пять дней спустя
На свадьбу молодого Сойера гости съезжались со всей округи: владелец ранчо «Долорес» решил не скупиться и отпраздновать событие по высшему разряду. В немалой степени этому способствовала кругленькая сумма, по обычаю внесенная будущим зятем в родительскую копилку и частично предназначенная как раз для покрытия свадебных расходов. Остаток же направлялся в банк, в основание нового семейного капитала, способного приносить ранчеро по меньшей мере пятнадцать процентов годовых. Все гостевые комнаты асьенды были заняты, но народу было столько, что Ньюбету пришлось пожертвовать частью хозяйских покоев, а сверх того, открыть оба дворовых флигеля, которые тоже оказались заполнены под завязку чужими детьми, нянями детей и слугами. Размещение собственных сезонных работников, которых просто некуда было отправить на время гуляний, превратилось в отдельную докуку. Во дворе асьенды спешно возводился навес для праздничного стола, сколачивались длинные скамьи, развешивались флажки и бумажные фонарики, протягивались цветочные гирлянды и расчищалась площадка для танцев. Кладовые были опустошены, на кухне, под командованием Морса, обалдевшие повара-беты, приглашенные из Сан-Сабастана и взятые взаймы у соседей, чистили, резали, рубили, взбивали, месили, варили, жарили и пекли… Посреди всего этого хаоса метался Ньюбет, красный, взволнованный, вконец выбившийся из сил, поскольку ему приходилось быть в двадцати местах одновременно, отдавать распоряжения и проверять, как они выполнены, встречать приехавших и постоянно подсчитывать, уточнять то одно, то другое, гадать, верно ли распределено по комнатам постельное белье, расставлены ли цветы по вазам и хватит ли на всех шампанского. Когда у о-мистера Сойера вконец сдавали нервы, он разыскивал мужа и едва ли не со слезами требовал, чтобы с него сняли часть хозяйских забот — однако а-Сойер только пожимал плечами и заявлял, что ничего не понимает в организации праздников, поскольку дело это вовсе не альфье, а как раз-таки омежье… и если Ньюбет не справляется, пусть пригласит на помощь омег из числа приглашенных, да приставит к делу младшего сына, потому что от Текса сейчас нет никакого толка. Облегчить труды Ньюбета искренне старался только Тони, но этот белокурый городской житель быстро утомлялся, а в иных кухонных или комнатных вопросах понимал не больше а-Сойера. Что касается главного виновника торжества — старшего жениха, мистера а-Далласа, то он, пробыв пару дней на ранчо, в течение которых почти не отходил от Текса, в конце концов снова собрался в город, под предлогом «купить несколько ящиков французского шампанского и нанять приличный экипаж, чтобы доставить господина мэра». Эта идея привела Текса в ярость и стала причиной первой бурной ссоры женихов, доставившей большое удовольствие всем невольным свидетелям; за ссорой последовало не менее бурное примирение, однако на рассвете Ричард все-таки тихо уехал в компании Ланса. Отъезд жениха вызвал много пересудов. Особенно злые языки шептали, что Даллас наверняка решил сбежать из-под венца — как ни крути, он был чужак и янки, и вполне мог устроить такую пакость — но сплетники были посрамлены. За сутки до церемонии мистер а-Даллас возвратился, и не верхом, а в экипаже, и не один, а вместе с господином мэром и еще парой-тройкой гостей из Сан-Сабастана. Экипаж верхами сопровождали близнецы Барнс. Ланс куда-то запропал, но в общей суматохе никто не обратил внимания на его отсутствие… Возвращение Далласа было встречено обитателями и гостями ранчо по-разному: те, кто делал ставку на то, что жених вернется, как и обещал, радовались и потирали руки, подсчитывая выпавший на их долю выигрыш. Те же, кто, завидуя удаче Сойера-младшего и зубоскаля, ставил на то, что альфаэро и след простыл вместе со всеми его обещаниями, досадливо морщились, оплачивая проигрыш звонкой монетой. Тексу же было все это время не до споров и ставок — он буквально на стену лез от беспокойства и тревоги за жениха, снова укатившего в прерию, где все еще скитался Черный Декс со своими бандитами. А когда омежьи метания утихали, в