Разрушенные судьбы

      И всё же, дорогой мой читатель, перед тем, как оказаться в столь плачевном душевном состоянии, в которое я сам себя загнал, и рассказать, почему я стал объектом всеобщего внимания со стороны полиции и простых зверей, мне стоило бы поведать о тех событиях, которые ввергли наш прекрасный когда-то город в пучины безумия, источником которого стала самая пустяковая, как для меня, вещь. И вам станут понятнее причины того кошмара, который воцарился здесь, если я расскажу вам о том, как зародилась и какой путь прошла наша звериная утопия.       Зверополис, как известно всякому — город, где стараются блюсти равновесие сил самых разных сторон. Это принцип, без которого невозможно было б построить общество, где все жители равны, и никто не может посягнуть на это право равенства перед законом.       Едва услыхав о городе, где каждый обладает равными правами и где можно свободно воплощать свои смелые идеи, сюда стекались все, кто только мог. И это не могло не породить конфликтов. Ранее жившие поодаль друг от друга, травоядные и хищники теперь сосуществовали в тесном контакте, что доставляло обеим группам дискомфорт. Тогдашние руководители города разработали проект поправок, извещавших, что теперь хищник и травоядный будет жить порознь, и что путём демократических выборов будет решено, какие районы будут за каждым типом зверей.       И большинством голосов было решено, что левый берег остаётся за травоядными, а правый по праву будет считаться местом проживания хищников. Тогда это казалось решением, способным уладить все неурядицы и добиться гармонии и процветания.       Но проблемы возникли с самых первых лет образования городка, который тогда ещё носил имя Зверотаун, ведь как могут ужиться вместе травоядные, вечно боящиеся за свою жизнь и нервно посматривающие на любого зверя с клыками и когтями, и хищники, чьи неосторожные движения и взрывы эмоций приводили к травмам, несовместимым с жизнью, а один неосторожный взгляд мог спровоцировать побоище, жертвами которого нередко становились непричастные к конфликту; несладко жилось и крупным зверям, которым приходилось очень туго из-за больших цен за аренду жилья, за еду, потребление воды и пр., и как много из них попадало в тюрьму из-за нанесения травм по неосторожности — им было крайне тесно уживаться с остальными зверьми; но, наверное, хуже всего чувствовали себя самые малые звери: их никто не замечал в упор, они могли годами жить в неотапливаемых коробках или подвалах, откуда их постоянно выгоняли или заставляли платить непомерную цену за "крышу". Словом, проблем в этом городе всегда было много, и по мере роста мегаполиса росли и проблемы, а также и запросы горожан на комфортную среду для всех.       Особенно остро встал вопрос во время Первой Межвидовой Бойни, когда вскрылся ужасающий факт похищения травоядных группой особо опасных хищников с целью съедения. На следующий же день вспыхнул бунт десятков тысяч травоядных, от кроликов до буйволов. Тогда за несколько часов были сожжены почти все кварталы, где проживали хищники. Многие, следуя инстинктам, оказывали жёсткое сопротивление. Таких убивали на месте. Те же, кто защищался более цивилизованным образом — оружием, сидели в осаде на протяжении долгих недель, не подпуская к себе ни одного «травоеда». Ради деэскалации конфликта на место происшествия съехались представители всех видов и ареалов проживания, отправившие группы своих миротворцев на поля сражений некогда хороших районов, если не сказать элитных.       Тогда же прошли десятилетия позора, под бременем которого все те годы жили хищники. Нас постоянно, с самого рождения кололи успокоительными, а в первые годы, из-за их несовершенства, немалое число хищников уже к двадцати превращались в таких аморфных созданий, что их и овощами было нельзя назвать. Но даже это не смывало с нас клеймо потенциальных убийц, хотя многие из нас уже тогда строили свои бизнес-империи и просто маленькие, уютные закусочные, где вполне с удовольствием ели и травоядные. К слову, после ПМБ собранием всех видов и биомов было объявлено создание общего органа, следящего за порядком в новообразованном городе, ставшем впоследствии нашим главным полицейским ведомством. К слову, в первые десятилетия туда не брали на службу хищников — память о ПМБ всё ещё была крепка в умах зверей того времени. Также в ход шла и селекция, при которой любой серьёзный проступок, связанный с ранением, был наказуем незамедлительной кастрацией или стерилизацией. Пожалуй, репутацию хищников спасли именно дети наиболее спокойных из них, чьи показатели агрессии были ниже, чем у их сверстников, которые сделали огромный вклад в реабилитацию и реинтеграцию хищников в жизнь города.       