Ошибка

      Ночи Белоснежки наполняли кошмары. Стоило ей сомкнуть глаза, она оказывалась в комнате с огненными стенами, и просыпалась вся в поту, со слезящимися от дыма глазами. При свете дня жизнь Белоснежки какое-то время текла почти так же, как до сонного проклятия. Разве что Румпельштильцхен в ней отсутствовал. По крайней мере в реальности: выкинуть Тёмного из головы не удавалось. Она словно слышала его голос, то ободряющий, то недовольный. Раньше, когда он в любой момент мог обнаружится за пологом её постели, лежащий в сапогах поверх покрывала, или на подоконнике, или в зарослях уже отцветшей сирени, в укромном уголке сада, она не думала о нём так много, откладывая на потом мысли о том, что их связь преступна, что, поздно или рано, её королевству и народу понадобится законный наследник, и ей придётся выбрать себе жениха. Впрочем, эти мысли отступали сами, стоило Румпелю впиться в её губы жадным поцелуем или заправить ей за ухо прядь… Хотя вопросы престолонаследия вряд ли встанут перед ней в ближайшее время. Теперь она знала, Проклятие свершится. Падёт на Зачарованный Лес, и ни она, ни всё её верное воинство не смогут ничего противопоставить колдовству Злой Королевы. Румпельштильцхен смог бы… Но не станет, у него здесь свой интерес. И Злая Королева не отступит, у неё, как оказалось, есть веские причины ненавидеть падчерицу. Вовсе не те, что Белоснежка могла предположить. Так странно, раньше она звала Регину по имени и считала — не мамой, конечно, но почти старшей сестрой. Поверяла ей свои детские беды. Вопреки правилам этикета обнимала мачеху с разбега, вместо того чтобы присесть в реверансе. Хвасталась успехами в верховой езде и восхищалась её нарядами. — Буду ли я когда-нибудь такой красивой как ты? — спрашивала она в детском восторге. — Конечно, будешь, — обещала Регина со сдержанной улыбкой, — ты будешь прекрасней всех на свете. Удивительно, оказывается, Регина ненавидела её уже тогда. А сейчас она явилась на празднество, которое Белоснежка устроила во дворце. Не потому что так уж хотела повеселиться, а чтобы у Мидаса, Георга, Стефана, прибывшего на праздник с дочерью и зятем, и остальных королевских особ Зачарованного Леса не осталось никаких сомнений в том, что Белоснежка жива, здорова и в состоянии править. Злую Королеву, конечно, не пригласили. Хотя разве в глубине души Белоснежка не ждала её появления? Разве так уж поразилась её словам, что весь Зачарованный Лес погибнет, а она, Белоснежка, будет страдать вечно? — Ни в том, ни в этом мире никто не будет любить тебя! — Злая Королева обращалась к ней на ты, точно это могло превратить Белоснежку снова в ту маленькую, напуганную девочку, какой она была в их первую встречу. — И ты тоже никого не полюбишь! «Уже полюбила», — хотела возразить Белоснежка, но смолчала. Полюбила, но любима ли? Она не знала точного ответа.

