Ошибка

Снежка чувствовала воздух, холодивший обнажившуюся кожу, чуть шершавые пальцы Румпеля у себя на бёдрах, но сил, чтобы открыть глаза или хотя бы сказать что-нибудь, не осталось. В какой-то момент она совсем замёрзла и чуть не пробудилась, но Румпель поправил одеяло, прошептал несколько тихих и бессмысленных слов, — она даже не поняла, заклинание или просто что-то утешающее, — и Снежка погрузилась в сон. Несколько раз за ночь она просыпалась — не от жара огненной комнаты — чтобы убедиться, что Румпель всё ещё рядом. Точно она сумела бы удержать его, пожелай он оставить её и отправиться на поиски сына в одиночестве. Но тёплое дыхание щекотавшее шею, тяжесть руки, по-хозяйски покоившейся на её груди, успокаивали и убеждали в тщетности опасений. Под утро она наконец расслабилась настолько, что её не смогло поднять ни светившее в незанавешенное окно солнце — день выдался не по осеннему ясным, — ни отсутствие Румпеля, покинувшего постель с его первыми лучами. Разбудил её голод: ноздри щекотал запах наваристого мясного блюда, щедро приправленного пряностями. Снежка уселась на кровати и потёрла ладонями лицо: вчерашние слёзы ещё щипали глаза и стягивали кожу солёной коркой. — Румпель? — проговорила она хрипло и неуверенно, но никто не отозвался. На соседней подушке всё ещё можно было разглядеть вмятину от головы, но его самого она не увидела ни за столом, ни у благоухающего съестным очага, ни под окном у прялки, хотя сквозь дрёму Снежке казалось, что она слышит мерное гудение колеса и скрип педали. При свете дня ночные страхи развеялись: даже в те времена, когда их не связывало ничего кроме общего врага и одной поспешно заключённой сделки, Румпельштильцхен держал обещания. Это было для него чем-то вроде пунктика, а теперь, после всего, что случилось с ними и между ними, он не стал бы покидать её… По крайней мере, не вынудив прежде освободить его ото всех взятых на себя добровольно обязательств. Стук входной двери и негромкое бормотание подтвердили её мысли. Снежка выскользнула из-под атласного одеяла и обнаружила на себе длинную ночную рубашку. Ту самую, что Румпель надевал в редкие ночи, когда оставался с ней до утра. Как вообще этот предмет одежды оказался в гардеробе никогда не спящего мага, оставалось для неё загадкой, разгадывать которую не хотелось. Снежка подозревала, что ответ ей бы не понравился. В прошлом Румпельштильцхена, прожившего в обличие Тёмного нечеловечески долгий срок, присутствовали женщины и помимо несостоявшейся возлюбленной. Он и сам как-то упомянул таинственных «других», но к этой теме больше никто из них не возвращался. Снежка заглянула за перегородку. Румпель, скрестив руки на груди, стоял у сундука, на котором в беспорядке лежали бумажные свитки, свёртки, деревянная шкатулка, маленький пухлый замшевый мешочек, несколько холщовых побольше, а также предметы, о назначении которых Снежка могла только догадываться. Румпель движением кисти заставил все сваленные на сундук вещи взлететь и зависнуть в воздухе. Ещё один жест — медные запоры лязгнули, и крышка сундука откинулась к стене. Румпель склонился и стал, на этот раз без помощи магии, перебирать содержимое сундука. Наконец, он достал оттуда обтрепавшийся по краям кусок грубо выделанного некрашеного полотна, подбитого лишь с одной из четырёх сторон, к которой были пришиты то ли тесёмки, то ли верёвки. Румпель бережно сложил ткань, перекинул через руку и резким движением захлопнул сундук. Мешочки, бумаги и прочие таинственные предметы с грохотом попадали на крышку, и Румпель издал недовольный звук. — Ты… — решила наконец дать знать о своём присутствии Снежка. — У тебя… Румпельштильцхен живо повернулся. Стоило ему встретиться с ней взглядом, как выражение сумрачной озабоченности сползло с лица мага, уступив место мягкой улыбке, затронувшей глаза и губы. — У меня всё в порядке, — быстро ответил он на невысказанный вопрос. — Как спалось, милая? — М-м-м, — Снежка