Ошибка

Обстоятельства складывались, как нельзя лучше. Регина была в отчаянии: чёрные рыцари погибли или принесли присягу верности её ненавистной падчерице, король Георг отрёкся от жены, отказался навещать её в заточении, и даже увидеться с сыном (последний раз!) не позволил. Чернь требовала публичной казни Регины, и Белоснежка даже назначила день. Когда Регину вели на эшафот, Румпельштильцхен был готов вмешаться в любой момент — ему нужна была отчаявшаяся, но не мёртвая ведьма. По счастью, всё разрешилось без его участия: Белоснежка в последний момент помиловала ту, кого много лет считала приёмной матерью. Румпельштильцхен, наблюдавший за этой сценой из толпы, прятал усмешку за широким шарфом, призванным сохранять его инкогнито. Уж он-то прекрасно себе представлял насколько унизительным для Регины было это милосердие. Известие о том, что Белоснежка находится под защитой светлой магии и в этом мире навсегда останется неуязвимой, тоже своевременно было доведено до сведения Её Поверженного Величества. О том, чтобы у Регины не было никакой возможности соединиться с маленьким Генри, позаботился король Георг. Так что бедняжке оставалось только зализывать раны в отцовском доме: старик с готовностью открыл объятия для блудной дочери. Что ж, прикидывал Румпельштильцхен, отличная кандидатура на роль жертвы. Он недолюбливал старого лицемера ещё с тех пор, как тот был лицемером молодым. В том, что жертва понадобится, Румпельштильцхен не сомневался. Регина наложит проклятие: каждый день приближал её к этому решению. Румпельштильцхену уже не было нужды подталкивать бывшую ученицу в правильном направлении. Он сосредоточился на Фредерике и Эбигейл. Эбигейл, в отличие от супруга, Тёмному не доверяла, и Румпельштильцхен прикидывал как бы обратить это недоверие в свою пользу. Времени оставалось не так много, и Румпельштильцхен озаботился решением этой задачи, предоставив Регине копить злость. Злая (и Несчастная) Королева наблюдала за Снежкой в волшебном зеркале — и видела свою падчерицу, окружённую всеобщим почтением и любовью. «Глупая девчонка» с поистине королевской мудростью решала хозяйственные и дипломатические вопросы, и выглядела если не торжествующей, то счастливой и умиротворённой. Последнее Румпельштильцхен без ложной скромности считал своей заслугой. Их с Белоснежкой связь была странной, даже нелепой, и запретной. Если бы про их ночные встречи прознали бы подданные молодой королевы — одними пересудами дело бы не обошлось. Но, по счастью, магия помогала успешно прятать от посторонних глаз то, что при других обстоятельствах скрыть было бы трудно. Но то, как переменилась Снежка, мог не заметить разве что слепой. Каждый раз она встречала его немного другой… От той запуганной девочки, которую он когда-то застал врасплох посреди леса, уже почти ничего не осталось. Разве что её открытость перед ним. Подкупающая, но и раздражающая временами. Но на все упрёки в излишней доверчивости Снежка только смеялась: разве можно обхитрить Тёмного? Я не настолько глупа, чтобы пытаться. Иногда они много разговаривали, иногда с внезапной жадностью предавались страсти. Порой Румпельштильцхен был не в духе, и Снежке приходилось страдать от его сварливого нрава. Но случалось и так, что в дни, требовавшие от молодой королевы трудных решений, он являлся Снежке лишь для того, чтобы сжать её в объятьях и позволить ей разрыдаться в его жёсткий жилет. Румпельштильцхен не искал любви, но она его в очередной раз настигла, там, где он меньше всего ожидал. Этот сияющий взгляд, это порывистое движение навстречу, невозможно было подделать или перепутать. Пусть принцесса и не познала истинную любовь, но запасы нежности и верности, которые она копила в своём сердце, нашли выход. Румпельштильцхен не терял голову, но остаться равнодушным не мог. Он и сам с нетерпением ждал следующей встречи. Со Снежкой он отдыхал от одиночества, от тревог, что засели в сердце острыми