Ошибка

— И всё-таки, зовут тебя как, мальчик-огонь? — Бейлфаер, — проще было ответить, чем объяснить, почему не хочешь говорить. — По цивильному, не погоняло. Нэт, низкорослый мальчонка лет двенадцати, никак не желал отставать. — Это. Моё. Имя. Тебе что за дело? Бей не собирался заводить тут друзей. Тем более ему сказали, что он не задержится здесь долго. Немного переждать в бустерной семье, и если за полгода его родители не объявятся и не найдутся, его передадут под опеку каким-нибудь прекрасным людям. Только он и не ждал, что его будут искать. Питеру Пену сюда не добраться: за время, проведённое Бейлфаером на острове, дети в мире без магии перестали верить в сказки. А папа… Если он до сих пор не нашёл его, значит просто не хотел. — Да вижу, тебе тут не нравится, — продолжал липнуть Нэт. — А с чего бы должно? Бей сунул руки в карманы широких штанов и отвернулся к окну. Здесь было не так уж и плохо, всяко лучше, чем в полицейском отделении, в которое он попал, только вернувшись с острова. Или в спецприёмнике в Бостоне, где окна были затянуты металлической сеткой, а на улицу можно было входить только с воспитателем. Только его и здесь коробило, что с ним обращались как с маленьким несмышлёнышем — всё же ему было уже пятнадцать, а, может быть, и все сто пятнадцать лет — время, проведённое у Питера Пена, слиплось в одно бесконечное лето, но за это лето здесь, в мире без магии, всё успело измениться почти до неузнаваемости, и на календаре был уже 1984 год. Его временные опекуны ничем не походили на Дарлингов: требовали, чтобы обитатели дома называли их Ма и Па, слишком много улыбались — уж кто-кто, а Бей знал все градации неискренних улыбок от враждебных до заискивающих, — расхаживали повсюду в шортах и ели бесконечно и неопрятно. Не то чтобы Бейлфаер был «потерявшимся наследным принцем», как шутила «Ма» (на самом деле её звали Сандра, а Бейлфаер не именовал её иначе, чем «мэм»), или хотя бы «благовоспитанным мальчиком», как говаривала миссис Дарлинг… В его родном доме у него из столовых приборов-то были только ложки да хлебный мякиш, но всё-таки он имел представления о приличиях, пусть сам порой ими и пренебрегал. Он бы вытерпел всё это, если бы они не разлучили его с Венди. Ему даже не говорили, где её держат. Ей пришлось куда хуже, чем ему, думал он, сжимая кулаки в карманах: вернуться домой, и обнаружить, что его больше нет, а родители давно мертвы. Бей-то знал, что его никто не ждёт. Никто не ищет. Он прокашлялся, пытаясь вытолкнуть из горла колючий холодный комок, но ничего из этого не вышло, как и всегда. — Будь здоров! — его невесёлые размышления прервал не очень-то вежливый тычок в бок. — Эй, полегче, — Бей перехватил руку Нэта. Бить мелкого и хилого мальчонку казалось Бею недостойным, но терпеть его нападки начинало надоедать. — А чего я? — возмутился Нэт, извиваясь как червяк. Он даже пытался разжать пальцы Бейлфаера с помощью левой руки, но так и не смог вырваться, пока Бей сам не выпустил его на свободу. — Ты лучше скажи, как тебе мой план? — Ты о чём? — Ну здрасьте, я тут распинаюсь, а ты не слушаешь. Тебя точно в психушку запихнут, Мальчик-Огонь. — Смотри, чтобы я сам куда тебя не запихнул, — огрызнулся Бей. — Я верю, ты можешь, — согласился Нэт потирая красное исцарапанное запястье. — Потому что псих полный. Как ты тут от холодоса шарахался, — Нэт предусмотрительно отступил на пару шагов и, лязгая зубами и тряся выставленным вперёд указательным пальцем, придал своему лицу нарочито идиотское выражение и проговорил: — Рефрежи… — что? — Если ты хочешь, чтобы тебя побили, дуй к Бенджемену, — процедил Бей и снова спрятал руки в карманы. — Он с этим отлично справится, да и я на этот раз ему мешать не буду. — Ну чего ты злой такой, я ж с миром к тебе пришёл, — подходить близко Нэт не рисковал, но и уходить тоже явно не собирался. — Даже лучше, с мировым предложением. А ты его, нафиг, даже не услышал. — Что у тебя за предложение? — смилостивился Бей. Не то чтобы передумал насчёт дружбы, но если уж ему придётся задержаться в этом мире, не плохо будет заиметь проводника. Кого-нибудь, кто объяснит ему что к чему в этом изменившемся мире. Нэт на эту роль годился. — Если вкратце, то дать отсюда дёру, — Нэт смотрел на Бейлфаера исподлобья, но во взгляде светились азарт и ликование. Так что на миг Бею даже стало жаль его разочаровывать. Но всё же… — А зачем? — Ты же сам сказал, что