замялась, — неожиданно хорошо, — особенно если учесть, что накануне она весь вечер прорыдала в его объятиях. — Только долго. Думала, ты примешь мой сон за зачарованный и попытаешься разбудить поцелуем. — Ты так храпела, — его улыбка стала шире, — что стало ясно, что проклятья тут ни причём. Снежка, зардевшись от внезапно обдавшего её жаром стыда, опустила голову и машинально шмыгнула носом, всё ещё заложенным после вчерашних слёз. Румпель усмехнулся и продолжил, сглаживая повисшую между ними неловкость: — Ты ещё не слышала, как я стены сотрясаю. Пришлось бросить спать вовсе, чтобы остальным удавалось. — Так проклятие оказалось благословением, и теперь этот мир в безопасности? — подыграла ему Снежка, направляясь к стоявшей у входа кадке. — Этот-то да. За остальные теперь поручиться не могу, — фыркнул Румпель. Кадка оказалась наполнена водой почти до краёв, и Снежка щедро плеснула её себе на лицо. Румпель не сводил с неё пристального взгляда. — Вроде, я оторвала тебя от чего-то важного? — не выдержала Снежка наконец. — Что может быть важнее, чем любоваться королевой во время её утреннего туалета? — поддразнил её Румпель. — Что угодно, — простонала она страдальчески. — Я, конечно, привыкла к вниманию, но твоё действует на меня как-то странно. Каждый раз, когда я хочу одеться в твоём присутствии, у меня получается только раздеться. Не знаю, в чём дело, неужели магия? — Не иначе, — подтвердил он с деланной серьёзностью. — Если не готов к такой развязке, хотя бы сделай вид, что тебя тут нет. — Кто сказал, что не готов? — проворчал Румпельштильцхен, но отвернулся и продолжил перебирать оставленные на сундуке предметы. Ей самой оказалось гораздо сложнее выполнить собственную просьбу. Обтирая смоченной тканью шею и грудь, Снежка то и дело искоса поглядывала на Румпеля. Он же словно перестал её замечать и сосредоточено упаковывал вещи в изрядно потолстевшую сумку, которая, как он ни старался, не могла вместить их все. В очередной раз потерпев неудачу, Румпель вытряхнул содержимое сумки на крышку сундука и разложил скарб на несколько кучек. Какое-то время он недовольно их оглядывал, а потом извлёк из одной завёрнутый в рогожу продолговатый предмет и, приоткрыв дверцу волшебного шкафа, положил свёрток внутрь. Когда Снежка проходила мимо, Румпельштильцхен даже головы в её сторону не повернул, но, вернувшись за перегородку, она обнаружила постель заправленной. Поверх покрывала лежал вчерашний костюм, только вычищенный, теплый. «Магия», — думала она, одеваясь. Раньше Румпельштильцхен пользовался магией не так часто, но, что ли, более нарочито. С дымом, искрами, блеском и вычурными жестами, обставляя каждое проявление своих способностей, как маленькое представление. А сегодня ему не понадобилось даже пальцами щёлкать, а всё уже было сделано. Казалось, магия просто удовлетворяет все его, а теперь и её, потребности. Снежка запустила пальцы в спутавшиеся волосы. Они успели сваляться в колтуны и теперь их проще будет состричь, чем причесать. — Не это ищешь? — окликнул её Румпель. Он стоял, опираясь на перегородку, и держал в руках деревянный гребень. — Или ножницы. Ты обещал не подсматривать. — Но ты уже оделась. Или ты хочешь навсегда лишить меня такого прекрасного зрелища? — Раз зеркала под запретом, мне остаётся лишь верить тебе на слово, — вздохнула она. — Я тебе лучше всякого отражения скажу: тебя милей на свете нет… — Бела как снег, как кровь красна, а кудри как эбен? Я тоже слышала эту балладу, — Снежка улыбнулась. — Она несколько вольна в изложении событий. — И весьма точна в описаниях. — Льстец. — Никогда, — уголки его губ дёрнулись вверх, но смотрел Румпель скорее печально. — Хотя над румянцем можно ещё поработать. Если тебя как следует смутить… Румпельштильцхен подошёл к Снежке и коснулся её губ мягким, влажным и коротким поцелуем… — Ты… Он вложил гребень в её ладонь. — Если позволишь, я побуду рядом. Я уже