нем пробуждался разгневанный альфа, и вместе с ним — желание послать Далласа жениться на чёрте, раз у него где-то на стороне опять нашлись дела поважнее. Однако, возвращение Ричарда обе половинки Текса восприняли с громадным облегчением, хотя ему, как омеге, так и осталось неясно, по какой причине он, как альфа, сменил гнев на милость. Но, в общем итоге, главным было то, что, похоже, свадьба все-таки состоится. И состоится уже на следующее утро… Утро и вправду выдалось такое, что только свадьбы и играть — погода установилась нежаркая, пыльный суховей, с которым техасские ранчеро мирились всю последнюю неделю, сменился прохладным западным ветерком с океана, а по небу поплыли легкие перистые облачка, обещающие скорую перемену погоды и начало осенних дождей. Но пока всем гостям и непосредственным участникам выпало счастье насладиться погожими осенними деньками и ее яркими красками. Текс, плохо спавший всю последнюю неделю, в утро свадьбы пробудился рано, и сразу обнаружил, что что-то не так… Живот крутило, как будто он съел вчера на ужин живую жабу, горло пересохло, руки и ноги затекли, а в голове кто-то настырно орудовал крохотным молоточком, устроив кузницу прямо за глазами. Спустившись в кухню, где уже вовсю шла готовка, он попросил у Морса воды и долго жадно пил, покуда не ощутил, что его прямо тут сейчас и вывернет. Добежав до нужника, Текс застрял там до тех пор, пока его не прочистило как следует с обеих сторон, и только тогда, ощущая горечь на губах, слабость в ногах и пустоту в животе, вывалился наружу и сразу попал в заботливые руки Ньюби. — Ой, да ты весь бледный, как полотно, мальчик мой! — ахнул о-Сойер и поволок пасынка обратно в спальню. Но уложить его в постель у Ньюбета не получилось — Текс упрямо мотал головой и уверял папу, что ему уже намного лучше, чем было после пробуждения, и что главному омеге в доме лучше позаботиться о том, что на самом деле важно, а его оставить в покое. Ньюби почти уступил разумным доводам пасынка, но совесть не позволила ему оставить Текса предоставленным себе самому, и он прислал вместо себя Тони. — Что, мандраж новобрачного? — заявил он с порога, оценив общее неважнецкое состояние «деревенщины». — Н-не знаю, спалось плохо… наверно, несварение желудка.- поняв, что от опеки Ньюби и клевретов Далласа он не отделается до самой церемонии, а может, и после нее тоже, Текс покорно вздохнул. Тони вздохнул в ответ, выудил из кармана элегантного сюртучка какой-то плоский флакон, откупорил его, и, накапав в пустой стакан примерно наперсток, протянул младшему жениху: — На, глотни. Поможет гарантированно. Зуб даю. — Чей зуб? — Текс принял стакан и с подозрением понюхал предложенное «лекарство от мандража». Зелье отдавало мексиканским анисом и еще чем-то похожим, но неизвестным носу ковбоя (1), и он с опаской подумал, уж не хочет ли Тони отравить его перед самой свадьбой? Как будто угадав его страх, омега картинно макнул в стакан палец и облизал его: — Пей, тебе говорят. Или предпочитаешь всю свадьбу проторчать в нужнике? Такая перспектива Текса совсем не порадовала, и он, зажмурившись, влил в себя терпкое и холодящее рот зелье. Поморщившись и не найдя, чем бы запить гадостную травяную настойку, он хмуро уставился на своего мучителя-учителя с немым вопросом «что дальше?» в глазах. — Так, с этим кое-как справились… Теперь покажи-ка мне, в чем будешь щеголять перед женихом и мэром…-«…Проснись, жених, скорее: Ведь это утро свадьбы! Колокола исходят звоном — Ведь это утро свадьбы! Не счесть, не счесть букетов — Ведь это утро свадьбы! Проходят гости в двери — Ведь это утро свадьбы! Ты полон нетерпенья — Ведь это утро свадьбы! А тот, с кем ночью ляжешь — Прекраснее, чем солнце!»