тебе тут не нравится, — удивился Нэт. Язык у этого мальчонки был подвешен, будь здрав. — Но бродяжничеством я тоже досыта наелся, — Бей, на правах старшего, попытался вразумить мальчишку: — Хорошего нет ничего. Нэт насупился: — Будто я не понимаю. Только в психушке будет ещё хуже. Это только на вид они такие добренькие, наши Ма и Па. А потом сдадут тебя мозгоправам со всеми потрохами. Бей сдержал дрожь. Ещё до того, как они с Венди попали на остров к Питеру Пену, ему не раз приходилось слышать о Бедламе, и эти слухи не сулили ничего хорошего. Так что ему хватало ума помалкивать и не рассказывать о том, что сам он из мира, где орки были банальной обыденностью, чудеса иногда случались, а сюда он попал, потому что его папа погрузился в пучину Тёмной магии и начал убивать людей направо и налево. Не от того, что без этого никак нельзя было обойтись, а просто потому что мог. Бей поднаторел в поиске аналогий, которые помогали не путаться во вранье, но и не говорить всей правды. Если заменить одержимость на «безумие» или «пьянство», а падение в портал на «побег из дома», умолчав о том, что они с папой собирались вместе бежать от его новой, пугающей сути, то история не вызывала много вопросов и из «невероятной» превращалась в «типичную». А уж если Питера Пена и заселивших Неверлэнд подростков назвать просто «плохой компанией», то даже «банальной» и ничем не отличающейся от историй большинства здешних обитателей. Только вот Бей раз за разом попадал впросак: Нэт не единственный, кто не верил, что он назвался настоящим именем, а понять хотя бы назначение, не говоря уже про принцип работы всех этих «технических штучек», которыми мир без магии был нашпигован под завязку, без подсказок не получалось. Ну, ладно, с паровозом он успел познакомится во время своего прошлого визита сюда, но тот же самый рефержи… или как там местные называли этот холодильный шкаф или телек и эти чёртовы маг…интолы раз за разом ставили его в тупик. И временные родители каждый раз смотрели на него как на дурочка. — И почему ты так за меня беспокоишься, — процедил Бей с деланным равнодушием. — Тебе-то ничего не грозит. Нэт нахмурился: — Я не за тебя, за себя беспокоюсь. Не хочу, чтобы меня домой вернули. — У тебя есть семья? — Бей больше не мог притворятся безразличным. — Так почему ты тут торчишь, осёл ты этакий?! — Потому что моя родня меня любит не больше, чем подушечку для иголок, — буркнул Нэт неразборчиво. — Только перед соцработниками выделываются, как я им дорог и какие они хорошие, и как я всё вру. Даже диагноз мне придумали «дромоманию». — А ты будто бы не врёшь? — испытующе подглядел на мальчонку Бей. Он лжецов перевидал много и вычислял их на раз, только вот с Нэтом разобрать не получалось. — Будто бы не вру и будто бы не псих. Больно надо, — Нэт надулся, точно это не он весь вечер вился вокруг Бейлфаера как назойливая муха. — Не хочешь, я без тебя свалю. — Лета дождись, — попытался вразумить мальчонку Бейлфаер. — Летом у меня не будет такого, — Нэт достал из кармана ключи на чёрном круглом брелоке. Бей узнал их сразу: «Па» вставлял их в замок своего лэндровера. — Сегодня стащил у па. Нужно уезжать до того, как он хватится. — Ну, уезжай, я тут причём, — Бей отвернулся к окну, чтобы скрыть выражение лица. У него даже кожа зазудела, так вдруг захотелось вырваться отсюда, из тепла и сытости. И все те правильные слова, которые он только что говорил мелкому Нэту, застряли в глотке. Да, Бей ни себе, ни врагу не желал ночевать под ледяным светом звёзд, радоваться гнилью и отбросам, которые и скотине стыдно давать, вздрагивать от каждого свистка полисмена. Но где-то там, за пределами этих чистеньких белых стен, была Венди. Последний раз он видел её ещё в Бостоне… — Ну да, я до первого поста доеду. Мне нельзя за руль, — констатировал Нэт печально. — Мелкий слишком. А вот ты — другое дело. — Я не умею водить, — процедил Бей, по-прежнему не глядя на Нэта. — Ты из амишей, что ли? Бей всё-таки обернулся. — Чего? — отреагировал он на новое слово. — Не важно, — отмахнулся Нэт. — Водить тебя научу, ваще не проблема. Так ты в деле? *** Они сбежали из осени, а здесь, в мире без магии, властвовала весна. Ещё ранняя, но ту особую рассветную ясность, которой никогда не бывает осенью, и липкий хвойный запах оживавших после зимнего оцепенения деревьев ни с чем не перепутать. Белоснежка решила счесть это хорошим знаком. Она шла рядом