Разрушенные судьбы

      Мне тогда всё ещё было сложно поверить в случившееся, а ещё сложнее было понять, испытываю ли я любовь к Джуди, или это был просто алкогольный дурман? Ясно было только одно — о нашей случайной связи теперь знал весь мир, и удаляй, не удаляй этот злосчастный пост — всё равно не поможет: что раз попало в сети, то знают все на свете. И это был кошмар не только для меня. Джуди, оказавшись на вершине славы, теперь могла получить огромное пятно на своей безупречной, особенно для крольчихи из деревни, репутации, и теперь могла пасть на уровень крольчих из дешёвых борделей. Но, в отличие от них, у меня и в особенности Морковки была действительно серьёзная протекция, и этот случай наверняка попытаются замять. Однако было страшно. Уже сегодня нас будет ждать серьёзный разговор с нашим капитаном, чьё ночное заявление мне довелось увидеть перед сном.       Ещё меня беспокоило то, что теперь у наших домов будут дежурить ещё больше журналистов от изданий различной степени желтизны, и это не пугало, сколько раздражало меня. Дай им малейший повод — и они будут осаждать нас, словно захватчики — средневековые укрепления. Моральная сторона вопроса в ту пору меня не особо интересовала, мнение народа — тоже... зря, наверное. Если честно, то тема любви между двумя видами была скорее чем-то экстраординарным, и новости на эту тему всегда вызывали живой интерес публики. Ещё из детства я помнил скандал с одной актрисой, львицей Шелли Фэнгс, скрывавшей от мужа интрижку с зеброй Джоном Ричардсоном. Наиболее шокирующим был тот факт, что чета Фэнгс всегда демонстрировала себя как традиционную семью. У них было пятеро детей, и во многих передачах, вроде «Пока все дома», они создавали весьма привлекательный образ семьи. Каким же вопиющим непотребством всё обернулось... Некие папарацци смогли сделать снимки, на которых, что бы вы думали, актриса в возрасте (ей тогда было лет пятьдесят) целует молодого мускулистого чёрно-белого жеребца больше неё в полтора раза... Действо происходило на территории особняка, который имел дурную репутацию самого развратного места во всём элитном районе Гринхиллс близ Зверополиса, где, по слухам, то и дело происходили вакханалии. Суд длился около года, и самые разные каналы освещали данную тему, посвящая ей порой чуть ли не половину хронометража, с постоянными прерываниями телепередач с маркировкой «срочные новости». Тогда же стали вестись дискуссии о любви между разными видами, вернее, об их опасности... и, само собой, их запрещении. Но тогда общественность осудила Шелли Фэнгс только за измену, без учёта того факта, что её любовником был мало того, что представитель другого вида, так ещё и травоядный. Наверное, тогда это больше беспокоило общественность, чем сама по себе привязанность представителей двух разных видов. Насколько я могу судить с высоты наших дней, хотя зверей и шокировали новости о межвидовых парах, в законодательстве нигде не было указано, что это запрещено. В принципе, я всегда был за такую позицию: разрешено то, что не запрещено.       Я писал Джуди, звонил ей — тишина. Всё ещё злилась. Впрочем, тут мне сложно её судить, ведь теперь на неё обратят взоры ещё больше зверей, и особенно инфлюэнсеры, жаждущие сенсаций. Да и как теперь объяснить семье, что она «живёт» с парнем совершенно другого вида, так ещё и хищником? Вроде, они уже не такие лисофобы, со мной они общались совершенно спокойно и непринуждённо… Но нет, её родители — звери понимающие, и наверняка будут готовы простить свою дочь за такую «оплошность». Молодость бурлит, все дела. Но это всё рассуждения пустые, завтра я просто обязан с ней поговорить. Тогда мы бы оба остыли, и на спокойную голову обсудили бы сложившуюся ситуацию за чашкой кофе и пончиками. Но я был уверен, что этот инцидент постараются замять, и что остракизм нас ждать не будет.       