"Всем спасибо, все свободны..."

Стояла довольно теплая для здешних мест погода. Спокойный приморский город Хасецу прибывал в легкой утренней дымке, а со стороны побережья дул переменчивый бриз. Так как на дворе был все-таки зимний период, то при выдыхании воздуха можно было заметить теплый пар, который тут же исчезал в воздухе после своего появления. Однако тот пар, который шел от горячего источника, не мог исчезнуть. Юрий хорошо его видел. Сидя в воде, температура которой была довольно приятной для его кожи, блондин смотрел на этот самый поднимавшийся пар от источника. — Эй, Юри, — окликнула Мари, зайдя в его комнату и чуть не натолкнувшись на самого Юри, встретившись с ним лицом к лицу. — Сколько еще друзей ты собираешься пригласить?! — Никого кроме этих двоих, — он обошел наспех одетую сестру. — Но если внезапно заявится Виктор, то, быть может, оно и к лучшему… — …О, свиная котлета, — промычал Юрий, завидев японца, а после усмехнулся. — А брюшко отъесть, смотрю, уже успел. Ох уж это царское высокомерие по отношению к Кацуки со стороны Юрия. Хотя, в чем-то Плисецкий был прав: Юри снова набирал вес. Сидевший рядом с мальчишкой Отабек лишь тихо выдохнул, наблюдая за его поведением, и откинулся на каменный выступ. — Я не виноват, оно само, — ответил Юри, заходя в воду и усаживаясь напротив гостей. — Жрать меньше надо. — Ты слишком груб, — обиженно сказал Кацуки. Спустя пару секунд Юрий перестал ухмыляться, но в упор смотреть на фигуриста не перестал. Несколько секунд молчания, во время которого Юрий и Юри чувствовали себя неловко. Лишь отчужденный и безучастный Отабек был спокоен в создавшейся атмосфере недосказанности. — Ладно, Юри, пардон, — пробурчал блондин, виновато отводя взгляд. — Я так больше не буду. Услышав своеобразное извинение со стороны хулигана, Кацуки удивленно уставился на него. И снова неловкая ситуация. Юри был не готов к такому повороту событий. С чего вдруг ледяному тигру, от агрессии которого Юри бросало в дрожь, просить прощения за такие мелочи? — Я не обижаюсь, — улыбнулся Кацуки. — Я не спрашивал, обижаешься ты на меня или нет, свинья, я извинился, — чуть прикрикнул Юрий. В голосе его звучали еле уловимые нотки волнения. — Так ты прощаешь или нет? Только теперь Юри начинал понимать, чего добивается Плисецкий. Его изначальное непонимание было отнюдь не из-за того, что он глупый, нет. Это была разница между русским менталитетом и японским. Все люди веруют во что-то, и нет на свете человека, который бы не верил во что-либо. Даже атеисты порою припоминают черта в ругательствах, ибо эти выражения вошли в обиход обычного человека. Между русским и японским менталитетом имеются различия. Японцы и русские мыслят по-разному. Во многом это по вине национальных религий и традиций. Казалось, что в этом русском воине сохранялись пережитки прошлого: хоть он и не был ярым сторонником православия и христианства в целом, однако где-то там, в глубинах своего сознания, он надеялся на то, что после смерти его будет ждать еще одна жизнь. Этот котенок пытался зализывать причиненные им самим царапины, боясь своего собственного будущего, которое ждало его на том берегу. — Прощаю, Юрио. — Вот и хорошо, — с некоторым облегчением ответил Юрий и откинулся на каменный выступ. Блондин прикрыл глаза, не заметив умиленной улыбки, с которой смотрел на него Кацуки. Сам японец действительно не питал к мальчишке никакой ненависти или неприязни, наоборот, в его сердце начинала зарождаться чуть ли не родительская любовь по отношению к юному гению. — Юрио, может стоит выходить из воды? Голова не разболится? — Все нормально, — ответил Юрий. — Хорошо, как знаешь. Спустя несколько минут Юри наблюдал, как Юрий понемногу начинал проваливаться в сон. Он боялся, как бы это не навредило юнцу, но и будить не отваживался. В дымке сна блондин и не заметил, как его голова оказалась на плече сидящего рядом Отабека. — Кажется, он немного пересидел, — подметил Юри. Ничего не ответив, казах приставил палец к губам. Поняв жест, Кацуки кивнул, а после вышел из воды, отправившись за халатами…

