feel me

У Хосока там пистолеты за поясом, у Юнги что-то про антисоциальный клуб, но они всё равно сосутся на полу дешёвого отеля, потому что дойти до кровати уже нет сил. Ладно, окей, отель нихера не дешёвый (могли бы и до твоего дома дойти, свинья ты неблагодарная), зато блек джек тут прямо в минибаре и (спасибо огромное!) что он включён в оплату. Юнги теряется где-то между «донеси меня до кровати» и «сука, нет, лучше до стола». Кровать-то она кровать, мягкая такая, с простынями шёлковыми, но вот работу не отменял никто, а ещё деньги с неба не сыпятся (ну, окей, очень жаль). Юнги ноет что-то о зарплате, но пистолет Хосока за поясом Мину нехило так в бедро давит (пожалуйста, пусть это правда будет пистолет!), так что он затыкается и эти мысли шлёт нахуй. Как и те, про неудобность пола, про больную шею. Юнги Хосока опрокидывает, потому что самому пиздец неудобно, шею его блядскую кусает, жилку на шее пульсирующую посасывает и руками на плечи давит, потому что не брыкайся ты, вот только- Стук в дверь, и по Мину словно разряд в двести двадцать пустили. Снаружи двери что-то щебечут, Хосок матерится, думает, что не слышно, а Юнги незаметно свой словарный запас пополняет — браво, Чон Хосок, удивил. Стук в дверь повторяется настойчивее, Юнги рявкает что-то вроде «да что, блять?!», встаёт всё же с Хосока, с пола и медленно плетётся в сторону стола с ноутом. У Юнги много работы, а Чон справится сам. У Юнги блек джек пустой ровно на половину, а у Хосока стояк, две пушки за поясом и огромное желание кому-нибудь въебать. Пока ноут грузит, Юнги замечает, как он нервно поправляет волосы, зачёсывает их назад и резко открывает дверь, сразу становясь неприлично улыбчивым. Они разговаривают о чём-то то ли на ебучем ломаном китайском, то ли японском (Юнги не шарит), Хосок сжимает ручку двери изнутри до белых костяшек, когда Мин голову запрокидывает назад чисто время ожидания убить. Из разговора он не улавливает ничего, потому что не понимает ничего, а потому возвращается к ноуту (почти возвращается). — Что есть будешь? И Юнги отвечает сразу же, ни секунды не думая, потому что нахуя, собственно: — Если твоя сперма есть в меню, то её. И, блять, он бы сейчас покраснел до кончиков ушей, если бы не было так похуй на реакцию Хосока, горничной (она-то всё равно корейский не понимает, так что вдвойне). Чон говорит, что башку ему прострелит, говорит «соси свой блек джек» и закрывает дверь. А потом пинает её, хватается за ногу и ноет что-то о недотрахе и «ёбаном Мин Юнги». — Ещё не ёбаный, заметь. — В девственниках ходишь? — Работу люблю больше, чем потрахаться. Тем более, когда трахают _меня_. Юнги отвлекается полностью на мигающий странными надписями чёрный экран, щёлкает по клавишам своими длиннющими пальцами и не замечает, как его в затылок кусают. Издаёт какой-то полурык и тихо-тихо, почти одними губами шепчет: — Иди нахуй, мне закончить до трёх надо. Чон смотрит на наручные часы, ржёт, гладит плечи Юнги массажными движениями, постепенно опускаясь по рукам ниже, а потом снова возвращается к плечам. Целует в шею, не кусает, а именно целует — нежно, как никогда не целовал. Юнги невольно поворачивается, сталкивается с прищуром хосоковых глаз, дыхание задерживает на секунду, а потом и выдохнуть уже не может — целует Хосок тоже нежно, пальцами путается в волосах, и что это вообще такое. Юнги жмурится, первым отстраняется за глотком воздуха и- — Ты опоздал. Миссия провалена, знаешь. А потом ещё и добавляет: — Снова. И слова вставить не даёт. Стреляет.