проверил всё, что хотел. Она кивнула, и Румпель неловко забрался на постель — слишком высокую для них обоих, — и уселся, скрестив ноги. Она расчёсывала спутавшиеся вусмерть кудряшки, начиная с кончиков. Но чем выше поднимался гребень, тем болезненней становилось это занятие. В детстве Снежке случалось покрикивать на няню, которая, заплетая её непослушные волосы, слишком резко вытягивала пряди. Теперь же обижаться стало не на кого, но Снежка всё же кривилась от боли. — Помочь тебе? — Спасибо, — фыркнула Белоснежка. — Я пока не собираюсь становиться златовлаской. — Что? — удивлённо поднял брови Румпель. Неужели он ничего не замечал? Она указала гребнем на завязки жилета, которые Румпель теребил последние несколько минут. Ещё недавно — кожаные, теперь же совершенно золотые. — А, — Румпельштильцхен ухватился за концы шнурков, дёрнул, и они тут же стали прежними. — Не стоит беспокойства. Это не проклятие Мидаса. Если тебе не понравится, я быстро верну как было. — Пожалуй, не стану рисковать, — улыбнулась Белоснежка и тут же нахмурилась: — Твоя магия. Она будто стала сильнее. Ты колдуешь как-то… — она на секунду задумалась, подбирая слова, — слишком непроизвольно. Румпель пожал плечами. — Думаю, это из-за того, что я почти не прибегал к магии в заточении. Пока я владею ей, а не она мной… — он чуть помедлил, сцепил кисти рук в замок, точно опасаясь, что они что-то вытворят без его ведома. — Поверь, я бы почувствовал разницу. — Значит, это уже случалось? — Нельзя сказать, что Снежку очень успокоили его заверения. — В любом случае больше такое не повторится, — возразил он, не поднимая головы. — Скоро это вообще не будет проблемой. Звучало почему-то грустно. Снежка вернулась к попыткам придать волосам сколько-нибудь приличный вид и спустя несколько выломанных из гребня зубьев ей это практически удалось. — Румпель, — вывела на мага из задумчивости. — Да, милая, — встрепенулся он. — Ты закончила? Тогда, — он соскочил с кровати и склонился в полупоклоне, предлагая ей руку, — окажи мне честь. Откушайте со мной, Ваше Величество. — Я больше не королева. Ты вечно будешь меня дразнить?! — Только до обеда, — шутливо ответил Румпельштильцхен. — Ты нужна мне сильной и сытой. Так дело не пойдёт. Сегодня ты проспала завтрак, вчера пропустила ужин. Снежка оперлась о протянутую руку. — Можешь так не беспокоиться, — ответила она со смешком. — Пока ты вчера томился за дверью, я успела поужинать у повитухи. Последнее слово повисло в воздухе, возвращая их ко вчерашнему разговору, и шутливый тон, и без того несколько принуждённый, мигом слетел с обоих. Но руки Румпельштильцхен не отнял и, только проводив Снежку к столу, отвернулся, чтобы достать из буфета посуду. — На самом деле она дриада, — сказал Румпель тихо. — Не знаю, с чего она выбрала себе такое хлопотливое занятие. Обычно они стараются держаться подальше от людей. Но нам на руку её чудачество. По крайней мере можно больше не опасаться, что магия шкафа убьёт меня при переходе или наоборот присутствие Тёмного помешает порталу сработать. Это волшебство совсем иного рода, чем моё, но в отличие от магии фей, не несёт для меня угрозы. Ну, если не вступать в прямое противостояние с его носителем. Носительницей. Все дриады женщины. — Никогда о них не слышала. — Зато познакомилась с одной. Он пододвинул к ней плошку, положил рядом ложку, и Снежка накрыла его шершавую, тёмную от чешуи руку своей. — Спасибо, — сказала она, ощущая острую потребность хоть как-то выразить переполнявшую её благодарность. — за то, что рассказал. Не про дриаду. Ту историю с шаманом… И всё остальное… — В глазах Румпельштильцхена мелькнула растерянность. — Спасибо за честность. Румпель рассмеялся, ломко и высоко, то запрокидывая голову, то сгибаясь пополам, всё его тело содрогалось от смеха, и чтобы устоять на ногах ему пришлось обеими руками опереться о столешницу. — Милая, — проговорил он, успокоившись, — прости… — Плечи