***
Красная Шапочка проводила мать взглядом. Она знала, что Анита сильно недолюбливала людей, и заключила с ними союз только, чтобы спасти стаю. И о Белоснежке тоже не очень-то беспокоилась, пусть и относилась иначе — доверяла, смотрела с уважением. Точно Анита видела в опальной принцессе — а в последствии Королеве, что-то, недоступное остальным. Даже Красной Шапочке, её лучшей — или правильнее сказать единственной — подруге. Хотя Красная Шапочка не могла похвастаться тем, что знает, что именно на душе у Доброй Королевы. Её волчье чутьё так и не развилось в полной мере, оттого, что Красная Шапочка росла в деревне, среди людей, а Снежка, пусть всегда с готовностью выслушивала подругу, была не из тех, кто, хихикая, поверяет секреты на ушко. Зато и чужих секретов не выдавала: ни страшных, ни пустяковых. И ни разу Красная Шапочка не поймала в глазах подруги тени осуждения. Даже когда разговор касался смертей, последовавших за первыми обращениями молодой волчицы. Снежка не уверяла Красную Шапочку в том, что она нисколько не виновата, но до боли сжимала в крепких объятиях, и от этого неизменно становилось немного легче. Призраки людей, чьих лиц она уже не помнила, и Питера — чьего лица она забыть не могла, отступали на время. Сама Снежка никогда не напоминала ей об этом. И когда Красная Шапочка со смехом рассказывала о своём очередном романе на пару недель, не попрекала за слишком легкомысленный и ветреный нрав. Белоснежка хранила сердечные тайны подруги, но не спешила поверять свои. А в том, что они у неё имелись, Красная Шапочка не сомневалась и до того, как получила этому полное подтверждение. Но и тогда Снежка так и не рассказала, кто был отцом ребёнка. Подобная скрытность немного задевала, но обижаться на Снежку долго у неё не получалось. Что же касалось тайн государственных, Красная Шапочка до последнего была уверена, что посвящена, если не во все, то в большую их часть, она и сама была такой тайной. Красная Шапочка не только помогла Белоснежке заключить союз с волчьим народом. Ещё когда война была в разгаре, она стала связной. К ней стекались сведения, которые присылали Доброй Королеве верные люди из войска короля Георга (пусть тот и перешёл на сторону Белоснежки, но доверия к старому интригану не было), служившие при дворе короля Мидаса (его нейтралитет никогда не казался Белоснежке слишком надёжным) и, наконец, именно с её помощью удалось разыскать храбреца, готового поступить на службу к самой Злой Королеве, чтобы держать Белоснежку в курсе планов мачехи. Девушка-оборотень легко становилась неузнаваемой (стоило лишь снять красный плащ) и не вызывала подозрений. Яркая, молодая, смешливая и болтливая, не самого строгого поведения, пожалуй, меньше всех из окружения Доброй Королевы подходила на роль главы тайной полиции. Даже «верные люди» не знали, кто именно получает отосланные ими сведения… А теперь выходило, что она должна доверить их принцу Бартелю? Красная Шапочка в задумчивости закусила губу. Содержимое записки и оставленная в палатке «последняя воля» прозрачно намекали на то, что тем, кто был верен Доброй Королеве, теперь следует служить новому королю. Но почему Белоснежка не сказала ей о своих намерениях лично? Кто всё-таки открыл портал? Эти вопросы не давали ей покоя… — Отведёшь меня туда? — она задумалась так глубоко, что почти не заметила, как принц Бартель мягко коснулся плеч. — Пойдём, принцесса волков? — Что? — Ты сказала, что принцесса Белоснежка покинула наш мир, — с непривычным терпением проговорил принц Бартель. Медленно, как будто обращался к ребёнку или к деревенскому дурачку. — И что тебе трудно говорить об этом. Ты можешь просто показать. — Я не говорила о самоубийстве. Принц Бартель нахмурился: — О чём же? Её… — Что за глупости, — резко возразила Шапочка. — Королева Белоснежка вполне может за себя постоять. Речь о том, что она теперь в другом мире. Их больше одного, неужели никогда не слышал? — довольно грубо заметила Шапочка. — Или мне тебя теперь звать принц-тупая-башка? — Предлагаешь поверить тебе на слово? — оставил принц Бартель сочувственный тон. — Как в эти ваши другие миры