Когда боги ходили по нашим тропам

Утром его разбудили десантники. Вернее, он уже не спал, проснулся от холода и жажды ещё до рассвета, но из кабины не выходил, лежал на сиденье, дремал, сжавшись в комок, засунув руки под мышки, чтобы сохранить тепло, ждал, когда взойдёт Эул. Солнце Эдды ещё не встало над горизонтом, но было уже светло, когда Ингвар увидел, как открылись шлюзы грузового отсека и двое в песочных комбинезонах спрыгнули на землю. Над плечом одного из них торчало дуло бластера. Он вышел им навстречу. Сказал, как будто ничего не случилось: – Привет. Велите открыть ангар, нужно пригнать буровушку. – Без тебя пригонят, парень. Давай, топай вперёд. И без глупостей. Ингвар подумал с мрачной улыбкой: "А интересно, есть ли на "Асгарде" тюрьма". Месяц темной Сит, день девятнадцатый, год 8373-й Видимо, тюрьмы на корабле не было. Бойцы, впервые за тысячу лет получившие задание и оттого воспринимавшие его слишком серьёзно, доставили Ингвара в его каюту. Он с удовольствием принял душ, переоделся в чистый комбинезон, поел и напился. На этом удовольствия закончились. Мимир объявил, как только Ингвар коснулся консоли, что он сам и его каюта находятся в режиме изоляции. Ему будет предоставлено все, что необходимо для жизнеобеспечения, но при этом выход из каюты запрещён, так же как и все визиты до дальнейшего распоряжения капитана. Ингвар задал ещё несколько вопросов, но на каждый из них Мимир отвечал все той же речью, что делало его похожим на безмозглые машины далекого прошлого. Режим изоляции прочно отрезал Ингвара от мира. Даже книги оказались ему недоступны. Экран планшета оставался мертвым, любое прикосновение к консоли вызывало к жизни набившую оскомину речь. Звуковые команды имели тот же эффект. – Мимир, сделай мне бумагу и карандашей, я хочу рисовать. – По приказу капитана "Асгарда", младший стюард Ингвар Эриксон, а также занимаемая им каюта подлежат режиму изоляции. Стюарду будет предоставлено все необходимое для жизне... – Мимир, мне холодно, подними температуру на пару градусов! – По приказу капитана "Асгарда", младший стюард Ингвар Эриксон, а также... – Мимир, я требую встречи с капитаном. – По приказу капитана "Асгарда", младший стюард... – Скажи своему капитану, что он мудак. – По приказу капитана... Три раза в день мелодичный звонок пищевого контейнера извещал о следующей порции того, что входило в жизнеобеспечение. На пятый день заключения Ингвару показалось, что он сходит с ума. На десятый он перестал подходить к контейнеру. Это оказалось неожиданно легко – отказаться от опостылевшей еды. Труднее было не пить. Но со временем сама мысль о том, что ради стакана воды придётся встать с постели, стала слишком утомительной. Ингвар думал о племени, о женщине по имени Герд, о Питерсе, но даже эти мысли казались далекими, будто таких людей никогда не существовало на свете, и Ингвар лишь выдумывал их без особой фантазии, и оттого выходили они плоскими и лишенными жизни. А потом он увидел Одина и Фрейю, но и они оказались ненастоящими, лишь отражениями на туманном стекле медицинской капсулы. Капсула, конечно, помогла, как помогала всегда. Через два дня, проведенных в розовом тумане, можно было уже вернуться в свою каюту, сесть на край стола, качая босой ногой, старательно не замечая развалившегося в кресле капитана. – Я запер тебя в каюте потому, что ещё не принято решение о том, что делать с тобой дальше. Ты нарушил мой прямой приказ, при этом вовлёк в заговор других членов экипажа. Это бунт, Ингвар. За это положено одно наказание – изгнание. Но, как ты знаешь, такое решение не может быть принято капитаном. Оно должно быть единогласным. Так вот, некоторые члены экипажа считают эту меру в отношении тебя чрезмерной. Пока они не изменят своего мнения, ты останешься пленником, моим личным и этого корабля. Прими это как должное, по-мужски, и не устраивай истерик. Наша жизнь длинна. Может быть ещё через тысячу лет ты выйдешь из этой каюты. Ингвар молчал. Тень от его босой ноги бежала по полу, прыгала на стену, вытягивалась, как уродливое щупальце, резко сжималась, пряталась под стол. А ведь можно было сделать так много. Приручить волков, превратив их в собак. Завести домашнюю птицу. Нир для этого не подойдут... Или подойдут?.. В конце концов, он дал им ещё один шанс, чтобы выжить, чтобы построить свою цивилизацию. Разве гибель одного – такая уж большая цена за судьбу человеческого рода на планете? – Если я разрешу тебе читать, ты прекратишь свою дурацкую голодовку? Ты ведь знаешь, я могу погрузить тебя в гиперсон и оставить в капсуле хоть на тысячу лет. – Не надо, – отозвался Ингвар хриплым от долгого молчания голосом. – Я буду есть. Сбрось мне книги на планшет, чтобы я с этим дебилом не разговаривал. Капитан фыркнул: – Ты обижаешься на Мимира, как будто он живой. Пойми уже, наконец, он – не человек. Твоё племя – не люди. – И ты – не отец, – закончил Ингвар. – Я знаю это. Знаю. Он не слышал, как вышел Один. На "Асгарде" невозможно было хлопнуть дверью. Как бы этого ни хотелось. Чтение привело к неожиданному результату. Разум легко отрывался от строк, придуманных другими людьми, и дарил ощущения, похожие на галлюцинации: вот