занозами, отдыхал от многочисленных ролей, которые ему приходилось играть, ради того, чтобы сохранить своё могущество и приблизить встречу с Беем. Белоснежка стала ему дорога, но всё же оставалась фигурой на доске. Слишком важной фигурой, чтобы исключить её из партии. И чем ближе было проклятие, тем чаще Румпельштильцхен задумывался, простит ли она его за эту жестокую игру? В любом случае, права на ещё одну отсрочку у него не было. Он должен был найти Бея. Вопрос цены… Не то, чтобы не волновал его вовсе, но остановить не мог. В конце концов, вся тяжесть расплаты ляжет на Регину, убеждал он себя в редкие минуты колебаний. И какую бы кару ведьма не придумала для Белоснежки и для него самого, они не ощутят ни хода времени, ни всей её тяжести. Двадцать восемь лет пройдут как кошмарный, но всё же, сон. А после пробуждения они наконец смогут быть вместе, не скрываясь. Это здесь — она королева, он Тёмный маг — и их связь никогда не будет признана законной. А в Мире без магии не будет ни её королевства, ни его проклятия. Разве это не то, о чём они оба мечтали? Он отыщет сына, и после… Что же снова пошло не так? Почему же хвалёная светлейшая магия не смогла защитить чистое сердце его принцессы? Что он опять упустил? Где совершил неправильный выбор? Почему его план, столь выверенный, столь тщательно подготовленный, готов, точно карточный домик, развалиться от малейшего порыва ветра. Он ударил кулаком по крышке, так что по стеклу паутиной расползлись трещины. Кто вообще придумал делать гроб хрустальным? Что за нелепость! Какое у них всех было право глазеть на неё? В двери залы уже довольно давно ломились, но Румпельштильцхен не обращал внимания ни на выкрики, ни на монотонные звуки ударов. Он запечатал эту комнату, и никто не сможет в неё войти, пока он не позволит. На это магии Тёмного ещё пока хватало. Только какой толк во всём его могуществе, если оно не может ни воскресить его мёртвую возлюбленную, ни вернуть сына? Румпельштильцхен устало прикрыл глаза. Где-то в глубине шевельнулась крамольная мысль: может быть, к лучшему, что Бей ещё нескоро встретится с отцом. Раз уж все, кого он пускал в своё сердце, умирали до срока. Он заставил себя поднять веки. Растравляя рану, ещё раз взглянул на лежащее в гробу тело. Белль он мертвой не видел, какая-то высшая сила уберегла его от этого зрелища. А Белоснежка в смерти казалась такой красивой, какой и при жизни-то не была. Или он плохо смотрел? Они обрядили её в белое, почти подвенечное платье, чёрные волосы рассыпались по плечам непослушными волнами, а на щеках играл нежный румянец, так часто выступавший на бледном лице, когда Снежка бывала разгорячена схваткой ли, любовью ли, или просто от смущения. От окон раздавался грохот. Судя по всему, в ход уже пошли осадные лестницы. — Прости меня, — проговорил Румпельштильцхен так, словно Снежка могла его услышать. — Вот видишь, даже теперь нам приходится прятаться. Я бы… Прощаясь, он кинул последний взгляд на её лицо, казавшееся таким далёким и неподвижным под исчерченным трещинами запотевшим стеклом… Запотевшим? Как, черт возьми, стекло могло запотеть?! Он навалился на гроб в попытке сдвинуть крышку. Мышечных усилий оказалось недостаточно, и Румпельштильцхен, обозвав себя «олухом», позволил магии довершить дело и растворить в воздухе изысканно огранённый хрусталь. Он обхватил ладонями лицо Белоснежки, огладил щёки, провёл большими пальцами вдоль линии скул: она была тёплой, и щёки рдели не от румян, а от живого тока крови. Снежка дышала, просто дыхание её было слишком медленно, слишком глубоко, чтобы заметить его невооружённым глазом. Сонное заклятие! Ну да, всего-то достаточно наколоться на шип или съесть отравленную пищу… Хотя — нет. Румпельштильцхен замер. Невозможно. Светлая магия должна была защитить Снежку от всех потуг Регины навредить ей. Ни шип, ни тайно подлитое в вино зелье не должны были бы возыметь ни малейшего действия. Он остановился в