с Румпелем, поглядывая то на него, то на остро пахнущий весной лес. Всё здесь было приблизительно так же, как и дома. Но только приблизительно. Пробивающиеся бледные головки трав при ближайшем рассмотрении оказывались незнакомцами, раскидистые ели с ещё мягкими шишками неуловимо отличались от тех, что росли в лесах Туманного Берега. Румпель тоже изменился, по крайней мере внешне. В карих глазах больше не плескалось расплавленное золото. Без рептильей чешуи его кожа оказалась мягкой и смуглой, за несколько часов, проведённых в этом мире без магии, впалые щёки и подбородок успела покрыть серебристая щетина, и Снежка с трудом удерживалась от того, чтобы коснуться её, узнать, какая она на ощупь, ещё раз удостовериться в реальности происходящего. Их недавняя близость, при одной мысли о которой в животе у Снежки начинало сладко ныть, так отличалась от всего того, что было между ними прежде. Словно какие-то невидимые путы, столь привычные, что они даже сами давно перестали их замечать, оборвались, и наконец они смогли предстать друг перед другом свободными, равными сами себе… И это оказалось настолько захватывающим. Снежка словно заново открывала своего мужчину, и её переполняли восторг и любовь. Может быть, даже та самая, истинная, ускользнувшая от них обоих в Зачарованном Лесу. Ей казалось, что она видит его ясно, как никогда, пусть от неё не укрылось, что Румпель смущён и пытается отгородится, выстроить между ними новую стену взамен прежней. Но хватало улыбки, прикосновения, чтобы пробить в ней брешь. Снежка готова была принять перемены: вопросительные интонации, поджатые губы, углубившиеся морщины над переносицей, карие глаза, новую неровную походку, — как принимала раньше необузданность жившего в нём чудовища. Сейчас Румпельштильцхен не походил ни на дёрганного, текучего как вода мага, ни на крестьянина, каким по собственному признанию был до своего преображения в Тёмного. В плотном плаще с дорогой отделкой, опиравшийся на трость с резным костяным набалдашником, какие в ходу у купцов и богатых ремесленников, не столько как дополнительная опора, сколько как орудие самообороны — в городских стенах оружие носить разрешалось только дворянству, но воровская братия этот запрет игнорировала, так что тяжёлая трость со свинчаткой порой могла спасти и жизнь, и кошелёк, — державшийся даже как-то неестественно прямо, он походил на какого-нибудь из этих вечно высокомерных членов городского совета, которые даже кланяться рыцарству умудрялись так, точно делают этим большое одолжение. Рёв неведомого зверя раздался ближе и громче — теперь и прислушиваться не пришлось. Румпельштильцхен тоже услышал, остановился, сложил ладони на набалдашнике трости, опустил плечи и заговорил, избегая прямого взгляда. — Белоснежка, я хочу попросить тебя ещё об одной вещи. Позаботиться о Бейлфаере. Если случиться так, что меня не будет рядом или я не смогу сделать это сам. Не оставляй его одного. — Почему это тебя не будет рядом? — переспросила она встревоженно. — Разве ты не к нему так спешил? — Так спешил, что добирался больше ста лет, — сошло бы за шутку, не будь Румпель так мрачен. — Завидная расторопность. Но дело даже не в этом. Прежде чем передать мне свою силу, Провидица сделала мне последнее предсказание. Они обычно туманны, но слово «погибель» не так сложно растолковать. Снежка проглотила упрёк. — Когда? — Не знаю. — В таком случае, — возразила она, — я сама могу раздавать подобные предсказания налево и направо: все люди смертны! Румпельштильцхен слабо улыбнулся и наконец поднял глаза: — И всё же, любовь моя, обещай мне. — Хорошо, — Снежка выпрямилась и подняла вверх правую руку с раскрытой ладонью. — Я буду заботиться о Бейлфаере, как заботилась бы о собственном сыне, младшем брате или друге… Этого достаточно? — Вполне. Вдалеке снова послышался протяжный рёв. Румпельштильцхен вздрогнул, оправил давивший на плечо ремень сумки и зашагал на звук. — Может быть, нам не стоит идти в ту сторону? — спросила Белоснежка, прежде чем последовать его примеру. — Стоит, — был немногословный ответ. — Ещё одно предсказание? Есть что-то ещё, что мне нужно знать?! — почти выкрикнула она ему в спину. Румпельштильцхен остановился. Его плечи устало опустились. — Поверь, тебе знать не стоит. Наши попытки изменить предначертанное делают только хуже. Порой именно они приближают неизбежное. А если торопить будущее, то и вовсе можно