Ошибка

      Снежка надеялась, что Джеппетто не забудет промыть и прижечь рану. Да и кровотечение остановит до того, как потеряет сознание от слабости. Что его невнимание к капающей из башмака крови всего лишь бравада, которая кончилась, едва гостья вышла за порог. Такой же как её прямая спина. Ребра, кажется, были всё-таки целы, но всё равно, отойдя от дома Джепетто шагов десять по узкой, ведущей вниз улице, Снежка ссутулилась и обхватила себя руками. Здесь не было её подданных, и никто не знал, что она королева. То ли бродяжка, то ли служанка. Главное дойти до моря, где ждёт её Красная Шапочка. А потом… Только бы не было заминки со шляпой. Улица раздваивалась на два переулка. Снежка почти наугад свернула за угол, и чуть не упала, так скрутило живот. Она прислонилась к стене и зажмурилась, пережидая приступ боли. — Милая, что с тобой? — кто-то коснулся её плеча, и она открыла глаза. Рядом с ней стояла женщина лет сорока, невысокая и пышная. Волосы её скрывал платок, а с плеч спадала широка шаль. — Ничего, — ответила Снежка сдавленно. Женщина участливо кивнула: — Ну и хорошо, что ничего. У всех нас ничего бывает, такая уж наша участь. Анжелина! — задрала она голову и закричала куда-то вверх. — Анжелина! Анжелина! В окне второго этажа открылась ставня, и через подоконник перегнулась девушка, лицо которой с двух сторон обрамляли тонкие косички. — Тут я, мама! Чего ещё! — крикнула она в ответ, хотя кричать не было никакой нужды. — Тебя не дозовёшься, — подбоченилась женщина, — вынеси стакан вина и скамеечку. Тут синьорине плохо. — Она повернулась к Снежке, все ещё опиравшейся на стену. — Ты же не замужем, милая? Снежка помотала головой. Анжелина вышла из дома с глиняным стаканом и ящиком. Снежка присела — она действительно нуждалась в маленькой передышке — и с благодарностью обхватила стакан руками. — Пей, — заботливо уговаривала её пухлая женщина, — это поможет. И Снежка сделала глоток. Вино было сладким и липким. Румпельштильцхен отругал бы её за неосторожность, но она привыкла доверять людям. Не тем, кого встречала при дворе, а тем, кто поддерживал её, пока она была беглянкой. Случайным попутчикам, крестьянкам в серых, линялых одеяниях, горожанкам в белых чепцах и рубахах с подвёрнутыми рукавами, из которых торчали красные шершавые руки. Всем тем, кто давал ей объедки со своего стола, разрешал переночевать в сарае или дать отдых ногам, позволив бродяжке усесться на край их телеги. В отличие от Румпельштильцхена, она считала, что люди в большинстве своём добры, если их не манит лёгкая нажива и не гонит страх. Снежка глотнула ещё и действительно почувствовала некоторое облегчение. — Спасибо, синьора, — сказала она смиренно. — Можешь звать меня просто Фелиция. Мне всегда это вино при болях помогало. С замужеством, знаешь, в этом отпала нужда. Если бы Снежка чувствовала бы себя чуть лучше, она бы залилась краской стыда и побежала от доброй женщины со всех ног. Но у неё не доставало сил, чтобы бежать. — Вкусное вино, — сказала Снежка, чтобы хоть что-то сказать. — На здоровье, милая. Я сегодня видела тебя в окно, ты шла с нашим Пиноккио, а он всё трещал без умолку. — Да, — не стала отрицать Снежка, довольная тем, что разговор уходит от щекотливой темы женского здоровья. — Я хотела повидать Джеппетто. — Заказывала что-нибудь? — поинтересовалась женщина, принимая из рук Снежки опустевший стакан. — Нет. Мне нужно было передать записку. — Записку? — От моей госпожи, — Снежка сообразила, что это неумелая ложь — она слишком чумаза для хорошей служанки, но было уже поздно. Впрочем, женщину это не смутило. — И что же было в той записке, милая? — Не знаю, меня недавно взяли в услужение, — Снежка кротко опустила глаза. — Я и читать-то не умею. — Она встала. — Спасибо, мне пора. — Рада, что тебе полегчало, милая. А откуда ты? — Из Анволии, — сказала она и поспешила прочь, пока Фелиция не задала ей ещё какой-нибудь вопрос. Она старалась идти как можно быстрее, но хотя спазм и отпустил, ушибы всё ещё болели, и Снежку мутило то ли от боли, то ли от слишком сладкого вина, которым потчевала её добрая Фелиция. Когда она дошла до места, сумерки уже закончились. На