***
Джейсон заваливается к ней в комнату через окно и с грохотом кидает на пол спортивную сумку, аккурат перед ужином. Спускаться на семейные посиделки Эмма не планировала, но и гостей в это время не ждала. Тем более таких, которых видеть вообще больше никогда не хотела. — Какого черта?! — змеей шипит Купер, тут же набрасываясь на Блоссома с желанием выбросить парня из своей комнаты любым способом. И Купер клянется самой себе, что если он не уберется из ее поля зрения тут же, Джею уже не придется выбирать — через дверь или окно. — Тебе дать пизды здесь или с собой? Убирайся отсюда! — зло скалится она на парня, но Блоссом только улыбается — знает, как она к нему относится под всей этой бравадой. — Тише, Эм, нам надо поговорить, — выставляет он руки в примирительном жесте, глядя на то, как Купер, словно кошка, готовая к прыжку, может наброситься на него с кулаками в любой момент. — Это вряд ли, — неискренне улыбается Эмма, недовольно складывая руки на груди. — Видишь ли, принцип у меня такой — я не решаю проблемы тех, кто трахает мою сестру, — едко дергает она уголком губ в лицемерной усмешке и проглатывает горечь на кончике языка — прошло еще слишком мало времени, у нее просто нет душевных сил на то, чтобы выслушивать Джея. Не сейчас. — Ну, может, я, как обычно, стану исключением? — тепло улыбается Блоссом и делает шаг навстречу блондинке, собираясь убрать прядь волос ей за ухо, но Эмма дергается от этого жеста, как от огня, резко хлопая по руке парня. — А может ты, как обычно, пойдешь нахер и не будешь сворачивать? — будто искренне интересуется Купер, вопросительно вздергивая брови — она не позволит ему здесь командовать. И не позволит свою злость превратить в жалость. Желудок скручивается в тугой узел боли и не дает размеренно дышать: Джейсон даже спустя месяц вызывает в ней целую бурю чувств, и, что хуже всего, не только отрицательных — она до сих пор любит этого мудака. Она до сих пор влюблена. — По-моему, это по твоей части, — похабно усмехается Джейсон, проходясь неуместным сейчас раздевающим взглядом по фигуре Эммы. Делает еще один шаг навстречу и замирает в десяти сантиметрах от Купер, заглядывая ей в глаза. — Мне правда нужна твоя помощь. Я бы не попросил, если бы это не было важно, — его глубокий голос заставляет Эмму подавить обидный, досадливый всхлип и плотно сомкнуть губы, чтобы ответить на его прямой, такой родной взгляд. — Я могу доверять только тебе, — тяжело выдыхает Джейсон и опускает взгляд. Эмма понимает — случилось что-то серьезное. Поэтому, собственноручно срывая с души только затянувшиеся корки на ранах, садится на кровать, выдыхает мегатонну тоски и поднимает на парня усталый, сдавшийся взгляд. — Будь у меня самоуважение, я бы застрелила тебя из отцовского револьвера, — обреченно произносит Купер и проглатывает ком непрошеных слез — она со всеми поступает так, как они того заслуживают — мама, Полли — не дождутся от нее больше ни одного доброго слова или взгляда, но Джейсон… практикует магию вне Хогвардса, не иначе. Потому что как тогда объяснить, что того, кто виноват первостепенно во всей боли, что она пережила, Купер сидит и выслушивает всего лишь после пары минут пререканий? Эмму тошнит от самой себя. — Что тебе нужно? Вопрос сгустком промокшей пыли повисает в воздухе и заставляет обоих задержать дыхание. Купер правда интересно, как Джей может жить с таким дерьмом на совести. Наверное, и она когда-то сможет — нужна лишь практика. — Я вляпался, Эм, — тяжело вздыхает Джейсон и садится рядом с ней на кровать. Купер отодвигается — не хочет чувствовать рядом его предательское тепло. — Я конкретно проебался и кажется, могу поплатиться за это жизнью. Купер кажется, что если бы верила тому, что Джей говорит и показывает, на его лице она смогла бы прочесть страх. Но она больше не верит Джейсону. — Во что ты ввязался? — недоверчиво кривит она губы и подозрительно смотрит на парня — пытается прочесть каждую эмоцию на красивом, уставшем и до сих пор, сука, любимом лице. Блоссом медлит с ответом: пробегается взглядом по туалетному столику, зеркалу, вещам на спинке стула, — с его последнего визита почти ничего не изменилось, разве что теперь он взглядом изучает не только потолок и спинку кровати Эммы. Теперь его не встречают с распростертыми