***
Вылет был запланирован на утро. Захлопнув дверь номера, Юрий прислонился к ней спиной и медленно съехал на пол, прижав колени к телу. Он совершенно не видел себя таким слабым, каким был в этот момент. Похоже, что прежний самоуверенный Юрий умер еще во время обморока, который, в свою очередь, породил нового Юрия — пугливого, разбитого, слабого, совершенно не такого, к которому все привыкли. Но если подумать, то кто эти «все»? В каждом из знакомых лиц есть еще другие Юрии, так как у всех свое видение. Есть тот Юрий, который живет в разуме Виктора, тот Юрий, который живет в разуме Леруа, и тот, что живет в разуме Юри. Они отличны друг от друга, но все они одновременно являются истинными сторонами настоящего Юрия. Останутся ли эти частички жить после смерти Юры в памяти знакомых ему людей? Или тоже умрут вслед один за другим? Боясь неизвестности, Юрий заплакал, уткнувшись в колени. У него не было ни малейшего желания умирать на рассвете своей карьеры.***
— Я благодарен тебе за то, что ты заботишься о Юрио, Отабек, — говорил Виктор, делая селфи у окна, из которого виднелись огни ночного города, — без шуток. Проходивший мимо Виктора казах задержался у высокого окна, около которого и стоял Никифоров. Дождавшись, пока тот уберет телефон, Отабек облокотился на подоконник. Свет в коридоре был выключен, от чего на стенах играли цветные блики. Обычно свет в коридоре в такое время был включен, так как время было по сути детское, так что Отабек заподозрил, что выключил его именно Виктор, мол, ночной город на фото будет виден куда лучше при выключенном свете. — Мальчик переживает трудный возраст и просто нуждается в надежном друге, — продолжал свою речь фигурист, — но с ним трудно поладить. Подумать только, сам себе ставит палки в колеса. — На самом деле у него не такой уж и трудный характер, — ответил Отабек спустя небольшую паузу, — но это мое скромное мнение. Я не собираюсь судить об этом. — Юра воспринимает тебя, раз вы так легко сошлись, — Виктор приблизился к брюнету, так же облокотившись на подоконник, — или у тебя тоже сложный характер? Мне кажется, ты не из тех, кто любит чрезмерное общение. Казалось, Никифоров заигрывает с ним. Во внимательном, по-детски любопытном взгляде отражались блики от городских огней. Казах не очень-то любил, когда смотрят прямо в глаза, к тому же Виктор относился к тому типу людей, которые, казалось бы, могут таким образом заглядывать в душу человека. Тем не менее, Отабек не отвернулся от столь пронзительного взгляда собеседника, и, более того, смог сохранить безэмоциональное выражение лица. — С Юрием что-то случилось, я прав? — спросил Алтын. Услышав вопрос, Виктор посерьезнел. — Я думаю, что он тебе расскажет сам обо всем, что произошло. Спроси у него напрямую, и не оставляй этот вопрос открытым, пока не узнаешь точный ответ. Я уверен, что он будет благодарен тебе за твою настойчивость. Каким бы крутым и независимым он ни был, он все равно пока что остается ребенком. Развернувшись, Никифоров удалился, включив напоследок свет в коридоре. Отабек же еще некоторое время стоял у окна, а после направился к номеру, в который заселился Юрий.***
Остановившись у двери, Отабек приложился к ней ухом, прежде чем стучаться. Он не хотел будить Юрия. Внутри царила тишина. Но продлилась она не долго. Вскоре казах услышал шорох. Прямо за дверью. Щелчок. Дверь резко открылась, чуть не попав по лбу. Перед Отабеком возник Юрий. Лицо его выражало одновременно и обиду, и злобу. — Чего мельтешишь под дверями?! — рявкнул хулиган, находившийся не в самом хорошем расположении духа. — Я тут спать собираюсь между прочим! — Юрий… — начал фигурист, но умолк, не зная, что сказать. Перестав злиться, Плисецкий сдул нависшую челку. По его виду не было заметно, что он ложился спать: фигурист не был переодет из уличной одежды в спальную. — Хорошо, заходи, — он отступил, освобождая проход в темное помещение. — Расскажи мне правду, Юрий, — сказал казах, когда его друг прикрыл за ним дверь. — Не говори, что все в порядке. Мы ведь друзья, не так ли? — Друзья, — выдохнул Юра и развернулся к Отабеку. — Бека, ты ведь никому не расскажешь об этом? — Ты можешь доверять мне. Немного постояв, Юрий включил свет в коридоре и ушел в комнатку. Вышел оттуда он уже с какой-то бумажкой в руке. Ее же он передал Отабеку. Эта бумажка размера А4 оказалась справкой об онкологическом заболевании из местной клиники. — Вот. Это вся правда. — Но Юрий… — пару секунд казах, перестав рассматривать документ, неотрывно смотрел на друга. — Ты занимался фигурным катанием с наследственным раком? Знаешь, если бы ты знал о нем, я бы назвал тебя самоубийцей. — Если бы, — повторился Юрий, глядя на него. — Значит... — он запнулся, подумав, что упоминать о смерти сейчас — как минимум не тактично. — Все это, конечно, прискорбно, но нашей дружбы не отменяет, — он отложил документ на комод, — так что я возьму на себя ответственность и позабочусь о тебе. — Ты не должен, — ответил Юрий, после чего, развернувшись, хотел было уйти в комнату, но был остановлен Отабеком, схватившим его за руку. — Еще как должен. Положись на меня. — Отпусти, Бека. Не послушавшись, юноша притянул к себе Юрия, заключив его в крепкие объятия. Плисецкий хотел вырваться, но вместо этого лишь вцепился в его кожанку и прорычал что-то неразборчивое, уткнувшись в грудь друга. Несколько секунд тишины, после которых плечи мальчишки начали содрогаться. Дрожь сопровождалась тихими всхлипами. Отабек понимал, что на блондина свалилось слишком многое в этот день, однако… — Юра, — парень погладил его по голове, — ты же мужчина, так что успокойся. Победители не плачут.