всё испортить. — Но ведь иногда пророчества не сбываются, — возразила Снежка. — «Принцесса отдаст своё сердце крестьянскому сыну, облачённому королевской роскошью, и дитя их истинной любви разрушит ужаснейшее проклятье», — продекламировала она по памяти. — Из-за моего вмешательства обстоятельства поменялись, и не все условия были соблюдены, — он не договорил, обернулся и посмотрел на Снежку почти умоляюще: — Не то чтобы я жаловался. Пойдём? Она кивнула и двинулась за Румпельштильцхеном. Поздно было жаловаться и винить судьбу и друг друга. Просто теперь, когда между ними повисло слово «погибель», она ещё острее почувствовала, что не хочет его терять. И разве должна? Ведь она полюбила не принца-подменыша, а тёмного мага, и сама, лично, предотвратила Проклятие, не прибегая к помощи всяких там пророчеств и гороскопов. *** Вождение «драндулета», как называл ландровер Нэт, и впрямь оказалось не такой уж и сложной наукой. Руль, три педали и одна ручка. После того, как Бейлфаер сделал несколько неуклюжих попыток повертеть её туда-сюда, Нэт сказал, что будет дёргать за рычаг сам. «Пока ты не выломал её нахрен вместе с коробкой», — проворчал Нэт совсем по взрослому. Сложнее всего было тронуться и вырулить на большую дорогу, а дальше всё шло как по маслу. Ну почти… По крайней мере до момента как мимо них, сверкая фарами, пролетел автомобиль. — Б-балин! Свет включить забыли! — спохватился Нэт. — Ближний и дальний. Нэт щёлкнул спрятавшейся за коробкой с рычагом кнопкой, и распорядился: — Штуковину под рулём вниз опусти… Только не со всей силищи. Бей последовал совету и участок асфальта перед ними залил желтоватый свет. Вопреки опасениям, Нэт оказался неплохим учителем и попутчиком. Сидел рядом, подсказывал что делать, карту читал как заправский штурман. И готов был ехать в Бостон на поиски Венди, потому как сам Нэт хотел «дать дёру», а куда «без разницы, лишь бы подальше». Судя по болтавшемуся на заднем сиденье мешку со съестным и двум наволочкам, полным всякого прихваченного из дома барахла, готовился Нэт к побегу давно. Только вот вряд ли мог выбрать себе напарника более неподходящего, чем Бейлфаер — не умеющего водить, приходящего в растерянность от всех этих электрических штуковин, появившихся за время его отсутствия в этом мире, потерянного больше, чем когда-либо прежде… Впрочем, Бей не гадал, почему выбор пал именно на него… Колючка-Нэт не слишком ладил с обитателями их временного дома, проще говоря был мальчишкой для битья. А Бей тогда просто не смог стерпеть того, что Бенджамин отрабатывал на мелкоте свои бойцовские навыки. В общем, и не хотел лезть, а всё равно ненароком сломал сложившуюся в «доме» иерархию. После этого другие дети стали Бея сторониться — с Бенджамином никто ссориться не хотел, а колючка-Нэт прилип как репей. Было бы даже лестно, если бы этим он не напомнил Бейлфаеру Феликса, потерянного мальчишку с волшебного острова. Самого отчаянного из всех. Хотя, по какой-то странной прихоти судьбы, именно Феликс и помог им с Венди выбраться. Феликс так отчаянно жаждал одобрения Питера Пена, что его никто бы не заподозрил в измене. Но всё-таки он спрятал их на дне каноэ, обманул пиратов, охранявших бухту. А когда они зашли за серые скалы, отдал Бею раковину Пена — ту самую, с помощью которой лидер потерянных мальчиков подчинял себе русалок и прочую морскую живность, и напутствовал беглецов последней гадостью: «Из тебя вышел очень скучный враг, а из Венди паршивая мама. Я не расстроюсь, если русалки вас утопят». Конечно, Феликс врал: на самом деле он просто злился, что Питер увлечён враждой с Беем больше, чем дружбой с ним самим. Больше всего Бей опасался, что Феликс сам решит их утопить, не дожидаясь русалок. Но он не стал их убивать. Это было слишком даже для него. Для всех их, кроме Питера, разумеется. По правде, Бейлфаер предпочёл бы навсегда забыть и проклятый остров, и всех прихвостней Пена с Феликсом во главе… Не так уж и похож был на него Нэт, да и младше, даже без учёта проведённых в безвременье лет. Мало ли на свете угрюмых мальчиков с несмешными шутками и колючим взглядом. В любом случае Бей считал, что ему не сдался малец, таскавшийся за ним целыми днями. Но вот, вопреки ожиданиям, пригодился. За ночь они останавливались дважды. Но как ни велик был соблазн пристроиться на обочине и прикорнуть на пару часиков, от этой идеи пришлось отказаться. — Будем ехать, пока не