попадают, через порталы? Так дай мне увидеть его своими глазами. — Он закрыт и уничтожен. — Так покажи мне его, барышня, которая слишком много на себя берёт! — взорвался Бартель. Красная Шапочка возвела глаза к небу, точно призывая его в свидетели небывалой глупости своего собеседника, и заговорила преувеличенно бойко: — Никогда не могла понять, по какой причине Белоснежка решила оставить престол тебе. И если я стараюсь тебе помочь, мог бы проявить благодарность. Я тут не оттого, что ты слишком мне нравишься, а потому что Белоснежка моя подруга, и я не хочу, чтобы «добрые союзники» разодрали на куски её королевство. — Я просил выражаться яснее. И, раз твоя стая живёт в моём лесу, теперь, когда я король, тебе стоит говорить со мной вежливее. — Тю, — подбоченилась Красная Шапочка и взглянула на Бартеля с искренним удивлением. Она пыталась его защитить. Если он этого не понимал, то и вправду был ещё тем болваном. — «Твой лес», — передразнила она. — Ты ещё не король. Не высоко ли метишь, пропахшее рыбой Высочество? Королевского в вас только спесь, — девушка прищёлкнула языком. — Прибыли сюда с одним денщиком на всю компанию, в потёртых сапогах. Думаешь, умнее младшего братишки? Бартель тряхнул Красную Шапочку за плечи: — Я не собираюсь слушать твои оскорбления и байки про другие миры! — его светлые глаза, обычно переменчивые, казавшиеся бледно-голубыми при ярком свете, серыми в сумерках, зеленоватыми в хвойной чаще, словно покрылись коркой льда. — Просто отведи меня туда. — Отпусти, — прорычала Шапочка. — Отпусти! — но принц и не подумал послушаться. Его пальцы только сильнее впивались в её плечи, взгляд оставался ледяным, а лицо, всегда так легко красневшее, стало ещё бледнее. Красная Шапочка ощущала у себя на губах его дыхание, и страх вползал в её сердце. Она не стала перекидываться в волка, просто пнула будущего короля в ногу, вывернулась и выплюнула в исказившееся от боли лицо: — Я отведу! Отлично! Надеюсь, вы достаточно владеете магией, чтобы отличить обычную шляпу от волшебной и понять, в какой мир она отвела королеву Белоснежку! И что вашего замечательного нюха хватит, чтобы не верить мне на слово и убедиться в том, что путь Снежки оборвался именно там, где я говорю. Ну и что дара убеждения Вашего Высочества хватит на то, чтобы Совет, прошедший через войну со Злой Королевой, самой могущественной ведьмой за всю историю Зачарованного леса, поверил вам на слово. Вы ведь точно не юнец, явившийся на всё готовое, когда Королева Регина была повержена! — Бартель пытался что-то вставить, но Красная Шапочка была слишком расстроена и зла, чтобы позволить ему это: — Ах, да, и если они захотят убедиться, и найдут у убежища Белоснежки ваши следы, то, надеюсь, они не решат, что вы и сфабриковали это бегство, и вы не окончите ваше короткое правление у столба! Взгляд Бартеля из холодного стал колким. Он выпрямился: — Я действительно не очень хорошо всё продумал, Красная Шапочка, — он назвал её по имени, и она не была уверена, что это хороший знак. — Просто я не ожидал, что всё случится… так… неожиданно… И ты будто что-то скрываешь… — Я скрываю только то, что вас не касается, — обиженно ответила Шапочка. Она понимала, что зашла слишком далеко, но она устала упражняться в дипломатии. — Снежка оставила мне письмо. И оно — всё объясняет, но местами личное. Я не знаю, как показать вам то, что касается вас, при этом скрыв то, что вам знать не обязательно. Неосознанным жестом Красная Шапочка потянулась к груди: она спрятала сложенный свиток за корсажем и мимолётно испугалась, что Бартель, сегодня столь не похожий на себя самого, снова бросится на неё, на сей раз чтобы отнять послание. — Королева Белоснежка пишет что-то о том, куда именно она отправилась? — спросил Бартель спокойно, без недавней горячности и привычной насмешки. — Нет, — Шапочка стряхнула со лба первые капли начинавшегося дождя. — В таком случае, в этом письме есть что-то компрометирующее для неё? — Нет, — Снежка сформулировала всё довольно обтекаемо, так, что посторонний, если бы это письмо попало бы в его руки, не смог понять большей части намёков. — Тогда