Эта старая техасская свадебная песня, встретившая пробуждение Ричарда, в исполнении близнецов Барнс звучала как заупокойный гимн под аккомпанемент вконец расстроенной фисгармонии. Альфа, чье состояние было настолько же далеко от спокойствия, насколько Техас далек от Аляски, приказал горе-мариачи (2) немедленно заткнуться и убраться вон. Этот приказ не возымел никакого действия, поскольку телохранители списали дурное настроение босса на естественное волнение перед брачной церемонией, и принялись еще более рьяно исполнять взятые на себя роли «друзей жениха». Прежде всего, они выкурили Ричарда из постели и, предотвратив попытку бегства, на руках унесли в душевую, где раздели донага и сперва вымыли ледяной водой, потом обрызгали смесью виски и красного вина, а под конец едва не обварили, окатив горячей водой из большой кастрюли, нарочно принесенной с кухни. В полу-кипятке были замочены пряные травы, согласно поверьям, уберегающие от сглаза и приносящие семейное счастье. После предварительных мокрых пыток начались сухие: жениха до красноты растерли жестким полотенцем, побрили острейшей бритвой, расчесали волосы конским гребнем и только после завершения этого ритуала дозволили надеть хотя бы нижнее белье. В таком виде Далласа усадили завтракать в компании будущего тестя, но угощались за столом только сам тесть и близнецы, а Ричарду дозволили только проглотить несколько тыквенных семечек, съесть кусок свежего хлеба и запить сии яства стаканчиком рома, пополам разведенного с молоком (3). Когда с завтраком было покончено, а-Сойер усмехнулся в усы, похлопал зятя по плечу, пожелал ему удачи и удалился в сторону асьенды. Близнецы же, всячески демонстрируя раболепие и подражая изящным движениям омег-портных, принялись облачать Далласа в свадебный костюм, состоявший из щегольских коротких сапог из мягкой кожи, доходивших до середины голени, светлых брюк, сшитых по последней моде и красиво облегающих длинные ноги альфы, белоснежной рубашки из тонкго батиста, сюртука кофейного цвета и темно-синего шелкового галстука. На всем протяжении этого театрального действа они не уставали в четыре голоса рассказывать жениху о сладостях и горестях супружества, особенно напирая на то, что отныне альфа перестает принадлежать самому себе и быть совершенно свободным в своих поступках, поскольку закон божеский и человеческий обязует его заботиться об избраннике, а в нужный срок — и о будущем потомстве… Получалось у них настолько хорошо и убедительно, что Черный Декс сожалел об отсутствии на поясе верных шестизарядок, а Ричард Даллас думал, что если бы речь шла не о Тексе Сойере — не просто избранном, но истинном — он в самом деле вскочил бы в седло и умчался в прерию… по крайней мере, до начала церемонии. Близнецы все видели, все понимали, усмехались, перемигивались, и не забывали подкреплять моральные силы жениха проверенным средством из молока и рома. Потому, к тому моменту, как Ричард был полностью одет и получил право выйти к гостям, в голове у него изрядно шумело. Не то чтобы он был пьян, но сочетание алкогольных паров с предсвадебным напряжением и беспокойством из-за некоторых других причин, произвело довольно странное действие на его крепкий организм: события стали восприниматься как яркий и причудливый сон наяву. «Мне нужно срочно увидеть Текса…» — оказавшись на улице, подумал он и направился в сторону асьенды… …Настойка Тони подействовала самым чудесным образом — голова Текса очень быстро прояснилась, душа успокоилась, а тело взбодрилось и наполнилось жадным стремлением к жизни, одолевшим все утренние недомогания и хандру. Поправив здоровье, Сойер даже к завтраку спускаться не стал. Впрочем, по свадебной традиции ему никакой еды и не предлагали, да и не хотелось после утренних выкрутасов организма. И потому около часа они с Тони посвятили примерке свадебного костюма, и омега в своей едкой манере напоминал ему о том, как следует этот самый костюм носить: — О, Триединый! Куда ты суешь руки?! Эти карманы не предназначены для того, чтобы ты растягивал их, как свою задницу! И не вздумай набивать их всякой ерундой, иначе будешь похож на беременного мула! И запомни уже наконец, что вооот этот платок должен хотя бы до окончания церемонии оставаться белым и торчать из вооот этого кармашка вооот таким уголком… И не тереби ты все время галстух! Он и должен быть таким, как будто немного мятым — это так специально задумано, для красоты!.. — стенал Тони, то и дело поправляя