он летит на флайере над синим океаном, и влажный ветер бьет его в лицо. Вот вздымается перед ним высокая волна с масляным блеском, и он визжит от восторга, поднимая машину и одновременно поворачивая её вокруг своей оси... Вот огромный саарши собирается для прыжка в монохромном мире, состоящем из острых осколков. Вот пилот сбрасывает на пол промокший от пота комбинезон и вдруг бросает Ингви к стене, целует жадно, прикусывая губы до крови, железные пальцы сжимают горло... А вот он вырезает ребёнка из тела уже мертвой матери и видит, что это ассар, девочка, большая и крепкая. Ингвар улыбался, глядя поверх края планшета. Она будет жить. Будет жить эта планета и эти люди. Будут брать воду из его колодца, охотиться, рожать детей. Месяц белой Сит, день шестой, год 8373-й. – Приказ капитана: сделать изображение второй фронтальной камеры доступным для твоего просмотра. Голос Мимира показался очень неожиданным и вовсе не таким, каким он помнил его тысячи лет. Ингвар встрепенулся почти в испуге, глядя на вдруг оживший экран. Камера охватывала участок равнины прямо перед корпусом "Асгарда". На равнине стояли люди, много, два или три десятка. Все они держали в руках копья. Ингвар заметил раскрашенные кровью лица, шкуры саарши, наброшенные на плечи, вплетенные в волосы клыки, когти и мелкие косточки... Послышался голос Одина, оставшегося за пределами камеры: – Что вам нужно здесь, ассар? Кто звал вас в город богов? Раздались крики, камера сфокусировалась на лице, искаженном гневом. Ингвар с трудом разобрал отдельные фразы: – Сверкающий Коготь! Много красных одеял! Еда, много еды, шкуру из света Оде! Летающие звери! Голос Одина загремел гневом: – Всем отойти от корабля! Сожгу каждого, кто не послушается приказа! Сквозь крики людей услышал Ингвар глубокое тихое гудение, о котором не вспоминал тысячи лет. Бортовой лазер "Асгарда" брал прицел... Ослепительно яркая вспышка, крики ужаса и боли, сплошная стена огня, вставшая перед камерой. Ингвар завыл, кусая пальцы, завыл от облегчения: огонь вспыхнул ближе к кораблю, он не задел людей. Несомненно, испугал, но не задел. Он почти пропустил момент, когда огненную завесу пронзило чёрное жало брошенного в Одина копья... Капитан не пострадал. Разумеется, жалкую деревяшку сожгла Мьёлнир, система защиты корабля. В полёте она испаряла метеориты, имевшие глупость оказаться на их пути. Что ей заострённый кол. Снова потянулись одинаковые, наполненные тревожным ожиданием дни. Когда молчаливые десантники пришли за Ингваром, он вздохнул с облегчением. В кают-компании собрался весь экипаж. Вышла из своей каюты даже Фригг, растерянно озирающаяся по сторонам, наверняка безумная. Ингвара усадили в стороне от прочих. Стена, похожая на давешний огонь, отделила его от других. Копьё, брошенное в капитана. В одного из них. Заговорил Один: – Как вы знаете, один из нас поставил свои интересы выше интересов команды. Нарушив прямой приказ, он подверг опасности само существование нашей колонии, саму возможность нашей жизни на этой планете. Каюсь, есть в этом и моя вина. Я слишком легкомысленно воспринимал факты нарушения культурного эмбарго, прямого вмешательства в развитие туземного общества, насаждения элементов чуждой им агрессивной культуры. Теперь мы не можем позволить себе подобного легкомыслия. Настало время взглянуть правде в глаза. Ингвар! Он поднял голову и оглядел всех собравшихся. Потом сообразил: они ждали от него большего. Ждали чего-то другого. Встал, вышел вперёд. Обернулся лицом к ним, к своей семье. Снова заговорил Один: – Я повторяю своё предложение, которое выносил на ваше обсуждение некоторое время назад. Кто против того, чтобы изгнать Ингвара из "Асгарда", навсегда и без права возвращения, чтобы прервать с ним любые контакты под угрозой того же наказания, пусть подаст голос. Молчание повисло в комнате. Слышно стало тихое бормотание Мимира, шум воды в холодильной установке. Ингвар все же немного удивился. Никто? Никто не вступится за него? Фрейя прятала глаза, с преувеличенным вниманием разглядывая безупречные ногти. Питерс, напротив, глядел ему прямо в глаза, очень холодно глядел, чуть подрагивая тонкими ноздрями. Гудрун стояла рядом, слегка соприкасаясь с пилотом плечами. В её взгляде читалось скрытое удовлетворение. Да, видимо, нет им обоим места на Няшке. Фригг улыбалась, чуть заметно качая головой, Снотра скучала, Хельги думал о своём. Вед грустил, горестно поднимая брови. Десантники подпирали стены с отсутствующим видом. – Итак, – подвел итог капитан, – решение окончательное. Приводится в действие немедленно. Ингвару все же позволили вернуться в каюту, хоть и под конвоем. Переодеться, обуть высокие ботинки, взять пояс с кабаром, пакет первой помощи. Так же молча они вышли из корабля, ступили на чёрный выжженный песок. В последний раз Ингвар обернулся, чтобы взглянуть на "Асгард". И увидел Фрейю, бегущую к выходу. Довольно большой рюкзак упал к ногам Ингвара. – Бери, пока никто не видит! – крикнула она, чуть задыхаясь. Он лишь покачал головой, поворачивая прочь. Он – человек Эдды. Он проживёт без подачек. – Не будь дураком! – кричала она вслед. – Вилли, слышишь, вернись! Не будь дураком, Вилли!