Нас ещё ждал разговор с Буйволсоном. Это меня пугало, ведь вряд ли он будет защищать меня. К Джуди он был всё же менее строг, а я, как никак, аферист, хоть и бывший, и его доверие ко мне всё ещё было на низком уровне. Но у меня язык подвешенный, выпутаюсь. Так думал я.       Итак, подъём, потягивания, душ, завтрак, зубы, форма, зонт — и вот, я уже готов выйти в новый мир, в котором я не только бывший аферюга и доблестный полицейский, но теперь и официально обольститель самочек.       Дождь и не думал прекращаться. Я будто видел этот мир в посеревших очках — и город, яркий и разношёрстный (во всех смыслах), и его обитатели слились в один обесцвеченный ком, будто мы в Слондоне. И правда: кажется, вот-вот из-за угла выйдет высокий худой зверь в фирменной охотничьей шляпе и с трубкой в зубах, спеша по следу очередного преступления злого гения Мориарти.       Как нельзя войти в одну реку дважды, так и я теперь ходил среди зверей уже другой версией себя. Внешне всё виделось прежним. Все спешат по своим делам, и всё чинно-благородно в нашем королевстве. Однако я с самого начал стал ощущать на себе частью злобные, частью одобрительные взгляды некоторых прохожих. Но меня это нисколько не коробило: будучи звездой, я привык ко всеобщему вниманию, да и некоторые индивиды всё ещё продолжали тыкать в меня пальцем: мол, я — бывший преступник, и куда катится мир, если такие, как я, стали работать в органах, которые изначально создавались для борьбы с преступниками. Меня это не трогало абсолютно, а вот Джуди… Бедолага, что сказать.       По пути на работу, всё так же не обращая внимания на пристальные взгляды прохожих, я пытался мысленно представить наш будущий полилог с Джуди и капитаном... ну, или скорее монолог, ибо Буйволсон будет знатно распекать нас. Слышно будет по всему офису — глотка у него будь здоров, а сдерживаться он вряд ли будет: такой удар по репутации точно им не был нужен.       Итак, как я это себе представлял: вот захожу я в кабинет. Наш главный восседает на своём огромном троне из искусственной кожи. Рядом два деревянных стула, на одном из которых уже сидит Джуди. Её лапки трясутся, носик тоже, голова и уши опущены. Крольчиха ждёт своего часа; я тоже трясусь, но изо всех сил не подаю виду, с гордо поднятой головой иду на позорный столб в ожидании таблички «прелюбодей» и тухлых помидоров от толпы. Шутка. Но вот я сел, мы с Джуди покорно молчим, и капитан начинает лекцию. В ней мы услышим очень много нового: что Джуди — жертва, что я вообще не умею контролировать «питона», что пьянство — зло (если мы начнём оправдываться, что всё происходило «под синькой»), и, что самое главное — выставлять извращения на всеобщее обозрение — крайне глупо и недальновидно. В конце он обязательно скажет, что мы понижены до выписывателей штрафов на парковке, но потом добавит, конечно же, что данный инцидент попытаются исчерпать силами и связями компаний, а также правительства.       Пока я ехал на автобусе, мне удалось краем уха услыхать два приметных диалога. Рядом со мной, позади, сидели две бобрихи, уже достаточно пожившие, на лицах которых явно читалось, что это сплетницы и любительницы клеймить всякого, даже не важно, кого. Голоса у них были такие гнусные, ну вот совсем уж препротивнейшие, точно у гоблинов из книг Джоан Гроулинг.       — Слышала новости, Кэт? А наша сладкая парочка таки оказалась любовниками!       — И это герои Зверополиса! Тьфу! Срам!       — И ведь ни стыда, ни совести! Вот они, плоды сексуальной революции… Как вообще можно влюбиться не в представителя своего вида? Ладно хоть в девушку, так она ж ещё и насколько младше!       — Так ведь крольчиха же, им плевать, с кем и как. Все они прошмандовки сельские, копать не научились у себя, вот и приезжают «вареником» торговать. А этот рыжий прохиндей, Ник, какого?.. Торговал без сертификатов, мороженое продавал неизвестно из чего, налоги не платил, ирод этакий! И они — главные герои Зверополиса! Дожили, Пэт! Наши герои и защитники — сельская потаскуха и рыжий аферист!..       — Ещё и внуки видят в них пример, хотят стать такими, как они. Эх…       Слушая их, мне то и дело хотелось состроить хищный оскал, взглянуть в глаза престарелым кошёлкам и высказать им всё. И не за себя, нет! Я уже говорил, что моё тяжёлое прошлое закалило меня, но вот называть Джуди девкой с низкой социальной ответственностью… За такое можно сразу показать свои жетон с удостоверением и арестовать за клевету. Стереотипы в обществе всегда сильны, да и рождаются они не на пустом месте, будем честны. Однако я грудью готов встать за свою напарницу, и готов был защищать её и в суде, и от общественного порицания.       В том же автобусе был и другой разговор — две девчоночки, куница и крольчишка, на вид им было уже лет тринадцать, и по ним было видно, что девочки созревали, превращались из детей в прекрасных мадемуазелей. Одеты они были достаточно ярко, в розовую и голубую курточки соответственно, и обсуждали они, что бы вы думали, тоже меня.       — Слушай, эта пара мне всегда нравилась! Я ж столько фанфиков по ним перечитала! — восторженно говорила куница. — Они... Они ведь такая пара! Хочу увидеть их держащимися за ручки!       — Ага! Вот бы и мне найти такого самчика, как Ник. Ты видела его улыбку? Он же просто обаяшка! — также с неописуемой радостью верещала её подружка-зайка. — Вот бы у Джуди автограф попросить, или... Пусть лучше меня поцелует Ник!       Обе захихикали и посмотрели в мою сторону. Сидели они ближе к водителю.       — Смотри, какой симпатичный! — куница указала на меня, не снимавшего капюшон, — Такой загадочный и притягательный, прям Никки! Познакомишься, Эмма?       Зайка замешкалась. Было видно, как она на меня смотрит, но у неё дёргался носик — боялась подойти, значит. Но это выражение восхищения и влюблённости во взгляде осталось у меня надолго. Эмма… Красивое имя.       Автобус стал замедляться. Девочки направились к переднему выходу.       — Эх ты! Такой шанс упустила, Эмма! Пошли!       Признаюсь честно — мне льстило, что я нравился не одной только Джуди. Всё-таки моё мужское обаяние нисколько не растерялось даже на четвёртом десятке. И какой же контраст был между поколением живеньких, симпатичных девчулек и сморщившихся бабулек, в жизни которых главным занятием было перемывание костей.       Я вышел на своей остановке, откуда уже было видно большое бежевое здание в стиле модернизма, и направился навстречу своей участи. Если кому-то это важно, за проезд я заплатил: как никак, я теперь честный гражданин. Я вошёл туда, где для каждого я уже не был тем Николасом Уайлдом, которого знали ещё вчера. Ну, тут маски можно сбросить, всё равно меня бы тут узнали. Больше лисов здесь нет, не считая подозреваемых в СИЗО.       Пока что тут всё течёт, как обычно. Вот Бен пончиками балуется, иногда даже непонятно, его ли естественные пятна на щеках, или же новые, от шоколадной начинки. Другие тоже в штатном режиме — разговаривали о делах, носили кипы бумаг в архив, направлялись в гараж, чтобы сесть в крутые внедорожники и патрулировать улицы. Я сам, когда наступает мой черёд дежурить, в такие моменты включаю что-нибудь крутое, вроде «Danger Zone», надеваю тёмные очки и рассекаю с важным видом по улицам. По крайней мере, пока нет Джуди... Не одобряет она моего желания покрасоваться, не одобряет категорически. Жаль, не только ж для прохожих представление устраиваю.       — Ник! Дарова! — радостно закричал Бен, и все обернулись в его сторону, ибо такое верещание было слышно со всех концов гигантского холла. Сам он словно в возбуждении прижимал кулачки к подбородку, и явно жаждал чем-то поделиться со мной.       — Приветствую-приветствую! — состроил я улыбчивую мину, подошёл прямо к стойке и облокотился на неё правым боком. — Как дела? Чем обязан столь трепетному вниманию?       — Дева пвесупев! — говорил он, параллельно поедая по два пончика разом, из-за чего разобрать его речь было нелёгкой задачей, но я уже привык к такой привычке говорить, и вполне неплохо понимал его. — А вы как с Джуди? Это было О-ОЧЕНЬ смело! Поздравляю вас! Я всегда считал, что вы милая пара!       — Правда? — мой сарказм был нечётким, но вполне читабельным для всех, кроме Когтяузера с его детской наивностью, храни её небесный покровитель. — Ну спасибо, Бен! Хотя отправлять фото было лишним.       — Да ладно тебе! Я ведь только рад за вас двоих! Два влюблённых сердца — это всегда здорово — неважно, кто они.       — Ну, наш Быкан-капитан так явно не думает. Вчера ночью по новостям крутили его обращение — думаю, нас сегодня распекут и стопчут на месте.       — Не преувеличивай — успокаивал меня Бенни, кладя в рот ещё по два шоколадных пончика, — Начальник наш строгий, но личная жизнь подчинённых его мало интересует.       — На сей раз, видимо, нас это коснётся.       Послышался сигнал громкоговорителя — четыре нотки оповещательной системы: до-фа-ля-си, — затем голос нашего ведомства, мистер Норрингтон, своим хрипловатым басом продекламировал:       — Всем сотрудникам собраться в конференц-зале, через пять минут состоится планёрка.       Теперь все соберутся в одном зале, и можно будет устроить «показательную казнь» на глазах всех твоих коллег. Хотелось надеяться, что расклад будет немного лучше, что распекать нас начнут только после того, как шеф выдаст задания для всех.       Вот мы все подошли к дверям нашего брифинг-плейса. Я стал высматривать Джуди, но её нигде не было.       — Эй, дружище! — обратился я к другу, гепарду Ричардсону, — Ты Джуди видел?       — Хоть убей, нет — отрезал он. — А ты хорош, чел. Такую девушку заполучить... Нисколько не осуждаю, что вы разные. Любви, как говорится, все покорны. И давно вы вместе?       — Со вчера. Вино было крепкое, вот нам и дало в голову.       Нужно было видеть, как воодушевлённое выражение его лица постепенно сменилось выражением полного разочарования.       — Дурак ты, Ник! — вздохнул он, протискиваясь сквозь толпу больших зверей. — И что теперь будешь делать? Любишь ли ты её вообще?       Вопрос ребром. Здорово. Прекрасно. Я сам не знал, что тогда ответить, и тут мой товарищ меня спросил, а есть ли у меня чувства. Определённо, я имел связь с ней, но великой влюблённости я в себе не наблюдал. Помешательство, не более.       — Под алкоголем и не такое происходит. А тот пост... Его мы выложили, тоже будучи оба подшофе.       — Ник — его тон стал ещё серьёзнее, — Ты ведь понимаешь, что ты поступил неблагоразумно?       Ещё бы не понимал... перестань и ты казнить меня. И без того тяжело на душе. А Джуди всё не было и не было. Я вновь решил посмотреть, есть ли она в сети. Все галочки серые. Она даже онлайн не выходила. С ночи! Тут-то меня и пронзила стрела тревожности. Я стал чаще оглядываться в поисках своей ушастой напарницы. Коллеги уже начали рассаживаться, один я метался, высматривал её. Все недоумевали.       