объятиями. Джейсону, наверное, жаль. Он не знает. По крайней мере, времени сейчас разбираться с чувствами нет — даже их, если не поторопиться, у него скоро может и не быть. Инициатива наказуема. Джей переводит взгляд на Эмму и его губы автоматически трогает легкая ностальгическая улыбка: они столько вместе прошли, что странно даже теперь считать Купер чужой. Вряд ли он любил ее. Был привязан, зависел — определенно, но не любил. По крайней мере, Джейсону хочется думать, что-то, что называют любовью, имеет другие характеристики. А вот Эмма его — любила. Может, даже, любит до сих пор. И Джейсону это нравилось. Он не врал сам себе — ему это было нужно. Это приятно, когда кто-то тебя действительно, до кончиков пальцев на ногах, любит. Когда тебя слушают и слышат, когда на тебя смотрят и видят тебя, а не деньги твоей семьи или симпатичную мордашку, годную лишь для секса. Эм, в этом, конечно, никогда не признавалась. Но Джей видел это — она правда любила его. Заботилась — по-своему, как умела, но заботилась. Прикрывала, спасала, выгораживала, слушала, трахала, говорила с ним, сочувствовала, доверяла, гордилась им, сопереживала, вдохновляла и просто любила. Но Джейсону этого было недостаточно. — Ты же помнишь, что я продавал, — поджимает губы парень и Эмма кивает, — не углубляясь в подробности, я решил начать свой бизнес, не зависеть ни от кого, и взял немного из партии, чтобы набрать начальный капитал, а потом вернуть… — Ты дебил? — Купер закатывает глаза и с тяжелым вздохом потирает лицо руками, перебивая Джейсона. — Ты просто взял и влез в трафик? У тебя мозг есть вообще? Это же не шутки, Джей! — возмущенно всплескивает руками Эмма и встает с кровати, начиная нервно расхаживать по комнате. — Я думал, что успею вернуть, прежде чем это заметят, — Джей смотрит на нее виновато и это показалось бы Эмме смешным, если бы не было таким пугающим. — Но теперь уже поздно и думаю, Кенни Джи приехал в город по мою душу. Помнишь, я говорил о нем? — Блоссом кидает на нее вопросительный взгляд и устало трет переносицу. Купер смотрит на парня не мигая несколько секунд, а потом обессиленно оседает на пол, зарываясь пальцами в волосы — она помнит. Джей рассказывал ей про парня со странной кличкой, который, по слухам, убирал с улиц города тех, кто осмеливался пойти против правил или не был предан до конца. Подтверждений тому, конечно же, не было, но абсолютно было достаточно того, что Джей даже теоретически оказался в этом списке. — Черт… — только и может выдавить из себя Эмма, осознавая, насколько это плохая ситуация. Сейчас даже на задний план отходит боль от расставания и предательства сестры. — Именно, — обреченно кивает Джейсон, — поэтому я пришел к единственному человеку, который сможет мне помочь — я уже не знаю, кому могу верить, — вздыхает парень. Эмма проглатывает ком горечи в горле и нечитаемым взглядом смотрит на Джейсона — он, сука, все это заслужил. Заслужил и она должна позволить ему сдохнуть, но Эмма проглатывает собственную несуществующую гордость и обещает застрелиться завтра же вечером, потому что произносит усталое: «Что мне нужно сделать»? А дальше — все как в тумане. Следующие три дня Купер помнит плохо, потому что горе память подтерло, очевидно, для того, чтобы Эмма не покончила с собой. Джей тогда встал, поднял с пола свою спортивную сумку, и, под ругательства Купер, достал десять кило травы. — Этот товар чист, но сам я загнать его уже не могу — в саутсайде меня каждая собака узнает. Ты очень поможешь мне, если договоришься со Змеями, — это, в принципе, были единственные его слова, хоть немного смахивающие на благодарность. И ведь Эмма, скрепя сердце, согласилась. А когда пришла к Джею на следующий день непосредственно за товаром, сказав, что договорилась обо всем с Форсайтом, узнала, для чего Блоссому нужны были деньги. Он просто хотел сбежать из города. Но сделал это как можно больнее — с ее сестрой. И гордость Купер была растоптана грязным ботинком Джейсона окончательно. По крайней мере, Эм так думала до их следующей встречи. И лучше бы, право слово, она позволила двойнику Кенни Джи прикончить ублюдка. Или закопала его сама — тогда не пришлось бы спустя почти год сидеть в машине с младшим Джонсом, гадая, что все-таки произошло этим летом.***
