим.       Текс хотел его… Текс ждал его… Текс звал его… А Деверо сгорал в адском огне; он готов был отдать своему ковбою что угодно, от кошелька до жизни, кроме того, в чем тот страстно нуждался прямо сейчас, потому что это могло повредить. Но кое-что предпринять все-таки было можно, и Декс решил рискнуть. Игнорируя мучения собственного члена, запертого в тесной одежде, он наклонился и зашептал на ухо парню:       — У тебя ведь это впервые, да? С тобою никогда раньше не происходило подобного?.. Ооох, милый мой первоцвет, поверь, я знаю, каково тебе сейчас. И знаю, что ты готов позволить мне… но нет, нет, я не воспользуюсь ситуацией, и не только потому, что не хочу повредить твоему здоровью.       «Иначе после ты меня возненавидишь… твой альфа меня возненавидит, а омега станет бояться… и тоже возненавидит за этот страх».       — …Но мне больно видеть, как ты страдаешь. Позволь… я научу… как самому доставить себе удовольствие, если ты в течке, а рядом нет подходящего альфы или беты, или ты просто не хочешь никому принадлежать.       С этими словами он повернул Текса набок и поднес пальцы к горячему отверстию, истекавшему тяжелыми густыми каплями секрета.       — Это делается вот так, мой сладкий мальчик… просто и безопасно. — пальцы альфы мягким круговым движением вошли в тело Текса на длину двух фаланг, затем также мягко двинулись назад… и снова вошли, теперь уже немного глубже.       …Текс покорно подчинялся всему, что с ним делал альфаэро, кусая губы и страстно желая соединиться с ним самым бесстыдным образом. Но альфа медлил с этим, говорил что-то про вред, который может быть причинен им, если сделать то, о чем кричало и молило разбуженное естество омеги. И, сдерживая мучительные стоны, страдалец мог лишь довериться доктору, пообещавшему облегчение, и позволил ему повернуть себя на бок…       Когда пальцы альфы мягко скользнули в заполненное смазкой отверстие, Текс замер на несколько долгих мгновений, прислушиваясь к новому ощущению. Альфа в нем горел от стыда, так словно был уличен в постыдном преступлении, в совокуплении, совершаемом против всех законов бога и природы. Ибо сказано было в Книге Мудрости: «кроме убийства ближнего своего нет греха, более тяжкого, чем альфаложество. Премерзостен тот альфа, что ложится с альфой, как омега, и столь же мерзок и презрен альфа, берущий альфу, как омегу, и бесплодно проливающий семя в него ради утешения плоти»…       Но, если то вовсе не член, а лишь пальцы, нежные ласкающие пальцы, от вторжения которых плоть жарко сжималась и сочилась еще сильнее? Было ли подобное так же греховно, как полное соитие?.. Или стоило воспринять сие, лишь как вынужденную меру, ведущую к исцелению?       Его рассудок, смущенный поиском ответов, ничего не мог противопоставить ощущениям, которые измученное жароцветом тело с благодарностью испытывало к тому, кто дарил ему желанное облегчение и… удивительное греховное наслаждение. Желая напитаться им сполна, ковбой задвигал бедрами навстречу руке альфы, поощряя более глубокое и чувственное проникновение.       Член Текса Книге Мудрости тоже не верил, и стоял колом, демонстрируя мистеру Далласу неприкрытое вожделение, и узел набух и побаливал без влажных объятий, а яйца отекли и потяжелели от созревших плодородных соков, томящихся внутри. Отец запрещал ему расходовать их понапрасну, но Текс часто не мог устоять от соблазна, особенно когда брат расцветал поблизости, отделенный от него всего лишь тонкой деревянной перегородкой. И тогда ему помогали лишь собственные руки, выгонявшие семя наружу, в какую-нибудь тряпку или старую рубашку, долго хранившие потом его собственный сливовый запах…       Извиваясь на пальцах альфы, стискивая их ягодицами и уже не сдерживая стонов наслаждения, Текс накрыл свой член ладонью и повел с ним уже знакомую запретную игру, ловя единый с проникновением ритм. Это