Разрушенные судьбы

      — А это очень кстати пришлось. Парочка, чудом спасшая город от угрозы диктатуры травоядных и возвращения ошейников, признаётся друг другу в любви. Любопытно, очень любопытно. Даже, могу сказать, мило.       — Леодор сделал многое, чтобы его программа «равных возможностей» заработала. А эта крольчишка сделала ему рекламу. Боюсь, как бы это не зашло слишком далеко.       — О, не волнуйтесь, большинство всё ещё живёт по принципу «где родился — там, стало быть, и пригодился». Но её растущая популярность может сыграть нам на руку на этих выборах. Этот город явно устал от тех правил, что пытаются сохранять видимость гармонии и процветания. Это скорее застой, и позорный уход Леодора с поста, опять же, как нельзя кстати.       — А ещё… взгляни на этого рыжего прохиндея. Он чудом избежал тюрьмы за неуплату налогов, так ещё и заполучил место в полиции. Программа равных возможностей, как она есть, не иначе.       — Хитрый, как и все лисы — такого будет тяжело уговорить. Но, думаю, его ушастенькая милашка сделает его посговорчивей. И этот пост как раз и станет отправной точкой в нашем деле.       — Да, её голос нам бы точно не помешал. Она не Газелле, будем откровенны, но её голос наверняка будет много значит для большинств. Мы попробуем связаться с ней. В полиции у нас связи есть, иначе мы б не сидели сейчас здесь, в этом особняке, хе-хе-хе… Но если у нас не выйдет, надо будет под шумок индоктринировать её. Мы уже столько лет разрабатываем план по изменению этого города, и столько лет нам связывали руки под предлогом «сохранения баланса сил». Только этот баланс сил сейчас — застоявшееся болото, и они-то как раз те, кто сможет помочь нам раскачать этот мир. Пора бы уже и нам начать поправить.       — Они точно будут против. К тому же, мы пользуемся своим положением, чтобы добиться их согласия. Всё-таки место главы технической корпорации я получил благодаря своей поддержке той власти.       — Теперь у тебя есть я! Можешь всецело положиться на меня, мой друг.       — Как бы это не вышло нам боком…       — Мой юный друг Салли, в политике как на войне: надо действовать хитрее и ставить в приоритет цель, а не средства её достижения. Ты пока молодой и не осознаёшь, как обстоят дела в сфере политики. Надо думать холодной головой и не обращать большого внимания на пешек, если ты играешь королевой, и твоя цель — собственное воцарение. Леодор многое сделал, чтобы я оставался мелкой сошкой и не имел права голоса. Но теперь это наш шанс, Салли, и я не позволю никому загубить мой… наш план. Тебе ещё не хватает решительности, всё-таки ты стал главой крупнейшей корпорации сравнительно недавно, но я, как твой давний наставник, обещаю тебе финансовую и репутационную поддержку.       — Да, господин. Я прямо сейчас займусь этим.       — Прекрасно, прекрасно, а я пока здесь побуду, наслажусь, так сказать, пейзажами родного города. Ступай-ступай… И через день-два она должна быть на нашей стороне.

