***
Ньют почти перестал заглядывать вечерами к Минхо и Терезе, делиться последними новостями и пить с ними чай. В последний раз это было около недели назад, когда он впервые увидел у них в квартире взрослую большую собаку, кане-корсо, если Ньют не ошибался. Он понятия не имел, откуда она взялась, Тереза опускала грустный взгляд в пол, а Минхо отмахивался: — Длинная история, потом как-нибудь расскажу. Пёс в первое время, судя по рассказам пары, вёл себя отчуждённо, словно он всеми фибрами души переживал за то, что ему удалось пережить, и как с ним поступил его прежний хозяин. Откликался он на кличку Граф, и известно это стало тогда, когда Тереза решила попробовать себя в новом направлении, рисовала натюрморт и попросила проходящего мимо Минхо передвинуть пустой графин немного левее, так как он закрывал собой покусанную грушу. Спустя некоторое время он немного привык к новым хозяевам и даже перестал скулить по ночам, но когда он впервые увидел Ньюта, то сразу спрятался в комнате Минхо и вышел только через пару часов. Они быстро нашли общий язык, хотя блондин не переставал допытываться, где они такого прекрасного пса откопали. Впоследствии это «как-нибудь потом» не наступало очень долго. Однажды, во время вечерних посиделок у Терезы в комнате, Ньют гладил Графа по его светло-рыжей спине, наблюдал за тем, как пёс широко зевал, скаля острые зубы, и вдруг Тереза неожиданно спросила: — Почему мы совсем перестали видеть Тома? Ньют пристыженно отвёл от неё взгляд, пожал плечами и потрепал Графа по холке. Тот никак на это не отреагировал. — У вас что-то в Нью-Йорке случилось? — почуяв что-то неладное, Тереза решила прощупать почву. Ньют пытался найти поддержку в лице Минхо, но тот с головой погрузился в свои отчёты и документы, поэтому только создавал эффект присутствия — мыслями он обитал там, между этими чёрно-белыми строчками. — Да нет, всё в порядке, — неуверенно начал он. — Вы знаете, что кане-корсо стоит примерно тысячу долларов? Вы ведь Графа наверняка из приюта забрали, да? — Нет, но не переводи тему, — Тереза улыбнулась уголками губ: нашла, за что зацепиться. — Наверняка что-то произошло. По возвращении домой ты пресекаешь все разговоры о нём, выдумываешь нелепые отговорки по типу воскресного ужина с дядей и тётей в среду. Это ненормально, Ньют, и если ты думал, что мы ничего не заметим, то ты ошибся. Правда ведь, Минхо? Он промычал нечто утвердительное, заполняя очередной лист. — Если я напишу, что его убил Джером МакКортни, но доказательств тому нет, кроме моего шестого чувства, это сочтут удовлетворительным? — спросил он, подняв взгляд на Терезу. Она лишь покачала головой и отмахнулась. Граф словно почувствовал тревогу гладящего его человека и прекратил вилять хвостом, спрятав морду лапой. Ньют не знал, что на это ответить, он не был особым поклонником правды и иногда позволял себе приврать немного для собственной выгоды, но сейчас он понимал: ему так просто не отвертеться. — Я… Томми сделал кое-что после того мюзикла, — почесав за ухом, решился Ньют. Тереза медленно кивнула, подталкивая ближе к сути дела, и это чертовски напомнило ему собственного дядю. — Он затащил меня в клуб время скоротать, и, эм… Тереза нахмурилась, но ничего не говорила и давала время собраться Ньюту с мыслями. Даже Минхо отложил бумаги в сторону и весь обратился в слух. — В общем, он поцеловал меня, — выпалил он, зажмурился и сжался, словно побитый щенок. Граф спрыгнул с его коленей и скрылся за чуть приоткрытой дверью. Судя по звукам, он ушёл в сторону кухни. Тереза расслабленно выдохнула и закатила глаза. — Я уж думала, что-то серьёзное случилось, — только и сказала она. Ньют возмущённо запыхтел. — В каком это смысле? Знаешь, каково это, когда тебя целует твой друг, а потом говорит: «Может быть, ты мне нравишься, забей, было и было»? Тереза закрыла глаза на пару секунд, словно представляя эту картину, и улыбнулась. — У нас с Минхо нечто похожее было, — сказала она. — Как видишь, теперь мы вместе. — А я не хочу быть с Томми. Хочу быть простым другом без каких-либо подтекстов. Мне сейчас не нужны отношения. — Тем не менее, ты его называешь уменьшительно-ласкательным именем и ведёшь себя иногда так, будто бы совсем не против всего этого вашего, — подал голос Минхо и небрежно засунул