Она за ним закрыла утром двери в свой дом -
Он ушел, но помнил,
Что вся его сила не стоит ее слезы!
Канцлер Ги — Oshun-Shango
Треск. Удар. Удар. Взмах. Звон. Недостаточно — говорит разум. Недостаточно — вторит ему тело. Недостаточно — соглашается с ними Грей. Треск. Удар. Удар. Взмах. Звон. Осколки летят во все стороны. Грей создает и ломает. Снова и снова. Недостаточно прочно. Недостаточно быстро. Недостаточно. И снова. Руки дрожат. Пальцы немеют от холода, скопившегося на кончиках. Когда колдуешь руками, частички магии так и норовят остаться в тканях. У него всегда руки холодные после тренировок, боев. Повторить. Треск. Удар. Удар. Взмах. Звон. «Теперь вы двое будете драться насмерть». Звучит в голове голос Инбера. Сухой и безразличный, как крупа снежная, перекатываемая ветром в ледяной пустыне. «У вас нет другого выбора». Горло сдавливает холодом, а мысли цепенеют. Не так, как в лучшие времена, когда Грей собран и сосредоточен, каждая мысль его — кристалл с острыми гранями, прозрачный и точный. Не так. Мозг стынет, покрывается инеем и приходит в негодность. Давай еще раз. Треск. Удар. Удар. Взмах. Звон. Хорошо не будет никогда. Недостаточно. Грей повторяет заученные приемы снова и снова, стремясь вырвать, выстрадать жалкие мгновения, которые могли бы что-то изменить. Если бы он был быстрее… Хлюп. Плеск. Кровь с водой. Кровь на льду. Одновременно. Бесполезен. Если бы он был сильнее, скинул бы контроль раньше. На сияющем лезвии красное, капает с острых граней. Больно. Поздно. И еще раз. Треск. Удар. Удар. Взмах. Звон. Грей опускается на землю, усыпанную льдом. Вцепляется в и без того взъерошенные волосы. Хочет орать. Стискивает зубы до скрежета. Ни звука. Он накричался еще тогда. Когда сидел и выл, как потерянный пес, сжимая в руках умирающую… подругу? В ушах шумит кровь, гонимая по телу глупым сердцем. С таким же звуком впадал в море растаявший лед Ур. Была ли она теперь везде? В море, в реке, в дожде, в самом Грее, наконец, который без воды бы давно умер. Подняться. Повторить комбинацию. Он не такой, как друзья. Он не может съесть какую-нибудь ерунду, чтобы стать сильнее, его мощь не зависит от экипировки, и даже покровителей, которые с ничего дадут новую приемы, у него тоже больше нет. Да и то отец скорее проклятием наградил и миссией, которую не выполнить. Ему приходится тренироваться. Треск. Удар. Удар. Взмах. Звон. Щит трещит, едва созданный, потому что силы заканчиваются. Грей опускает руки, которые едва чувствует от усталости и холода. Слышит свист ветра, чувствует уколы острых снежинок на разгоряченной спине. Не знает, чудится ли ему. Земля кажется такой удобной. Грей смотрит в серое небо. От собственной беспомощности хочется, как тогда в восемь, реветь среди снега и развалин. Но вместо этого — ему ведь уже далеко не восемь — Грей засыпает среди осколков льда и разочарования в себе. Он не гнался за силой, но хотел, чтобы ее было достаточно, чтобы можно было защитить тех, кто близко. Чтобы позволить себе… Позволить себе… Из хрупкого сна его выдергивает ласковое прикосновение к щеке. Грей со сна щурится, ловит нетвердым взглядом синие волны волос и океан нежности в глазах. Джувия. Джувия, заметив, что он проснулся, пугливо отдергивает руку, будто бы ее с поличным поймали на чем-то ужасном. Щеку покалывает от тепла пальцев. — Не стоит спать на земле, — говорит Джувия ласково, словно пытается уговорить. — Извини, — говорит Грей. Это «извини» самое частое, что он ей говорит. Извиняется Грей за все. За заботу о себе, за то, что не смог защитить, за то, что все еще недостаточно силен, чтобы ответить ей. Его «извини» вымученное, искреннее. Его «извини» убивает любой разговор. Его «извини» — синоним слова «отказ». — Грей-сама слишком себя изнуряет, — голос Джувии полон сожаления и сочувствия. — Так ведь никакой пользы нет, только хуже получается. Получается. Вот только Грей не может уже остановиться. Не может спать, прокручивая в голове свои самые позорные поражения. Не может есть, вспоминая вкус собственной крови. Не может жить с этим чувством, что на его глазах Джувия почти убила себя, а