кончится бензин, — постановил Нэт, и хотя мальчонка был младше, но Бей доверился его опыту в этих делах. — А что дальше? — А дальше большой палец поможет. Бей с сомнением посмотрел на свои большие пальцы, покоившиеся на руле. — То бишь руки в ноги? — Ты что, стопом не ездил никогда? — Стопом? — переспросил Бей. — Автостопом… Нет, это даже амишами не объяснить, — выдохнул Нэт. — Встанем на обочину, поднимем большой палец… И какая-нибудь машина да остановится. Звучало действительно просто. Как запрыгнуть на телегу к держащему путь на ярмарку торговцу или с позволения сердобольного извозчика умаститься на крыше дилижанса. — А что за амишей ты вечно поминаешь? — Ну, блин… Нэт пустился в длинные и пространные объяснения, в которых Бей мало что понял. Но ещё раз переспрашивать не стал, не хотел показаться тупым. Да и трудно одновременно следить за дорогой и за разговором. Бейлфаеру уже случалось ездить на пассажирском сиденье, но теперь его потряхивало от волнения и восторга, когда ему в очередной раз удавалось разъехаться с другими авто, не столкнувшись, или не пропустить нужный поворот. И всё-таки он был даже благодарен Нэту, что тот не обращает внимания на его молчание и болтает без умолку, несмотря на то, что время самое сонное — выехали они только в три по полуночи, дождавшись, когда все в доме уснут, и зевота раздирала им рты чуть ли не пополам. Нэт тёр глаза и время от времени поглядывал то на карту, то на многочисленные стрелки и лампочки, подсказывал, куда держать путь, когда сбрасывать скорость. — А кто она тебе, сеструха? — спросил Колючка-Нэт про Венди. Бейлфаер уже знал, что следует за такими вопросами. И правильный ответ, пресекающий дальнейшие пошлые шутки успел выучить: — Завали. — Что? — Рот завали. — Чего злой такой? — не похоже, что Нэт сильно обиделся. — Найдём мы твою сеструху… Или не найдём, — пробормотал он сонно. — Со взрослыми вязаться себе дороже, а детям фиг что скажут. Нэт клевал носом над картой, и когда небо просветлело, внес очередное предложение: съехать на боковое шоссе и добираться до Бостона «в объезд». — Тише едешь, дальше будешь, — согласился Бейлфаер, заставляя Нэта сонно хихикнуть: — Точняк! И машин меньше, и постов почти нет… Нэт оказался прав и на этот раз. Только пару раз с рёвом пронеслись навстречу и скрылись автомобили, а после они остались на дороге одни. Даже стук крови в ушах умолк, и Бейлфаер наконец почувствовал себя почти уверено и спокойно. Нэт, кажется, выдохся и подкрутил радио, чтобы болтало за него, но Бейлфаера не увлекали ни спортивные новости, ни реклама. Мысли то и дело возвращались к Венди. Бей понимал, что ни одному, ни вдвоём с Нэтом ему не вытащить её из «системы». Он перебирал разные возможности. Если Венди всё ещё в распределителе, его можно поджечь. Тогда же папе удалось выкурить из замка всех его обитателей. А если уже нет, надо как-то вызнать адрес семьи, в которую её отправили и организовать побег… Будет проще, там-то окна не затянуты решётками. Но если Нэт прав и «система» действительно будет искать не только пропавший ландровер, но и их самих, то его именно рядом с Венди и будут поджидать… Его мысли прервал скрежещущий звук. Что-то ударилось о капот машины. Бей сфокусировал взгляд. В полусотне футов от них путь перегораживала женщина, направлявшая лук прямо на него. Вторая попала в лобовое стекло, но оно не осыпалось, лишь пошло мелкими трещинами. — Нэт! — воскликнул Бейлфаер в растерянности. Он не мог понять, что ему делать: тормозить и попасть в руки к этой свихнувшейся разбойнице или ехать напролом — не будет же она бросаться под колёса. Задремавший было на пассажирском сидении Нэт подскочил и с размаху ударил по рулю. Взвыл гудок. — С-с-ука! — выругался Нэт почти жалобно. Женщина на шоссе уже вставляла в лук следующую стрелу. Бей повернул руль вправо, влево, вихляясь между обочиной и встречной полосой, ослабил давление на педаль газа, замедляясь, но безумица не воспользовалась возможностью убраться с дороги, а выпустила на встречу ландроверу ещё одну стрелу — судя по хлопку от взорвавшейся лампы, на этот раз она попала в фару. Бейлфаер слышал об этом раньше, и в родном Зачарованном Лесу, и тогда, когда очутился в этом мире в первый раз, сорвавшись в голубой портал. Разбойничьи шайки, останавливающие экипажи, чтобы забрать деньги и убить возницу. Должен был быть кто-то ещё — Бей наконец увидел ещё одну фигуру, казавшуюся