все бумаги в папку, ставя в беседе жирную точку. Граф больше не возвращался, только проводив гостя через двадцать минут, когда новых тем для разговора не нашлось, кроме дежурных вопросов вроде планов на завтра. Ещё через пару дней Ньют сам позвонил Томасу и предложил встретиться и сходить в кино, где уже подходил к концу период показа фильма «Человек-швейцарский нож». Томас без раздумий согласился, так как хотел увидеть Дэниэла Рэдклиффа вне амплуа Мальчика-Который-Выжил, но сразу поинтересовался, будут ли Тереза с Минхо. — Не сомневайся, они-то будут точно. Вообще, они были ещё на премьере, но не прочь сходить с нами ещё раз. Эти фанаты Гарри Поттера ходят на все фильмы с Рэдклиффом, — подтвердил Ньют и в конце мысленно упрекнул себя за чрезмерную болтливость. — Я просто хотел прийти со своей девушкой, — отозвался Томас, и Ньют кожей почувствовал замедление времени. Девушка? И как давно она у него? Почему ничего не говорил? Хотя, на самом деле, с последним даже спрашивать не надо: и без того всё ясно. Не играй Ньют в кошки-мышки с Томасом на протяжении чёрт знает какого времени, может, он бы и знал об этом. И тут Ньют понял: Томас целовал его в клубе, а потом оказалось, что он состоит в отношениях. И не с кем-нибудь, а с девушкой. Но целовал парня. Хорошо, Ньют запутался. — Тогда мы зайдём за вами в половину пятого, — с излишней сухостью известил Ньют и отключился. Телефон тут же небрежно полетел на кровать. — Посчастливилось же мне напороться на бисексуала. Ньют уже три дня не мыл голову, и это нужно было срочно исправить. Он зарылся пятернёй в лохматые непричёсанные волосы, брезгливо ощупал пару прядей и закрылся в душе. Он привык делать это в подростковом возрасте, когда ужасно стыдился, когда кто-то заходил в ванную, пока он стоял в душе, и теперь закрывался даже тогда, когда дома никого нет. Вода была холодной, и Ньют вспомнил предупреждение о работах, данное неделю назад, и решил мыть голову, наклонившись над ванной. Ньют почувствовал себя стариком, когда спина затекла и заныла, а, выпрямившись, ломота в теле уступила тяжести и потемнению в глазах. На ладони остался небольшой клок волос. Стоило перед душем расчесаться, наверное. Он проверил почту: очередное сообщение от матери, которые он перестал читать, когда она в пятый раз принялась уговаривать его сходить в больницу. Она словно с ума сошла из-за диет её сына, и Ньют её искренне не понимал. Разве это плохо — быть стройным? Конечно, к желаемой стройности Ньюту ещё идти и идти, как он считал, но сейчас он выглядит чуть лучше, нежели год назад. Когда Ньют постучал в дверь квартиры Минхо и Терезы, он услышал лай Графа, который прекратился сразу же, как только он переступил порог. Пёс завилял хвостом и свернул в комнату Минхо. — Я не знаю, куда его деть, — пожаловалась Тереза, выходя в коридор в одном лифчике. Ньюта она совершенно не стеснялась. — Я боюсь оставлять его одного — вдруг он подумает, что мы его бросили, как прежний хозяин. Граф шустро пробежался между ним и Терезой с поводком в зубах и положил его под ноги хозяйке, которая попросила Ньюта застегнуть ей платье. Он едва справился с тугой молнией — в плечах это платье было Терезе узким. — Нас ведь не будет, по меньшей мере, три часа. Ничего с ним не случится, Тер. Но Тереза уже переключилась на внешний вид Минхо, который собрался идти в кино в рабочей форме. — Ты там каких наркоманов ловить собрался? — спросила она и послала Минхо переодеваться.***
Томас и Бренда, как она представилась, всю дорогу шли под ручку и представляли собой оживший стереотип о вечно милующихся парах: то поцелуются, стоя у пешеходного перехода, то в глаза друг другу посмотрят так, будто мысленно раздевают. У Ньюта внутри всё переворачивалось от отвращения, прежде всего, к самому себе. Да уж, напридумывал себе, что нравится Томасу, а тот настолько счастлив со своей девушкой, что на языке чувствовался вкус жжёного сахара. Бренда с собой взяла ежа: он мирно сидел у неё в сумочке, лишь нос торчал. Стоило Терезе его увидеть, она едва сдержалась, чтобы не завопить от умиления. Ежа звали Лея, и назвали её в честь героини в «Звёздных войнах», и из-за этого факта к разговору подключился и Минхо. Бренда рассказывала, как они с Томасом познакомились: это было около двух лет назад