Я сдался, и наконец занял свободный стол спереди посередине. Наш с Джуди стол. Тут даже остался её аромат. Он был достаточно сладок — может, только для меня... но насколько же он был приятен. И вот к нам явился сам тёмный властелин сего заведения — угрюмый, но это было нормально. Однако голова его была по-особенному поникшей, смотрел он, потупившись, а это уже было невероятно странно. В руках у него был некий лист — мятый, сложенный несколько раз, и крохотный, особенно в огромных руках капитана. Он надел очки: мелкий текст он вряд бы без них прочёл.       — Доброе утро, коллеги — голос его был нехарактерно сдержан и даже зажат. Он словно сдерживал в себе какие-либо эмоции. — Я собрал вас всех здесь по одной важной причине.       Все начали переглядываться и перешёптываться. Это не было похоже на обычную планёрку. И где же Джуди?!       Капитан попытался развернуть листочек. Но тот не поддавался. Буйволсон попросил меня встать и помочь, ибо мои пальцы лучше с этим справились бы.       — Это записка Джудит Лаверн Хоппс — продолжил Буйволсон. — Мы нашли её в квартире Джуди. Оттуда поступил вызов в час ночи.       «Я не могу вынести того позора, что обрушился на меня. Как мне теперь жить с этим грехом на душе? Той ночью я чувствовала себя на вершине мира, на пике блаженства, какого никогда ещё в своей жизни не испытывала. И какой ужас, что за эти минуты безрассудного счастья пришлось заплатить цену, непосильную для меня. Мне очень жаль, правда, жаль, но мне придётся так поступить. Более я не вижу смысла так жить, мне нет дороги ни назад, ни вперёд. Рубикон был перейдён, и всё, что мне остаётся — очистить свою душу от тяжкого греха. Но разве можно избавиться от проклятия первородного греха? Отныне прощайте, и всякого, кто считает себя виновным в моей дальнейшей судьбе, прошу не терзаться муками совести. Не нужно винить или стыдить себя, ибо всё уже кончено».       Тишина. Не сколько в зале, сколько в душе всех и каждого, кто был здесь и был свидетелем откровения от Джуди. Капитан уже едва-едва сдерживал слёзы. Наши дамы уже начинали хныкать, в их глазах тоже стали проступать слезинки, отовсюду слышались всхлипы. Мужчины же поникли головами и стали тихонько успокаивать женскую часть коллектива.       — Прошу всех встать — из левого глаза капитана вытекла крохотная, скупая слеза. — минута молчания в честь офицера Хоппс!       Эта была самая тягостная минута в моей жизни... и самая долгая. Время. Оно будто остановилось, как и моё сердце. Это то мгновение, когда ты ощущаешь, что есть пустота. Великое ничто. Когда всё просто исчезло, испарилось, и ты чувствуешь, что потерял это навсегда. Мне стало очень дурно, сердце стало биться часто, как у кролика, и каждый удар отдавался болью в моей душе. Я ощутил, как стал слабеть, а в глазах начало мутнеть. Тяжело было сдерживать всё то горе, что нарастало и нарастало метастазами в душе.       — Джуди!.. — я уже не мог держать всё в себе, и завыл. Завыл, как никогда не позволял себе в обществе. В этом вое было всё: злоба, стыд, вина, покаяние. Я выл протяжно и долго. Я схватился за голову, упал на колени, потупил взгляд, мокрый от телесных выделений, обильно стекавших из глаз и носа.       — Николас! Что с вами?! — всполошились все рядом сидящие. Они начали приводить меня в чувство: били по щекам, легонько трясли, кто-то побежал... за нашатыркой, видимо. Но тогда я был абсолютно опустошён. Я был овощ, лишённый эмоций и неспособный связать и пары слов. И тогда я вновь ощутил связь с Великим Ничто. Сознание моё всё мутнело и уходило в астрал. Тело слабело, и душа моя уже готова была вырваться из бренной оболочки и покинуть её, дабы не мучить больше своего носителя. Всё, что оставалось — постепенно испускать дух...       — Врача! Врача!!!.. — последнее, что послышалось мне...