Также на месте не стоял и технический прогресс: с открытием новых технологий строительства, выращивания пищи и городского планирования жизнь всех обитателей города начала постепенно улучшаться: теперь большим зверям стало комфортнее жить в домах с высоченными потолками, а селекция сельскохозяйственных культур позволила выращивать плоды больших размеров в больших объёмах за меньшие деньги, что решило проблему бедности среди крупных зверей, в разы уменьшив их траты на проживание, дав толчок к росту, а также подтолкнуло к росту числа крупных животных, прибывших попытать удачу на новом месте.       Если есть Первая Межвидовая Бойня, значит, по логике, должна была произойти и Вторая, и вы чертовски правы. Вторая, хвала всем богам, была не столь кровопролитной и ужасающей по своим последствиям для проигравшей стороны, но она породила новые вопросы, вроде того, как представителям пустынь или джунглей жить в умеренном климате. Были столкновения, которые, благодаря опыту Первой Бойни, удалось остановить довольно быстро и с меньшим числом потерь, однако смотреть на душераздирающие фотографии полярных медвежат, страдающих от невыносимых природных условий, было нестерпимо больно. Так встал вопрос о глобальной перестройке города с биомами, где комфортно жить тем или иным зверям. Ради этого, правда, пришлось снести часть старого города, а часть домов, наиболее ценных с архитектурной точки зрения, перенести вглубь квартала — всё ради создания гигантской установки гидротермального контроля, стены которой и по сей день разделяют наш город на несколько больших зон. Таким образом, нужды самых разных сторон, в конце концов, были удовлетворены, и в городе наконец-то воцарились мир и покой, который и не снился предкам, основателям города. И сохранение этого кровью добытого баланса между сторонами стало приоритетной задачей для нашего города.       Ибо без этого равновесия сил не смогла бы сложиться утопия, в которой самые разномастные, разношёрстные обитатели нашего мегаполиса живут в мире и согласии. Эта система сдержек и противовесов стала примером для остальных стран-биомов, основой для государственности, и Зверополис, вольный город, впоследствии преобразился в метрополию, увеличив своё влияние на прочие регионы. Так я помню наш курс истории, без особых подробностей, ибо я нередко прогуливал уроки, продавая «лапочки на палочке».       Сохранение баланса сил — залог нашего успешного процветания, и любые попытки посягнуть на него считались уголовно наказуемым деянием. Последним громким случаем был, само собой, скандал с больницей Клиффсайд и мисс Барашкис, под надзором которой создавался мощный препарат на основе цветков, в простонародье известных как ночные горлодёры, вызывавший приступы агрессии и одичания. Используя его на хищниках, она планировала подставить весь их род, а вместе с тем сместить Леодора Златогрива и самой стать мэром, устраивая новый мировой порядок. Тогда нам с Джуди удалось остановить её кошмарный замысел, и мы в одночасье обрели славу, о которой никто из нас никогда не мечтал.       Нас приглашали на награждение, вручали ключи от города. Журналисты всё не переставали преследовать нас, и вспышки фотокамер ослепляли нас не меньше, чем солнце в зените. Порой казалось, что мы были как "Битлз", то и дело маскировались в городской среде и бежали от безумных поклонниц. Сравнение преувеличенное, но фанатов у нас стало очень много. Нам все признавались в любви, все говорили, что мы герои. Лично мне даже не помешала слава уличного торговца мороженым и уклониста от налогов: за проявленное мужество в борьбе с особо опасной преступницей мне объявили амнистию и освободили от уплаты тех пяти с чем-то там миллионов долларов, чему я был несказанно рад: с глаз долой — из сердца вон. Пришлось, однако оплатить штраф за продажу некачественной древесины из-под палочек от мороженного, а жильцов новостроек по итогу расселили, и за счёт городского бюджета им отстроили новые дома.       