кого-то ещё? — Нет, — в третий раз была вынуждена признать Шапочка. — В таком случае… Я просто не понимаю… Красная Шапочка и сама не могла понять, почему просто сразу не дала Бартелю прочесть записку. Скорее всего от того, что расставание с подругой задело её сердце, и ей хотелось, чтобы последняя весточка Белоснежки осталась ей. Как реликвия. Как память о том, что Добрая Королева всё же доверяла ей, и что, даже прощаясь навсегда, беспокоилась о том, какой Красная Шапочка будет её помнить. Это-то и было слишком личным. — Я прочту сама, некоторые строчки, если вы обещаете не смотреть. Согласны на мои условия, Ваше Высочество? — Красная Шапочка внезапно вспомнила о том, что Бартель просил быть с ним повежливее, хотя после того, как она накричала на него и обвинила в измене, это казалось довольно странным. Но во всяком случае она решила попытаться. — Согласен, — Бартель облокотился на кривой берёзовый ствол и, кажется, приготовился слушать. Шапочка снова протёрла лицо. К счастью, ничто не предвещало ливня. Дождь не усиливался, из бледных облаков сыпала редкая и холодная морось. Шапочка спряталась от капель под жидкой пожелтевшей осиновой кроной, она просто тоже спряталась под кроной, чтобы письмо не размокло во время чтения. Она достала из-за корсажа смятый свиток, и сначала просто молча водила пальцем по строчкам, по привычке шевеля губами. Наконец она дошла до места, которое решилась зачитать вслух: — «Я не вернусь. Я уйду туда, где ни Проклятье, ни мачеха никогда не смогут до меня дотянуться. У Регины больше не будет причин проклинать этот мир. А тот, в котором укроюсь я, ей не найти. Шляпа не откроет ей свой путь — но в любом случае должна быть уничтожена». Ну и дальше ещё личное и подпись, — добавила она. — Я знаю руку Белоснежки куда лучше вас, но если вы хотите удостовериться... — То есть она бросила королевство из-за пустых угроз? — Ваше Высочество не знает Злую Королеву. Она действительно ужасно могущественная ведьма. По крайней мере, теперь у Злой Королевы не будет повода накладывать Проклятие. Бартель никак не стал это комментировать. — И ты полагаешь, что Королева Белоснежка не вернётся? Есть хоть какой-то шанс? — Снежк… Королева Белоснежка вообще довольно упряма. Как ослица. Вряд ли она передумает, даже если пожалеет. Я не понимаю, — Шапочка сложила письмо вчетверо и снова спрятала его за корсаж, — вы, вроде бы, радоваться должны. Разве вы не хотите быть королём? — Меня вполне устраивала роль наследника, — Бартель наконец отлип от берёзового ствола и совсем не по-королевски взъерошил тонкие волосы. — Когда вы на неё соглашались, то могли бы предположить, что наследник рано или поздно наследует престол, — это должно было прозвучать ехидно, а не так грустно. — Это следует из самого слова. Или ваше высочество полагали, что ближайшие десять лет у него пройдут в турнирах, охоте и флирте со знатными особами? — Ах, простите, — Бартель взял себя в руки. — Ну кто же мог знать, что это произойдёт так скоро. — У меня от ваших лап останутся синяки. — Кто бы говорил. Ты лягаешься как мул. Они повернули к лагерю и какое-то время шли в довольно мирном молчании. — Я должна попросить прощения, — наконец сказала Красная Шапочка. — Из-за какого-то пинка? — в голос Бартеля вернулись привычные мальчишеские интонации. — Не беспокойся. На рыцарских турнирах я не только глазки знатным особам строю. Красная Шапочка хмыкнула: — Из-за того, что я сравнила тебя с этим предателем. Я не должна судить тебя по твоему брату. — Всё нормально, — буркнул Бартель, низко опуская голову. — Не ты первая. Теперь нам всё время придётся это доказывать. Чуть погодя он добавил: — Ты действительно считаешь, что из меня выйдет плохой король? Ну, из-за того, что я сам надеваю свои потёртые сапоги. И у нас на островах нет золотых карет и лакеев на каждый чих. — Нет, — Красная Шапочка рассмеялась, сама не зная чему. — Королева Белоснежка спала на холодной земле, ела из одного котла с солдатами и вела их в бой. И если в те поры, когда вы познакомились, она позволяла одевать себя, то не потому, что не могла сделать этого сама, а потому что обидела