тёмной из-за слепящего солнца. Человек в широком плаще с капюшоном неровной, но быстрой походкой приближался к своей сообщнице. — Мотор спалишь, я на первую скорость не перевёл! — выкрикнул Нэт. — Так переводи! Нэт не стал дёргать ручку, а снова ударил по рулю. Но нападавшую нисколько не смутил резкий воющий звук автомобильного сигнала. Вместо того, чтобы отпрянуть к обочине, она сделала ещё один шаг навстречу. В руках её что-то блеснуло — длинный нож. — Бешенная сучка! — прошипел Нэт. — Торможу?! — то ли предупредил, то ли спросил Бей. — На газ жми, сама отскочит, маньячила! Что-то было в этом не правильное. То ли в самой женской фигуре в меховой фуфайке, то ли в выборе оружия, то ли в сообщнике — почему он только один? — но Бей послушно вдавил педаль: не бросится же она и вправду под колёса, дамочка определённо блефует или, как принято говорить в штате Мен, берёт на слабо. Они сближались стремительно, вот их разделяло уже всего футов шесть, и он смог разглядеть её полное решимости бледное лицо в ареоле кудрявых чёрных волос, пять футов, четыре… «Она не отступит», — сообразил Бей запоздало и отпустил педаль газа, нажал на соседнюю, только вот машина продолжала двигаться вперёд. Она — эта бешенная с ножом — замахнулась, словно собиралась распороть капот лезвием, и за миг до столкновения, тот самый человек в плаще, выскочил на дорогу и оттолкнул дамочку на соседнюю полосу. Всё это происходит в считанные секунды, но Бею показалось, что в этот миг время замедлилось. Человек, пошатнулся, повернулся в сторону упорно катящегося вперёд ландровера, отпрянул назад, и когда капюшон упал с его головы, Бей успел разглядеть на смуглом, перепачканном лице поочерёдно отразившиеся изумление, страх, узнавание. Бей и сам узнал его. — Папа! — выкрикнул он так, словно это слово могло помочь. — Ручник, — придушенно пискнул Нэт, дёргая какую-то торчащую между сиденьями загогулину. Но было поздно: морда ландровера уже успела протаранить грудь отца, и тот, отлетев футов на десять, упал на дорогу. Нэт что-то говорил, или что-то спрашивал, но Бей его не слышал. Он уже открывал дверцу и спускался на асфальт. Действительно это был его папа или Бею просто почудилось после бессонной ночи, он сбил человека, может быть, насмерть, и это никак не желало укладываться в его голове и сердце. Психованная дамочка сидела посреди шоссе, по-прежнему сжимая в руке нож, но бросаться на Бея не спешила, поэтому он прошёл мимо, туда, где лежал мужчина, похожий на его папу. Первое, что он увидел — растекающееся вокруг его головы кровавое пятно. Второе — вмиг побледневшее, заострившееся лицо, казавшееся знакомым и незнакомым одновременно. Слишком спокойным. Бей рухнул на колени у тела — он так хотел верить — ещё живого. Скользнул взглядом по теряющим краски краски чертам, отмечая сходство: приоткрытый рот, знакомый шрам над губой, бородавка рядом с ухом. — Папа, — позвал Бей. — Папа. Он вовсе не так представлял эту встречу: думал, что первым делом скажет отцу, как его ненавидит, вторым, что уже слишком поздно, и теперь он отлично справляется сам, третьим… Но теперь Бей хотел только одного, чтобы папа жил, чтобы он откликнулся на его зов, ради этого он даже готов соврать, что рад его видеть. Бей вцепился в плечи отца, потянул на себя, ужаснулся тому, как, обмякла шея, как голова мотнулась, как сдувшийся шарик. — Папа, — тряхнул Бей его снова, и расслабленность на запрокинутом лице сменилась болезненной гримасой. Бей разжал пальцы, и отец снова стёк на асфальт, застонал и приподнял дрогнувшие веки. — Папа, ты цел? — задал Бей нелепый в своей наивности вопрос. — Всё хорошо, сынок… — ответил отец так же, как отвечал всегда. — Я нашёл тебя… — и перевёл взгляд куда-то за его спину. Там обнаружилась психованная дамочка. Ножа у неё в руках больше не было видно, она стояла, широко расставив ноги, и тихо плакала, не стирая слёзы с совершенно мокрого лица. Встретившись с Беем глазами, она ничего не стала говорить, только сняла с себя меховую безрукавку, и опустившись на асфальт, подложила её под голову отцу. Папа не стал задерживать на ней взгляд, и снова встретился с глазами с Беем. — Ты… — слова застревали у Бея в горле. Папа тяжело дышал через рот и слепо, неуклюже шарил в воздухе, пытаясь ухватить его ладонь. Когда ему это наконец удалось, Бей не стал скидывать его руку. *** Румпельштильцхен не знал, как долго они шли. Чувство