чёрном небе холодно мерцали звёзды, а ветер с моря унёс всё дневное тепло и пронизывал до костей. Красная Шапочка была в волчьем облике. Лежала, положив голову на лапы и прикрыв глаза. Снежка опустилась рядом с ней, оперлась спиной на широкий тёплый бок. — Вот я и вернулась, — сообщила она очевидное. — Капельку отдышусь и домой. Хорошо, подруга? Красная Шапочка открыла жёлтый круглый глаз, скосила взгляд на Снежку и негромко зарычала. — Что такое? Волчица заворочалась и рывком поднялась на ноги. Снежка еле удержала равновесие и сдавленно охнула от боли в потревоженных рёбрах. — Что такое? — повторила она, тяжело вставая. Волчица опустила голову, к чему-то принюхиваясь, и зарычала ещё громче. Ткнула блестящим в темноте чёрным носом Снежку в живот и уселась, задрав голову кверху, точно собиралась завыть. Но не завыла, а снова трансформировалась. Роста в ней поубавилось, волчья шерсть втянулась в плоть, и спустя минуту на месте волчицы стояла девушка, даже не запыхавшаяся. «Раньше трансформация давалась Шапочке труднее», — отметила Снежка и снова задала подруге вопрос, на которой та не могла ответить в волчьем обличье. — Что такое случилось? — Это тебя нужно спросить, что случилось. — Ты обещала не задавать вопросов. — Да, — согласилась Красная Шапочка, тревожно вглядываясь в темноте в лицо Белоснежки. — Но я и подумать не могла, что ты собираешься к повитухе. — Как это? — воскликнула Снежка удивлённо. Всё это казалось каким-то бредом. Или та женщина, которая угостила её вином — Фелиция — была повитухой? Но откуда Красной Шапочке знать об их случайной встрече? — Не отпирайся, — сказала Красная Шапочка взволнованно. — Когда я волчица, я многое могу учуять. Этот запах… кровь. — А, — с облегчением выдохнула Снежка. — Это не моя. Красная Шапочка наморщила нос: — Чужую кровь я тоже почуяла, но твоей пролилось больше. Я могу отличить эту, — она голосом выделила последнее слово, — кровь. Снежка облизала губы. Только сейчас она осознала, что между ногами у неё влажно и липко. Она знала, что Красная Шапочка с трудом принимала свою двойную природу и из-за этого иногда теряла контроль во время обращений — чего не бывало с оборотнями, выросшими в стае. Может быть, и запах крови влиял на Красную Шапочку как-то особенно? — Так ты про регулы? — сказала она как можно спокойней, хотя обсуждать подобное было неловко даже с подругой. И почему сегодня всех тянет на откровения? — Я и позабыла о них, хотя они уже задерживались. — Пожалуйста, — Красная Шапочка сделала шаг к Снежке, — не бойся. Ещё когда я везла тебя сюда, я вся пропиталась твоим запахом. Можно обмануть человека, а не волка. Сложно не почуять, что ты носишь дитя. — Дитя? — глупо моргая, переспросила Снежка. — Если ещё не избавилась от него. — Но я ничего не знала об этом, — Снежка так растерялась, что даже не стала отрицать такую возможность. Она осторожно коснулась ладонями собственного живота. — И что такого, если у меня начались регулы. — У женщин в тягости не бывает регул, — возмущённо пояснила Красная Шапочка. — Неужели ты и этого не знала? Снежка не знала. Её мама умерла, когда Снежке было девять лет, няня Джоанна ограничилась тем, что научила пользоваться копией и рассказала о том, что девственность следует сохранить до свадьбы. А Регина… Довольно скоро стало ясно, что падчерица ей в тягость. — Я не ходила к повитухе, — медленно проговорила Снежка. — У меня было дело к одному человеку в этом городе. Мы не сразу поняли друг друга, и он несколько раз ударил меня. А я вонзила в него кинжал, — в доказательство Снежка достала из ножен перемазанное в крови лезвие. — Вот и всё. — Он ударил тебя в живот? — тихо спросила Красная Шапочка. — И ещё по ребрам. Я даже думала, что он сломал мне одно, но ошиблась. — Скажи, кто это, и я перегрызу ему горло. — Ты обещала не задавать вопросов, — Снежка спрятала руки под передник. Она окончательно замёрзла, даже зубы стучали. — Отвези меня домой. Меня должно быть уже хватились, или скоро хватятся. Холодно. — Не так уж и холодно, — возразила Красная Шапочка. — Это у тебя озноб, — она протянула руку, чтобы пощупать Снежке лоб, но оборвала жест не закончив. — Ладно, едем. Только