***

      Тот день я помню достаточно скверно. Всё из-за креплёного вина. Ещё и кошмар привиделся.       Я стоял посреди улицы. Кругом были магазины с разбитыми витринами, жжёные покрышки, от которых шёл удушливый дым, спиравший горло, сожжённые дочерна куски лозунгов, на которых уже нельзя было разглядеть, что написано. В общем, полная разруха. И с каждой стороны улицы была толпа. Часть на одной стороне возвышала меня, называла героем и наделяла меня прочими званиями, а другая — проклинала и требовала сжечь на костре справедливости. Я оказался словно между двух зол, каждое из которых было противно для меня. Бежать было некуда: все пути перекрыты. Оставалось только ждать чуда. И оно свершилось: я проснулся. Чудесное спасение!       Проснувшись, я ощутил, как сухо в горле, и как болела голова. Небо отчего-то стало хмурым и покрылось густым слоем облаков, сквозь которые отчаянно выглядывало белое солнце, стараясь пробиться своими лучами сквозь эту непроницаемую стену серых туч. На настольных электронных часах зелёным цветом светилось время — 15:43. Благо мне и Джуди не нужно было идти сегодня на работу, ибо выходные — дело святое.       Оглядевшись, я не обнаружил Джуди на кровати. Ну, она всё-таки ранняя пташка… хотя она вчера довольно много выпила, а с её комплекцией и крепостью домашнего винченца ей хватило бы и одного бокала. Я услышал шум в ванной, и понял, где она. Не хотелось вставать. Тело моё было так расслаблено, что мне вообще ничего не хотелось. Будто мозг прогревался, и требовалось время, чтобы начать функционировать в штатном режиме. А пока всё, что я мог — глядеть на уныло посеревшие от отсвета облаков белые стены и ждать, когда Джуди вернётся из душа.       В голове то и дело крутились смутные очертания меня и её, словно картины в жанре импрессионизма: ничего, кроме нечётких образов, и разобрать их я сейчас был не в силах. Я чувствовал какое-то умиротворение или скуку — так и не смог понять, что именно, — созерцал медленный, но неумолимый ход времени. Я сидел на правом краю разложенного дивана и, взглянув вниз, увидел нечто округлое и прозрачное. Бутыль! И похоже, мы вылакали её всю, осушили без остатка! Неудивительно, что голова болит и горло сушит. А это что такое? Капли на полу, и запах… Чё-ё-ё-ёрт возьми, тогдашний я и вообразить себе не мог, что я и Джуди… Теперь-то всё вставало на свои места, и видения с Джуди теперь начинали медленно проясняться, картина прорисовывалась всё чётче и чётче.       Шум в ванной стих. Она скоро выйдет и об этом надо будет поговорить. Мы ведь это сделали в пьяном угаре, и я… А что я могу сказать? У меня всегда были отмазки для дам, которых я повстречал впервые и которых раз и навсегда покидал после первой ночи. Но Джуди… Я её знаю давно, она меня тоже, да и работаем мы вместе. Здесь так просто слиться уже не выйдет. Раз это было по пьяни, то ещё и защиты наверняка не было. Вот тут-то я точно влип, коль это так.       Послышался скрип дверной ручки. И шаги. Шажочки, я б сказал.       — О, уже проснулся?       Её вид, как и голос, сразу выдавали зверя, который не спал почти всю ночь. Состояние у нас обоих было крайне… скверное. Но Джуди всё же выглядела пободрее меня. Надо бы и мне сходить в душ.       — Ты как сама?       — Мы вчера целую бутыль одолели. Сам-то как считаешь?       — Ну, это грубо даже для тебя, Морковка. И да, вчера ночью…       — Ник — её сонливость мигом испарилась, Джуди приобрела собранный и серьёзный вид. Такой, какой она обычно была на работе, патрулируя улицы или разбирая бюрократию. — Ник — она вытянула указательный палец в мою сторону, — Николас Пиберий Уайлд, поклянись… Поклянись, что ты не будешь выбрасывать резину в унитаз. Он жеж засорится!       — А как же…       — Ник, дорогой мой друг, ты мне всё-таки нравишься, но давай это первый и последний раз. Мне всё понравилось, но я тогда слишком много выпила, и это… Я не очень хочу, чтобы меня считали этой… Ксенофилкой. Мне будет сложно признаться в этом родителям, да и перед коллегами будет стыдно. Ты ведь знаешь, какая у крольчих здесь репутация?       