"Всем спасибо, все свободны..."

Когда раздвижная дверь раскрылась вновь, на ее пороге появился встревоженный Виктор. Любой бы решил что, мол, удивительно, что он смог так быстро прилететь. Неужели у него имеется личный самолет для перелетов из России в Японию? Однако, ошибочно полагать, что причиной прибытия Никифорова было эмоциональное состояние Юрия, когда на самом деле интересовал его Юри, а быстро прибыл он из-за того, что на самом деле прилетел с утра, но, прежде чем заявиться к своему ненаглядному ученику, решил пройтись по Хасецу. Весть о Юрии он получил уже непосредственно от самого Юри, который решился сделать звонок своему тренеру по этому поводу. — Юрий..! Его оборвал Отабек. Оборвал своим молчанием и несколько надменным взглядом в сторону Виктора. На руках казаха, прижавшись щекой к его груди, спал Юрий. Уснул он спустя тридцать минут. Именно столько времени ему понадобилось на то, чтобы окончательно успокоиться. Немного постояв в дверях, Виктор тихо задвинул дверь и удалился, решив, что будить Юрия сейчас — не лучшая идея. Да и к тому же, там сидел Отабек, больше походивший на сторожевого пса, чем на человека. — Мы наслышаны о произошедшем, — говорила Хироко, — это так печально. Тяжело переживать смерть близкого человека в столь раннем возрасте. Если мы можем что-либо помочь, только скажите… Сидя за одним из столиков в просторном помещении Ю-топии, которое в этот день находилось в запустении, Виктор выслушивал стоявшую рядом Хироко Кацуки, которая выражала свое сочувствие по поводу смерти Николая. Выслушивая ее речь, он смотрел на стоявшую перед его глазами бутылку саке, которую буквально впихнула ему мать Юри из личных соображений, основанных на байках о любви русских к алкоголю. Около Виктора расположился преданный Маккачин. Он спокойно лежал, понимающе глядя на своего хозяина. — Я не могу посочувствовать Юрио, — задумчиво сказал Виктор, — мне не приходилось терять родственников, и родители мои пока еще в добром здравии. Своей семьи у меня тоже нет. А ведь здесь дело тонкое, слишком тонкое, чтобы импровизировать. Я не знаю, как сейчас разговаривать с Юрио, когда он в таком состоянии. Нужен знающий человек, профессионал. Нужен психолог. — Неужели он был настолько привязан к своему дедушке? — Больше, чем к кому-либо еще. Как бы ему не изложили новость о смерти Николая, Юрио все равно бы воспринял ее болезненно. Все, что можем сделать мы — дать ему понять, что он не один. — Но вдруг этого будет достаточно? Виктор с интересом посмотрел на Хироко, как и Маккачин, подражавший своему хозяину. — Может быть оно и так. Кстати, а где Юри? — Заперся в своей комнате. Спортсмен закатил глаза, приложив руку к лицу. Конечно, для полной картины не хватало депрессии Юри. Два Юрия и оба в депрессии. Как иронично. — Придется мне говорить с обоими, — выдохнул Виктор, опустив руку.

***

— Эй, Юри, открой дверь, — говорил Виктор, стучась в комнату. — Если ты будешь и дальше там сидеть, то ничего не изменится. — Если я выйду, то опять все испорчу, — ответил Юри. — То, что сделал ты, исправить тоже под силу только тебе. Выйдешь и помиришься с Юрио. Я уверен, все не так плохо, как ты мне рассказывал. — Нет! Все очень плохо! — Открой, говорят тебе! В любую секунду Юрио может отправиться прямиком в больничные покои, а оттуда — в морг, и если это произойдет, то вряд ли тебе от этого станет легче. Прошли несколько секунд, после которых за дверью послышались шаги. Еще секунда, и вот уже перед Виктором стоял Юри, сверливший своего тренера серьезным взглядом. — Хорошо, я поговорю с ним. Но моя неудача останется на твоей совести. — Я возьму на себя всю ответственность, если тебе станет от этого легче.