Эмма сглатывает неприятный ком в горле и отворачивается к окну — они остановились на парковке у дома престарелых, куда зашел их подозреваемый, и Купер надеется, что это незначительная остановка, а не пункт назначения — если окажется, что Кенни Джи приехал в Ривердейл повидать бабулю, она лично выцарапает ему глаза. Морось за окном прекращается и на небо выплывает бледный осколок луны — замерзшая перевернутая улыбка — сияющий мутным и бесполезным светом. Купер вспоминает разговор с Джейсоном и чертыхается себе под нос — время нихрена не лечит. Время не заштопывает раны — оно просто закрывает их сверху марлевой повязкой новых впечатлений, новых ощущений, новыми людьми, жизненным опытом. И иногда, зацепившись за что-то, чего Джагхед Джонс Третий в последнее время преподносит ей в избытке, эта повязка слетает, и свежий воздух попадает на рану. Уже попал. И дарит новую, пульсирующую, тоскливую боль, и новую жизнь. Время — плохой доктор. Оно заставляет забыть о старых ранах, нанося все новые и новые, но старые не лечит. Так и ползет человек по жизни, как израненный солдат. И с каждым годом, днем на душе все растет и растет количество плохо наложенных повязок. Хотя, стоит признать, Эмма Купер в этом преуспела — хоть в медицинский иди. Но рядом с ней сидит Джагхед Джонс Третий и своими чертовыми вопросами срывает всю ее подготовку начисто. — Почему ты была тогда в лесу у машины Джейсона? — Джаг выныривает из своих мыслей, в которых утопал последние десять минут тишины, и переводит взгляд на Эмму. Купер подозрительно косится на парня, вновь взвешивая слова на чаше весов с одной ей известными критериями, и кладет руки на руль, пожимая плечами. — После звонка Бетти я вспомнила о ней и решила проверить, стоит ли там она до сих пор, — отвечает Эмма безучастно, смотря на ворота здания возле парковки. — Ты все это время знала о ней? — недоуменно вскидывается Джонс, но Эмма продолжает смотреть перед собой, будто этот разговор ее вообще не касается. — Я сама ее там припарковала, — просто отвечает Купер и не обращает внимания на удивление Джонса — она не собирается ничего пояснять. — Бетти не должна была ничего узнать. Но теперь, конечно же, долбанная сука Полли выглядит жертвой, и все остальное уже не имеет значения, — неприязненно кривит губы Эмма и зло выдыхает, качая головой — время точно не вылечило эту рану, даже не затянула. Джонс хмурится. — Думаю, она достаточно натерпелась, когда узнала от Бетти о смерти Джейсона, — пожимает плечами Джаг, задумчиво разглядывая фасад здания через лобовое стекло, и скашивает взгляд на Купер — она все также смотрит перед собой. — Для нее никогда не будет достаточно, — сквозь зубы гневно цедит Эмма, — даже если от этой новости у нее случится выкидыш — достаточно не будет, — с ненавистью шипит Купер и Джаг не выдерживает — вскидывается от таких слов. — Да что с тобой не так?! — взвивается парень — его обостренное чувство справедливости может выдержать многое ради правды, но такое, даже на словах — уже за гранью. — Она же твоя сестра! — рыкает Джонс и в этот момент Эмма оборачивается к нему — ее серые радужки полны изумления. — Ты задолбал уже с этим! «Она твоя сестра»! Да когда вообще родственные связи что-то значили? Окстись, Джонс! — вспыхивает Купер. — Это уже не имеет значения, как и остальное, — раздраженно бросает Эмма и вновь возвращает внимание к зданию. — Это всегда имеет значение, — тихо бубнит Джонс себе под нос, не желая специально нарываться на конфликт, но Эмма слышит его слова. Слышит и свирепеет. — О, правда что ли? — победно усмехается она, со сталью в голосе обращаясь к Джагу. — Если в твоем мире это так много значит, чего же ты у отца денег, когда нужно было, не попросил? А, погоди-ка, ты же за него долг и выплачивал, точно! — мерзко усмехается Купер, довольная едкой победой, но слова попадают точно в цель — в сознании Джонса что-то щелкает. Уязвленное самолюбие и гордость, рассыпающаяся на куски под ликующим взглядом Купер, порождают внутри Джагхеда что-то темное и неудержимое — вроде бы это называется состоянием аффекта. Эмма Купер сидит в каком-то жалком полуметре от него улыбается, ликует и макает его лицом в грязь — напоминает, что он здесь никто, что она ему помогла и он теперь ей обязан. Джагхеду сносит крышу. Черная