Пейзаж с морем и яблоками

***

      Майред из Финфолкахим никогда не нарушала обещаний. Как только Джеймс устроился поудобнее, обнимая разомлевшего Инниса одной рукой и утыкаясь носом в его чуть влажные волосы, сон накрыл его, как огромная волна, и унес в темноту, где звенели серебряные колокольчики и пахло водорослями. Джеймс-из-сна плыл по течению, раскинув руки, и поначалу не открывал глаз, но когда решился, его ослепил яркий свет, льющийся, казалось, отовсюду. Он, оглушенный, незрячий, бессмысленно забил по воде руками и ногами, пытаясь скрыться от слепящего сияния, но тут волна отпустила его, и свет стал слабее. Джеймс увидел, что стоит посередине высокого зала с золотыми сверкающими колоннами, под ногами змеится какой-то затейливый мозаичный узор, и Майред улыбается ему, как старому знакомому, сверкая длинным серебряным платьем.       — Тебе нравится мой дом, белоголовый? — спросила она, царственно обводя рукой зал. — Знаю, что нравится. Впрочем, я хотела говорить не о нем. Пойдем со мной.       Она взяла его за руку и повела по хрустальными коридорам, по сияющим золотым лестницам, по переходам, где звенели на разные голоса сотни колокольчиков. Джеймс-из-сна смотрел по сторонам, и ему казалось, будто он попал в затонувшую Атлантиду, со всеми ее тайнами и сокровищами.       — Атлантида сильно южнее, — усмехнулась Майред, еще крепче подхватывая его под руку, будто опасаясь, что он начнет вырываться, — и постарайся думать потише, мальчик. Я не люблю подслушивать, но если рядом говорят так громко… Да, мы пришли. Садись, взгляни на мои стада и на мои земли.       За хрустальной стеной маленькой комнаты плыли косяки серебристых рыб. Между ними изредка мелькали серые тюлени, будто пастушьи собаки.Джеймс-из-сна зачарованно уставился на них, стараясь запомнить все-все — и золотые ожерелья на тюленях-пастухах, и слаженные движения рыб, и золотые дома, еле различимые вдали… Он сел на широкую лавку рядом с Майред, с большим трудом оторвав взгляд от происходящего за стеной.       — Я не стану предлагать тебе еды и питья, — сказала женщина. — О, нет-нет-нет. Даже во сне не стоит этого делать. Ты же не хочешь остаться навсегда… здесь? Это место не для людей. Впрочем, и любовь нежных шелки — тоже не для них. Ты же читал сказки, Джеймс? Рано или поздно женщина подхватывает свою шкуру и бежит к морю, оставляя плачущих детей и скорбящего мужа. Но…       Джеймс-из-сна молчал и смотрел, как рыбы подплывают совсем близко к стене и пялятся на них бессмысленными выпученными глазами, шевелят плавниками. Он не понимал и не хотел понимать, чего хочет от него странная женщина из золотого дворца, и зачем она говорит о том, что и так ясно. Рыбы занимали его гораздо больше.       — Знаешь, Джейми… ты ведь позволишь называть тебя так? — медленно произнесла Майред и продолжила, не дожидаясь ответа. — Я хочу рассказать тебе одну сказку. Давным-давно в одной высокой башне — точно такой же, как та, на вершине которой ты каждый день разжигаешь огонь — жили два человека. Один из них раньше ходил на тех ваших кораблях, что разоряют мои стада, а когда пришел срок, стал следить за огнем, чтоб другие не заблудились в холодных водах, не пошли ко дну, на радость моему народу и на слезы своим женам и детям. Он был силен и статен, несмотря на свои годы, и однажды его заметила маленькая шелки, плескавшаяся в волнах возле островка. Стоит ли говорить, что они полюбили друг друга? Это же сказка. В сказках все любят друг друга — и непременно сразу и на целую вечность.       Толстая сонная рыба уперлась мордой в стекло, по-прежнему перебирая плавниками. На какой-то миг Джеймсу-из-сна показалось, что он ведет себя в точности как эта рыба — перед ним непреодолимая преграда, а он все равно пытается плыть вперед, не понимая, что находится в тупике. Рыба раскрывала рот, пялилась неподвижными глазами, а он смотрел, и голос Майред сливался в бесконечный мерный шум моря, в который вовсе не хотелось вслушиваться. До него долетали отдельные слова, обрывки фраз, которые не складывались в единое целое — будто бы кто-то со всего размаху бросил камень в витраж, и он раскололся, и каждый из осколков продолжал переливаться яркими красками, но что было на витраже — никто уже никогда не узнал бы.       — …на остров Хильдаланд уходят души рыбаков. По крайней мере, так говорят сами рыбаки, — между тем женщина продолжала говорить, будто бы совсем не заботясь о том, что собеседник ее толком не слышит, — но для этого, как ты понимаешь, Джейми, нужна самая малость — умереть в мире людей. Маленькая шелки не хотела смерти своего возлюбленного, и потому она пошла к одной старой колдунье, живущей на самом дне моря — знаешь ведь, девочки всегда бегут к волшебницам за содействием в любовных делах, кто за зельем, кто за советом, кто… Колдунья взяла свою плату и взамен сказала ей, что если человек на закате войдет в море без всякого страха, то может очнуться в далеком Хильдаланде, стране финфолк, среди золотого песка и тучных рыб, и жить в море со своей юной женой. Человек был отважен.       — Он ушел под воду, — неожиданно сказал Джеймс-из-сна. — Я видел это.       — Конечно, — невозмутимо отозвалась Майред. — Ты видишь многое, недоступное прочим. Да, человек ушел под воду в мире людей, но так и не вернулся в Хильдаланд. То ли колдунья ошиблась, то ли человек был негодным рыбаком, то ли… Слез маленькой шелки хватило бы на целый океан, но сколько она ни плакала и ни искала, нигде не было ни единого следа ее возлюбленного. Я слышала, люди тоже искали его, но море не отдало даже тела, будто он просто растворился в соленой воде. Хотя… стать частью вечного моря — это не самая плохая судьба, верно?       — А второй? — спросил Джеймс-из-сна. — Куда исчез второй человек?       — Ах, Джейми, — казалось, что женщина сейчас протянет руку и потреплет его по волосам, как заботливая мать, — ну разве это интересно? Может быть, потом…       — Зачем ты мне все это рассказываешь? — он невольно отстранился. Он не любил чувствовать себя несмышленым ребенком даже во сне.       — Я хочу быть с тобой честна, — пожала плечами Майред. — Маленький Иннис велел тебе остерегаться меня… Ту девушку из народа тюленей, что поверила словам морской колдуньи, звали Иннес. Красивое имя, правда? Он же рассказывал тебе о ней?       — Угу, а колдунью внезапно звали Майред, — хмыкнул Джеймс-из-сна. — История, полная тайн, для одного маленького глупого человечка, да? Я не понимаю. Ты приходишь в мои сны, говоришь, что можешь помочь, а потом выясняется, что ты меня попросту утопишь. Но с этим я могу справиться и сам, было бы желание.       — Не сомневаюсь, — взгляд женщины сделался холодным и отстраненным, а пальцы снова взялись перебирать невидимый жемчуг. — Но ты не этого хочешь. Все люди хотят вечной жизни, но не знают, как ее получить. В прошлый раз колдунье по имени Майред платила девушка, не желавшая терять возлюбленного, а не он сам. И она не просила подарить человеку вечную жизнь, она спрашивала про страну золотого песка и тучных рыб, и Майред ответила ей! Всего лишь ответила… А он отдал свою жизнь, сам не понимая, за что. Может, поэтому золотой Хильдаланд не принял его? Счастье стоит дорого, белоголовый. Сколько ты готов заплатить, а?       — Так ты предлагаешь мне сделку? — он снова перевел взгляд на рыб за стеклом, но та самая уже уплыла, отчаявшись пробить хрусталь, а остальные кружились в затейливом танце, то взмывая вверх, то опускаясь вниз всей слаженной стаей.       — В каком-то смысле, — она оставила незримый жемчуг в покое и сложила узкие руки на груди. — Ты дашь мне то, чего хочу я, а взамен получишь то, чего хочешь сам. Честные условия. К тому же море успокоится, тоска уйдет. А ты… ты не будешь стареть рядом с ним, мальчик мой, никогда не превратишься в ходячий труп, как безумная Морна, в то время как он останется прежним. Ты разделишь с ним море и вечность, будешь выплывать к скалам на закате, плескаться в волнах. Он никогда не приведет в дом женщину из своего народа и не будет, позабыв о тебе, возиться с детьми… вы же называете их бельками, да? А я получу одну вещь, о которой давно мечтаю. Все останутся в выигрыше. Что скажешь?       — Я не… — начал было Джеймс-из-сна, но она остановила его взмахом руки.       — Трудно решиться, я понимаю, — продолжила она, глядя на него потеплевшим взглядом. — Людям всегда трудно. Я тебя не тороплю. Знаешь, в какие ночи шелки выходят на берег танцевать? В ночь перед тем, как луна станет совсем круглой серебряной монетой, ты оставишь все, что имел, и пойдешь в море таким, каким твоя мать произвела тебя на свет. Волны будут кипеть, из них будут показываться морские змеи, но ты не повернешь назад. Ты без страха и сомнений войдешь в соленую воду, откуда вышли все. И она накроет тебя с головой, но я протяну тебе руку. Мы поплывем на остров, который давным-давно люди отняли у моего народа. Ни один из финфолк не может пересечь его границу, но ты — человек, и потому не испугаешься крестов и соли. Ты принесешь мне вещь, что лежит в самом сердце острова на круглом каменном столе, и тогда… я подарю тебе бессмертие. Если же ты струсишь и не придешь… старость и смерть станут твоим уделом!..       К хрустальной стене подплыла большая рыба и с размаху ткнулась в нее головой. По прозрачной глади пошли трещины, пол зашатался, колокольчики зазвенели так громко, что голову Джеймса пронзила резкая боль. Он в ужасе вдохнул хлынувшую на него воду — и проснулся. На тумбочке возле кровати надрывался будильник.