Что до Джуди, то она теперь стала главным представителем всех кроликов и особенно крольчих в Зверополисе. Если она стала настолько знаменитой в городе, можно только вообразить, какой приём её ждал в родных Малых Норках. Слава бежит быстро, и по возвращении домой её ждали, ей богу не вру, вообще все жители деревни. Как она рассказывала мне, при выходе из поезда её встретили мать с отцом с черничным пирогом от Гидеона; сам он стоял где-то поодаль в окружении многочисленных братьев и сестёр главного полицейского Зверополиса и махал ей рукой.       Все восхищались её упорством и её подвигом. В этот день вся деревня собрала шикарный стол, на который были приглашены и жители других поселений. Многие и без приглашения приехали в Малые Норки, чтобы самолично узреть героиню, раскрывшую самое громкое дело за последние несколько лет. Она тоже пригласила меня к себе, и я вам скажу, застолье было — моё почтение! Кажется, там я наелся черничных пирогов на год вперёд, заодно и с Гидеоном познакомился. Преприятнейший оказался парень. Джуди то и дело оттаскивала меня от него, настолько я разговорился с другим лисом. Он, в отличие от меня, работал честно, и вообще был мастер на все руки: и поле сам засеивает, и трактор знает, как свои пять пальцев, и вообще знает всё про хлебопекарное производство. Я сразу у него спросил, куда он поставляет свои пироги, но он не успел ответить: Джуди заявила, что сможет присылать мне пироги хоть каждый день из Норок, свежие и горячие. Настаивать не стал, если Джуди что-то скажет, так оно и будет. За это я её и люблю. Ну, не то что бы романтически, но… Она восхищает. Своей улыбкой, своим весёлым и оптимистичным настроем, своим женским обаянием… Даже не знаю, влюблён ли я, или же просто восторгаюсь ею. Она кого угодно сможет обаять: даже капитан Буйволсон, хоть и сохраняя строгий вид, всё же был уже спокойнее с ней, даже, пожалуй, мягок. Но, само собой, не забывал сказать, чтобы слава не туманила нам глаза, и что мы всё ещё полицейские, и должны выполнять свой долг, и вообще, мы теперь — лицо всего Департамента.       Слава — это хорошо. Это прекрасно на самом деле: тебя все узнают, с тобой все хотят сфотографироваться, все хотят потрогать тебя, особенно дети, для которых я стал примером для подражания, а также лисом, сломавшим их стереотипы о хитрых пронырах и лгунах. Хорошо, что дети не знают всей моей истории. Но у известности есть и обратная сторона, которая впоследствии сыграла с нами злую, очень жестокую шутку.       Когда ты в центре внимания, считай, ты под колпаком. Что бы ты ни делал, всё будет кем-то где-то записано и отправлено в сеть. Они узнают, где твой дом, и начинают поджидать тебя, особенно журналисты, которым лишь бы получить сенсацию, а на то, что ты иногда хочешь снять публичную маску и побыть обычным зверем, полежать в полном умиротворении на диване без постоянных звонков в дверь, и не понять. Так и хочется превысить иногда должностные полномочия, узнать, кто они и где живут, и наслать на них других частных детективов. Чтоб неповадно было!       И наша популярность, наша безупречная до того репутация вдруг в одночасье стала катализатором событий, посеявших семена раздора в это поле социального равновесия.       Эта история случилась летом, и стала, наверное, самым ужасным событием за всю современную историю Зверополиса. Во всём были виновны я и Джуди. Это из-за нас звери возненавидели друг друга и устроили чуть ли не войну… Что ж, я расскажу, как это было…       Раннее лето. Шестое июня. Начало летних каникул. Солнце светило ярко, было весёлое настроение, деревья и цветы расцветали. Кто же знал, что всей этой мирной жизни скоро не станет. А ведь началось всё, вы не поверите, с какого-то пустяка: из-за поста в ZooBook. И наша популярность сыграла против нас, удача от нас отвернулась.       Как сейчас помню, произошло это вечером, ближе к семи. Я, как всегда, возвращался к себе домой. Сильно уставшему за рабочий день, мне ничего не хотелось кроме как лечь спать. Только я подумал о сне, как мне позвонила Джуди. — Привет, Ник — сказала она мне, — ну, как ты? — Всё было б хорошо, если б я сейчас вздремнул, — признался я. — Жаль, — огорчилась она, — Я думала, ты составишь мне компанию, Ник.       