его всё ещё подрагивали от рвущегося наружу хохота. — Я ценю… — Он замолк и какое-то время глубоко и шумно дышал через нос. — Это парадокс. Если бы ты знала всё то, о чём я тебя не рассказывал… И не расскажу… — Он опустил голову и лицо его скрылось за растрепавшимися кудрями. — …ты бы или посмеялась сейчас со мной, или не захотела бы больше иметь со мной никаких дел. Грехов на десять смертных казней наберётся. — Пусть прошлое останется в прошлом, — Снежка постаралась придать своему голосу уверенность, которой не испытывала. — Нам решать, что брать с собой. — Кстати, — сказал Румпель, высвобождая руку, — о том, что брать с собой. — Кажется, он рад был переменить тему разговора. — Я как раз обдумывал этот вопрос. Много мы пронести в тот мир не сможем. Магические артефакты брать не имеет смысла. — Он отошёл к очагу, но вскоре вернулся, выставив на стол большой горшок каши. — Золото ценится почти во всех мирах, в которых мне удалось побывать, и, надеюсь, этот не станет исключением. Пряжа лучше, чем монеты, отчеканенные в чужом королевстве, меньше вызывает подозрений, но я не уверен, что она не рассыплется соломой. Я нашёл несколько самородков, которые собирался использовать в алхимических опытах, но не уверен, что их удастся удачно продать. — При мне кинжал и лук, бьющий без промаха. Даже если чары спадут, я и без них попаду в любую цель по меньшей мере с двадцати шагов, — заметила Снежка. — Не сомневаюсь в твоих способностях… Но не хотелось бы начинать жизнь в новом мире с грабежей. Разбойница Белоснежка, разыскивается за преступления против короны, — Румпель вымученно улыбнулся и, зачерпнув половником густое варево, опрокинул его в стоявшую перед Снежкой плошку. — Что-то много, — усомнилась она. — Ешь уж, — Румпельштильцхен усмехнулся, — отощала на королевских явствах. Глянешь, не поверишь, что в темнице не тебя держали. Снежка послушно взяла в руки ложку. Каша была уже немного остывшей, пшённой, жирной, смешанной с крупными кусками жилистого мяса, но всё-таки вкусной, рассыпчатой, в меру посоленной и приправленной какими-то ароматными травами — пожалуй, вышло лучше, чем если бы Снежка взялась за готовку сама. — М-м-м, — промычала она с набитым ртом. — Ты ходил на охоту? — Какое там, петух сам прибрёл к нам на порог, — Румпель пропел тоненьким голоском: — видать хотел в тепло, вот и попал в горшок. Снежка хихикнула, хотя давно успела заметить, что под подобными прибаутками Румпельштильцхен зачастую скрывал раздражение или тревогу. — Тут по деревне достаточно неприкаянной скотины ходит, — пояснил он уже спокойно. — Ту, что волки не доели, можно голыми руками брать. Он положил себе каши и уселся на табурет. Ел он, сосредоточенно глядя себе в тарелку, не торопясь и тщательно пережёвывая каждую ложку, точно делал какую-то не очень приятную, но необходимую работу. — Когда ты был в темнице, я повелела кормить тебя со своего стола, — нарушила Снежка молчание. Он на миг поднял взгляд. — Вряд ли твоим приказом полностью пренебрегли, моя королева, но не только я умею находить лазейки в формулировках. — Он снова опустил голову и продолжил трапезу в молчании. Наконец, когда на дне его плошки почти ничего не осталось, он продолжил. — Это не так важно, на самом деле. — Снежка даже не сразу поняла, о чём он. — Проклятие Тёмного в чём-то удобная штука. Пусть я и сохранил человеческие привычки, но, вероятно, Тёмный не позволило бы мне умереть, даже если бы меня и вовсе не кормили. Эта магия не позволит разрушить свой сосуд. Только там, — он обернулся на перегородку, скрывавшую шкаф, — все проклятия потеряют силу. Меня не будут мучить голоса, но бесконечный запас сил испарится. — Мне тоже страшно, — призналась Снежка. Румпель взглянул на неё ласково. — Только безнадёжные глупцы, напрочь лишённые воображения, не боятся неизвестности. А ты умная женщина… — он облизал губы. — Не буду тебя винить, если ты отступишь. — Зато я не прощу тебе, если