Часть 2
18 февраля 2017 г. в 15:34
Маяк на острове Иннис-Мюир, два года назад.
«Отвратительно», — записал Джеймс на первой странице дневника. Именно это слово больше всего подходило для описания первой недели, которую он провел на острове Иннис-Мюир. «Отв-ра-ти-тель-но», — прочитал он вслух и задумался. Это было каким-то не очень подходящим началом хоть для будущей книги, хоть для простого дневника — которые, однако, в последние годы стало модно публиковать, и можно было бы… Джеймс мысленно одернул себя и снова уставился на одно-единственное слово. Но больше ничего в голову не приходило. Он зачеркнул написанное несколькими жирными линиями и старательно вывел рядом: «Записки никому не нужного смотрителя никому не нужного маяка». Он прочитал строчку несколько раз и, пожалуй, остался ей доволен. Это было интересное название для книги. «Такое обесценивание себя просто обязано заинтересовать читателя, — ядовито проговорил про себя Джеймс, будто бы передразнивая своего будущего критика. — Автор на редкость самокритичен и, признаться, недалек от истины, хотя неплохо было бы указать, что и сами записки никому не нужны…» Он потряс головой, прогоняя из нее голос только что выдуманного человека. Никаких критиков не было, потому что и романа-то не было. Ни одного. Было штук десять рассказов, болтающихся на сайтах журналов, которые никто не читает, и сотня зарисовок по тысяче слов каждая, вот и все.
После заголовка он аккуратно вывел: «Джеймс Дж. Флэтт». Начало было положено. Он закрыл дневник, погладил черную кожу, обтягивающую обложку, положил поверх старомодную чернильную ручку и ушел за стол к ноутбуку. Дневник остался лежать в складках клетчатого пледа, по-мещанскинаброшенного на кресло.
За окном в который раз сгущались бесконечные тучи, собирался дождь и морские волны, как и в течение всей этой проклятой недели, снова меняли цвет с серого на очень серый — и обратно. Несмотря на пластиковые окна, было слышно, как тоскливо завывает ветер, будто старый пес, которого в непогоду не пускают в теплый дом.
— Пятьдесят гребаных оттенков серого, — пробубнил себе под нос Джеймс, отводя взгляд от безрадостного пейзажа за окном. — Прекрасно, просто прекрасно.
Интернет в непогоду работал с такими перебоями, что даже не стоило пытаться посмотреть хотя бы главные новости. Старенький телевизор при попытке включить его еще в первый день отчаянно дребезжал, изображение то и дело шло волнами, так что проще было поставить его в угол и использовать в качестве тумбочки. Газеты? Джеймс в последний раз читал их в университетской библиотеке. Книги? Ему так хотелось выбросить из головы чужие мысли, идеи и сюжеты, что при одной мысли о книгах становилось муторно. Но… что же тогда еще тут делать? В сотый раз читать инструкцию? Спать? Пить, приходя в себя только по звонку будильника? Медленно сходить с ума?
Джеймс закрыл ноутбук, посидел еще, глядя, как по небу бродят низкие тучи, и решил выйти на воздух. Через час должен был прозвонить будильник, сообщавший о том, что смотрителю пора выполнять свои должностные обязанности — спускаться в служебное помещение и торжественно поворачивать ручку включения маяка. Конечно, при достаточной подготовке с этим справилась бы и обезьяна, но такие важные объекты, как маяк на богом забытом островке, обезьянам почему-то не доверяли.
От домика смотрителя к каменистому берегу вела широкая тропа. «Наверное, — думал Джеймс, спускаясь по ней и ежась от порывов холодного ветра, — ее протоптали мои предшественники, которые пытались спастись от скуки, бродя туда-сюда… Или ночью из моря вышло чудовище, проползло по острову и… " Придумать что-то еще он не смог. Море ворчало, облизывая камни, ветер швырял в лицо соленые брызги. В близящихся сумерках хорошо были видны огни городка Крэйг-Мюир, до которого в хорошую погоду можно было добраться на лодке. Но там было точно так же нечего делать, как и на самом маяке. Полторы улицы, два переулка — и люди, которые знают друг друга получше, чем иные родственники в мегаполисах. Скука, скука, скука, одно и то же с утра до ночи. Он не понимал, как можно жить всю жизнь среди одних и тех же людей, видеть только это бесконечное серое море и рано или поздно лечь в гроб, укрываясь этой неласковой северной землей, как колючим одеялом. От одной мысли о такой судьбе Джеймса передернуло.
Он шел вдоль берега, спотыкаясь о мелкие камни, и неотвязно думал о том, что можно вернуться в Эдинбург прямо сейчас — позвонить начальству, сказать, что вынужден расторгнуть контракт по независящим от его воли обстоятельствам, и вернуться, вернуться в нормальный дом, улететь к чертям с этих оставленных всеми богами островов, никогда больше не видеть серых волн, не мерзнуть на этом берегу, не бродить, мечтая о том, чтоб поскорее наступила ночь, не думать о выпивке и сумасшествии… Но тут он вспомнил, как напускал на себя загадочный вид, как уклонялся от рассказов о том, где он намеревается провести несколько лет, как оставил в дневнике последнюю запись без комментариев — и ему стало еще противнее, чем при мыслях о здешней скуке. Все решат, что он, как обычно, бессмысленно болтал языком, привлекая к себе внимание, и на самом деле доехал до ближайшей симпатичной деревеньки, провел там пару недель, что называется, в близости к природе, и вернулся в город от надоевшей пасторали. Вот и все, что о нем подумают.