ковбоя, и шлепая его по рукам, тянущимся туда, где они быть не должны. Текс примерял шикарный свадебный костюм-тройку только однажды — у портного в Сан-Антонио. И чувствовал себя примерно так же, как и тогда — теленком, которого пытаются обрядить в парадную конскую сбрую… Однако, то, что он чувствовал, резко контрастировало с его отражением в большом напольном зеркале — оно стояло в комнате родителей, куда и пришлось перенести примерку. Из зазеркалья на него смотрел какой-то совершенно другой Текс Сойер. Этот элегантный молодой ранчеро в темном сюртуке, жилетке и брюках, гладко выбритый, аккуратно подстриженный и причесанный, с чистыми ногтями и кожей, и ясными серо-голубыми глазами, так же разительно отличался от ковбоя в вечно пыльной рубашке, куцей жилетке и потрепанных джинсах, как породистый холеный скакун английских или арабских кровей — от дикого мустанга прерий. И Сойеру даже как-то не верилось в то, что это он и есть. Но зеркало отражало ему именно то, что он видел, вкупе с недовольной физиономией модника-омеги, который находил все новые причины придираться к его внешнему виду или манерам, покуда Тексу не надоела его назойливая опека. — Тебе самому не пора ли принарядиться? Или так и пойдешь свидетелем младшего жениха в одном исподнем? — скосив на своего мучителя-учителя глаза, Сойер только теперь заметил, что омега еще не удосужился даже портки поддеть, и щеголял перед ним в одной только длинной рубашке, прихваченной по талии изящным тонким ремешком. — Обо мне не беспокойся, я, в отличие от некоторых, умею одеваться самостоятельно и при этом не путать изнанку с лицом, а зад с передом… — язвительно отбрил его Тони, но все-таки, в последний раз критически осмотрев жениха, удалился в свою комнату. Однако, не успел Текс вкусить свободы, как на смену одному караульному явился другой — Марк возник в проеме, окинул его с головы до ног откровенно восхищенным взглядом, присвистнул и тут же, заговорщически прижав палец к губам, кивнул в сторону двери: — Идем со мной, там а-мистер Даллас уже копытом землю роет… Хотя, конечно, по традиции, тебя стоило бы показать ему только уже когда он будет ждать тебя возле мэра и патера. — Что, патер тоже приехал? — упавшим голосом спросил Текс. — А ты надеялся, он пропустит такое? Да этот скунс-вонючка наверняка всю ночь сочинял проповедь пожарче, чтобы вам икалось потом на брачном ложе! Да простит меня Триединый за скверну, которую мои уста изливают на преподобного! — братец с самым ангельским видом взвел очи к небу, но тут же осклабился, как озорной чертёнок, и опять дернул Текса на выход — Пойдем уже, женишок! Или я выйду к Ричарду вместо тебя, так и знай! Они быстро спустились вниз, и, выждав момент, когда у дверей никто не суетился, выскользнули на открытую веранду. Текс еще с порога услышал знакомый запах Далласа, к которому примешалась заметная ромовая нота… но увидеть его ему так и не дали — дорогу младшему жениху и Марку преградили сразу два беты из числа работников, и с шутками-прибаутками затолкали их обратно в дом. А там уже Ньюбет, хлопотавший на кухне, спохватился и приказал Тексу своей пока еще имеющейся над ним властью идти к себе в комнату и не выходить оттуда до тех пор, пока за ним не придут. Марк, похоже, был только тому и рад, да и нарядился так, словно это ему досталась роль младшего жениха. И его-то уж точно никто не думал запирать сегодня, несмотря на то, что он все еще пребывал в благоухании собственного цвета. Текс разозлился. Вернее, альфа в нем пришел в негодование от того, что вместо дурацкой церемонии с отречением от своей альфьей природы, которой им удалось избежать, его теперь донимают традициями, годными только для омег! Омега же в нем огорчился от вынужденной разлуки с альфаэро — зачем держать их до самой свадьбы порознь, когда самое главное уже случилось? Но ссориться с домашними в такой день из-за того, что они там себе навоображали, было бы слишком по-детски, и он подчинился воле папы, надеясь, что это будет сегодня в последний раз… …До здания асьенды Ричард добрался быстро и без приключений — благодаря