Тут она не лукавила, многие кролики были жителями близлежащих к Зверополису деревень и посёлков, и в город многие ехали не от лучшей жизни, насколько я мог судить. Деревня Джуди была одной из наиболее зажиточных, но в некоторых случались засуха за засухой, и немалое число их жителей уезжало в город на заработки. Для большинства образ продажной женщины — роковая лисица, способная обаять тебя и затем обокрасть. Но мне, как и Джуди, порой приходилось устраивать облавы на подпольные бордели, и большая часть… работниц там состояла именно из крольчих. Лисицы, живущие преимущественно в городе, знали себе цену, и потому обычно крутились в кругах бизнесменов и политиков, а вот бедным маленьким травоядным можно было навязать любые условия, и им приходилось соглашаться, иначе найти себе место в Зверополисе было невозможно. К тому же, шлейфом шли и стереотипы об огромных семьях, из-за чего к крольчихам изначально относились предвзято. Но Джуди для многих своих сородичей стала примером того, что в этом городе всё-таки можно пробиться благодаря своему таланту и упорству, что также сказалось на её популярности.       — Клянусь, Джуди, никто об этом не узнает. Но напоследок, пока мы ещё как бы пара… Поцелуй?       Я вытянул губы, закрыл глаза и стал медленно приближаться к ней. Она рассмеялась и легонько оттолкнула мою симпатичную морду в сторону. Кощунство! Как можно!       — Ни за что на свете. Ну ладно, ладно — её тон немного смягчился, — В щёчку.       Сказано — сделано. Как только я её поцеловал, по-дружески, мы поклялись друг другу в дружбе и только дружески-рабочих отношениях. И я, всё ещё в блаженном неведении и убеждении, что эта тайна уйдёт с нами в могилу, пошёл освежиться под холодным душем.       Поток прохладной воды моментально привёл в чувство, вернулась ясность ума, точно механизм полили маслом, я почувствовал себя бодрее. Голова только не перестала болеть, но у Джуди был аспирин, так что этот вопрос для меня точно не был головной болью, хе-хе. Ну и сложностью был сам душ, рассчитанный на рост кроликов, но не лисов, так что мыться мне пришлось на корточках, ибо лейка была прикреплена к стене. Но всё это были такие мелочи в сравнении с тем, что нас ждало…       Воспользовавшись сушилкой для шерсти, я оделся и пошёл в спальню. Увидев Джуди, я встревожился: она левой рукой прикрывала ротик, глаза её были полны неприятного удивления и пробирающихся слезинок, а правой рукой она смотрела на экран смартфона и тщательно во что-то вчитывалась. Включив своё зрение хищника (не того, что из фильма про чудовище), я стал приглядываться. Это были комментарии, в которых нас с Джуди поздравляли как ксено-пару и восхищались нашей смелостью или писали настолько гневные и злобные комментарии, что от них становилось просто не по себе.       Крольчиха посмотрела на меня. Её взгляд был полон боли и осознания того, что её репутация в скором времени будет уничтожена.       — Что же ты наделал! Почему ты меня не остановил?!       Теперь в её интонациях и речах прослеживались ярость и отчаяние. Она скалилась и грозилась вот-вот сжать кулачки и наброситься на меня. А этого лучше не пробовать на себе. Кроличий кулак, может, не сбил бы меня с ног, а вот кроличьи ноги на это способны. Меня вдруг одолело чувство непонимания, почему это я оказался виновен. Только потому, что я не стал разочаровывать кролика, на которого алкоголь оказал сильное влияние?       — А кто предложил достать вино? — решил я сыграть на её чувстве вины и перешёл в контратаку. — И вообще, почему я должен был остановить тебя? Ты сама говорила о репутации крольчих, да и я сам, что уж там, был пьян!       Она замолкла. Но явно готовилась ответить мне яростной тирадой про самоконтроль и то, и что подобное вообще можно принять за изнасилование, хотя данный пост явно доказывал обратное. Это было видно по её задумчиво-грозному взгляду и морщинкам на переносице. Молчала она долго. Я и без того был уже как на иголках, но в это мгновение я уже был готов встать в боевую стойку и начать сражаться с собственным коллегой и другом… Или больше, чем другом. Но она перестала морщиться. Её лапы разжались, и всё, что она вымолвила спустя некоторое время: «Уходи». В этом ёмком слове она выместила всё своё горе, страх, гнев, отчаяние, смятение. Спорить с ней в этот момент я не решился, потому послушно исполнил её краткую, но чётко поставленную просьбу.       Как назло, тучи всё сгущались над Зверополисом, и грозились выплеснуть на нас всю скопившуюся влагу. Лучше б Джуди и вправду выплеснула на меня свои эмоции криком, ударами, плачем, но не безмолвием и потаёнными обидами. Может быть, она была права насчёт того, что я мог её остановить — мы ведь тогда ещё не успели распить всю бутыль — и что теперь внимания на ней будет сосредоточено ещё больше. Это было бы хорошо с её статусом героя, но фото, где она в неглиже со мной в одних трусах, сразу станет объектом всеобщего паноптикума для изданий разной степени желтизны. А теперь ещё и появился риск опозорить всю полицию Зверополиса. Но, ей-богу, знай я, чем это всё обернётся — я бы ещё раньше спрыгнул с моста.       