***

Через несколько минут Юрий уже мирно сопел в комнате Юри. Сам Юри, в свою очередь, заботливо укутал его в одеяло. Сидевший у столика Отабек, который и перенес Плисецкого в постель, теперь не спеша доедал предложенный ему кацудон. Напротив него сидел Юри, так же решивший, что набивание желудка после посещения онсэна — мысль неплохая. Оба парня были облачены в одинаковые зеленые халаты. И снова неловкая пауза. Юри совершенно не знал, как подобраться к Отабеку, как занять его разговором, а главное, какие темы с ним лучше всего обсуждать. В его голове блуждали обыденные вопросы, которые были бы неуместны или могли прозвучать нелепо. Даже просьба рассказать о традиционной кухне или обычаях казахского народа казалась Юри полнейшей бессмыслицей. Зачем рассказывать о том, о чем может рассказать Google? Сложно. Непостижимо. — У тебя есть домашний питомец? Юри не знал, зачем он это сказал, но это была единственная адекватная тема, которая пришла ему на ум. — Я держу дома медведя, — ответил Отабек, однако по его интонации невозможно было понять, пошутил он или нет. — Серьезно? — Нет. Сказал как отрезал. Юри казалось, что заводить разговор с ним бесполезно, и искренне удивлялся тому, что Юрию удается общаться со столь отчужденным человеком. — А вот у меня был один хороший пес, — сказал Юри, прожевав кусочек тонкацу. — Но теперь его нет. И замену ему искать не хочется, ибо и так знаю, что ее нет. Не сказать, что я люблю собак, но этот был особенным. — Родного человека тоже никто заменить не сможет. Теперь вместо Вик-тяна в памяти Юри всплыл образ Юрия. Отабек сделал акцент на нынешней ситуации в своем высказывании? Или его слова в данный момент не касались Юрия? Он считал Юрия своим родным человеком или же его родным человеком? Каким бы ни был точный смысл этих его слов, Кацуки становилось не по себе от них. Сейчас эти слова казались жестокими. И про Вик-тяна, и про Юрия. И кто только тянул парня за язык? Он подумал, что, наверно, стоило молчать до тех пор, пока Юрий не придет и не развеет неуютную обстановку. Послышались шаги. Раздвижная дверь слабо скрипнула и открылась. — Какого художника я оказался в твоем свинарнике, Юри? И вновь грубости со стороны Юрия, который теперь стоял на пороге, так же укутанный в халат, как и двое других парней. Но, опять же, в чем-то блондин и тут был прав: в комнате и впрямь творился полнейший хаос, так что звание свинарника здесь справедливо. — Ты уснул прямо в онсэне, — ответил Кацуки, — не оставлять же нам тебя в воде. Моя кровать оказалась расправленной да и расположена в темной комнате, так что я посчитал нужным уложить тебя на боковую именно туда. — Я, конечно, благодарен тебе за заботу, — сказал Юрий, — но тебе стоило хотя-бы прибраться, прежде чем отправлять гостя в свою комнату. Плисецкий присел на боковую сторону столика, а у Юри отвисла челюсть от слов, совершенно неподобающих для прежнего агрессора. Юрий бы не сказал такого ввиду своей репутации, поэтому его благодарность звучала непривычно и