не забудь мою корзину. Обратный путь показался Снежке куда длиннее. Красная Шапочка по-прежнему передвигалась большими скачками, но теперь скорость не пьянила, скорее причиняла неудобства. Тряска тревожила свежие ушибы, к горлу подступала тошнота, и Снежке не каждый раз удавалось сдержать болезненное кряхтение и стоны. Когда они продвигались по Непролазному Лесу, которым поросла граница между Приморским княжеством и Королевством Короля Леопольда, Снежка снова почувствовала резкую боль внизу живота. Такую же, что настигла её в том проулке на пути к морю. Единственная мысль, оставшаяся в её голове, была о том, как бы удержаться на широкой волчьей спине. Но в какой-то момент пальцы свело судорогой, и она скатилась, упала на упругий кустарник. Потеряв седока, волчица остановила свой бег. Она подошла к Снежке, бережно перевернула её лапой, и вылизала большим мягким языком ей руки и лицо. Потом она легла боком, прямо на пружинящий вереск — как оказалось Снежка свалилась именно в его заросли, и какое-то время лежала неподвижно. Снежка, которую все ещё знобило, вжалась в её горячее мохнатое брюхо. — Чуть-чуть, — попросила она, прикрывая глаза. — Маленькую передышку. Ей казалось, что она куда-то проваливается, то ли в бездонную яму, то ли в сон. Только на этот раз в нём не было огненной комнаты, одна чернота… Она очнулась в объятиях подруги. — Не спи, — тормошила её Красная Шапочка. — Не спи, ты не должна спать… Если ты не была у повитухи, тебе нужно непременно к ней отправится, слышишь? — Зачем? — пробормотала Белоснежка. — Завтра я скажу дворцовому лекарю, что упала с лошади, и она пропишет мне что-нибудь восстанавливающее. — До завтра ты можешь и не дожить! — со злым отчаянием возразила Красная Шапочка. — Белоснежка, пойми, — медленно втолковывала она подруге. — Когда дитя умирает в утробе, мать умирает вместе с ним, если только повитуха не извлечёт его вовремя. — Умирает, — повторила Снежка, пытаясь осознать происходящее. Она умирает. — Мне нужно перо и бумага, — подняла она глаза на Красную Шапочку. — У тебя есть? — Нет, — Красная Шапочка обняла подругу за плечи и помогла ей подняться. — Сможешь удержаться на мне верхом? Я отвезу тебя туда, где тебе помогут. — Мне нужно написать… — Ей нужно написать Румпельштильцхену письмо. — Больно? Снежка кивнула. — Такое бывает, — Красная Шапочка почти всегда насмешливая, говорила непривычно ласково и покровительственно. — Тебе скоро станет легче, только слушайся меня. Снежка снова кивнула. Горло сдавил спазм. — Надень мой плащ, это поможет тебе согреться. Остаток пути Красная Шапочка несла её шагом, а Снежка не столько сидела, сколько лежала, вцепившись в жёсткую волчью шкуру. К середине ночи они добрались до лиственного леса и вышли на широкую, протоптанную людьми тропу. Здесь Шапочке пришлось вернуть себе человеческий облик, и дальше они шли, обнявшись. Снежка уже не спрашивала куда. Мысли в её голове путались и рвались. Волшебный шкаф, проклятие, шляпа Джефферсона, Грейс, «ключ и замок», Румпель, Румпель, Румпель… И слово заслонившее всё: «дитя». Ни одну мысль не удавалось додумать до конца. Ей приходилось сосредотачиваться на том, чтобы переставлять ноги, каждый шаг требовал усилия. Наконец они дошли до освещённой луной поляны. На ней стоял низкий каменный домишко с кривой трубой. Около теснилось несколько невысоко огороженных грядок. Красная Шапочка подошла к двери, и, продолжая поддерживать Снежку за спину, нашарила левой рукой привешенный на цепочке деревянный молоток. Она постучала в дверь, громко и неритмично. Внутри домика послышалось шевеление. За тростниковыми занавесями забрезжил свет, и вскоре они услышали звук отодвигающихся засовов. На пороге показалась ещё молодая женщина, босая, наспех одетая, в ореоле взлохмаченных волос. — До утра подождать не могли? — хрипло спросила она. — Пожалуйста, пустите нас! — взмолилась Красная Шапочка. Она говорила что-то ещё, но Снежка слышала это издалека, точно Красная Шапочка находилась не рядом с ней, а высоко на колокольне, и слова её гудели и сливались... Сама же Снежка снова проваливалась во тьму и в этот раз никто не мог удержать её падения.