двойное удовольствие захватило его настолько, что когда приблизился самый острый его пик, и альфа и омега в нем слились в долгом содрогании и крике, наверняка слышимом далеко за пределами комнаты и даже асьенды…       …Деверо ласкал Текса, полулежа рядом с ним на узкой кровати, лишенный возможности хотя бы чуть-чуть облегчить собственное телесное напряжение; но его жертвенное терпение сполна вознаграждали страстные вздохи и движения молодого ковбоя навстречу, почти судорожные, бесстыдно изобличавшие степень удовольствия. Купаясь в волнах яркого запаха, Декс ловил носом все новые и новые ароматные оттенки, и ему грезилось, что он держит любимого в объятиях не в душной комнате, а посреди фруктового сада, на мягком ковре из разогретой солнцем хвои.       О, если бы еще можно было услышать из уст Текса собственное имя, произнесенное сперва с яростной страстью, а после — с умиротворенной нежностью… но Текс имени «мистера Далласа» не знал, и когда наконец его накрыло сокрушительным двойным оргазмом, наверняка никогда прежде не испытанном, легкие ковбоя исторгли только оглушительное: «Ааааааа!!!», а тесное отверстие превратилось в хищный цветок, несколько раз сомкнувшийся и разомкнувшийся вокруг пальцев альфы.       Домашние, с тревогой ожидавшие за дверями результатов лечения, должны были решить, что Текса убивают или режут на части тупым ножом, в то время как Декстер с восхищением наблюдал за брызгами семени, оросившими ладонь, живот, бедра ковбоя… Несколько перламутровых капель попали даже на лицо, и здесь уже альфа не мог сдержаться: повернув к себе Текса, измученного и счастливого, еще более красивого из-за лихорадочного румянца, он слизал с подбородка и губ любимого драгоценную влагу, похожую на мускатное масло, с нотами все той же спелой сливы…       — Мой сладкий мальчик… Amore mio… — прошептал он, медленно, неохотно вытащил наружу свои пальцы, достал из кармана бумажный платок (1) и бережно вытер Текса.       — Так ведь намного лучше, верно? Обещай только не делать больше глупостей, покушаясь на то, чем тебя так щедро наградила природа. И не тревожься, никто не узнает твоей тайны, во всяком случае от меня.       Едва он успел договорить и отстраниться от своего пациента на приличное расстояние, дверь в комнату распахнулась, и на пороге показались оба мистера Сойера, младший Сойер и еще парочка слуг.       Бурная разрядка опустошила Текса, сделав его расслабленным и счастливым, и он пьяно улыбался склонившемуся к нему альфаеро, и молча впитывал текучие ласковые слова, перемежавшиеся прикосновениями влажного языка и горячих губ к его щекам и подбородку. Он горячо закивал, подтверждая истину, содержащуюся в участливом вопросе а-мистера Далласа и продолжил кивать, обещая больше не травить себя запретными средствами, хотя еще пока не знал, как ему теперь придется жить с тем знанием о себе, которое открылось так внезапно и успело уже распространиться вместе с густым призывным запахом далеко за пределы его комнаты…       Но, пока рядом с ним находился альфа, от чьего зрелого аромата все еще кружилась голова и темнело в глазах, все прочее казалось несущественным. Он уже потянулся к прекрасным губам своего спасителя, чтобы хотя бы так отблагодарить за причиненное добро, когда комната вдруг наполнилась его обеспокоенными родственниками, и Текс, все это время просто не замечавший собственной наготы, стыдливо подтянул до груди край одеяла.       — Что, что вы сделали с ним, моим бедным мальчиком? Отчего он так ужасно кричал только что? — накинулся на альфаэро едва ли не с кулаками бледный и растрепанный Ньюби, а Джек подозрительно поводил носом, проверяя, не нарушил ли гость рамок приличий, увлекшись процессом исцеления юноши, проявившего себя в его присутствии несвойственным альфе образом… Марк же, презрев все правила хорошего воспитания, ринулся к Тексу и припал ему на грудь, заливаясь слезами в самой непосредственной омежьей манере:       — Браааатец, брааатец, аааа… я таааак бояяяааался… тааак бояяяяаался за тебяяя…- жалобно канючил он, размазывая по лицу слезы и ничуть не смущаясь пахучего пятна, расплывшегося на его ночной рубашке пониже спины.       — Я… мне уже лучше… благодаря а-мистеру Далласу… — прошептал Текс, чье горло было сорвано криком наслаждения, так неверно воспринятым ушами ближних… — А-мистер Даллас, я теперь ваш… — тут он прервался, задохнувшись от тайного желания больше не произносить ни слова, но, взглянув на потемневшее лицо отца и напряженную фигуру Ньюбета, добавил нехотя:       — Должник…       Глаза Сойера встретились с черными миндалинами глаз альфаэро, и воспоминание о подаренном ему блаженстве, а также обещании сохранить все это втайне от остальных, наполнили душу молодого человека горячей признательностью. Совершенно не таясь, он почтительно и благодарно припал губами к кисти Далласа, все еще хранящей на пальцах следы смолисто-сливового секрета…       — О, ну что вы, мистер а-Сойер, я был рад помочь вам, — улыбнулся Черный Декс одними губами и мягко высвободил свою руку — нежный поцелуй молодого человека, вкупе со столь же нежным и откровенным взглядом, опять толкнули его к границе терпения, за которой неминуемо последовал бы взрыв. Ему нужно было как можно скорее уйти, благо, тому полностью способствовали поздний час, всеобщая усталость и облегчение нездоровья Текса, заметное невооруженным глазом.       — Свой долг вы заплатите сполна, если последуете моим рекомендациям… и станете более внимательно обращаться с запасами вашего почтенного отца.       Альфа коротко поклонился родителям ковбоя и проговорил так непринужденно, насколько хватило его актерских способностей:       — Мы успели вовремя, но вы очень хорошо сделали, что позвали меня. Доза была так велика, что пришлось применить мощное противоядие и пустить мистеру а-Соейру-младшему кровь. Теперь ваш сын вне опасности, ему просто нужен глубокий сон и горячая еда, желательно, прямо сейчас… сойдет за ранний завтрак. Я советую приготовить ему большую яичницу с ветчиной, а к ней подать белого хлеба со свежим маслом. Потерю жидкости восполнят подсоленная вода и красное вино в разумных дозах.       Ньюбет ловил каждое его слово и кивал — так что с этой стороны поводов для беспокойства определенно не было. Старик выглядел более-менее успокоенным, но на его лице читался болезненный и постыдный, а потому невысказанный вопрос…       Декс бросил еще один ласковый взгляд на ковбоя, потом подошел к его отцу и прошептал на ухо:       — Ваш сын — альфа, мистер а-Сойер, самый настоящий. То, что с ним случилось сегодня, никак не повлияло и не повлияет ни на его мужественность, ни на другие способности, присущие нашему брату. Но если вы не хотите впредь таких опасных инцидентов, вам следует дать молодому человеку чуть больше свободы. В его возрасте кровь уже кипит вовсю и стучит не только в голову. Свозите его в Сан-Антонио, в заведение месье Бокажа, оно называется «Счастливый висельник». Самые красивые и умелые омеги будут к вашим услугам. Это будет очень полезно.       …Когда альфа, в сопровождении верного Лео, наконец-то покинул здание асьенды, то несколько минут просто стоял у порога, согнувшись, обхватив себя руками, и судорожно глотал свежий и сладкий ночной воздух. Больше у него не было сомнений — чувство, встрепенувшееся в его груди при первом взгляде на красивого альфа-омегу, и начавшее расти быстрее, чем тростник во влажную погоду, или лесной пожар в ветреный день, не имело ничего общего с тоской одинокого альфы по хорошей случке с цветущим красавчиком. Он жестоко влюбился в Текса Сойера. При нынешних обстоятельствах это было равнозначно катастрофе, но у судьбы свои расчеты, и ей полностью плевать на планы и чувства жалких смертных существ.