Эдди и Реду Барнсам. Вездесущие близнецы хранили путь и без церемоний отталкивали в сторонку особенно дружелюбных гостей, жаждавших поближе познакомиться с женихом, чтобы высказать поздравления и пригласить вместе продегустировать пунш. Свадебные техасские традиции были далеко не единственной и, говоря откровенно, не главной причиной, заставлявшей мистера а-Далласа, также известного иным под именем Черного Декса, избегать лишних контактов с добрыми соседями Сойеров. Барнсы это превосходно понимали и, прокладывая жениху дорогу, внимательно наблюдали за происходящим вокруг, чтобы никакие сюрпризы, не включенные в заранее согласованную программу праздника, не закончились стрельбой, а то и чем похуже. Тревога действительно висела в воздухе, ощущалась повсюду, в самых разных мелочах — в тихом смешке за спиной Ричарда, в холодной мятной горечи джулепа, даже в том, как трепетали на ветру цветные флажки и шелковые ленты, как звучали гитары и трубы в руках мариачи, как скрипели петли ворот, пропускавших очередного гостя… может быть, виной всему был сильный ветер, улегшийся было, а потом заново подувший из прерии, пропитанный порохом и дымом далекого пожара. Другое объяснение дрожи в пальцах и холода в груди заключалось в обыкновенном свадебном нетерпении и любовной лихорадке, чьи симптомы становились тем сильнее, чем дольше альфу держали вдали от его избранника. Это объяснение нравилось Ричарду гораздо больше, чем подсказка звериного чутья о близкой опасности. Он был шагах в двадцати от большой веранды, когда туда же попытался выйти Текс в сопровождении брата; но любимый только мелькнул неясным темным силуэтом, едва насытив ветер запахом спелых слив и золотой смолы, прежде чем грубые руки бет затолкали его обратно в дом. Еще один бета рискнул здоровьем и, широко раскинув костистые ручищи, заступил дорогу Ричарду: — Нельзя, мистер а-Даллас, нельзя! Тра-ди-ци-я! Ну потерпите вы еще чуток, недолго осталось… Вон, господин мэр уже в ленту нарядился! Декс не стал вступать в переговоры, и Барнсы ему не понадобились, чтобы самолично отбросить надоедалу в сторону на добрых три фута; этого зазора оказалось вполне достаточно, чтобы спокойно пройти на веранду. Больше никто не посмел его задерживать. Ричард подошел к узкой боковой двери — он видел, что именно за этой дверью исчез младший жених — и, положив ладони на полотно и прижавшись к нему щекой, громко позвал: — Текс! Текс, где ты? Тебе еще не надоели эти глупые игры в традиции? Я хочу тебя! Иди ко мне сам, или, даю слово, я в щепки разнесу эту долбанную дверь! Хватит прятаться, все равно мэр уже нацепил церемониальную сбрую, а гости жаждут пунша больше, чем твой муж — брачной постели… Откуда-то снизу до Текса долетел требовательный голос Ричарда, и он дернулся было к нему. Но дверь его комнаты кто-то предусмотрительный запер на ключ, и отпереть его теперь мог только отец, который поведет сына, как младшего жениха — КАК ОМЕГУ!!! — к мэру… Но голос, в отличие от свободы передвижения, у него отобрать никто не мог, и Сойер, прижав ладони рупором к двери, прокричал в ответ: — Ричи! Ты помнишь ту самую ночь? Помнишь? Тогда сделай то же самое! Сделай! И я через минуту буду рядом с тобой! Или спалю тут все к чертям! К дьяволу всю эту дурацкую церемонию, если мне запрещают увидеть тебя прямо сейчас! — Текси! Текси! Во имя Триединого, тише! Тише! Ну что ты… что вы оба, в самом деле, как будто с цепи сорвались? — послышался из-за дверей голос Ньюби, вечно всего опасающегося поборника традиций и порядка, будь он неладен! — Потерпеть осталось всего ничего! Что же ты нас с отцом так позоришь-то? — увещевал он, а Текс метался по своей комнате, испытывая желание садануть по двери ногой или выпрыгнуть из окна, с риском свернуть себе шею или переломать ноги. Нетерпение Ричарда передалось ему в полной мере, и он был больше не согласен тянуть до бесконечности то, что уже давно можно и нужно было засвидетельствовать безо всяких там затей и гостей! Они с Далласом уже несколько дней, как женаты, и точка! Голос Текса, приглушенный стеной и несколькими перегородками, звучал