Ливни кутали, храня, Беспощадно. В бездну пропастей маня, Тьма стращала Силою превозмогать Тягот муки, Выше облака летать, Жить со скуки. © Нейромонах Феофан и Слот
— Но как же оказалось так, что Лаэрт — великий Лаэрт — это Темная Сущность?! — воскликнул Мелвин. Меличента отложила в сторону дневник Мерлина. Взгляды всех присутствующих обратились к ней. — Мы ведь эту историю с детства знаем, Мелвин. Все дело в любви. Именно она — конец для всех великих волшебников. Голова Мелвина обессиленно откинулась на подушки. Новости о Лаэрте совсем лишили его сил. — Я не понимаю. — Это ведь твоя любимая легенда, — вздохнула Меличента. — Что, не понимаете? Много лет назад в Великом Лесу объявилась раненая девушка, которую Лаэрт полюбил и всей душой захотел исцелить. Он испробовал немало заклятий и трав, но зараза, с которой он столкнулся, была ему незнакома. Легенды говорят, что к Лаэрту явился темный незнакомец, который предложил ему магию, способную исцелить девушку. Скверну, конечно же. И что Лаэрт прожил несколько счастливых лет со своей возлюбленной, когда она пришла в себя, и умер, когда пришло время платить долги. Во всех песнях поется, что он боролся до конца, и скверна так и не смогла поглотить его: сердце Лаэрта разорвалось от невыносимой борьбы, и он стал Сердцем Леса. — Так значит, это ложь, — сказала Джуди. — Не говори так, — покачал головой Самариэль. — Это же священная легенда Великого Леса, его опора! — Да, так и есть. Но это всего лишь легенда. Джуди медленно прошлась взад-вперед по комнате. Она все еще чувствовала себя дурно, но от услышанного трудно было усидеть на месте. — Думаю, не было на самом деле никакого таинственного незнакомца. А если и был, Великие Духи с ним, он не так важен. Важно то, что Лаэрт оказался во власти скверны. Скорее всего, подхватил заразу, пытаясь исцелить девушку. Возможно, сила его была такова, что скверна не сразу сумела его одолеть. Долгое время в душе Лаэрта происходила борьба, и в день, когда он стал Сердцем Леса, скверна победила. — Его связь с Лесом должна была быть достаточно прочной, чтобы он мог стать Сердцем Мира, — кивнула Меличента. — Но с учетом того, что Лаэрт появился на свет одновременно с Лесом, в этом нет ничего удивительного. Может быть, он еще при жизни был его Сердцем, но в тот день, как сказала Джуди, скверна победила. — И Сердце Леса стало бесчувственным оскверненным созданием, не ведающим жалости или сомнений, — подхватил Чароит. — Оно хотело есть, выживало, как могло. Лаэрт был могущественным волшебником. Стал он, думаю, и могущественным Сердцем, которому требовалось много энергии, чтобы жить. — Но почему тогда другие миры не такие, как Великий Лес? — удивилась Гахара. — Они ведь тоже хотят выживать. — Все прочие миры существуют со своим Сердцем, как ни в чем не бывало, потому что это всего лишь Сердца, — ответил Афлек. — Некие образы, некие идеи, заложенные в фундамент мира. Они существуют сами по себе и не нуждаются в какой-то сторонней энергии. Но Лаэрт… Лаэрт стал другим. Он стал пожирателем миров, который медленно вытягивал силы из Пояса Артемиды. Лес становился все больше, все прекраснее, а прочие миры угасали один за другим. Земля. Гарлан. Возможно, были и другие пострадавшие. — Черная Колдунья знала об этом, — кивнула Джуди. — Это то, о чем она постоянно твердила Дерку, это то, о чем она говорила мне у Истока. Она была ученицей Мерлина. Он, похоже, доверил ей тайну Лаэрта, потому что Береника была способна к скверне. Темная Сущность не имела над ней власти, и Мерлин нашел в ее лице союзника… Оружие, может быть. — Жаль, что мы узнали обо всем этом так не вовремя, — вздохнул Самариэль. — Возможно, мы сумели бы что-нибудь сделать для Великого Леса, чтобы остановить этот процесс. — А как ты его остановишь? — пожал плечами Скаэль Хаскель. — Лаэрт — это Сердце Мира. И чтобы остановить Лаэрта, нужно остановить Сердце. Уничтожить его. Уничтожить Великий Лес. Черная Колдунья твердила ужасные вещи, но она в итоге оказалась права. — И это то, чего так