Мое сказочное недоразумение

      Приторно-сладкий аромат петуний забивал легкие, мешаясь с тончайшими нотами дурманящих лилий, кружа голову похлеще любого вина. Сквозь прозрачную стеклянную крышу в помещение проникал тусклый серый свет. Небо заволокло грязно-молочными облаками, а в воздухе закружился водоворот снежинок, оседая на каменные стены, черепичную кровлю и заледеневшую от морозов землю с жалкими остатками травы.       Таинственный полумрак вырвал из темноты фигуры двух мужчин, завернутых в темно-синие балахоны в пол. Когда-то достаточно близкие, теперь же – будто чужие. Прожигали друг друга испытующими взглядами, словно ждали чего-то, какого-то знаменья. Один из них откинул с лица капюшон, являя взору копну мятных волос, а затем первым нарушил молчание.       – Зачем тебе это? – маг напротив тихо хмыкнул, делая шаг вперед. Они не виделись довольно давно. Он даже успел соскучиться. Иссиня-черные волосы ярким контрастом выделялись на фоне неестественно-бледной кожи, а глаза приобрели насыщенный бордовый оттенок, гармонируя с пухлыми губами, искривившимися в усмешке.       – Раз в десять лет ты назначаешь мне встречу на этом самом месте и задаешь один и тот же вопрос, а я все так же отвечаю тебе, – ледяные пальцы коснулись щеки, огладив мягкую кожу как-то робко, почти неуверенно, будто не знал, имел ли на это право. – Чтобы ты понял свою ошибку, – хитрый прищур скользил по лицу, выискивая дефекты, но, как и прежде, не находил их. – Но ты ведь не за этим пришел сегодня, верно? – Хосок невольно вздрогнул, когда рука, чуть теплее собственной, сжалась на его запястье, отстраняя от себя.       – Почему ты не убил Тэхёна, как остальных мастеров слова? К чему этот фарс? – вопрос не давал Юнги покоя с тех самых пор, как Тэхён принял то злосчастное зелье. А ведь мог бы отказаться от сделки и остаться в живых навечно. Старшее поколение сказочников позаботилось о нем. Но тогда бы погиб Чонгук, а Тэхён не перенес бы подобной утраты, хотя сейчас страдал не меньше, только теперь от невозможности остаться с возлюбленным. Страх и заботу прятал под толстым покровом лжи и не понимал, что делал только хуже. Хоуп наказывал Юнги, но в итоге страдал далеко не он, а другие.       – Знаешь, а я ведь поначалу не хотел его убивать. Все наблюдал за ним, – оживился Хосок, будто не об убийстве рассуждал, а о разведении фиалок. Впрочем, в случае с чернокнижником это одно и то же. – Он ведь и вправду особенный, яркий, добрый, полный жизни, – пристально глядя на Юнги и следя за реакцией мага, продолжал давить на больное Хосок. – Настоящий герой с необычным мышлением. Ты наверняка к нему привязался, – колдун уселся на скамью в окружении цветочных клумб около окна и похлопал по сиденью рядом с собой, но Юнги не сдвинулся с места. – Именно поэтому я его и убью, – мечтательно улыбнулся Хосок, не обращая внимания на ненависть во взгляде напротив. В конце концов, то тоже чувство, сильное и искреннее, а другого и не требовалось.       – Но ведь от твоего яда есть антидот, как и от любого проклятья, – не унимался Юн, подходя ближе. Желание вмазать чернокнижнику росло и множилось с каждой секундой, но чародей сдерживался. Пока что. Он пытался понять, что же пошло не так и почему любовь Чонгука, а волшебник не сомневался в чувствах демона, не спасала Тэхёна. Хосок радостно захлопал в ладоши, будто только и ждал этого вопроса. Не скрывая своего ликования, мужчина охотно пояснил:       – Простого поцелуя недостаточно, Юнги. Уж ты-то должен это понимать как никто другой, – укоризненно покачал головой Хосок, однако колкость не достигла цели. Юнги давно приобрел иммунитет к ядовитым замечаниям Хоупа, не ведясь на провокации. А потому ему с легкостью удалось сохранить на лице маску невозмутимости. Внутри только все клокотало от ярости, оседая металлическим привкусом на языке.       – Нужно любить того, кого целуешь, искренне, от чистого сердца. Самое главное здесь – быть уверенным в своих чувствах, не терзаясь сомнениями. Такие, как правило, готовы пойти на все ради любимого человека, – сердце ухнуло куда-то в желудок от нехорошего предчувствия. – А раз Тэхён до сих пор умирает, то, как понимаешь, он отдал жизнь не за того. Любовь оказалась односторонняя. Такое случается, люди постоянно ошибаются.       Хосок развел руками, будто говоря: «Тут уж ничего не поделаешь». А до Юнги наконец-то дошло, что именно имел в виду Тэхён тогда в подземелье, спрашивая о боли. Но этого просто не могло быть. Маг за пять лет изучил Чонгука вдоль и поперек. Тот за время их совместного проживания ни к кому не испытывал настолько сильных чувств. Увлечения, краткосрочные интрижки – да, но чтобы влюбленность до такой степени? Нет, подобное с демоном случилось впервые.       – Или, ох, – Хосок невинно округлил глаза, приложив ладонь ко рту, – наверное, все дело в том зелье сомнений, что матушка Чонгука любезно согласилась подмешать ему в вино, – звонкая пощечина прорезала зловещую тишину оранжереи, отдаваясь звоном в ушах. Голова дернулась в сторону, а на пол упали алые кляксы чужой крови, в полумраке комнаты казавшейся черной.       Мужчина с нескрываемым удивлением взглянул на Юнги, будто не верил, что тот осмелился на удар, а затем кончиками пальцев коснулся щеки, которую расчертили три горизонтальные полосы. Воздух заполнился терпким солоноватым ароматом железа, смешиваясь с запахами цветов. У них всегда так: горько-сладкий коктейль из боли и страсти. Для одного даже подобное проявление чувств в радость, для другого – тошнотворное рукоприкладство. И отвращение во взгляде настоящее, неподдельное.       – Забавно, а раньше ты бы меня поцеловал, – невесело улыбнулся Хосок. Раны довольно быстро затянулись, а вот неприятный осадок остался. Слова, выплюнутые в порыве злости, резанули по больному:       – Раньше я не думал, что ты настолько низок, – и здесь Юнги не солгал. Играй Хосок по-честному, у них, может быть, все и наладилось бы, а так они стояли по разные стороны пропасти, и с каждым новым ужасным поступком Хосока она становилась больше. Устав от бесконечного ожидания невозможного, Юнги решил отойти от края. Повернувшись к сидящему на скамье чернокнижнику спиной, волшебник зашагал к выходу.       – Юнги, – уже у двери все же окликнул его Хоуп. – Не пытайся кому-либо рассказывать о нашем разговоре. В особенности Чонгуку. Зелье перестанет действовать лишь тогда, когда демон определится с выбором: любовь к мастеру слова или жизнь с себе подобными. Но ты ведь понимаешь, в чем главная загвоздка? – и слышно было по голосу, какое ни с чем не сравнимое удовольствие доставляла Хосоку эта игра. – Время не на их стороне. Кто знает, возможно, когда он решится, будет уже поздно, ведь паренек с каждым днем слабеет все больше, не так ли? – Юнги еще никогда так быстро не покидал замок, а в ушах еще долго звучал чужой хриплый смех.       