бы своих камеристок, поступи она иначе. Дело не в этом. Просто она никогда не была заносчивой, — Красная Шапочка задумалась, подбирая слова для объяснения, и, в конце концов, повторила то, что слышала как-то от Бабушки: — Ну, ей не приходилось делать величественный вид, она и без этого была Королевой. Именно то, что она одинаково говорила с последним пастухом и первым министром указывало, что она в своём праве не сомневается. А ты — слишком уж стараешься. Иногда это выглядит забавно, но чаще неприятно. — Я постараюсь не стараться, — на его мокром от дождя лице снова вспыхнули выдававшие смущение розовые пятна. — Но ты бы всё же звала меня как положено. Я не против, что мы на ты, и я сам это начал, но теперь… — Хорошо, — Шапочка прибавила шагу и не удержалась от того, чтобы передразнить его. — Я постараюсь постараться. Остаток пути они проделали почти молча. Уже на подходе к лагерю их слуха достиг шум от сливавшихся в гул встревоженных голосов. Навстречу им выбежал страж в чёрном островерхом шлеме: — Слава Богу! — воскликнул он простодушно. — Королева Белоснежка с вами? — Нет, — ответил Бартель и добавил: — Мы ходили её искать, но, к сожалению, потерпели неудачу. Мне понадобится церемониймейстер… — Так вы ещё не знаете? — Стражник взглянул на них так, словно исчезновение Королевы было меньшей проблемой за сегодня. — Тёмный сбежал из гномьих шахт!***
Про королеву Белоснежку ходили разные слухи. Одни утверждали, что она полюбила какого-то пастуха, который целовал её, пока она лежала без памяти, и сбежала с ним. Другие, что отречение было поддельным, и на самом деле кузен Бартель убил её, чтобы завладеть престолом. Оба варианта развития событий Регине категорически не нравились. Она не хотела, чтобы паршивка, буквально уничтожившая её любимого, сама обрела счастье, но и смерти от чужих рук Белоснежке не желала. О, нет, убивать падчерицу она хотела лично, и желательно так, чтобы смерть была максимально долгой и мучительной. А ещё лучше придумать ей другое наказание. Как говорил Румпель, есть участи и похуже смерти. Уточнить, что конкретно он имел ввиду, и какие именно мучения должны были ожидать Белоснежку под проклятием не представлялось возможным. Тёмный исчез — его не было ни в подземелье, ни в замке, в зеркалах он больше не отражался — может быть, даже умер, в ту же ночь, что её отец? Тёмный говорил, что его невозможно убить, но это вовсе не обязательно означало вечную жизнь. Регина чувствовала себя брошенной. Ученица без учителя. Королева без королевства, дочь без родителей — о том, что Кору убили по её собственному приказу, она будто забыла, жена без мужа — Георг оказался ещё той лживой тварью, и едва запахло жаренным отправил жену на костёр, чтобы выкупить её жизнью свою собственную. У неё оставался только малыш Генри, после смерти дедушки порядком присмиревший, но и того пытались у неё отнять. Регина бесцельно бродила по замку — прислуга спешила скрыться до её появления, едва заслышав стук каблуков по каменным плитам — и даже больше тосковала, чем злилась. Она сама не поняла, как ноги привели её в подземелье, где в соседних камерах томились доктор и Робин — её бывший выездной лакей. Стража тюрьму не охраняла — стены были толстыми, решётки прочными, магия не могла подвести Регину, а людям она уже перестала доверять. Когда она вошла в подземелье, врач тут же поднялся со своей койки, подошёл к решётке: — Ваше Величество, — проблеял он что-то слабым голосом. Регина вскинула руку, оглушая узника магией и тот замер, подобно изваянию — недвижный, лишённый зрения и слуха, но ещё живой. Позже ему придётся ответить за смерть её отца. Но сейчас у Регины не было никакого желания разговаривать с этим лекаришкой. — Робин, — позвала она, подходя к соседней камере. В ответ не послышалось ни шороха, ни звука. — Робин, — повторила она и осветила тёмное помещение запертым в прозрачном магическом шаре холодным огнём. Лже-лакей лежал лицом вниз на соломенном тюфяке, его щиколотки и запястья были закованы в кандалы, а толстые тяжёлые цепи протягивались к вбитым в стену крюкам. Достаточно, чтобы убить в заключённом даже