не хочет Ворлак Мердил, насколько я понимаю, — вмешался Рон Грейс. — Он ведь хочет власти? А если Великий Лес погибнет, с ним умрет и Темная Сущность. Ворлак потерпит поражение. Мелвин устало провел ладонями по лицу. — Великие духи, вы говорите обо всем этом так спокойно… Поверить не могу, что мы вообще обсуждаем такие вещи! — Мелвин… — начала было Джуди. — Не надо. Я понимаю. Я все понимаю, Джуди, и меня не надо ни в чем убеждать. Я слышал рассказ Меличенты. Так с кем же мы, получается, воюем? — Со всеми разом, — пожала плечами Гахара. — С Ворлаком и Темной Сущностью — чтобы уничтожить Великий Лес. С Последователями и адептами — чтобы отбить Эйланис. И с ведьмой Клариссой. Она меня просто бесит. Джуди украдкой усмехнулась. — Мы уже знаем способ победить Темную Сущность, — припомнила она. — Помните, Гаффар, мы говорили об этом в Кентарии? — Да, дочка, — кивнул Гаффар, раскуривая трубку. — Речь шла о том замечательном артефакте, который ты у нас украл, Чароит. О зеркале. Помнишь такое? — А-а-а, — мрачно протянул Чароит. — Помню, как же. Я бы вас обрадовал, достав его из кармана, если бы мог, но увы… Я оставил его в родном мире. Оно теперь наверняка в цепких ручках Цессарата. — Не дракон, а дырка в голове! — высказала всеобщее негодование Дианта. — Как ты мочь так поступить с нужный и украденный вещь? Позор на твои драконьи чешуйки! — Позор на мои драконьи чешуйки, — повторил Чароит. — Класс. Надо запомнить. Ни у кого нет ручки, чтобы записать? — Заткнись, Чароит, — отмахнулась Джуди. — Проблему надо решать. Ты сможешь слетать в свой мир? Договориться с Цессаратом, чтобы он отдал тебе зеркало? — Не знаю, — признался Чароит. — Вообще это мое зеркало, но Цессарат никогда не признавал права собственности. Он старше, и что мое — то его. — Формально — это мое зеркало, — поправил Гаффар. — Но на это уже, кажется, всем все равно. — Нам не все равно, — заверила Меличента. — Мы вернем зеркало. Чароит, мы должны убедить Цессарата отдать нам зеркало. Как угодно, но он должен это сделать. Пока это наша единственная возможность победить Темную Сущность. Скаэль покачал головой и подкинул дров в камин. Все замолкли, завороженные пляской пламени в камине. Джуди невидящим взором смотрела в огонь и вспоминала свое путешествие к Сердцу Леса. Когда-то оно довело ее до слез, таким оно было невообразимо прекрасным. Как она могла быть такой невнимательной? И как таким невнимательным, безответственным мог быть Дерк, который был Хранителем Великого Леса! Впрочем, Лаэрту ничего не стоило затуманить его разум, ослабить взор. Это же Лаэрт. Как справедливо заметила Меличента, он был неразрывно связан с Великим Лесом такими узами, какие ни одному Хранителю не снились. Мерлину хватило сил противостоять наваждениям Лаэрта. Дерку не достало духа и опыта. Он был слишком юн, вступая в должность Хранителя, и слишком любил Великий Лес. Признать, что его Сердце отравлено скверной, почти означало признать целую жизнь ложью. — Надеюсь, с Дерком все в порядке, — сказала Джуди. — Мы должны будем как-то растолковать ему то, что узнали. Заставить нам поверить. — Я переживать за судьбу Дерк, — ответила Дианта. — Но сейчас нет времени ждать. Если мы не можем спасти Дерк, мы должны работать. Сами. — Погодите, — взмолился Мелвин. — Прошу вас, давайте подумаем. Все взгляды обратились к нему. — В наших руках окажется зеркало. Допустим, мы победим Темную Сущность. И что потом? — Мелвин выпрямился в кресле. — Лаэрт — Сердце Леса. Как вы не понимаете? Каким бы способом мы его ни одолели, мир начнет рушиться. — Мы уже обсудили, что это необходимая жертва, — устало проговорил Самариэль. — Давайте не будем опять начинать. Великий Лес то, это… Надо — значит надо. — Да я не о том, — отмахнулся Мелвин. — Я уже сказал, что все понял. Дурная затея, конечно, но я готов в нее поверить, если вы верите. Но подумайте обо всех, кто останется в Великом Лесу. — Мелвин прав, — опустила голову Меличента. — Мы поторопились. Если Лаэрт умрет, Великий Лес погибнет — а с ним и все