ты меня бросишь. Он улыбнулся уже знакомой ей глупой влюблённой улыбкой, неуместной на не вполне человеческом, давно немолодом лице. — Мы будем вместе, — подвела Снежка итог. — Раз ты так решила. — А ты? Румпель устремил взгляд на дно своей плошки. — Тебе так нужно, чтобы я ещё раз сказал, что люблю? — проговорил он через силу. — Видимо, недостаточно, чтобы от тебя отказаться. Даже зная, что испорчу тебе жизнь. — Румпель… — Снежка коснулась его запястья. — Если всё решено, — он так и не поднял глаз, — то покончим с обедом, и отправимся. Пока ты спала, я навестил Тёмный замок. Меня уже ищут там, пока твои рыцари… И насколько я понял, моё бегство пока не связали с твоим исчезновением. Но если за дело возьмётся Регина... Она, может быть, не так умна и сильна, как сама воображает, но недооценивать её опасно. Когда они закончили, он движением кисти очистил тарелки — Советую одеться теплее, — кивнул он на куртку. — И всё, что собираешься взять с собой, должно поместиться в поясную сумку. Шкаф довольно тесный. То, что можно заменить, смастерить на новом месте, или полезное, но не необходимое, я уложил в ящик, который Джепетто сделал для своего деревянного человечка. Не уверен, что сработает — предметы не открывают портала — но попытаться стоит. Там ещё есть место, так что, можешь воспользоваться... Снежка покачала головой. Она не взяла с собой ничего, кроме оружия, а оно было слишком ценно, чтобы потерять его при перемещении. Поэтому она лишь надела поверх куртки портупею, удерживающую и лук, и колчан с запасом стрел, и затянула ремни так, чтобы и то, и другое плотно прилегало к спине. Румпель спрятал в голенище сапога маленький замшевый мешочек, ещё один сунул в что-то вроде потайного кармана на сюртуке, надел плащ, а потом взял тот больше похожий на тряпку кусок ткани, с которым возился, пока Снежка умывалась, и повязал на манер шарфа. — Это накидка Бейлфаера, — пояснил он, перехватив её удивлённый взгляд. — Хотел взять с собой что-нибудь, что напоминает о нашей прежней жизни. Той, что была у нас до того, как я принял проклятие. Сначала я думал, что лучше всего взять посох. Он подошёл к очагу и взял в руки длинную палку, казавшуюся отполированной от множества прикосновений. Провёл кончиками пальцев спускаясь всё ниже. — Эти зарубки, — голос его стал хриплым, — я делал каждый год, на день рождения Бея. Сначала он цеплялся за этот посох своими ручонками, когда учился ходить. А потом… Я надеялся, что увижу, как он его перерастёт… Снежка тоже положила ладонь на гладкое древко. — К тому же, — Румпель отвёл глаза. — Он мог бы иметь практическое значение. Кажется, я забыл рассказать, что хромал до того, как принял проклятие. Но, — продолжил он сухо, — в любом случае, посох слишком велик для шкафа. Накидка тоже подойдёт. — Он снова облокотил палку на стену, прикоснулся к одному из краёв накидки, пропустил между пальцами тесёмку, останавливаясь у каждого повязанного узелка. — Я учил Бея завязывать узелки, чтобы ничего не позабыть чего-нибудь важного. Надеюсь, они помогут ему… вспомнить меня. Снежка протянула руку, чтобы стереть со щеки Румпеля слезу, но он перехватил её за запястье и поцеловал в середину ладони, а потом прильнул к губам. Снежка с готовностью подалась навстречу, закинула свободную руку за шею. Они целовались, как одержимые, как приговорённые, как испорченные подростки, которым всегда друг друга мало. Наконец, Румпель с сожалением оторвался от её распухших губ и проговорил: — Не позволяй мне медлить. — Идём, — скомандовала она. Они раскрыли створки шкафа и, взявшись за руки, сделали шаг. Дверцы захлопнулись сами собой, и они оказались в тесном пространстве, в котором никак нельзя было уместиться, кроме как обнявшись. Сумка давила на бедро, подбородок Румпеля, вдруг ставший неимоверно острым, впивался в плечо, но Снежка только крепче прижималась к нему, словно опасаясь, что перемещение в другой мир разлучит их.