замешательстве. — Чтобы помочь, я должен знать, что произошло, — извиняющимся тоном произнёс он. Румпельштильцхен подозревал, что Снежке не понравится, что он роется в её памяти, но другого выхода не видел. Он как мог, аккуратно снял с головы королевы золотой обруч, заменявший ей корону, коснулся им бледного лба спящей, и золото засияло, в круге обруча точно завертелся маленький ураган, сумятица образов, лестницы и переходы, зеркала, в которых мельком отражалось юное лицо, и наконец среди всего этого стала ясно видна Регина. Они беседовали в укромном уголке королевского сада, среди кустов давно отцветшей жимолости. — Мне было одиннадцать лет, — в голосе Белоснежки прорывались обиженные, детские интонации, словно за годы, прошедшие с её одиннадцати, она так и не стала взрослее. — Ты не можешь винить ребёнка в своих неудачах. — Неудачах, — Регина деланно рассмеялась и оскалила зубы в улыбке. — Смерть любимого человека ты называешь неудачей. Браво! — Я не знала, — попыталась возразить Белоснежка. — О, да, ты никогда ничего не знаешь! — запальчиво подтвердила Регина и выражение нарочитого спокойствия и превосходства на её лице сменилось неприкрытой злобой. — Ты просто не можешь понять, что это такое, ты же никогда никого не любила, кроме себя самой. Ты просто избалованная девчонка! — Регина, мне жаль, — Белоснежка потянулась к мачехе с явным намерением заключить её в объятия, но та отшатнулась от неё точно от чумной. — Ты думаешь, достаточно сказать «мне жаль», и я сыграю роль твоей доброй мамочки? — Регина почти прошипела эти слова, и на её глазах — надо же — выступили слёзы. В пору было бы и пожалеть, да только если кто и виноват был в горе озлобившейся королевы, так это Кора. Ну и её же собственная неосмотрительность: зная хитрость своей матери, делать маленькую девочку поверенной сердечных тайн и планов было, мягко говоря, глупо. Кора когда-то сумела обвести вокруг пальца самого Тёмного, а обмануть ребёнка для неё точно труда не составило. — Даже если… — Белоснежка вздохнула и продолжила чуть более твёрдо, — я виновата. Я не могу расплачиваться за эту вину всю жизнь. Ты уже достаточно зла причинила и мне, и моему отцу, и нашим подданным… Уж они-то ни в чём перед тобой не виноваты. Несмотря на то и дело прорывающиеся детские, заискивающие интонации, Белоснежка пока неплохо держалась в этом словесном поединке. Другой вопрос, что подобного разговора вовсе не следовало допускать. — Ты всю жизнь расплачиваешься? — Регина изобразила на своём лице фальшивое изумление. — Да ты даже ещё не начала. — Ты больше не можешь навредить мне, — Белоснежка старалась говорить спокойно, но Румпельштильтильцхен слишком хорошо знал её, чтобы не услышать в её голосе страха. — Разумеется, нет, — Регина вовсе не выглядела огорчённой. — Ты навредишь себе сама. Когда примешь мой подарок. Злая Королева отстегнула от пояса тяжёлый бархатный кошель и протянула его Белоснежке. И та — непростительная беспечность — сунула внутрь руку и извлекла на свет наливное красное яблоко. — Оно отравлено, — пояснила Регина почти ласково. — Я, конечно, могла бы подложить его в корзину с фруктами, что стоит у тебя в спальне. Или устроить так, чтобы оно попалось тебе в кусочке пирога, которыми так любит угощать тебя твоя подружка-волчица. Только это было бы бессмысленно… Магия, которая тебя защищает, не позволила бы отравить тебя. Другое дело, если ты отведаешь моего яблочка сама, зная, чем это тебе грозит… — Ты не заставишь меня!.. — Ещё топни ножкой и позови стражу, — снисходительно посоветовала Регина. — Или иди пожалуйся папочке… Хотя что это я, папочки-то у тебя больше нет. — Румпельштильцхен мог бы гордится сообразительностью своей ученицы, пусть он учил её лишь магии, а не всем этим уловкам — Регина должна была стать куклой, не кукловодом. — Конечно, я не буду заставлять тебя, — продолжила Регина, сполна насладившись растерянностью и болью своей падчерицы. — Ведь если я буду