мысль о побеге. Регина провела перед собой ладонью, вложив в этот жест магию, отчаяние и обиду. Решётка, послушная её желанию, взлетела вверх. Регина подошла к распростёртому на тюфяке мужчине, провела рукой по спине, опасаясь почувствовать под ладонью ту же холодную неподвижность, какую недавно обнаружила в своём отце. Но Робин был жив, он дышал и даже вздрогнул всем телом, когда она особенно сильно надавила пальцами на оставшийся на рубашке косой кровавый след от кнута. Палача у Регины больше не было — он тоже перешёл на сторону Белоснежки — и она сама дважды хлестнула Робина кнутом. Это было меньше, чем он заслуживал за своё предательство, но в третий раз у Регины не поднялась рука. Она не била даже лошадей. Да и людям обычно дарила быструю смерть. — Робин, — повторила она. — Что ты от меня хочешь, — он даже не встал, только повернулся на бок. — Ты забыл добавить «Ваше Величество». — К чему теперь? — спросил он хрипло. — Какая мне разница? — Неужели ты не слышал, как Злая Королева может наказывать? — в её голосе прорезались горделивые нотки. Когда-то Регине нравилось, что Робин был единственным, кто совсем не боялся её. Но она не понимала, как относится к тому, что он продолжает не бояться её и теперь, закованный в тяжёлое железо, запертый в подземелье и избитый. — Ты либо убьёшь меня, либо оставишь гнить здесь дальше, — проговорил Робин. — Мне без разницы. — Есть ещё варианты, — процедила Регина капризно. Робин улыбнулся. Запавшие щёки покрывала отросшая щетина, ко лбу прилипла грязная соломинка, в уголках губ запеклась кровь. Но голубые глаза смотрели так же открыто и ясно. — Ты не такая уж и Злая, королева, — сказал он тихо, — ты не прибегнешь к пытке. Она не знала, что возразить ему. Опровергнуть делом его слова? Вместо этого Регина спросила: — Когда ты сказал, что любишь меня, тогда. Ты солгал, чтобы я тебя помиловала? — Нет, — Робин слегка покачал головой. — Я полюбил тебя. Но трудно рассчитывать, что ты мне поверишь после того, как всё остальное оказалось обманом. — И ты пошёл ко мне на службу, чтобы быть ближе к своей любви, — издевательски протянула Регина, хотя каждое слово ранило больше её, чем неудачливого шпиона. — Я пошёл на службу, потому что ты сама захотела меня нанять, — голос узника становился всё более сиплым и неразборчивым с каждым словом. — Но я начал следить за тобой ещё до этого… — Робин закашлялся и Регине пришлось выждать пару минут, прежде чем он сумел продолжить фразу. — Просто всё так удачно сложилось… — Всё так удачно сложилось, что ты мог шпионить за мной прямо из моего дома, но тебе этого оказалось мало, и ты решил ещё и в голову ко мне залезть? — Регина огладила заросшую щёку в притворной ласке. Но Робин будто не заметил издёвки, извернулся, коснулся пересохшими губами пальцев. Регина отпрянула от поцелуя предателя, как от змеи. — Стоило так рисковать жизнью во славу Доброй Королевы Белоснежки? — Всё не так было, — прохрипел Робин. — Я вольный стрелок. Я просто заключил с Белоснежкой сделку. Помилование взамен на слежку. Это казалось отличным решением. Я же не знал, что ты проберёшься ко мне в сердце. Регина деланно рассмеялась. — И я у тебя в сердце засел, — продолжил мужчина, неловко садясь на тюфяк. — Поэтому ты так меня боишься, несмотря на всю свою магию. Для этого тебе нужны эти оковы… — Не болтай ерунды. Регина поднялась — неудобно сохранять величественный вид сидя на корточках сжала, а потом резко разжала кулаки, направляя поток магии к узнику. Кандалы со звоном упали на каменный пол. — Вот видишь, — прошипела Регина, — я тебя не боюсь. — Спасибо, — ухмыльнулся Робин, потирая запястье. Рукава его рубашки были в клочья разодраны и пропитаны бурой, засохшей кровью. Регина сделала шаг назад — у неё что-то сжалось внутри, то ли сердце, то ли желудок — вероятно от брезгливости и царящих в камере неаппетитных запахов крови и пота. Робин встал, слегка пошатнувшись, но быстро обрёл равновесие. — Если ты меня не боишься, то дашь мне до тебя дотронуться? — он протянул к ней правую руку и на обнажившемся до локтя предплечье Регина увидела знакомый знак — татуировку льва.