۞۞۞

      – Чимина-а-а, – сонно позвал Тэхён, жмурясь от приятной ласки, что дарили пальцы джинна, путаясь в его волосах.       Вот уже третьи сутки с момента возвращения из Северного Графства Тэхён проводил в кровати. Благодаря зельям Юнги кашель почти не тревожил, а вот температура по-прежнему держалась на высокой отметке и никак не желала спадать, в связи с чем большую часть времени мастер слова пребывал в бессознательном состоянии, блуждая по стране грез.       – Что? – Чимин расположился рядом с другом на постели, грея своим присутствием и скрашивая скоротечные минуты одиночества, пока Чонгук, терзаемый чувством вины, пропадал неизвестно где. Боялся попадаться Тэхёну на глаза, но Чимин видел, как демон в течение трех дней пробирался в спальню сказочника по ночам.       Он устраивался на самом краешке кровати, едва ощутимо проводил кончиками пальцев по щеке спящего парня и тяжело вздыхал. Затем забирался к Тэхёну под одеяло, успокаивал тревожный сон нежным поцелуем, шептал что-то едва слышно на ухо и крепко обнимал, согревая в своих объятьях. Утром же проверял температуру, уходил за завтраком, который оставлял на столике рядом и пропадал на весь день. Юнги только плечами пожимал и говорил извечное: «Сами разберутся, не маленькие». Но джинн не слепой, он видел, как маг переживал, с грустью поглядывая на Тэхёна. Просто старался не подавать виду, заряжая боевым духом остальных.       – Как понять, что ты влюбился? – неуверенно зажевав губу, решился на давно мучавший вопрос Тэхён, а Чимин невольно улыбнулся детской непосредственности парня. Тот казался сейчас таким хрупким и беззащитным. Несмотря на хороший аппетит, юноша заметно похудел. Черты лица заострились, руки стали походить на тонкие веточки, того и гляди: сожмешь крепче – сломаются. Только глаза по-прежнему ярко блестели весельем, граничившим с отчаянием. Тэхён угасал, а декабрь неумолимо приближался.       – Ну, тебя немного потрясывает, когда он что-нибудь у тебя спрашивает. Как правило, в такие моменты все мысли мигом вылетают из головы, – мечтательно протянул Чимин. – Тебя бросает то в жар, то в холод, когда ты его видишь, и ладони увлажняются от волнения. Сердце в груди начинает биться быстро-быстро, как крылья маленькой птички. А его прикосновения подобны удару тока, но такому приятному, что волоски на теле становятся дыбом и дыхание перехватывает, – Чимин на себе испытал весь спектр влюбленности, когда встретил Юнги, пусть тот и оставался холодной невозмутимой скалой, отказываясь признаваться во взаимности чувств. Все было понятно и без слов. Чимина такой расклад устраивал. Пока что.       – А ты точно не симптомы простуды мне рассказываешь? – недовольно морща нос, поинтересовался Тэхён.       Помимо всего перечисленного, ему постоянно хотелось касаться Чонгука, скользить кончиками пальцев по шее и улыбаться, как дурак, на недовольное ворчание, слушать приятный голос, утопая в бездонных черных глазах и дышать только им. Увы, за прошедшие дни Чонгук так ни разу к нему и не пришел, что лишь подтверждало собственные опасения.       Но до чего реальные он видел сны. В них демон пробирался каждую ночь в башню, ложился рядом, как раньше, и согревал одним своим присутствием, шепча на ухо о том, насколько сильно соскучился, и желал, чтобы Тэхён поскорее поправился, прося прощение за собственную глупость. А по утрам сказочник вновь просыпался в одиночестве, и что-то болезненно кололо в области сердца.       – Боже, Тэ, ты неисправим, – хохотнул Чимин, ободряюще похлопав по плечу, и парень натянуто улыбнулся в ответ. Да, неисправим, потому что влюбился, кажется, и был лишен какого-либо шанса на взаимность. Кто полюбит без пяти минут мертвеца?       