~*~*~*~

      Всё шло так, как должно идти… Жизнь отклонилась от предписанного судьбой, но, как река после разлива, постепенно возвращалась в своё русло. Злая Королева объявила о мести, выбрав самый торжественный момент. Эту любовь к эффектам привил ей учитель, нашёптывавший когда-то, что в чёрном она смотрится дивно, и что внушать страх гораздо забавнее, чем любовь. «Светлые» восприняли её выступление именно так, как и предполагалось, что стало поводом спуститься к нему в подземелье. Владычица ночи, рассыпающая вокруг себя голубые искры пыльцы, отряд гномов, сверчок-переросток, пристроившийся на плече у одного из них, старая волчица, державшая его на прицеле всё время разговора, и Королева Белоснежка. Все они пытались вызнать у него, как помешать Злой Королеве наложить Проклятие. Немного смешно, что большая часть участников этого спектакля искренне верила в то, что Тёмный, запертый ими же в сыром и мрачном подземелье, оторванный от дневного света и от собственной магии, будет им помогать для того, чтобы получить в награду ровно ничего. Румпельштильцхен даже не мог понять, раздражает его или веселит такая наивность. Ещё забавнее, что Рул Горм принимала участие в этом фарсе. Хотя уж она-то прекрасно знала и его роль в создании Проклятия, и причины его заинтересованности в том, чтобы оно было наложено. Да уж, Румпельштильцхен едва не задохнулся от смеха, но, впрочем, кое-какие хитрости приоткрыл. Ему было необходимо не только, чтобы проклятье наложено, но и возможность его разрушить, когда он окажется в том мире. Вот здесь их интересы с голубой молью совпадали. Но Румпельштильцхен не собирался это так просто признавать: он был пугающ и многозначителен. Отсмеявшись, он принял важный вид — насколько это вообще возможно в его положении — и напомнил Белоснежке об услуге, которую он непременно с неё стребует: не в этом мире, так в каком-нибудь другом, а затем прозрачно намекнул, что Проклятие снять могут только герои, но не любые… — Так какие же, отвечай, — потребовала Белоснежка. — Ох, принцесса стала королевой, — рассмеялся Румпельштильцхен. — Не забудь топнуть ножкой и погрозить виселицей. — Так ты не скажешь? — лицо его королевы было таким чужим, холодным, отстранённым, что он сам едва не поверил в правдивость её игры. — Не хочу тратить зря слова… Проклятие не по зубам никому из вас, дорогие гости. И тебе тоже, королева. Тебе больше нечего мне предложить, а мне нечего предложить тебе, — Румпельштильцхен отступил вглубь камеры и отвернулся, всем видом показывая, что разговор окончен. Но в глубине души он надеялся, что Белоснежка поймёт, чего он хочет на самом деле, почему он говорит с ней так. Или хотя бы кто-нибудь из героев заглотит наживку. — Кто сможет снять проклятие? — зазвенела Голубая, и её голос эхом отразился от стен, аж уши заложило. — Румпельштильцхен, ты знаешь? Скажи мне. Много зла ты принёс, помоги исправить хоть часть содеянного. Ярость комом застряла в горле. Он повернулся лицом к своим визитёрам. Сжал кулаки так, что когти вспороли кожу ладоней. — Ей, — сообщил он почти рыча, — я ничего не скажу. Пусть убирается морочить головы простецам. — Ты там потише, — рыкнула в ответ старуха с арбалетом. — Я здесь ради вашей безопасности. Если Тёмный вырвется из клетки, только моей магии под силу обуздать его, — елейно прозвенела фея. — Да куда он от нас денется, — заметил угрюмый гном по имени Ворчун. — Гномьей киркой даже алмазы долбить можно, а уж голову разбить куда проще. — Ах, стоит ли прибегать к помощи такого опасного существа? — прострекотал сверчок. — Ни к чему хорошему это не приведёт. — Ты бы сам что-нибудь дельное предложил, насекомое, — огрызнулся Ворчун. — А потом бы советы раздавал. Румпельштильцхен недовольно поморщился, слушая эту перебранку. Они словно и забыли, что он тут, рядом, и слышит каждое слово. Уж определённо, если бы эти дуралеи не были так необходимы ему самому, он бы и языком не пошевельнул, чтобы им помочь. — Не хочет говорить с феей, я с ним по своему поговорю, — нахмурилась волчица. Интересно, все присутствующие знают, что за обликом этой пожилой боевой дамочки скрывается вторая сущность? — Нет