на тематической вечеринке, посвящённой «Звёздным войнам», у какого-то парня, которого оба не знали. Томас тогда напялил маску Чубакки и посчитал свой костюм завершённым, а Бренда вообще перепутала тему и пришла в костюме Гермионы Грейнджер, из-за чего её даже впускать не хотели. Бренда восхищённо всплеснула руками на моменте, когда Томас отдавал ей свою маску, и поцеловала его в щёку. Ньют только нахмурился. Получается, он возобновил отношения с бывшей? Кто-то так вообще делает? В кинотеатре Минхо купил целое ведро попкорна, впоследствии отдавая большую часть Томасу с Брендой. Так уж случилось, что покупать билеты они пришли слишком поздно, и Минхо с Терезой сидели на ряд дальше, а Ньют, Томас и Бренда — вместе. Ньют сразу отказался от еды. — В ста тридцати граммах попкорна без добавок около пятисот калорий. Минхо взял солёный, да ещё и в масле. Ты сейчас потребляешь более шестисот калорий, и в тебе остаются более пятнадцати грамм жиров, которые потом останутся той самой прослойкой на животе. — Ньют мог бы и дальше продолжать рассказывать об ужасах попкорна, пока на него не шикнула женщина, сидящая справа от него. Он тут же замолчал и заметил краем глаза, какими широкими глазами на него смотрела Бренда. Томаса это не остановило, и Ньюту даже показалось, что тот ел просто назло другу. Ньют просто слегка поморщился и попытался тихо открыть рюкзак с лежащей в нём бутылкой с йогуртом с корицей. Он прекрасно знал, что корица снижает уровень сахара в крови, а молочка ускоряет метаболизм, что означало одно: никакого жира на животе. Ньют не помнил, когда именно начал считать съеденные калории, когда стал приходил в ужас от их количества в некогда любимой его еде. Цифры, цифры, цифры… Фильм никаких особых эмоций ему не принёс, в отличие от Минхо и Терезы — оно и не удивительно. На улице хоть и было непривычно прохладно для июльского вечера, но Томас с Ньютом предпочли подождать остальных на свежем воздухе, нежели в пропахшем едой помещении. Кажется, на выходе из зала Ньют успел заметить, как Бренда, выходя в туалет, облегчённо выдохнула и раздражённо взглянула на Томаса, словно он ей ужасно надоел. Но Ньют предпочёл не спрашивать. — Как день прошёл? — дежурно поинтересовался Томас. Ньют пожал плечами, безучастно наблюдая за тем, как Томас доставал из полупустой пачки сигарету, а потом убирал обратно, словно передумав. — Довольно обычно, — начал он. — Вышел на пробежку ранним утром, вернулся, потерял от усталости сознание и провалялся в прихожей около трёх минут. А ты как? Он повернулся к Томасу и столкнулся с крайне обеспокоенным и потрясённым взглядом. Ему даже показалось, что брюнет задержал дыхание — настолько он был шокирован сказанным. Ньют уже привык к такой реакции, но то, что перед ним стоял не какой-нибудь одногруппник, а Томас, заставляло залиться краской и стыдиться своего обыденного тона. — Как… — начал полушёпотом Томас, не находя слов. — Как ты можешь говорить так, будто это нормально? — Потому что это стало для меня нормальным, — так же тихо ответил Ньют. Он поёжился от холода и потёр плечи. Томас закрыл лицо руками, после зарылся пальцами в волосы и отступил на два шага, оборачиваясь на вход в кинотеатр. Ребят всё ещё не было. — А Минхо был в чём-то прав, — медленно, чуть ли не чеканя слова, отозвался он после небольшой паузы. — Ты на этом помешан. — Помешан? — вторил ему Ньют, а после покачал головой. — Неправда! Я просто… — Считаешь каждую съеденную калорию, во всём себе отказываешь, не ешь днями и падаешь в голодные обмороки? Да уж, Ньют, ты точно не помешан! Ньют отвернулся от него, опустив взгляд в землю. Желание продолжать разговор резко отпало, и ещё пару минут они простояли в молчании, пока дверь не распахнулась, и оттуда вышли остальные. Ньют быстро со всеми распрощался, ссылаясь на срочные секретные дела, и быстро ушёл на автобусную остановку. Ещё час романтичной мути и пристальных взглядов Томаса он попросту не вынес бы.***