***

Камеристка затянула корсет, а теперь возилась с застёжками на лифе. Регина смотрела в зеркало, ловя в нём отражение служанки: не слишком ли понимающий у той взгляд, не мелькнёт ли в нём недовольство, нетерпение, или — что ещё хуже — жалость? Не смеются ли над хозяйкой замка в людской и на кухне: мол, проклятье обернулось пшиком, да ещё и лакей месяцами водил за нос. Иногда Регина подумывала о том, чтобы обходится вовсе без слуг: справлялся же Тёмный или Малифисента? Магия решала вопрос, могла облачить в любой наряд, куда быстрее, чем неуклюжие простолюдинки, да и в книге Коры были заклинания почти на все случаи жизни, в том числе и для поддержания чистоты. Можно было бы оставить одну кухарку с её подручными: увы, наколдованная еда пусть и не отличалась от настоящей ни вкусом, ни запахом, давала лишь иллюзию насыщения. Тёмный когда-то предостерегал её… Регина поджала губы при воспоминании об учителе. Он подводил её каждый раз, когда она рассчитывала на его помощь. Сначала заключив сделку с её падчерицей — Регина так и не выяснила, какую, — затем разбудив мерзавку от зачарованного сна. Где, интересно, прячется, старый чёрт? Забился в какую-то нору и не знает, что у любимой ученицы припрятаны козыри в рукаве. И как наложить Проклятье, она тоже без его подсказок сообразила. Только если Белоснежка сбежала из Зачарованного Леса в один из смежных миров, пользоваться им не имело смысла. Разве что перебраться следом… Но куда? Камеристка вдела последний крючок в петельку и отступила на шаг, словно собиралась полюбоваться проделанной работой. — Не стой как вкопанная, — одёрнула её Регина. — Подай сюда белила. — Да, ваше величество. Камеристка выставила на туалет хрустальный флакон и футляр с кисточками, пуховкой, кусочками губки и золотыми и серебряными шпателями, каждый из которых стоил состояние. Регина открыла хрустальный сосуд, зачерпнула немного белой тягучей субстанции крохотной серебряной ложечкой и нанесла несколько капель на лицо и шею. Возраст ещё не заставил красоту Регины потускнеть, и ей не нужно было прибегать к каким-либо косметическим или магическим ухищрениям, чтобы казаться моложе. Но она была смугла и как бы не пряталась от солнца под густыми вуалями, не могла избежать загара. «Дурная кровь», — говаривала когда-то Кора и заставляла Регину мазать лицо то сметаной, то лимонным соком. Как будто бы это не она сама передала дочери долю дурной, красной, страстной крови простолюдинки. Отражение в зеркале заволокло фиолетовой дымкой. — Драгоценный алмаз души моей… — раздался льстивый голос джина. — Пошёл прочь! Джин уже не первый раз порывался что-то ей рассказать, но Регина слишком устала от плохих новостей, а другие заключённый в зеркале дух не приносил ей уже очень давно. Она замкнулась в своём горе, жалела себя, потому что никому другому жалеть Злую Королеву не позволялось. Разве что только малышу Генри, ставшему за последние дни доверчивей и покорней. Или Робину… Мысль о том, что томящийся в подземелье разбойник был её суженным, и как Регина не бегала от своей судьбы, всё равно пришлось столкнуться с ней нос к носу, болезненно отзывалась где-то в стянутой корсетом груди. Как же Дэниэл?.. Регина взяла в руку губку. Что бы ни было дальше, это не оправдывает Белоснежку. Регина подняла взгляд на зеркало. Джин уже успел скрыться с глаз, хотя наверняка продолжал подсматривать за «своей госпожой». Молодая женщина с каплями белил на лбу, скулах и подбородке казалась совсем спокойной. Что ж, по крайней мере ей удаётся держать лицо перед прислугой. С джином она поговорила гораздо позже, уже после обеда, когда привела малыша Генри, раскапризничавшегося и не желавшего укладываться спать с новой нянькой, в залу, посреди которой стояло зеркало-солнце, подарок Леопольда, первого из её венценосных мужей, на годовщину их свадьбы. — О прекраснейшая властительница моего сердца… Малыш с любопытством наблюдал как из фиолетовой