глухо и невнятно, как из-под воды, но Ричарду не составило труда уловить смысл просьбы любимого. — Я сейчас! — крикнул он в ответ, и, прежде чем кто-нибудь снова попробовал остановить его, быстрым шагом направился к ближайшей коновязи, где на столбике всегда висели два-три рабочих лассо. Как только свернутая веревка оказалась у него в руках, вольные и невольные зрители, с наслаждением глазевшие на эксцентрическую сцену, неожиданно разразились аплодисментами: сам того не зная, Даллас попал в одну из старейших свадебных традиций, точно меткий стрелок — в яблочко. Кое-кто даже решился подбодрить неистового жениха: — Хей, а-мистер! Не тушуйтесь! Заарканьте его, вашего жеребчика… стреножьте как следует! Ричард не удостоил зеваку взглядом — для него гораздо важнее было забросить лассо на высоту третьего этажа, пока родня Текса не прочухалась и не ринулась на защиту мифической омежьей чести; зато Эдди Барнс, ласково улыбаясь, пообещал досужему болтуну, что сам стреножит его в лучшем виде, если «вы, мистер, еще раз вздумаете полезть под руку». Судя по гулу голосов и одобрительным возгласам гостей, без толку болтающихся между асьендой, шатром и конюшнями, Ричард понял его и теперь собирался повторить дерзкий штурм его окна, с той лишь разницей, что делал это совершенно открыто и при ярком дневном свете. Когда шум перетек от веранды асьенды к той стороне, куда выходило окно его комнаты, Текс распахнул створки и ставни и высунулся наружу, высматривая в праздничной толпе своего альфаэро. Лассо в его руках уже крутилось над головой, разгоняя особенно дерзких и рьяных помощников, и он, все с той же меткостью, набросил скользящую петлю прямо на вытянутую Сойером руку. Публика заревела и разразилась аплодисментами, а Текс, не найдя ничего лучше, чем привязать веревку к ножке кровати, сам дерзко спустился к жениху, не дожидаясь, покуда его сведут по лестнице, как покорного омегу. Оказавшись на земле и принимая от Далласа жаркий ромовый поцелуй, он заметил старика Джека в окне, откуда только что выбрался на волю. Ранчеро лишь усмехнулся в усы, погрозил им обоим пальцем и поспешил спуститься вниз обычным путем, прежде чем разгоряченные женихи не решат, что смогут обойтись и без мэра так же, как обошлись без патера. Ричард крепко сжимал его в своих объятиях, и Тони пришел бы в ужас от подобного обращения с новеньким сюртуком мистера Сойера-младшего. Но Тексу куда важнее было ощутить руки альфаэро, властно заявляющие на него все права мужа, чем заботиться о том, как именно они в этот момент выглядят. — Не хочу, чтобы меня кто-то вел к тебе, как омегу. Пойдем туда вместе, мэр нас ждет! — оторвавшись от губ Ричарда, предложил Текс и мотнул головой в сторону арки, украшенной поздними осенними цветами и травами, спелыми колосьями пшеницы, цветными лентами и желтыми кукурузными початками. Там и вправду было уже многолюдно, и на столе, покрытом нарядным полотном, лежала книга, в которой им обоим и двум свидетелям следовало расписаться после того, как мэр завершит все формальности и объявит во всеуслышание об их браке. — Пойдем! — жарко откликнулся Ричард, чей бунтарский характер по самой своей сути служил тараном для слома глухого частокола условностей и предрассудков, все еще окружавшего Текса. — Остальные пусть нас догоняют, если хотят, а мы больше не станем ждать ни одной лишней минуты! Мэр! Где мэр? — он быстро осмотрелся по сторонам, но, не увидев мэра поблизости, приказал Эдди Барнсу: — Скорее отыщи его, должно быть, он тоже дегустирует пунш и поедает тапас, в ожидании, пока оба моих тестя облекутся в свадебные наряды… Принеси к алтарю на руках, если понадобится, но пусть он там окажется одновременно с нами! — Да, босс, — флегматично отозвался Эдди. -Я мог бы и на закорках его приволочь, да только нужды в этом нет… Смотрите, вооон, вон он, господин мэр, вышагивает со стороны флигеля, под руку с шерифом. А вон, гляньте-ка, и ваши тестюшки показались, и свидетели. Так что, ежели угодно, можем начинать прямо сейчас! Ричард провел рукой по взмокшему лбу и подумал, что все-таки выпил лишнего — звуки и запахи сделались чересчур резкими, оглушающими, краски — кричаще-пестрыми, а сердцебиение — слишком быстрым даже для влюбленного жениха. В других обстоятельствах он бы предположил, что в ром и молоко было что-то подмешано, но здесь, на ранчо, где жил только его жених со своей семьей, кому мог придти в голову подобный способ воздействия, и, самое главное, зачем? Неужели старик Сойер настолько не доверял ему, что принимал всерьез толки насчет возможного бегства жениха из-под венца? Как бы там ни было, чем скорее с церемонией будет покончено, тем лучше. Даллас снова стер пот со лба и крепко сжал руку Текса: — Пойдем же! Скорее! «…иначе я могу не устоять на ногах…» Женихов окружили справа и слева, кто-то поправил цветок в петлице у Ричарда, кто-то спросил, как он себя чувствует, Тони, сразивший всех элегантным костюмом цвета пепельной розы, шептал Тексу на ухо последние поучения, Ньюбет, утирая навернувшиеся слезы, зачем-то взмахнул рукой, со всех сторон полетели горсти риса, драже и разноцветное конфетти — и маленькая процессия довольно резво приблизилась к месту свершения брачного обряда. Мэр Сан-Сабастана, человек, почтенный годами, обремененный округлым животом, но сохранивший задорную улыбку, несмотря на поредевшие зубы, и пышные бакенбарды, несмотря на залысины в седеющей шевелюре, приветствовал женихов жестом широко раскинутых рук — будто желал заключить их обоих в объятия. Однако, сделать это ему помешал стол — вполне материальное и в то же время символическое препятствие, отделяющее представителя власти при исполнении от тех, кто как раз-таки обращался к этой власти, как к свидетелю заключаемого брачного союза. — Досточтимые граждане штата Техас и округа Сан-Сабастан! Мы собрались сегодня все вместе по прекрасному поводу! — радостно провозгласил мэр, уже явно причастившийся добрым виски, припасенным для пира. И далее разливался соловьем еще несколько минут, популярно объясняя тем, кто, по какому-то досадному недоразумению еще мог быть не в курсе, причину, собравшую столь многих достойных сограждан под гостеприимным кровом асьенды «Долорес». И, если бы его кто-то из свидетелей не ткнул в бок, он, наверно, углубился бы в историю создания самого штата и его брачных традиций. Но терпение женихов, принужденно улыбающихся тем, кого в душе уже посылали к чертям в пекло, было не беспредельно, так что мэра быстро вернули к сути его нынешней роли почти что патера. — Итак, в этот день я обращаюсь к вам, а-мистер Ричард Даллас! Взгляните на стоящего рядом с вами Тексиса Сойера и ответьте же всем нам, согласны ли вы вступить с ним в законный брак, наделяющий вас и его всеми правами и обязанностями супругов? Согласны ли быть с ним в богатстве и бедности, в болезни и здравии, в печали и радости? Согласны ли прожить с ним одну жизнь на двоих до часа разлуки перед ликом Вечности? Ричард, сосредоточенное лицо которого было покрыто мелкими бисеринками пота, обратил к Тексу полные любви глаза и отвечал коротко и ясно «Да» на каждый из вопросов. При этом он держал его руки в своих и сжимал их, подкрепляя этим нетерпеливым и любовным жестом все сказанное. Удовлетворенный ответом старшего жениха, мэр просиял и развернулся к Тексу, задав ему те же самые вопросы в той же последовательности, опустив только приставку «а» либо «о» в обращении «мистер». — Да! Да! Да! — без сомнения отвечал юноша, возвращая альфаэро такой же обожающий пламенный взгляд и тоже пожимал его пальцы в такт собственным словам согласия. — Что же, мои дорогие женихи! — обрадованный таким единодушием вступающих в брак, мэр простер к ним обоим руки в белых перчатках — Теперь я… должен бы сказать, что властью, данной мне от имени штата Техас в нашем славном округе Сан-Сабастан, объявляю вас законными супругами. — как, что-то припомнив, поспешно обратил ладони вперед и выставил их перед собой, будто защиту -…но, прежде чем я смогу сделать это и дать и женихам и свидетелям расписаться в книге бракосочетаний, обычай требует от меня задать всем присутствующим вопрос — есть ли здесь кто-то, кому ведома причина, по