уж, — перекрыла все голоса Белоснежка и действительно едва ножкой не топнула. — Я в ответе за то, что происходит, это меня хочет извести Регина. Я ваша королева в конце концов. Значит и вопросы мне задавать. — Спроси его, как разрушить проклятие. — Как снять проклятие, Тёмный, — послушно повторила Белоснежка. — Если я скажу это, то точно не тебе. А тем, кому это под силу. — Так кому же? — Слишком много вопросов, чтобы я отвечал на них даром. — Чего ты хочешь? — Белоснежка подошла к самой решётке, и теперь только он один мог видеть её лицо. Она казалось уставшей, но полной решимости. — Выйти из этой клетки, — Румпельштильцхен подошёл поближе, хихикнул. — Что, нельзя? Ну в таком случае, я даже не знаю, что ты мне можешь предложить… — Он прошёлся вдоль прутьев, сделал притворно задумчивое лицо. — Если бы я был рыцарем в заточении, я бы попросил ленту, носил бы её на груди, вдыхал бы её запах, и это стало бы для меня утешением, — он глубоко втянул носом воздух. — Но в вашем подземелье такая сырость, что запахов я уже не чую. Насморк разыгрался и… пожалуй, носовой платок мне очень пригодится. — В напряжённой тишине раздался звук чихания — один из гномов достал из кармана огромный клетчатый носовой платок и протянул его в сторону решётки. — Не платок этого грубияна, — брезгливо поморщился Румпельштильцхен, — а твой, королева. Белоснежка приоткрыла висевшую на поясе сумку и молча протянула Румпельштильцхену белый украшенный кружевами и фамильным вензелем платок. Румпельштильцхен тут же взял его, поклонился с деланной учтивостью: — Фредерик и Эбигейл. — Что? — переспросила Белоснежка. — Ты спрашивала о героях, вот я и назвал их имена. Они помогут разрушить проклятие, но не по одиночке, вместе. — И как же? — А уж об этом я буду говорить только с ними. Давно уже пора было повидаться с этой «сладкой парочкой». Вот они действительно были должны ему услугу, и, насколько он знал, в долгу оставаться не любили. Это насчёт Белоснежки Румпельштильцхен просто молол языком, чтобы оправдать свою заинтересованность в её пробуждении, нагнать страху и придать значительности словам. Они давно были квиты. Все счета магии были оплачены, даже с лихвой. Но тем не менее, когда Снежка вручила ему скомканный платок он почувствовал, что в него завёрнуто что-то маленькое, но более весомое, чем кружева и шёлк. Когда все ушли, Румпельштильцхен развернул платок и обнаружил неприметный кожаный мешочек, в котором была спрятана бронзовая чернильница. А это значило, что Снежка выбрала сторону… Выбрала его, даже если сама ещё не осознала это до конца. Чернильницу он запрятал в щель между каменной койкой и каменной же стеной, платок сунул в рукав, а мешочек долго держал на ладони, разглядывая как святыню… Точно главное доказательство любви. Наконец он коснулся губами нагретой кожи… «Всё-таки я испортил тебя». Он твердил это на все лады, долгими, залитыми тьмой днями и ночами, слившимися в одни бесконечные сутки. Он испортил Белоснежку, поставив перед слишком трудным выбором, разделил с ней груз, которым была отягощена его совесть, испортил ей жизнь. Он корил себя за это, хотя вряд ли по-настоящему хотел изменить свершившееся. Но, помимо вины, в душе Румплельштильцхена поселилось какое-то новое чувство… Даже не любовь — с ней он был знаком давно, а что-то сродни детской, глупой радости. Может быть, он просто сходил с ума? Эбигейл и Фредерика пришлось ждать не слишком долго, а он уж опасался, что они промедлят, не успеют прийти к нему до того, как Злая Королева решит его загадку. Но они явились… Смотрели на него с недоверием и были уже в курсе, какую шутку Тёмный провернул с благородным принцем Филиппом. — Так, помнится, Ваши Высочества, это Вы желали, чтобы я помог избежать войны между вашим королевством и Срединными Землями? — Это не значило… — попытался было возразить Фредерик, но Румпельштильцхен не дослушал его, рассмеялся. — Если вы прибегаете к помощи Тёмного, то вы должны догадываться, что его — то есть мои — методы не будут столь уж благородны. Я колдун, а не рыцарь. Фредерик молчал, обескураженный этим открытием. Эбигейл явно нервничала, поэтому вела себя ещё более высокомерно, чем