Услышав это, я воспрял духом, и мои мысли про сон как ветром сдуло. — Буду… — ответил я и добавил, — Через десять минут. — Ладно, жду.       Через несколько дней нас ждало ещё и интервью, которое впоследствии только подлило масла в огонь. Знай мы всё наперёд, мы бы отдалились друг от друга. Мы ведь стали друзьями. Мы вместе могли уйти с работы и пойти в кафе, или же сходить на концерт любимого нами исполнителя. И, конечно же, многие подмечали этот факт, и многие нас отмечали на фотографиях. Ну, тут пока не было ничего криминального: мы — герои этого города, и то, что нас узнают и фотографируют — бремя, которые мы должны нести. Это тоже был тревожный звоночек, который я тогда не распознал.       Жила Джуди от меня недалеко — в паре кварталов, в небоскрёбе на пятой Авеню — награда от нового мэра города, а вместе с ней и прописка — так что я смог прийти к ней даже быстрее того срока, о котором я говорил. Я быстренько поднялся на лифте на двадцатый этаж; Джуди могла пройти это расстояние по лестнице быстрее, чему я неоднократно был свидетелем.       Я позвонил в дверь. Через пару секунд послышались шаги, и дверь отворилась. На пороге стояла моя ушастая подружка. Она улыбнулась, и я сам не смог сдержать своей улыбки, и мы рассмеялись. — Привет, — мило сказала она, приглашая в дом. Я зашёл. Квартира у неё была чистая, приличная. Коридор пестрел обоями с изображением старых газет, сюжеты которых были просты и не несли особого исторического смысла. Но в этом было что-то. Но что, я не мог понять. Квартира у неё была что надо. Высокие даже для меня потолки, метра четыре, не меньше, панорамные окна с жалюзи, откуда открывался прекрасный вид на деловой центр и Тундра-таун. Мне б такой: из моих окон только и видно, что окна других жителей жилого блока.       Джуди повела меня на кухню. Комната была светлая и создавала ощущение уюта в ней. Всё было чисто, убрано. Неудивительно: Джуди — деревенская девушка, и порядок был у неё в крови. Я таким похвастаться не мог, буду честен. Вся утварь была подогнана под Джуди, всё было мне, наверное, по пояс. От этого потолок казался ещё выше. Джуди придётся вызывать электрика-жирафа, если лампочка перегорит.       Она неплохо обжилась в новой квартире. Своё первое жильё — каморку с клещами и блохами, да ещё и шумными соседями она предпочитала забыть, как страшный сон. Там не поместилась бы и десятая доля вещей, которыми была обставлена гостиная, соединённая с кухней. — Ну, как у тебя дела, Морковка? — начал я разговор. — Отлично! — ответила она, — Сегодня у меня просто прекрасное настроение! Жду не дождусь интервью. А ты как, Ник? — Не очень, — признался я и грустно посмотрел вниз. День у меня сегодня действительно не задался. То документы вовремя не сдам, то кофе на форму пролью, то просто ударюсь о стену. — Ах, да, — смолкнула Джуди, виновато поглядывая на меня — Извини, я забыла, какой у тебя был день. — Ничего, — успокоил я её, — С тобой любой день — это счастье.       Она звонко засмеялась. — Ни-и-и-к. — Будешь сыр? — она открыла холодильник, который был чуть выше моей головы, но по конструкции ничем не уступал своим большим собратьям. Джуди наградили по-королевски, я даже завидовал. Но я итак был местный — я всё ещё прописан у своей матери, так что со мной ограничились лишь прощением грешков из прошлого. И на том спасибо. — Конечно!       Джуди достала готовую сырную тарелку из самых изысканных сыров с плесенью. Некоторые из них я видел впервые, и мне очень хотелось попробовать их все. — Ну, к таким сырам и вино, должно быть, прилагается? — Конечно! Сейчас!       Она открыла шкафчик и стала что-то нащупывать в глубине. — Дай угадаю, — я начал перебирать в голове названия самых дорогих вин, — "Шато Ренар 1990"?       Я взглянул на неё и увидел, как она пыталась достать бутылку, и этот вид сзади вызвал во мне самые сильные эмоции. Может, она мне и вправду нравится? Хотя, как-то странно, мы всё-таки разные виды, неужели это так работает? — Достала! Ура!       