которой данный брак не может быть заключен и оглашен, как свершившийся по закону?.. Вопрос, громогласно заданный мэром и как будто обращенный к небесам, ярко синевшим над головами гостей, был пустой формальностью — за всю историю существования штата Техаса не набиралось и пары случаев, когда во время свадебной церемонии кто-то решался протестовать вслух, оспаривая законность обряда. Однако же свадьба Текса Сойера сама по себе была событием нерядовым, и ей было уготовано судьбой стать событием историческим, из числа тех, что годами не сходят с уст и служат основой для создания местных легенд. Старый Джек и Ньюбет удивленно переглянулись, заметив, как страшно побледнел, а затем мгновенно покраснел мистер Даллас, с каким грозным видом он обернулся к толпе гостей, как будто предупреждал сразу всех: молчите, молчите, если вам жизнь дорога! Гости испуганно зашептались, некоторые даже попятились, и тут, словно в насмешку над старшим женихом, послышался еще один голос, резкий и неприятный, подобно карканью простуженного ворона: — Я знаю причину, по которой этот греховный брак не может состояться! И нарочно пришел объявить ее во всеуслышание, чтобы остановить безумие и помешать свершиться преступлению против бога и закона! Патер Нотта-и-Джорно, с ног до головы одетый в черное, опираясь на трость, вышел вперед и простер руку над головами женихов, как будто объявлял анафему: — Ричард Даллас — не тот, за кого себя выдает! Он обманщик и преступник! Текс Сойер — альфа! Он не имеет права вступать в брак с другим альфой, поскольку для этого ему надо отречься не только от стыдливости, но и от благодати господней, от Книги Мудрости! Господин мэр! Я от имени Триединого требую прервать церемонию и не признавать по закону брак этих альфаложников! Дексу очень хотелось ухватить пастора за руку и, резко дернув на себя, вывернуть из сустава, чтобы этот лицемерный говнюк корчился и выл от боли; но сейчас это было бы плохим решением, способным усугубить проблему. У него уже созрел план действий, он посмотрел на жениха, оценивая готовность Текса вскочить в седло и бежать вместе с ним, презрев запреты и людскую молву… но мэр Сан-Сабастана был тертый калач и человек здравомыслящий. Он совсем не был заинтересован в скандале и, кроме того, не первый год знал патера Нотта-и-Джорно, так что имел к нему длинный список личных претензий. Жестом успокоив женихов и взволновавшуюся родню и гостей, мэр прочистил горло и важно спросил: — Преподобный! Можете ли вы доказать или каким-либо иным способом подтвердить, что Ричард Даллас, присутствующий здесь, присвоил чужое имя? — Нет, — с досадой ответил пастор и скривился. -Нет, у меня нет доказательств, только откровение… но скоро доказательства будут, и тогда горе тебе, Текс Сойер! Ты проклянешь день своего рождения, ибо не сможешь глаза поднять от ужаса и позора, когда узнаешь, с кем связал свою жизнь! Скрывая торжество, мэр покачал головой: — Увы, преподобный. Я, как представитель законной власти штата Техаса, не занимаюсь откровениями, ибо сказано в Книге мудрости: «Оставляйте Триединому его заботы, а земные владыки пусть несут свои». Личность старшего жениха установлена и подтверждена, что оформлено надлежащим образом в брачном контракте и заверено нотариусом. Что же касается второй причины, я тоже отметаю ее как несостоятельную, ссылаясь на седьмую поправку к Конституции Соединенных Штатов и Закон о брачном статусе альф, бет и омег, действующий на территории всех штатов… Таким образом, брак этих двоих будет свершен, и свершен прямо сейчас! — он торжественно вручил старшему жениху перо, предлагая расписаться в метрической книге; как только Ричард поставил свою подпись, Текс нетерпеливо выхватил у него перо и расписался напротив своего имени… Мэр не стал больше испытывать ни судьбу, ни терпение новобрачных и гостей, велел женихам наклониться, набросил им на головы церемониальную ленту и провозгласил во всю мощь своих легких: — Ричард Даллас и Тексис Сойер! Ваш брак признан законом! Объявляю вас законными супругами! Живите в мире, любви и согласии до конца ваших дней!