он стоял и смотрел. И не мог ничем помочь. Кровь на льду. Крик. Оглушительный грохот остановившегося было сердца. — Грей-сама устал, — мягко говорит Джувия, снова касаясь его щеки, и Грею хочется ластиться к ее руке, как будто он кот. Но он не может. Не имеет права. — Извини, — брякает Грей. Ему нечего больше ей сказать. — Грей-сама только и делает, что извиняется. Джувия не знает, за что. — За все. — Джувия не хочет, чтобы Грей-сама извинялся перед ней. Тогда Грей будет молчать. Это понятно. Джувии, наверное, тошно уже слушать это бесконечное «извини». — Пора домой, — говорит Джувия. — Джувия приготовила обед. Они жили вместе. Все еще. Грей не мог ее прогнать, и едва ли мог выносить жизнь с ней под одной крышей. Ее присутствие делало его до странного счастливым. И поэтому он просто не мог ничего с ней поделать, продолжая терзать себя. — Идем, — говорит Грей и тяжело поднимается на ноги, игнорируя протянутую руку. Не поможешь ты мне ничем, Джувия. Голова идет кругом. Сердце заходится бешенным стуком, как пичужка, пойманная в силки. Шаг, шаг. Еще один. Сначала больно, потом легко. Потом подхватывает северным ветром и несет. Шаг, шаг. Еще один. Кулак, закованный в лед нового, лучшего, подсмотренного у противника качества впечатывается в лицо Инбера. Шаг, шаг. Еще один. Кулак встречает ладонь. Треск чужой кожи. «Что вы, два олуха, тут устроили?» Шаг, шаг. Еще один. Грей приходит домой. Оставляет ботинки на полке. Ему несложно выполнять бытовые действия даже в полном раздрае. Его мозг, даже работая в четверть силы, способен думать на шаг вперед. Главное оружие мага-созидателя — голова. И что делать, если есть только одна на всю жизнь, и та — дурная. Ледяного замка давно уже нет в разуме Грея, но мысли все еще скованы. Тесно. Будто в банку запихнули, а дырки провинтить в крышке забыли. Душно. «Ты дурак, Грей», — говорит он сам себе. Делает еще несколько шагов до кухни. Пять минут старательно мечет все, что на столе, в себя. Отказывается от чая. Ползет наверх. Наверху — книги. Классификации демонов, дневники охотников. Грей учится. Делает заметки, выписывает, что не понял, чтобы потом найти больше информации, мучает эту новомодную мини-лакриму, к которой Уоррен умудрился прикрутить портативный архив. Удобная штука. Грей засыпает за книгой, уткнувшись в исписанный карандашными пометками лист. Чернилами он не пользуется с тех пор, как пришлось отмывать лицо, после сладкого сна на еще не совсем подсохших листах. Сквозь сон чувствует, как на плечах появляется тяжесть пледа. Грей выныривает из сна, приоткрывает глаз. Джувия стоит и смотрит на него с тихим, глухим отчаянием в глазах. Грей хочет снова просить прощения. Джувия кладет закладку в раскрытую книгу, закрывает и убирает подальше от края стола, чтобы Грей во сне не спихнул на пол. Касается его щеки. И неожиданно льнет, обнимая поперек груди. Ее пушистые волосы падают ему на лицо, щекотно. — Джувия? — тихо зовет Грей, понимая, что можно уже не притворяться спящим. После такого грех не проснуться. — Грей-сама, — говорит она. — Простите. Джувия не хотела будить. — Ничего. Я не хотел спать. Она все еще обнимает его. Каждый ее выдох касается его шеи, а спину обволакивает тепло. Грею обидно, что он сам себе не может позволить обнять ее в ответ. — Джувия хочет помочь, почему Грей-сама ее отталкивает? У Грея есть ответы на этот вопрос. Но все они такие, что Грей бы предпочел медленную и болезненную смерть их озвучиванию вслух. Поэтому Грей молчит, вновь закрывает глаза. Вслушивается в удаляющиеся шаги. Во сне полыхающий город, в этот образ складываются все города, знакомые Грею. Его родной город, Грей узнает порушившееся здание школы, где работала его мать, город, в котором погибла Ур, Магнолию, Крокас, лежавший в руинах после драконьего буйства. Этот город-сон собрал в себе все провалы Грея. Собрал, слепил из них твердый-твердый снежок и запулил его прямо в лицо Грею. И Грей этот снежок поймал прямо, как и надо, лицом. Грей плохо помнит сам сон, все валилось из рук, он куда-то бежал, но не мог ничего сделать, не мог сдвинуться с места. Что еще