ярость застилает обзор и сердце начинает биться, кажется, в три раза чаще — Джонс забывает, как дышать. Эфемерное, не похожее ни на что чувство растет в груди с неумолимой скоростью и затмевает все ранее пережитое. Джаг в ярости. Потому что позволил себе усомниться в мнении на счет суки Купер, позволил себе поверить, что она не так уж и плоха, что она — человек. — А ты такая сука от чувства собственной неполноценности? — обманчиво спокойной улыбается Джонс, наклоняя голову вбок — разглядывает мразь Купер под разными углами. — Почему тебя так злят разговоры о Полли, а? Потому что ты ей завидуешь? — жестоко усмехается он и с победным ликованием наблюдает, как медленно поворачивается к нему Эмма — в ее глазах он видит разрастающиеся ледники. — Завидую чему? — пренебрежительно, будто ее это не трогает, хмыкает Эмма. — Мертвому парню или месту в психушке? — отзеркаливает она жестокую, пугающую ухмылку парня и будто берет на слабо. — А может не можешь пережить то, что Джейсон выбрал ее, а не тебя? — пропуская мимо ушей слова Эммы, продолжает Джаг, и замечает, как Купер дергается — он надавил на нужную точку. — Лучше замолчи… — предупреждающе шипит Купер, и смотрит на парня исподлобья, с настороженностью, но Джонс не собирается останавливаться. Не теперь. — Тебя сильнее задел в принципе сам факт измены или то, что они собирались вместе уехать и жить счастливо? — Джонс ощущает эйфорию под лопатками и больше распаляется от того, что Купер от злости почти начинает дышать огнем. — Закрой рот, — Эмма больше не улыбается — подается вперед и серьезно предупреждает Джонса о последствиях. — Жить счастливо, — продолжает безжалостно давить Джаг — ему плевать, — и завести семью? Тебя это расстраивает, а, Купер? Что Полли смогла удержать Джейсона рядом, а ты нет? Жалеешь, что не смогла от него залететь? — вбивает он последний гвоздь в крышку гроба ее терпения и Эмму прорывает. — Я сказала, закрой свой чертов рот! — срывается Купер на крик, толкая Джагхеда ладонями в грудь, но вдруг замирает, задерживает дыхание, и возвращается на свое место, переводя дух. Джонс кривит губы во враждебном оскале и ничего не понимает, а Эмма простреливает его нечитаемым взглядом. — Я не хотела, — тихо шепчет она и медленно поворачивается к парню, — ты прав, но не во всем, — выдыхает она и проходится взглядом от плеч до глаз парня, останавливаясь на последних. Джаг, чувствуя, как спадает пелена ярости от такой резкой смены ситуации молчит и следит за ее действиями. Эмма подается вперед и останавливается в нескольких сантиметрах от лица парня. Невесомо проводит пальчиком по руке Джонса, плечу, и останавливается возле воротника куртки. — На самом деле я хочу… — выдыхает она ему в губы, а в следующую секунду Джонс взвывает от палящей боли, кажется, во всем лице — Купер прицельно и с размахом разбивает ему нос собственным лбом. — Чтобы ты сдох в собственной блевотине, как и вся твоя поганая семейка! — атомной бомбой гнева взрывается Эмма Купер и следующее, что чувствует Джаг — это то, как его ногами буквально выбивают из салона автомобиля прямо на мокрый асфальт. Джонс сплевывает мерзкий сгусток крови и воет волком, перекатываясь с боку на бок — ощущение такое, будто в лицо плеснули кислотой. Копчик, на который Джаг приземлился, летя с метровой подножки старого пикапа, тоже ноет тупой болью, напоминая о психованной суке за рулем. Бок и ребра жгут фантомные боли от подошв ботинок Купер. — Чертова сука, — с кряхтением плюется Джонс, когда слышит звук закрывающейся пассажирской двери и скрип шин на асфальте — Эмма, очевидно, не стала дожидаться Кенни Джи и узнавать о его планах. Джагхед растягивается на спине, не в силах пошевелиться — лежит на парковке рядом с домом престарелых в позе морской звезды и смотрит на бледные звезды. А потом начинает смеяться: громко, раскатисто, на сколько позволяют ноющие тупой болью ребра. В нем что-то щелкнуло еще тогда, когда она упомянула отца и деньги. Но теперь, отплевываясь от собственной крови из разбитого носа, Джонс понимает, во что трансформируется все то, что он чувствует. Он понимает, что он больной на голову ущербный придурок. И удар в нос выбил из него весь имевшийся ранее здравый смысл- ни капельки не осталось. Ведь ему начинает нравиться Эмма Купер.