тебя принуждать, яд не подействует. — Я… — Белоснежка всё ещё сжимала яблоко в руке. — Ты думаешь, чувство вины заставит меня… Но нет… Моя смерть не вернёт тебе Дэниэла, и ещё больше отравит твоё сердце. — Почему же смерть, — Регина капризно изогнула губы. — Смерть — слишком просто для мести. На это яблочко наложено заклятие вечного сна… Ты попадёшь в кошмар, который будет длиться годами, десятилетиями, и тебе не будет дано ни умереть, ни проснуться. Неплохо придумано, правда? — Злая Королева улыбнулась, будто бы действительно ждала, что падчерица одобрит её находчивость. — Я не буду его есть, — Белоснежка протянула опасный дар мачехе, но та и не подумала забирать его назад. — Достаточно откусить разок. — Яблоко выпало из рук Белоснежки и покатилось по ровно постриженному газону. — Ну, что же ты так неуклюжа, милая, — светски заметила Регина. — Ах, да, я забыла рассказать тебе о главном. О той причине, по которой ты сама захочешь отведать моего подарка. Тебе приходилось слышать о Тёмном Проклятии? Вижу, что да… Так вот, я могу его наложить. И тогда и ты, и все твои подданные, и весь Зачарованный Лес окажутся в мире, где магии нет… И там тебя уже ничто не защитит. — Мы найдём способ вернуться домой, — голос Белоснежки звучал спокойно. Она тоже умела блефовать. Только вот разница заключалась в том, что угрозы Регины не были блефом. — Вы, — с нажимом произнесла Регина, — даже не будете помнить, что этот дом когда-либо существовал. Это будет мир, где никто не будет счастлив. Дети будут разлучены с родителями, влюблённым не суждено будет быть вместе, те, кто был счастлив, всё потеряют, те же кто и здесь прозябал в горе и нужде, останутся в них навек, без шанса что-либо изменить… Белоснежка на мгновение прикрыла глаза, потом покачала головой, точно сбрасывая оцепенение. — Я не понимаю, зачем я тебя слушала, — проговорила она нарочито равнодушно. — Больше не стану. — Станешь, — Регина оскалилась. — Тебе же интересно знать, что тебя ждёт. — У тебя не хватит сил и решимости на подобное колдовство. Белоснежка отвернулась и пошла по дорожке сада, оставив мачеху позади. — Хватит! — выкрикнула Регина ей в спину. — И меня никто не остановит. Разве что ты уснёшь вечным сном… Тогда у меня не будет причин накладывать Проклятие. Подумай, взвесь — на одной чаше весов твоя жизнь, на другой судьба всего Зачарованного Леса. Белоснежка не слушала её, или казалось, что не слушала. Её уход не напоминал бегство. Голос Регины больше не был слышен и теперь тишину нарушал лишь шорох шагов по гравию, шелест листьев, жужжание насекомых. Белоснежка вышла на аллею, в начале которой стоял маленький овальный фонтан, оперлась о мрамор ограды и долго стояла, глядя, как струи воды сияют в лучах летнего солнца. Потом её уединение нарушил юноша, достаточно молодой для того, чтобы счесть его мальчиком. — Ваше Величество, — поклонился он, и Белоснежка милостиво кивнула, позволяя ему продолжать: — Я хотел напомнить, вас ждут в зале совета. Все уже собрались, и гномы уже выражают недовольство вашим отсутствием. — Алан… Тебя же зовут Алан? — переспросила Белоснежка. — Да, ваше величество, — смущённо согласился паж. — Так вот, Алан, передай, что я задержусь. Пусть подождут ещё немного. Мальчик побежал выполнять поручение, а Белоснежка, дождавшись, когда он скроется за поворотом аллеи, вернулась на ту тропинку, по которой недавно шла. С каждым шагом она двигалась всё быстрее. У жимолости Белоснежка остановилась. Оглянулась по сторонам, но не обнаружила никаких следов своей давешней собеседницы. Всхлипнув, закрыла руками лицо и простояла так несколько секунд. А потом, совсем не по-королевски шмыгая носом опустилась прямо на аккуратно подстриженную траву. Яблоко лежало под кустом жимолости. Белоснежка подняла его, поднесла к губам и с хрустом надкусила. Изображение померкло. Румпельштильцхен выронил ставшую ненужной корону. Белоснежка лежала перед ним, по прежнему неподвижно, но