***

Даже отоспавшись, Юрий не смог отойти от шока, который он благополучно получил, когда узнал о смерти своего дедушки. Наоборот, ему стало хуже. Все так же вцепившись в Отабека, он враждебно смотрел на Юри, сидевшего напротив него. — …Юрио, я тоже ощущал вкус потери, возможно, даже чаще, чем ты, — говорил Юри, но потом запнулся. — Конечно, это все не сравнится с тем, что сейчас переживаешь ты, — и снова запинка. — Но я сочувствую тебе. Прошу, не отвергай меня. Я не знал, что ты не знал… Ты ведь простишь меня? Немного помедлив, Юрий кивнул, не сумев сказать, что прощает. Да, именно не сумев, в прямом смысле потеряв дар речи. Быть может, он его и не терял, но во всяком случае после того, как он проснулся, никто не услышал от него и звука. Неизвестно, сколько еще времени он будет молчать. Сейчас он мог лишь с безразличием смотреть на окружающих его людей. — Похороны состоятся завтра на Северном кладбище в Санкт-Петербурге, и я буду там присутствовать, — сообщил Виктор. — Тебе решать, приходить или нет, Юрий. И еще: знай, в случае чего ты можешь положиться и на меня, и на Юри, каких бы терок у вас там с ним ни возникало… Обижался ли на самом деле Юрий на слова Юри? Он был довольно мстительным ребенком, но даже он понимал, что глупо долгое время обижаться на человека за то, чего он не хотел причинять. После слов Кацуки Юрий окончательно откинул все свои обиды на него. Что касается самого Юри, так он понял это лишь по взгляду мальчишки. Безжизненному, безразличному, лишенному смысла взгляду. Ему было не до Юри. Блондин был погружен в куда большую обиду, их небольшая ссора была пустяком в сравнении с ней. Но на кого же была эта обида? На жизнь? На судьбу? На самого себя? Одному лишь черту известно, кого именно нужно винить во всем произошедшем.

***

Белые хлопья снега медленно орошали мрачное, безмолвное место. Они падали на обелиски, искусственные цветы, лавочки, расходившихся людей и стоявшего в одиночестве юношу, который, уйдя в себя, стал будто оторванным от реальности. После того, как все ритуалы прошли, а процесс погребения был окончен, Юрий еще некоторое время стоял около перегородки, глядя на высеченные по мрамору инициалы. Глядя на них, он хотел пролить хотя бы одну слезу, но никак не мог. Он и сам не знал, почему. Так же можно было заметить, что перегородка эта ограждала помимо обелиска довольно крупный участок земли: помимо готовой могилы здесь могла разместиться еще одна. Это было жестоко. Даже по меркам этой суровой страны. Холодный расчет, но справедливый. Было не трудно догадаться, почему огражденная зона была больше, чем нужно. — Идем, Юрий. Тихий голос окликнул мальчишку, а после на его плечо легла ладонь, облаченная в черную кожаную перчатку. Юрий оглянулся на подошедшего человека, коим оказался Виктор. Сегодня на нем, как и на других людях, было траурное выражение лица. Ни намека на улыбку, к которой все так привыкли. К действительности Юрия вернул холодный ветер, вызвавший мурашки по всему телу. Пустой взгляд его немного прояснился. Где-то свистела вьюга, но до его ушей этот свист доходил с трудом. Сейчас рядом находился Виктор, взявший Юрия за руку. Он походил на старшего брата или даже отца мальчишки, стремясь отвести его подальше от могилы любимого родственника. — Все будет хорошо, — выдохнул Виктор, немного помолчав. — Не хочешь наведаться в церковь, Юрий? Еще неделю назад сам Юрий отнесся бы скептически к этому вопросу и отрицал бы надобность в этом, причем в довольно резкой форме, но сейчас он был согласен даже на такую абсурдную вещь, как поход в церковь. А еще он хотел увидеться с Отабеком. Вновь прижаться к нему, ощутить тепло его ладоней на своей коже, прислушаться к размеренному пульсу. Юрий знал, что Отабек будет дожидаться его в клинике через несколько часов… — А потом мы можем сходить на крытый каток втайне от Якова, — сказал Виктор, подмигнув. И вот он вновь улыбается. Так же, как и прежде. Заметив перемену в выражении лица молодого тренера, Юрий поймал себя на мысли о том, что сейчас ему не хватало именно этой непринужденной улыбки. Во время всеобщего молчания он хотел снова увидеть именно эту улыбку своего кумира, которую видел уже множество раз, которая рассеивала тревогу, возвращая воспоминания о славных победах на ледовой арене. Да, он признавал, что Виктор является очень важной персоной, неотъемлемой частью его жизни, хоть и временами раздражающей. Впервые за день Юрий улыбнулся. Это было его ответом на предложение Виктора.