Я вернулся домой, в берлогу холостяка с разбросанным бельём и расправленной (вернее никогда не заправляемой) постелью. По пути я попал под дождь, и мне пришлось повесить вещи сушиться. Надо было поесть. Обычно эта процедура расслабляла меня и улучшала настроение. Но в этот раз всё вышло иначе. Как я был смурным — и из-за сна, и из-за Джуди — так и остался: не избавился я от понурости… Ещё и, как бы ни хотел мой желудок, чтобы я насытил его, кусок не лез в рот: аппетита не было вообще. Кое-как пересилив себя и съев целую котлету (для меня — вообще ничего), я встал и пошёл чистить зубы. Да, я чищу зубы после приёма пищи, ибо чистить их, чтобы потом сразу испачкать — не очень разумно, как по мне.       Дождь, мелкий, пока я шёл домой, уже грозился перерасти в ливень. Вот уже слышны раскаты грома, и вспышки молний, пускай и на мгновение, освещали мою тёмную обитель. Я включил телевизор. Чтоб не так тоскливо и одиноко было. Попал на новости.       — События дня: сегодня ночью наши доблестные полицейские, прославившиеся спасением Зверополиса от безумного тирана Барашкис, которая ранее использовала на хищниках сыворотку цветка, известного как ночной горлодёр, чтобы они теряли цивильный облик и дискредитировали оных хищников, Джуди Хоппс и Николас Уайлд, коллеги по работе в Главном Полицейском Департаменте Зверополиса, признались всему миру в служебном романе. По последним данным, на текущий момент в их посте на ZooBook уже насчитывается более четырёхсот тысяч лайков, а количество подписчиков, и без того превышающее миллион семьсот тысяч, увеличивается до масштабов, сравнимых с аккаунтами звёзд вроде Газелле. О паре молодой крольчихи, лисе Николасе Уайлде, известно, что в прошлом он промышлял нелегальной мелкой торговлей мороженым, а также продажей стройматериалов для мелких животных, однако программа «Равных возможностей» дала ему шанс свернуть со скользкого пути мелкого преступника на путь законопослушного гражданина, служителя закона. В сети сразу возникла бурная дискуссия на тему любви двух разных видов, не говоря уже о любви между травоядным и хищником. Сторонники свободной любви восхищаются так называемым «выходом из шкафа» и рады новым сторонникам своего движения. Противники же возмущены упадком морали нынешнего поколения и заявляют, что в прошлом подобное поведение было неприемлемо, и что такое следует пресекать на корню. Особенно остро встал вопрос о статусе кроликов, в особенности самок, который приобрёл особую значимость со времён вступления в должность полицейского и спасения города крольчихой Джуди Хоппс… К нам поступили срочные новости: глава Департамента полиции Зверополиса капитан Буйволсон готов сделать экстренное заявление касательно данной темы. Итак, идёт подключение…. Здравствуйте, капитан.       На экране появился наш здоровяк-босс, хмурый, но сдерживавший накал собственного негодования. Он стоял у трибуны, с которой обычно давал нам поручения — где патрулировать, где штрафы выписывать, и так далее. Рядом с ним был листок с заранее заготовленным текстом. Меня бросило в дрожь, и я стал от страха неизбежной кары ждать, каким же будет официальный ответ начальника.       — Уважаемые жители Зверополиса — он начал довольно грозно, ибо тембр его голоса не позволял сильно смягчить тона, но довольно сдержанно, как обязывало его положение, — В связи с растущими волнениями касательно темы личной жизни между разными видами мы обязательно примем меры в отношении сотрудников Главного Полицейского Департамента Зверополиса гражданина Николаса Пиберия Уайлда и гражданки Джудит Лаверн Хоппс.       — Вам есть что ещё добавить?       — Никак нет!       Включение прервалось.       — С нами на связи был капитан Буйволсон, начальник главного отдела полиции Зверополиса. А с вами были Питер Мусбридж…       — …И Фабьен Гроули. Увидимся в эфире в девятичасовых новостях…       Дальше пошла реклама и всё такое в том же духе. Меня нисколько не удивил ответ Буйволсона, особенно учитывая то, что ему нужно было говорить на камеру. Ему приходилось максимально долго сохранять невозмутимость и хладнокровие перед глазами сотен тысяч зрителей. В живой речи он всегда давал волю собственным эмоциям и мог за милую, надо сказать, душу отчитать по всем армейским заповедям и выставить посмешищем перед всеми. Но то всегда были шутки, и никто никогда не обижался всерьёз. Но теперь никому явно было не до смеха. Теперь всё серьёзно. Обратной дороги уже ни для кого не было.