времени подводило его, так же как и все остальные. Серую предрассветную хмарь сменило облачное неяркое утро. Рёв раздавался ближе, но Румпельштильцхен начал сомневаться в его происхождении. Больше походило на шум водопада, чем на рык зверя. Если бы водопады, конечно, могли перемещаться в пространстве или появляться и исчезать по чьей-то странной прихоти, что было исключено — не в мире без магии. Наконец впереди стал виден просвет между деревьями. Дорога, не трудно было догадаться. От неё их отделяла канава, довольно глубокая, скорее напоминающая небольшой ров, чем те углубления в земле, которые обычно рыли вдоль насыпей. Хорошо, хоть склон оказался покатым. — Нам, кажется, туда, — констатировал Румпельштильцхен глупо, но на лице Снежки не проступило ни презрение, ни разочарование. Только доверчивость и решимость. Он спускался вниз боком, слишком неловко, не подавая Снежке руки, опасаясь, что скорее уронит её на землю, чем поможет устоять на ногах. На дне рва стояла вода и сапоги по щиколотки погрузились в чавкающую жижу. Румпельштильцхен повернулся к Снежке. Она всё медлила, смотрела на него с тревожной улыбкой. — По правилам дворцового этикета, я должен снять плащ и предложить тебе пройти по нему, — усмехнулся он криво, — дабы твои королевские ножки не соприкоснулись с грязью. Но не стану. Как ни крути, я не рыцарь, да и плащ мне ещё пригодится. Снежка с притворным осуждением покачала головой и вдруг оступилась, соскользнув по мокрому склону прямо к нему в объятия. — Ты цела? — прошептал он подхватывая её. — Просто оступилась. Их лица были так близко, что он не удержался, коснулся губ коротким поцелуем. Готовность, с которой она отвечала, сводила с ума. Даже то, что они застряли на дне глубокого рва в грязи по колено, переставало волновать, когда он чувствовал её крепкие объятия, её дыхание у себя на лице, её язык, настойчиво раздвигающий его губы, превращающий нежный поцелуй — в страстный. — «Ты прекрасна, спору нет», — пробормотал он слова модной баллады, с трудом отрываясь от возлюбленной. — Но нам нужно отсюда выбираться. Можешь идти дальше? — Идти, бежать, карабкаться. В подтверждении своих слов Снежка подпрыгнула на месте, забрызгивая их обоих застоявшейся гнилой водой. — Спасибо, — недовольно пробурчал Румпельштильцхен, хотя больше всего в этот миг ему хотелось признаться ей в любви, именно сейчас, пока она ещё готова слушать, пока ей не прискучило его общество, пока она не распознала его слабость… Мила поначалу тоже смотрела почти влюблённо. Или он обманывал себя? Снежка издала короткий хриплый звук — он понадеялся, что это хихиканье, а не кашель, и пошла на штурм склона. Правда, не слишком успешный, едва продвинувшись вперёд и вверх, она снова сползла назад и вниз. — Дай-ка мне свою трость, — скорее потребовала, чем попросила она. — Ну же, — в голосе её послушалось нетерпение. — Мы оба знаем, что так будет быстрее, я выберусь, спущу трость и помогу подняться тебе. Не время… Она не договорила, но Румпельштильцхен без труда закончил: «Не время для гордыни», «не время для собственного достоинства, не время для того, чтобы сохранить лицо». Румпельштильцхен передал ей трость без дальнейших споров, чтобы скрыть как он уязвлён её последними словами, и из-за того же не заметил блеска решимости в её глазах. Белоснежка взобралась наверх достаточно скоро, но вместо того, чтобы протянуть трость ему, откинула её на землю. — Что ты делаешь? — спросил он рассерженно. — Переигрываю судьбу, — её голос звучал так сдавленно, резко, плоско, точно она с трудом удерживала рыдания. — Я могу сложить два и два. Предсказанную тебе погибель и рёв зверя, за которым мы следуем, чтобы не бегать от того, что предначертано. А вместе выходит зверь и погибель. Так вот. Я с одиннадцати лет хожу на охоту, нет зверя, чьей бы погибелью я не стала. Румпельштильцхен смотрел на неё сверху вверх. — Результат не верный, — возразил он терпеливо. — Тебе неизвестны все слагаемые. Погибель мне предсказали не от зверя, а от мальчишки. «Мальчик соединит тебя с сыном и станет твоей погибелью». — И ты припомнил это только теперь, — она стояла на краю рва — крепкая молодая женщина, измазанная в грязи, отчаявшаяся больше, чем в день, когда он встретил её впервые. — Как удобно. Неужели ты думаешь, я тебе поверю? — Я не лгу тебе, — воскликнул Румпельштильцхен, признавая поражение. Она обхитрила его. И он сам научила её этому: ловить собеседника на слабостях, говорить правду только на половину, любой ценой защищать тех, кого любишь. — И я не так беспомощен, как ты решила. Я поднимусь и без твоей помощи. — Поговорим, когда я вернусь с охоты. Я… люблю тебя. Сумку он оставил после второй по счёту неудачной попытки. Ничего, вернуться за ней потом. Снежка поднималась с разбега, ему же приходилось ползти, марая плащ — мог бы и под ноги ей бросить, зря пожалел. Мокрая трава, за которую он цеплялся, выскальзывала из пальцев, обрывалась, но ему было только досадно, ещё не страшно. Он испугался позже, когда всё-таки поднялся наверх. За рвом действительно оказалась дорога. Не мощёная, но очень ровная, точно тесто раскатали. Он не сразу встал — Снежка отбросила трость довольно далеко от края, а опереться здесь, кроме невысокого, не доходящего ему даже до колена металлического заборчика, было не на что. Румпельштильцхен разозлился бы, да не успел — увидел зверя мчащегося им навстречу. Снежка успела уйти шагов на двадцать вперёд и теперь стояла широко расставив ноги нацелив лук на приближающееся к ней чудовище: поменьше дракона, но побольше медведя. Зверя покрывал блестящий панцирь, а две пары глаз горели жёлтым и красным светом. Всё происходило так скоро, уже сейчас, и вовсе не так, как в видении. Думать было некогда: Румпельштильцхен спешил, благо гладкость дороги позволяла идти быстро. Но она же позволила странному зверю передвигаться с невиданной скоростью. — Остановись! Беги! — выкрикнул Румпельштильцхен задыхаясь. Но она словно не слышала его. Не хотела слушать. Отбросила лук и направила кинжал во всё приближающуюся оскаленную морду. Румпельштильцхен кричал, уже не Снежке, чудищу, словно мог так, на бегу, его уболтать, и наконец, преодолев последний шаг, со всей силой откинул Снежку к обочине. Кажется, она ударилась о кованный заборчик. Он отвернулся, чтобы встретить опасность лицом к лицу, и ускорившееся до предела время вдруг замерло. В последний миг, между ударами бешено стучавшего в ушах сердца он успел разглядеть двух детей, мальчиков, смотрящих на него из прозрачного нутра чудища. Один из них был так похож… Удар пришёлся на рёбра, и Румпельштильцхен ослеп от боли… Перед глазами мелькнуло затянутое облаками небо и всё погрузилось во тьму — милосердную, баюкающую, избавляющую от боли, страха и беспокойства… Он не знал, как много времени прошло. Несколько минут, несколько веков?.. Но что-то вытягивало его обратно, в мир, где у него нет ни магии, ни сил, на гладкую дорогу, по которой бежал диковинный зверь. — Папа, — услышал он голос, далёкий, знакомый, гулом отзывавшийся в пустой голове. Открыть глаза оказалось не так-то просто, веки налились чугуном. Свет, хлынувший со всех сторон, был слишком ярок, но движущиеся над ним тёмные пятна имели знакомые очертания. Он моргнул и увидел заплаканное лицо Белоснежки. Хотел улыбнуться, но губы слушались с трудом. — Папа. Ему не показалось, Бей склонился над ним. Похудевший, вытянувшийся, странно одетый и слишком коротко постриженный, но всё-таки это был он. Его сын. Бейлфаер. Румпельштильцхен попробовал позвать сына. Собственный голос звучал тихим эхом, но его, кажется, услышали. — Папа, ты здорово ударился, — заполнял гулкую пустоту в голове голос его сына, — но это ничего. Мы тебя в больницу отвезём. Всё будет хорошо. Румпельштильцхен хотел сказать, что у него уже всё хорошо, но его слова, пока ещё слишком тихие, заглушил рык вновь ожившего зверя. Вильнув мордой, он промчался мимо и улетел прочь. — Нэт, гадёныш! — проговорил Бейлфаер сердито. — Бей, не выражайся, — по привычке, точно не было двухсот лет разлуки, сказал Румпельштильцхен. Он оперся локтями о дорогу и сел. Оглядел покачнувшийся на несколько мгновений мир, поморщился от боли в разбитом затылке. — Всё будет хорошо. Я вроде цел. Почти. И чудище сбежало. — Господи, папа, это не чудовище, — проговорил Бей, помогая ему встать, — откуда ты взялся. Или, — обернулся Бей на Белоснежку, — вы взялись? Вообще я без тебя тут отлично справлялся, мог бы уже не спешить. Бей имел право сердится, а у Румпельштильцхена пока не было сил ни оправдаться, ни объясниться. Ныли ушибленные рёбра, болела голова, но всё же он остался жив и даже мог удержаться на ногах. А главное самые важные, самые любимые люди были рядом с ним. Его сын, его возлюбленная. И это означало, что всё обязательно сложится хорошо, даже если и не сразу.