۞۞۞

      Болезнь отступила на пятые сутки, оставив после себя лишь худобу, бледность да синяки под глазами. Юнги в чудесное выздоровление не верил. Понимал: то затишье перед бурей. Как умирающий в последние минуты жизни обретает поразительно ясный взгляд, способен мыслить здраво, говорить и даже смеяться, так и Тэхён словно получил возможность как следует попрощаться со всеми. По крайней мере, в подобном русле рассуждал Юнги, в то время как мастер слова терзал себя домыслами, разрываясь на части от неопределенности.       Можно ли влюбиться без взаимности? Наверное, да. У Тэхёна, кажется, получилось. И говорить о своих чувствах не хотелось от слова совсем. Какой смысл обременять ими Чонгука, если осталось жить от силы пару дней? Да и зачем Чонгуку знать? Все равно чувства были односторонними, а яд продолжал убивать изнутри. Парень ни о чем не жалел, но... Почему так больно от осознания собственной ненужности?       Они с Чонгуком, конечно, помирились, и даже возобновили общение, правда, неприятный осадок от бесед оставался. Неловкость тяжелым черным облаком висела в воздухе, мешая вернуть отношениям прежнюю яркость. Каждого из них что-то стопорило, делало жутко уязвимым и неуверенным в себе. Вечера порознь и искусанные в кровь губы. То, что недоговаривали, разрывало изнутри, заставляя строить ошибочные догадки, а смелости на серьезный разговор не хватало.       Чонгук пытался, правда пытался сдвинуться с мертвой точки и решиться на признание, но боялся, чертовски боялся отказа. Не был уверен, что его чувства оценят, а насмешки в лицо он бы не вынес. А Тэхён словно сгорал изнутри, с каждым днем глубже погружаясь в пучину отчаяния. Поцелуи больше не вызывали трепета, от них тоскливо сжималось сердце, а прикосновения обжигали кожу. Каждый знак внимания будто кричал: он не от чистого сердца. И сказочник отдалялся, думая, что так будет лучше для обоих. Избегал Чонгука, боясь лишний раз даже в глаза ему смотреть. Вдруг заметит там отчаяние и мольбу.       Тэхён ощущал себя жалким. Ночами задыхался от слез и жутко мерз, чувствуя холодное дыхание смерти за своей спиной. Нервно передергивал плечами, жмурился до ярких искр и натягивал одеяло до подбородка. Не помогало. Бессмысленно бежать от судьбы. Почти свыкся, смирился и решился признаться, дабы облегчить душу перед скорой кончиной, но парня встретили на пороге скандалом. Вся боль и отчаяние, что накопились в демоне, вылились в обличительную речь. Тэхён слушал с замиранием сердца и молча кивал, низко опустив голову.       Пусть Чонгук думал, что ему на него плевать. Пусть Тэхён якобы игрался с ним, то сближаясь, то отталкивая, искренне наслаждаясь чужими страданиями, смеясь над глупым мальчишкой. Пусть, как считал Чонгук, Тэхён влюбился в Глинду, которую видел после спасения всего один раз и то лишь для того, чтобы принести теплые вещи, дабы девчушка не мерзла зимой. Пусть скрывал это, не желая обижать Чонгука. Пусть. Он покаялся бы во всем, чего никогда не делал и не думал даже о подобном, только бы демону стало от этого легче, только бы отпустил и смог двигаться дальше. Без Тэхёна. Каждое слово, как удар ножом в самое сердце. Но добили далеко не эти беспочвенные обвинения.       – Иногда мне кажется, что даже черствый Юнги ко мне испытывает больше чувств, чем ты, – устало вздохнул Чонгук, убирая прилипшие ко лбу пряди. – Он спас мне жизнь, но зачем? Лучше бы я тогда умер, – с жаром выпалил Чонгук, и от слов, сказанных в порыве гнева, горло перехватило спазмом, и в глазах отчего-то неприятно защипало.       Тэхён растерянно проморгался, стараясь сдержать поток слез, угрожающий хлынуть сию же секунду. Противная влажная пелена закрыла обзор, а на губах появилась какая-то натянутая и безумно вымученная улыбка, полная неприкрытой печали и сожаления, когда сказочник решился поднять голову. Столь многое хотелось сказать, признаться, опровергнуть и заверить в ошибочности суждений, но оказался способен только на бессвязное бормотание.       – Мне жаль, – шепнул Тэхён, впиваясь ногтями в собственную ладонь, с трудом сдерживая рвущийся наружу крик. Зубы до крови прикусили нижнюю губу, оставляя алый след на мягкой коже. – Мне очень, очень жаль, – без конца твердил он, пятясь к двери, стараясь не разреветься, а затем выбежал прочь, не оглядываясь.       Оказывается, сжигать мосты не так уж и сложно. Правда, что теперь делать с разрывающими грудную клетку чувствами, мастер слова не знал, но надеялся, что смерть подобралась достаточно близко, а, значит, мучиться осталось недолго. Нужно только еще кое с кем попрощаться. Не с Юнги или Чимином, нет, для него это будет слишком тяжело. С Глиндой. А потом уйти, куда глаза глядят, и встретить свою смерть где-нибудь в густой чаще леса. Да, пожалуй, так он и поступит.       