Она выползла из глубин "погреба"; у неё в руках была бутылка изысканного… — Домашнего винца? Мне родители привезли, у них в прошлом году такой урожай был, виноград сладкий-пресладкий …       Я сам был не знаток, как правильно сочетать вино и сыр, но вкушать элитный сыр с плесенью, запивая его домашним вином… Мне это казалось странным, но виду я не подал. Вдруг зайдёт? Да и вино их я пил на празднике в Норках. Очень даже вкусное, осадок есть, правда, но оно действительно вкусное, поэтому… — Давай.       Вино зашло на ура. И с сыром оно вполне даже сочеталось, хотя он был, если честно, на любителя. Видимо, у меня никогда не было богатых предков, способных оценить элитный сыр, поэтому мне было сложно понять его изысканность. Зато вино ушло быстро. Джуди стало нести уже со второго бокала. Она могла ни с того, ни с сего засмеяться, звонко так, даже если я ничего смешного не сказал, а пьяным я превращаюсь в клоуна, хоть надевай красный круглый нос и нажимай на него, как на гудок.       Я взглянул на Джуди. Она была такая… Такая… Красивая. Она всё смеялась и не умолкала, а я… Я не был против. Я просто подпёр голову ладонями и стал томно на неё глядеть. Ещё и хвостом стал вилять. — Ты чего, Ник? — Ничего, просто я тебя люблю.       Я правда это сказал? Неужели мне тоже дало в голову? Алкоголь тоже сыграл свою немаловажную роль в разрушении не только нашего здоровья, но и Зверополиса. Пьянство — зло. — Ник… — Джуди, словно она превратилась в Блица, протяжно произнесла моё имя, — ты… красивый парень. Очень. Но… Я всё-таки кролик. Мы вообще сможем, ну…       Она не была против! Я-то думал, что она начнёт отнекиваться, а я отшучусь, но это было… Неожиданно. Я-то думал, что она со всеми так добра, но ко мне она, видимо, тоже питала что-то… — Мы пьяны! Давай… Не будем.       Она опустила до этого поднятые ушки. — То есть… Ник, я ведь и правда тебя люблю.       Она не шутила тогда в машине, в тот день, когда мы гнались за Блицем. Я ощутил внезапные изменения внизу стола. Чёрт! Я тоже этого хотел. Или моё пьяное сознание? А её? Она заползла на стол, вызывающе виляя своими филейными частями. Она схватила меня за воротник и впилась в мои губы своими. Это было так приятно. У меня и до этого были лисицы, но вот кролик… Моё сознание уже за меня не отвечало. Я поддался собственным инстинктам, схватил за талию, кинул на правое плечо и направился в её спальню… дальше всё, как в тумане. Вино было домашнее, крепкое. Чего не скажешь о моей памяти в тот момент.

***

      Мы лежали вдвоём в беспамятстве. Это было так… Необычно. Я сам не знаю, что на меня нашло, но тогда я ощущал себя самым счастливым лисом на свете. Джуди тяжело дышала и смотрела на меня уже не как хищница, готовая на всё, чтобы вцепиться в свою жертву; она уже походила на зверя, который полностью сыт и уже ничего ему в жизни не надо.       Ну вот и настал момент, который в одночасье поменял наши жизни, а также других бедолаг. — Может, селфи?       Если б я тогда знал, чем это обернётся, я бы отказался, но ведь никто не может предвидеть последствий своих поступков… Я согласился. Джуди сделала фото. Она вышла неплохо, ну а я, по моему мнению, получился ужасно. Я просил её удалить снимок, что, может быть, и спасло бы всех, но Джуди, как и многие девушки — упрямая особа. Убедив меня в своей собственной правоте, она выложила фото в ZooBook и написала, сделав пост.       Фото — полбеды. Пост, который выложила, гласил: «Я и мой друг. Он мне очень нравится. Это было божественно. Джуди+Ник=Любовь».       «Отправить». Вот и всё. Вот мы и запустили медленный механизм самоуничижения нас и нашего города. Вот с чего начнутся грядущие беспорядки. Не пройдёт и месяца, как я со своей напарницей разрушим жизни многим обитателям, станем иконами для одних и врагами для других.       Это были последние дни, когда я мог уснуть со спокойной совестью и не беспокоиться о том, что же будет завтра.       Но мы тогда даже и думать об этом не могли. Мы просто лежали рядом, держа друг друга за руки, и ощущали себя на вершине блаженства. Мы молчали, но нам и не нужно было слов, чтобы чувствовать наслаждение. Наверное, мы заслужили те минуты счастья, ведь потом мы никогда больше не испытаем этого. Вообще всё изменится. Мы нарушили ту гармонию в обществе, которую когда-то клялись оберегать. Мы же спасли её, мы же её и уничтожили в один миг.