теперь, когда он знал о скрывавшейся под этим спокойствием муке, её застывшее лицо больше не казалось ему безмятежным. — Милая, — он порывисто обнял обмякшее тело, — я разбужу тебя. Непременно… «Только вот как?» — добавил он про себя. Сонное проклятие было одним из самых сильнейших, и как его снять, Румпельштильцхен не имел понятия. То есть, разумеется, его бы мог разрушить поцелуй истинной любви. Но родители Снежки давно погибли, и возлюбленных, кроме него самого, не было. Как и близкой подруги. «Не думаю, что это сработает», — пробормотал он. Разумеется, нет. Никаких шансов. Но всё же, он снова коснулся лица возлюбленной, низко склонился над ним, и поцеловал в мягкие, тёплые губы. Сколько раз ему уже случалось будить её поцелуем!.. Но обычно отзывчивая на ласку Снежка на этот раз осталось безучастной. Какое-то время он пристально вглядывался в её лицо. В одно мгновение ему показалось, что тёмные ресницы дрогнули, и глаза вот-вот откроются. Только показалось. Чуда не произошло. Ну что ж, всегда есть другой способ. — Всегда есть другой способ, — повторил он вслух. «Или другая ведьма», — ехидно пропел голос в голове. — «Ведь не только Регина может наложить проклятие? Может быть, пришла пора помириться с Корой? Или выяснить, не появился ли у Зелены дружок, чьё сердечко она может принести в жертву?» Румпельштильцхен только поморщился: да, об этом он тоже подумает. Позже. Не сейчас. А пока… Маг сделал короткий жест, распечатывая комнату. Зазвенели стёкла, цветными брызгами разлетелись витражные окна, дверь распахнулась, и в помещение буквально ввалились стражники. В прямом смысле этого слова: не рассчитав силы защитники покоя молодой (и, как они полагали, мёртвой) королевы не удержались на ногах. На засыпанных стёклами подоконниках показались гномы. Один из них, угрюмый и бородатый, успел швырнуть в мага топориком. Лезвие застряло в плече. Румпельштильцхену ни топор, ни тут же вонзившиеся в спину пара стрел не причиняли особых неудобств. Но то, что эти ретивые болваны могли ненароком убить спящую, но пока ещё живую Белоснежку, беспокоило его куда больше. Так что Румпельштильцхен вновь взмахнул рукой, заставив всех присутствующих застыть в нелепых позах, отбросил гномий топорик, всё же мешавший куртуазному обращению, поклонился и елейным голосом пропел: — Всем доброго здравия! Вот что, драгоценные, вложите мечи в ножны. Я пришёл сюда для того, чтобы помочь, а не навредить. Предотвратить, так сказать, — щёлкнул Румпельштильцхен пальцами, возвращая людишкам способность к свободному передвижению. — Дело в том, дорогуши, что вы чуть не похоронили королеву Белоснежку заживо. Она спит. — Ну уж мёртвую от спящей мы отличить в состоянии, — заявил вооружённый мечом здоровяк, бывший, если Румпельштильцхена не подводила память, начальником дворцовой охраны. — От спящей естественным сном, — поправил маг, удовлетворённый тем, что доблестные рыцари, хоть и не вняли его совету и держали мечи наготове, но хотя бы размахивать ими перестали. — А сон под воздействием сонного заклятия подобен смерти. Впрочем, дорогуша, — вставил Румпельштильцхен с ложной любезностью, — если бы ты справлялся со своими прямыми обязанностями, тебе бы и не понадобилось разбираться в подобных тонкостях. — И почему же ты хочешь нам помочь? — поинтересовался бородач, уже покинувший подоконник и теперь недоверчиво вглядывающийся в лицо Белоснежки. — Законный вопрос, — Румпельштильцхен развернулся на каблуках. — Дело в том, — быстро нашёлся он, — что королева Белоснежка мне задолжала. А стребовать с неё плату, пока она находится в таком, спящем, виде, — маг с видом глубокого сожаления развёл руками, — невозможно. — Раз так, — гном подбоченился, — я думаю, совет королевства примет твою помощь. Разумеется, примут. Выхода-то у них нет, — усмехнулся про себя Румпельштильцхен, но вслух говорить об этом не стал, так же, как и о том, что мнение совета волнует его в последнюю очередь.