۞۞۞

      О своих словах Чонгук пожалел сразу же после исчезновения Тэхёна. Наверное, погорячился, зря срубил с плеча. В груди ощущалась странная пустота, а перед взором до сих пор стоял образ сказочника с глазами, полными боли, и вымученной растерянной улыбкой. Что-то неприятно царапнуло изнутри по ребрам. Сомнения, его постоянные спутники, на этот раз молчали, а вот сердце разрывалось на части.       Разве те, кто ничего не чувствуют, смотрят с такой тоской? Разве те, для кого любовь – игра, просят прощение с таким отчаянием? А время, проведенное вместе? Разве те, кому неприятно чье-то общество, будут стремиться к нему постоянно? Часы на раздумья, пустая потеря времени, а за окном солнце клонилось к закату. Тьма сгущалась.       Чонгук сорвался с места, надеясь догнать Тэхёна, извиниться и поговорить нормально. Он ведь не дал ему даже слова вставить, просто вылил ушат собственных переживаний без права голоса. Так эгоистично, по правде говоря. Сказочник не обнаружился ни у себя в башне, ни в библиотеке, ни на кухне, ни в гостиной. Тэхёна не было нигде, и почему-то к горлу подступила тошнота. Куда он мог подеваться? Отравленный ревностью разум подбросил мысль о ненавистной ведьме, и Чонгук помчался через лес к деревушке. Успел, остановившись неподалеку, скрытый кустарником. Схватился за живот в попытке отдышаться и заприметил интересную картину.       Из дома вышли двое: счастливо улыбающаяся девушка и Тэхён, тонкий, хрупкий и какой-то замученный. Губы подозрительно дрожали, а покрасневшие глаза не вызывали сомнений – сказочник плакал. То, что произошло в следующий момент, поразило не только Тэхёна, но и Чонгука. Глинда подалась вперед, нагло целуя парня, который застыл столбом, не ожидая ничего подобного. Зато демону хватило с лихвой. Сердце рухнуло куда-то вниз, а все сомненья разом улетучились.       Прав. Он был прав с самого начала. Поспешно развернувшись, Чонгук зашагал обратно к замку. И если бы только на секунду обернулся, если бы только кинул прощальный взгляд на пару, то заметил бы, как обессиленно рухнул на землю Тэхён и как вместо девушки рядом с ним возник колдун, который, склонившись над бессознательной жертвой, растворился вместе с ней в клубах дыма. Жаль, что ревность, как и любовь, слепа.