должен он сделать, чтобы это закончилось? Чтобы пойти дальше. Чтобы позволить себе любить. Чтобы позволить себе жить. Шаг, шаг. Еще один. Треск. Удар. Удар. Взмах. Звон. Упал. Сверзился со стула. Грей мрачно перекатился на спину и уставился вверх. Джувия услышала, наверняка, грохот. Чай Грей — не пушинка. Он даже не пытается притвориться, что лежание на полу имеет какой-то глубокий смысл, и он это планировал. Просто смотрит на нее снизу вверх. Джувия опускается рядом. Сильно ли он ушибся, не спрашивает. А вот Грей… Смотрит на нее, как реально ушибленный. Что она здесь забыла рядом с ним? Почему она все еще смотрит на него так? Он не защитил. Он не дал ей ответа. От него исходит одно сплошное ничего. — Что же ты делаешь, Джувия? — говорит он. Джувия улыбается облегченно. Снова дотрагивается до его щеки. Нежности в ней столько, что хватит утопиться. Джувия ласковая. А Грею бы кто сейчас оплеуху влепил, чтобы не расслаблялся. Потому что когда жалеют, стискивать зубы и продолжать работу труднее. Грей хочет отвести от нее взгляд, но не может. Вдох, выдох. Вдох. Грей стоит на краю обрыва, Грею лет шесть. Внизу волны врезаются скалы. Грей прыгает, потому что ему интересно, каково летать. Грей прыгает, чудом минует острые скалы и ухает в объятия сурового северного моря. Он едва не умер, пока до дома дойдет, простудится точно. Грей смеется, потому что те несколько секунд между землей и водой он летел. Вдох, выдох. Вдох. Может, маленький Грей не был так уж неправ в своем бездумном потакании желаниям. Может, взрослому Грею тоже прыгнуть. Вдох, вдох. Вдох. Грей целует рядом сидящую Джувию. Потому что хочет, как не хотел уже много лет ничего. Потому что это Джувия. Это не похоже на неловкий и сладкий первый поцелуй, Грей захватил ее губы, как будто он умрет сейчас и это — последнее, что он делает в своей жизни. Джувия замерла, будто она сейчас умрет, а если шевельнется — все исчезнет, а она бы хотела, чтобы это было последним, что она делает в своей жизни. Ее глаза распахнуты. Грей целует ее жарко, со всей накопившейся за пару лет страстью. Джувия немного отмирает и тянется ближе, забирается на колени, оплетает руками. Загнанно всхлипывает в губы, силясь втолкнуть в легкие хоть немного воздуха, вспомнить хотя бы, как это делается. Получается у нее так себе, и Грей отпускает. Любуется картой Земного Края на стене. Дышит полной грудью, пока Джувия рядом с пунцовым лицом захлебывается вдохами, забывая выдыхать. Грей смеется, и в этом смехе отчетливо звучит истерика, к нему примешивается такое же безумное задыхающееся хихиканье Джувии. Она на него не смотрит. Сверлит взглядом психоделические узоры на ковре. Грей знает, что на лице у него кривая улыбка. Он, метафорически выражаясь, получил свои несколько секунд полета. Самое время иметь дело с последствия своей дурости. Грей тяжело поднимается на ноги. Шаг, шаг. Еще один. Ставит стул на место, поднимает упавшие бумаги. Спасибо всем богам, что хоть чернильницу не перевернул, совершая невероятный кульбит во сне. Она хоть и закрыта за ненадобностью, но разбиться еще может. Джувия смотрит на него ошалевшим взглядом. — Грей-самааа? — под конец ее голос срывается на визг, царапающий уши, как проехавшийся всеми четырьмя лапами по стеклу кот. — Что? — откликается Грей. — Это… Джувия… Грей-сама… — Я тебя поцеловал, да, — подтверждает он. — Зря, наверное, но я хотел. — И давно? — сипло интересуется Джувия. — Грей-сама хотел? — Год? Чуть больше? Немного больше чем «чуть»? — он пожимает плечами. Джувия выглядит так, будто хочет пожать ему горло после таких заявлений, но слишком любит и поэтому не знает, что теперь делать со всей этой информацией и дурацкими решениями Грея. В общем, сломал ее Грей. — Год или больше… — повторяет Джувия. — Год или больше. Мотает головой. — Извини, — говорит Грей. — Все пошло не совсем по плану. — А план был? — Был, — кивает Грей. — Я хотел навалять всем этим спригганам и перестать уже дурью маяться. А потом мы… Ну, сама знаешь. Я не смог тебя защитить. Я не могу… взять на себя ответственность, ты слишком важна, чтобы я опять облажался. Ну, вот, он