Везде, куда бы не собрались своей компанией ребята, Томас был с Брендой и словно специально мозолил Ньюту глаза: то свежим засосом на шее сверкнёт, то прямо у друга под носом поцелует девушку. Это его ужасно раздражало, хоть и не должно: он со своим бывшим наверняка так же себя вёл. Но всё равно из себя выводит, пускай эти двое перестанут! После того разговора у кинотеатра прошла неделя. Ньют не перестал заниматься бегом по утрам, и однажды он очнулся на полу кухни от вибрации, исходящей от телефона в кармане толстовки. Желудок словно узлом скручивало, и Ньюту казалось, словно его вот-вот вырвет. — Ньют, ты дома? Мне надо с тобой поговорить кое о чём, — громкий, но обеспокоенный голос Томаса со звоном вдарил по ушам, отчего затошнило ещё сильнее. — Не думаю, что это хорошая идея, — сонно ответил Ньют. — Неважнецки себя чувствую. — Тогда я тем более прибегу, — только и сказал он и отключился. Ньют тут же отбросил телефон на стол и неспешно побрёл к туалету, потирая двумя пальцами горло и надеясь, что это задержит тошноту. Ему даже не пришлось касаться нёба, когда он опустился на колени. Ньюту казалось, что он сейчас помрёт. Его редко тошнило во время обмороков — в основном было головокружение. Он чувствовал себя отвратительно, поэтому, едва нажав на кнопку слива, он взял лежащие на раковине таблетки от тошноты и запил водой из-под крана. Было глубоко плевать на микробы, если честно. Когда в дверь постучали, Ньют нарезал ананас, хотя есть не собирался — после тошноты интерес к еде пропал. Томас проскользнул в квартиру и присел на диван, достал из кармана брюк свёрнутый клочок бумаги и повертел его в руках. — Я ради интереса покопался в нескольких сайтах… — начал он и замолчал. — Судя по твоему загадочному виду, там что-то про меня, да? Томас кивнул. — Ты за полтора года похудел на тридцать килограммов. Мне Тереза сказала, — пояснил он, сразу же отвечая на только сформировавшийся в голове Ньюта вопрос. — Я так подсчитал, что это чуть больше тридцати процентов от начального веса. Ньют закатил глаза и поставил тарелку с ананасом на журнальный столик перед диваном. Никто к нему не притронулся. — Я прочёл, — продолжил Томас, — что это вторая стадия анорексии. И все симптомы подходят: снижение аппетита, обмороки, непереносимость холода, повышенный интерес к количеству калорий. — Если это единственная причина, по которой ты здесь, то я хочу, чтобы ты ушёл, — Ньют был расстроен и зол от происходящего. Томас просто так завалился к нему домой и начал зачитывать какие-то статьи из Интернета, обвиняя его в чём-то. Он даже потянулся к ананасу, чтобы доказать то, что он не помешан на своём весе. — Почему именно ананас, Ньют? — неожиданно спросил Томас после долгого молчания. — В ананасах содержится бромелин, который расщепляет белки… — А ещё он сжигает жир, — закончил за него Томас, выжидающе глядя на друга. — Ньют, поверь мне, я за тебя беспокоюсь. Тебе пойдёт на пользу консультация у врача. Ньют бросил недоеденный кусочек на тарелку, вскипев от ярости. — Не нужны мне никакие врачи! — воскликнул он, подскочив с места. — И твои дешёвые советы мне тоже не сдались! Никакой анорексии у меня нет, и я могу в любой момент остановить это! Уходи, То… Томас. Томас не шелохнулся, наблюдая за тем, как Ньют спрятал лицо в ладонях, садясь обратно и используя колени в качестве опоры для локтей. Он тяжело дышал и дрожал всем телом, будто бы ему было холодно. И было неясно, то ли эта дрожь появилась от гнева, то ли от того, что Ньют вот-вот расплачется. Томасу стало стыдно за свои слова. — А вот и не уйду, — прошептал он. Ньют поднял на него взгляд и убрал руки. Глаза были наполнены слезами. Томас придвинулся ближе и крепко обнял друга. Молча. Ньют в последний раз плакал в средней школе. Обстоятельств этого он не помнил, но помнил чувство, словно твои лёгкие сжались, горло перехватило, а воздух выходил резкими порывами, когда сжимались веки, но слёзы текли и текли. Ньют поддался чувствам и уткнулся Томасу в плечо, позволяя себя обнять ещё крепче. Он ощущал чужое дыхание над своим ухом, размеренное и успокаивающее. Руки Томаса гладили его по спине, а собственные пальцы сжимали мягкую футболку. Ньют стыдился своей слабости — дядя учил его, что настоящие мужчины редко позволяют себе расклеиваться — только в редких случаях. Вот только Ньют не знал, какие случаи могут быть теми самыми, редкими. Когда его за подбородок двумя пальцами поднял Томас и легко коснулся уголка губ своими губами, Ньют его не оттолкнул. Моральные нормы сами захоронили себя где-то глубоко-глубоко, оставляя только бешено колотящееся сердце.