Джеймс со злости пнул ни в чем неповинный мелкий камень. Нет, возвращение было бы слишком позорным. Ему придется провести здесь хотя бы год, чтоб не растерять последние остатки уважения к себе. В конце концов, для этой работы не требуется какая-то особенная подготовка, неужели он, Джеймс Дж. Флэтт, трусливо сбежит, поджав хвост, испугавшись тоски и скуки? Разве не он утверждал, что не соскучится даже на необитаемом острове, ведь…как там…«бесконечные миры фантазии всегда с ним»? Тьфу. Теперь он вдруг понял, как глупо это звучало, но запустить машину времени и заткнуть ротсебе-тогдашнему уже было невозможно. Он остановился, посмотрел еще раз, как мерцают редкие огоньки города, прислушался к шуму волн и подумал, что, наверное, пора возвращаться в дом. Он поставит на огонь чайник, согреется, потом по звонку будильника повернет заветную ручку, и старый маяк островаИннис-Мюир загорится, указывая дорогу кораблям, как указывал ее с самого начала двадцатого века — и даже если мимо не пройдет ни одного судна, он все равно будет светить в темноте. На него будут смотреть люди из окон маленьких домов, из темных глубин моря на его свет будут выплывать русалки — ведь здесь же есть русалки? И все потому, что он, Джеймс Флэтт, хорошо выполнил свою незамысловатую работу. «Значит, и от меня есть хоть какая-топольза, — эта мысль его слегка приободрила. — Итак, господин смотритель, пора возвращаться!»
Но тут краем глаза он заметил в волнах что-то ярко-красное. Он сощурился, пытаясь разглядеть, что это, но не смог. Больше всего это напоминало кусок тряпки, но откуда ему было тут взяться? Перебирая в голове все возможные варианты — от сигнала бедствия до платка прекрасной утопленницы — Джеймс спустился к воде, встал на колени прямо на плоский камень, забыв о том, что в набегающих волнах можно насквозь промокнуть, и потянулся к красному пятну, колыхавшемуся между камней. Очередная волна накатила, обрызгав его с головы до ног, он зажмурился, а когда открыл глаза, прямо у его ног лежал старомодный красный колпак. И он мог поклясться, что слышал в шуме моря чей-то глуховатый смех.
Джеймс помотал головой, пытаясь сбросить наваждение: на острове он был совершенно один, а сходить с ума было рановато. Он взял в руки колпак, разглядывая его. Точно такие колпаки были у гномов в детских книгах, но откуда бы здесь взяться гномам? Кто потерял его, откуда его принесло море? Джеймс так и стоял на коленях, пока следующая волна не окатила его снова. Он возмущенно вскочил на ноги и подумал было выбросить находку в море, но потом решил, что надо же оставить себе хоть какой-то сувенир на память об этом острове. Колпак можно высушить и повесить на стену — да и вообще, вдруг он имеет историческую ценность?
«Или его потерял кто-то из жителей соседнего городка, — мрачно сказал внутренний голос. — Ты еще начни собирать старые башмаки».
Но Джеймс отмахнулся от него и пошел обратно по берегу, возвращаясь к тропе. Он не оборачивался и не видел, как из-за огромного валуна за ним настороженно следили чьи-то внимательные глаза. Точнее, две пары внимательных глаз.
«Это еще ничего не значит, — громко подумала Иннес, переворачиваясь с боку на бок. Ее мокрая шкура поблескивала в свете угасающего дня. — Он не знает наших обычаев, брат».
«Он принял дар, сестра, и это значит слишком много, — мыслью отозвался ей Иннис и хлопнул по камню тяжелой ластой. — Когда-нибудь я расскажу ему об этом.»
Белая тюлениха гордо отвернулась и скользнула в серые волны. Серебряный тюлень остался лежать, глядя, как загорается свет сначала в маленьком человечьем домике, а потом — на высокой башне.
Перед тем, как заснуть, Джеймс зачем-то заново перечитывал историю маяка на Иннис-Мюир. С того времени, как люди построили его на маленьком скалистом острове, он исправно светил редким кораблям, проходившим серыми холодными водами, его хлестали разъяренные морские ветра, туманы облизывали стены мокрыми языками, он медленно врастал в каменную плоть острова, становясь с ней единым целым. Но если б не загадочная история с исчезновением двух смотрителей, которая произошла здесь в тридцатых годах двадцатого века, этот маяк был бы совсем не примечателен. Да и очередная «тайна Марии Целесты» осталась тайной, обсуждаемой сейчас разве что на форумах любителей паранормальных явлений.
Джеймс выключил планшет и еще долго лежал без сна, прислушиваясь к странным звукам здешней ночи. В первые дни он просто не мог уснуть, потому что стоило закрыть глаза — и тут же слышались шорохи в углах, легкое постукивание в дверь, завывания неведомых зверей за окном… Подумать только, раньше ему казалось, что в городской квартире слишком много звуков! Но сейчас ему было гораздо спокойнее. Конечно, на крыше вроде бы кто-то скребся, но и черт бы с ним.
«Странно, — думал он, заворачиваясь в одеяло поплотнее, — как быстро можно привыкнуть к… " Он уснул, не додумав мысль до конца, и видел во сне, как незнакомый человек в старомодной одежде неторопливо спускается по тропе к морю и заходит в воду все дальше и дальше, пока серые волны не накрывают его с головой.
Наутро он забыл об этом сне, как и о многих других.