сказал. Джувия смотрит ошалело, будто Грей сказал, что вся фигня в их отношениях на протяжении последнего года (или больше) происходила исключительно потому что планеты каждый раз не так сходились. Она поднимается с пола, подходит к столу, вставая с противоположной от Грея стороны, опирается, будто ей тяжело стоять, наверное, ей тяжело стоять. Грея самого после поцелуя потряхивало от притока нездоровой энергии, от которой хотелось делать еще больше глупых вещей, но никак не сохранять вертикальное положение в пространстве. Стол издает предупреждающий треск, намекая, что если они с Джувией собираются устроить второй раунд безудержных поцелуев, то стол как место для всего этого исключить стоит. Стол слишком стар для подобного. Треск. — Джувия… — она все еще неверяще качает головой. — Джувия могла бы целовать Грея-сама еще год или больше назад… Грей-сама знал о чувствах Джувии, чувствовал то же самое! И молчал! — каждое восклицание сопровождалось ударом ладоней по столу. Удар. Удар. Так Грей понял, что его сейчас будут убивать. И, что самое главное — стол между ними не давал возможности деморализовать Джувию вторым поцелуем, прежде чем Грею в лицо прилетит каким-нибудь гримуаром. Взмах. Чернильница в руке Джувии угрожающе рассекает воздух, когда она ею замахивается. Звон. Звон разбитого стекла, когда Грей в последний момент отклоняется с траектории движения чернильницы, наверняка забавно скашивая глаза к кончику носа, в сантиметре от которого пролетел снаряд. Чернильница ухает в окно. Реакция у него была прекрасной, оказывается. А деморализации подвергся он, когда Джувия без задней мысли залезла на стол, сшибая все, что можно, и поцеловала Грея сама. С не меньшей жаждой, чем он сам целовал ее несколько минут назад. «Надо поставить кресло», — думает Грей. Упали бы в него, и не парились, а так за спиной у Грея только стул, с которого они навернутся, едва приземлившись, и стол надсадно скрипит, умрет ведь сейчас. Шаг, шаг. Еще один. Двигаться вслепую непросто, особенно, когда страстно целуешься с кем-то. Но Грей доносит их обоих до дивана у стены. Джувия выглядит, будто завтрашний рассвет встретит только один из них, когда другой будет беспощадно сожран. И видят северные боги, Грей ее хотел сожрать. И самую малость был не против быть съеденным, если есть его будут также, как сейчас. — Джувия не хотела… попасть в Грея-сама, — говорит Джувия, когда они успокаиваются. — Я знаю, — хмыкает Грей. — Где-то в кладовке, вроде, было запасное стекло, после ужина вставлю. Не волнуйся. — Джувия уберет осколки. — Я сам. Джувия качает головой, но не спорит. После ужина Грей чинит окно и направляется на вечернюю тренировку. Джувия смотрит с явной тоской, будто бы надеялась, что что-то, между ними случившееся, все изменит. Треск. Удар. Удар. Взмах. Звон. Ничего не меняется. Меняется все. Случившееся днем каким-то образом оставляет Грея наполненным пришибленной эйфорией, заклинания выходят сильнее, но думать сложно, чувствовать сложно, все внутри ходуном ходит, будто Грея превратили в огромную кучу черничного желе. Он, видят северные боги, чертовски любит Джувию Локсер. И если пара поцелуев способны превратить его в сгусток неуправляемой энергии, эдакого восторженного щенка, то Джувию следует спрятать в каком-нибудь подвале, потому что она Грея убьет однажды. И Грей этой смерти будет рад. Треск. Удар. Удар. Взмах. Звон. Недостаточно — говорит разум. Недостаточно — вторит ему тело. Недостаточно — соглашается с ними Грей. Пока он тут с ума сходит, Джувии плохо. Может быть, он не совсем прав в своем желании держаться на расстоянии, пока его не станет достаточно. Стоит ли сила потерянного времени и слез Джувии, которые она наверняка проливала, пока Грей был занят собой? Треск. Удар. Удар. Взмах. Звон. Нет. Грей не станет сильнее, пока его разум скован страхом. Треск. Удар. Удар. Взмах. Звон. Он не перестанет бояться. Но он может сделать шаг навстречу судьбе. А потом еще один. И еще. И еще. А там уж либо скалы, либо объятия моря. А море, видят северные боги, обнимается просто прекрасно, как понял сегодня Грей.