мглы вылетает чёрное лицо. Регине даже пришлось завести Генри за зеркало, чтобы тот убедился, что джин не прячется сзади, и перед ними действительно зеркало, а не окошко. — Повелительница… — продолжал тем временем завывать джин. — Скажешь всё, что считаешь нужным после… А сейчас твоя задача выполнять распоряжения Его Высочества. Генри сначала стеснялся и только по подсказкам матери потребовал у зеркала показать горы — вернее, их отражение, благо Малифисента не скупилась ни на окна, ни на зеркала, затем он разглядывал попугайчиков и певчих птиц, завороженно воркующих своим отражениям в маленьких круглых зеркальцах… Потом затребовал «дно морское», и джин долго перебирал зеркала оставшиеся на потонувших кораблях, но так и не смог показать мальчику ничего кроме темноты или взвеси зелени в мутных водах. Под конец Генри так осмелел, что, косясь на мать, попросил «показать Дору». Регина поджала губы — с чего это её сына волнует какая-то старая толстая нянька — но возражать не стала. Дора, вероятно, давно болталась на виселице. Но, по счастью, джин мог показать не только то, что происходило прямо сейчас, но и всё то, что ему довелось видеть раньше. Так что изображение Доры, беззаботно напевающей и прячущей накрученные на папильотки волосы под чепец, появилось на поверхности зеркала. Генри смотрел на свою бывшую няньку, засунув в рот большой палец и посасывая его. Отвратительная привычка! О чем Регина немедленно и сообщила сыну. Смягчив строгость поцелуем, она отправила принца с няней в детскую спальню. Стоило им выйти из залы, как джин продолжил свои завывания. — Властительница… — Да-да, — процедила Регина. Джин, наверное, не понимал, насколько издевательски звучит его обращение теперь, когда Злая Королева властвовала лишь над двумя деревнями, куском реки и горсткой слуг. — О прекраснейшая из прекрасных… — Не сомневаюсь… От того, наконец, хотела бы полюбоваться своим прекрасным отражением, а не твоей лиловой физиономией… — Вы велели мне найти Белоснежку, о драгоценнейшая. — И ты сказал, что она покинула наш мир и отправилась через шляпу в какой-то из соседних… Ты нашёл способ покидать пределы Зачарованного Леса? — Нет, сладчайшая отрада глаз моих, — пропел джин. — Доселе не найдено пути исполнить подобное… Прости, повелительница. Но я принёс тебе новую весть. — Белоснежка вернулась? — Или вернулась или вовсе не покидала наш мир. — Говори яснее или заточение в зеркале покажется тебе радостью по сравнению с участью, которая тебя ожидает! — Я видел Белоснежку в зеркале, — пояснил джин, — вчера. Мельком. На миг я усомнился, ибо женщина, которая была с ней звала её другим именем. — И ты говоришь мне об этом только сейчас? — Я ожидал, что Белоснежка появится снова… — И как всегда напрасно?! — возмутилась Регина. — Я могла бы быть уже рядом с ней… Регина не закончила. И джин, и она понимали, что в этом не было большого смысла. Чары всё ещё защищали мерзавку. Регина не могла навредить ей ни магией, ни физически… а второй раз на фокус с яблоком Белоснежка не купится. Кажется, охота к самопожертвованию у неё прошла. — Но, драгоценнейшая, я не знаю, где именно это зеркало находится и кому принадлежит, — посмел возразить джин. — Так выясни, где именно! Кто-то же должен в него смотреться… За ним может быть окно… — Оно висит в темноте, и что это за место, сокрыто от моих очей… Похоже на жилище бедных крестьян, но против обыкновения в нём не слышно голосов, а когда и бывают… Имени хозяйки они не называют. — Так выясни её имя, бестолочь. Кто-нибудь должен прийти к ней в гости… Или хоть подать собирать, — потребовала Регина. — А что Белоснежка? — Она была в мужском костюме и выглядела сущей растрёпой. Да, эта девица не стоит и вашего мизинца…. Регина не особо вслушивалась в речи джина, она уже давно знала всё, что он мог сказать по этому поводу. Больше её волновало другое: Снежка всё ещё находилась в Зачарованном Лесу. По крайней мере вчера.