обычно. — Какая новость, — бросила она сквозь зубы и ещё сильнее укуталась в отороченной седой чернобуркой плащ. — Кстати, о новостях, — хихикнул Румпельштильцхен. — Они до меня не доходят. Проснулась ли Аврора? — Она… — начал было Фредерик, но Эбигейл жестом заставила его умолкнуть. — Если мы расскажем тебе последние новости, Румпельштильцхен, — произнесла она вкрадчиво, — ты засчитаешь нам это в уплату долга? — Ещё чего… — прошипел он, приближаясь к гостям так близко, как это было возможно. — Обойдусь без новостей. — С Авророй всё в порядке, — вставил Фредерик, и жалость, прозвучавшая в его голосе, царапнула Румпельштильцхена сильнее, чем заносчивость Эбигейл. — Они назначили свадьбу… Но теперь, когда над Зачарованным Лесом нависла угроза Проклятия, не понятно, успеют ли они её сыграть. — О да, проклятие, — промурлыкал Румпельштильцхен почти нежно, точно речь шла о чём-то приятном. — Оно грядёт. Любящие сердца будут разлучены навсегда… Никто не найдёт свою любовь. Все будут проживать чужие жизни. Вечно… Он почувствовал, как стражники, присутствующие при этом разговоре, напряглись, он не видел их лиц, но мог разглядеть, как они невольно выпрямились и расправили опущенные плечи. — Ты говорил, Проклятие можно снять, — Фредерик, в отличие от доблестных чёрных рыцарей, ничем не выдал своего беспокойства, и только мягко, но настойчиво, переводил разговор на интересующую тему. — И что сделать это под силу только нам с Эбигейл. — Да, это правда, — Румпельштильцхен оскалил в улыбке почерневшие зубы. — Только не вы… А дитя, которое носит Эбигейл под сердцем. Это дитя сможет победить Злую Королеву… Эбигейл невольно обхватила руками живот, и складки плаща выдали то, что он стал уже куда более выпуклым, чем в их прошлую встречу. — Что за глупости, — проговорила она принуждённо. — Дитя не сможет сражаться. — Дитя не сможет, — согласился Румпельштильцхен. — Но это дитя вырастет. И когда ему или ей — исполнится двадцать восемь лет — у него — или у неё будет достаточно сил, чтобы победить Злую Королеву. А до того… — Он зажал себе рот. — Ни слова больше… Я не скажу вам как, пока не получу плату. — Если ты хочешь покинуть эту темницу, — терпеливо проговорил Фредерик, — то это не в нашей власти. Да даже если бы я и мог тебя отпустить… Стоило бы это сделать? Разгуливая на свободе, ты мог бы совершить немало зла, и я бы не хотел, чтобы оно легло грузом на мою совесть. — Я… совершить немало зла? — деланно удивился Румпельштильцхен. — Это спорный вопрос, дорогуша. Что-то ты не возражал против моей помощи, когда стоял золотым болваном. Или мы с её высочеством зря не спросили твоего мнения? Ничего, я всё могу вернуть обратно… — На лице Фредерика появилось виноватое выражение, а Румпельштильцхен осклабился и продолжил великодушно. — Что ж, обсудим это в когда-нибудь потом. Сегодня мне нужна другая плата… Как вы хотите назвать ребёнка, когда он родится? Фредерик и Эбигейл отошли от клетки, склонились друг к другу, перешли на шёпот, и когда Румпельштильцхен уже пожалел, что открыл им так много, обернулись к нему. — Это девочка, — сказал Фредерик и то тепло, что прозвучало в его голосе при этих словах, почему-то больно царапнуло узника. — Мы хотим назвать её Катарина. — Ваша Катарина ключ к Проклятию. Она — дитя вашей любви. Она ключ, который откроет любой замок. Сделайте всё, чтобы Королева не узнала об этом до Проклятия, спрячьте её в безопасном месте. — Как она победит Злую Королеву? — Эбигейл смотрела напугано и уже не могла скрыть своего страха. — Я не знаю, — признался Румпельштильцхен. — Есть много путей, но по какому бы она не пошла, даже её проигрыш, станет поражением для Злой Королевы. Если Спасительница умрёт — Проклятие падёт. Поэтому у Регины будет веская причина не прибегать к своим излюбленным методам. Я сказал всё… Фредерик кивнул, обнял Эбигейл за плечи, и они пошли прочь, куда более обеспокоенные, чем в начале своего визита, придавленные новой ответственностью, сплочённые горем. Румпель смотрел им вслед, пока они не растворились во тьме коридора. Наконец всё шло так как должно. Или почти так, как должно. Если, конечно, он не обманулся снова.