противоестественно. — Юрио, ты есть будешь? — спросил Юри. — Конечно. Неси кацудон. Кивнув, Юри поднялся. Вскоре перед Плисецким уже стояла миска с мясным блюдом, на которую тот с жадностью набросился. Юри наблюдал за ним на пару с Отабеком, и сердце его радовалось: такой аппетит был свойственным для здоровых людей. Окончив трапезничать, Юрий даже запросил добавки, но японец отказался давать ему еще одну порцию, объяснив это тем, что не хочет допускать переедания. — Ладно, черт с тобой, — выдохнул Юрий и отодвинул миску. — Я не перестаю восхищаться тобой, — сказал Юри с искренней улыбкой. — Несмотря ни на болезнь, ни на смерть родного человека, у тебя такой здоровый аппетит… — Смерть родного человека? — удивился Юрий, уставившись на него. Возникла тишина. Улыбка медленно сползла с лица брюнета, а глаза стали как у рядового русского. — То есть, как это? — продолжил блондин. — Я про твоего дедушку… — он в недоумении затих, увидев обеспокоенный взгляд мальчишки. — У него случился приступ в аэропорту. Он очень переживал за тебя... разве Яков не рассказывал тебе? — осторожно поинтересовался он. — Скажи, что ты врешь, — рявкнул Юрий, вцепившись в Юри. Однако, к своему огорчению, в глазах японца он увидел лишь искреннее удивление. — В смысле..? — отцепившись, он отсел. — Так значит, вот что он имел ввиду… а я-то думал, что мне показалось… Опустив взгляд, Юрий уставился в пустоту. Мысли исчезли, а вместе с этим не осталось и слов. Сердце неустанно колотилось, в тот момент, когда дыхание начало перехватывать. Чувство, смутно походившее на то самое, возникающее, когда человек тонет, задыхаясь в глубинах предательской стихии. Видя это застывшее выражение лица, которое вмиг стало мертвенно-бледным, Юри вновь в который раз почувствовал себя сущей бестолочью, которая ничего не умеет, а лишь портит все своими действиями. — Я виноват, — только и сказал блондин. — Он не имел права умирать раньше меня… Я виноват в его смерти. — Хватит, Юрий, — вступился Отабек. — Ты не мог ничего сделать, это воля случая. Ты не виноват… — Я виноват, Бека! Если бы не мое состояние, этого бы не произошло! — его глаза блеснули, наливаясь слезами. — Что мне теперь-то делать? Он обязан был быть рядом, тут, на этой поганой земле… Эта новость вывела Юрия из себя. Окончательно разозлившись на себя, на деда, на Якова и на Юри он закрылся руками и всю следующую минуту не смел и шелохнуться. — Прости, Юрио, — шепнул Кацуки, — я не знал… — Я НЕ ХОЧУ ТЕБЯ ВИДЕТЬ, СКОТИНА! Подобно раскату грома, резкий и громкий голос Юрия заставил Юри вздрогнуть. На секунду японец будто выпал из реальности, застыв на месте и вытаращившись на юношу, но уже в следующую минуту, стиснув зубы, он поднялся и вышел из комнаты. Удивительно, как быстро лишь одна недосказанность способна уничтожить ауру уюта, оставив от нее атмосферу из самых негативных эмоций, на проявление которых был способен человек. Открыв мокрые глаза, Юрий посмотрел на обеспокоенного Отабека, который тихо подсел ближе. Судя по глазам казаха, сам он тоже ничего не знал о смерти Николая. Чувствуя, как к горлу вновь подбирается неприятный, тяжелый ком, Юрий прижался к другу. Теперь он плакал навзрыд, переходя на стоны. Эти душераздирающие эмоции доходили до Отабека, но все, что он мог сделать для того, чтобы успокоить мальчишку — крепко обнять и дать ему остыть. Стоя за дверью, угнетенный Юри, красный от гнева на самого себя, сдерживался от вмешательства. Он понимал, что уже и так много сделал. Сжав кулаки, он ушел подальше от двери, всем сердцем сожалея о случившемся.