его жители. Их нужно спасти. — А для этого нужно освободить Эйланис, — подхватил Афлек. — А еще собрать всех беглецов и эвакуировать в другие миры. Он посмотрел на отца. Гаффар выпускал кольца дыма и задумчиво глядел в пустоту. — Мои воины могли бы это сделать, — сказал он. — Но их осталось слишком мало после битвы. Нам нужно просить помощи у других миров. — Это займет слишком много времени, — покачал головой Скаэль. — А его у нас и так нет. Пока мы раздобудем зеркало, пока эвакуируем всех… Утекут самые драгоценные минуты. На переговоры и просьбы уже ничего не останется. — Мы не можем просто ничего не делать! — высказалась Гахара, поднимаясь. — И не станем. Я отправляюсь в Сверкающий Дом. Гаффар устало вздохнул. Джуди мельком на него взглянула, и он показался ей постаревшим лет на десять. — Никто не должен разделяться, — сказал он. — Нет, — возразила Гахара. — Если мы хотим все успеть, нам придется это сделать. Бросьте, основные силы Ворлака сейчас сосредоточены в Эйланисе. Я умею быть осторожной и скрываться от охотников. Я знаю, как это делать, я ведь сама охотник. — Но зачем тебе в Сверкающий Дом? — удивился Мелвин. — Ты даже оттуда не сможешь запросто связаться с другими мирами. — Мне нужен только один мир, — ответила Гахара. — Мой. Помните, я передавала матушке информацию? Все слова Дерка, все наши планы… Я делала это не своими силами, а с помощью зеркала. Пока второе такое зеркало находится у моей матери, я могу с ней связаться. — Слишком много в последнее время стало зеркал, — пробормотал Гаффар. — Нет, дочка, я не могу тебя отпустить. — Папа, — вмешался Афлек. — Ты ведь понимаешь, что это необходимо. Гахара вполне способна себя защитить, а если сомневаешься, отправь ее с кем-нибудь. Джуди не знала, что добавить, поэтому просто кивнула. Она не понимала, почему Гаффар упускает такой шанс. — Хорошо, — наконец сдался Гаффар. — Отправляйся в Сверкающий Дом и свяжись со своей матерью. Проси ее о помощи. Чем больше толковых ребят она пришлет, тем лучше. Скаэль пойдет с тобой. — Спасибо! — обрадовалась Гахара. — Я не забуду этого. — А теперь садись, — велел Гаффар. — Наш совет не окончен. Гахара не осталась довольна, что ей приказывают, но послушно села обратно. Все взгляды обратились к Гаффару. — Итак, я прикажу своим воинам разойтись по Великому Лесу и начать эвакуацию тех, кто сумел спастись. Самариэль, тебя я попрошу отправиться в родной мир Малдока Бейра. Вряд ли он согласится вступить с нами в бой, но может предоставить людей или здравые мысли. Если ты уговоришь его привести в Эйланис своих воинов, будет просто отлично. Самариэль низко склонил голову. — Я сделаю все, что в моих силах. — Я свяжусь со своим братом, — вызвался Чароит. — Попробую уговорить его вернуть зеркало. Если не получится, мы с Меличентой отправимся в его мир. Будем забирать силой. Меличента, кажется, не пришла в восторг от этой идеи, но возражать не стала. Она теперь не хотела ни на миг расставаться с Чароитом: слишком уж часто судьба разлучала этих двоих. — Для нас будут какие-то указания? — спросил Афлек. — Пока нет, — ответил Гаффар. — Отдыхайте. Вам и без того сильно досталось, а нам еще предстоит бой с Темной Сущностью. Афлек поджал губы, но кивнул. Он понимал, что слишком устал, но все равно ему было обидно оставаться в стороне от активных действий. Гаффар хлопнул себя по колену и поднялся. — Я хотел бы, чтобы все вернулись сюда до наступления ночи. Управитесь до темноты? Скаэль и Гахара переглянулись и кивнули друг другу. Чароит пожал плечами. — Это зависит не от меня, а от упрямства Цессарата. Но быть может, присутствие Меличенты смягчит его нрав. — Ты бы особо на меня не надеялся. — Цессарат на тебя глаз положил, — тряхнул головой Чароит. — Я бы ему, конечно, нос расквасил за такое, но, если дело того требует, подожду. — Дело того требует, — вздохнула Джуди. — Постарайтесь уладить все мирным путем. На том и порешили. Гаффар со Скаэлем обсудили в стороне еще несколько вопросов, а затем все разошлись по делам.* * *
Цессарат втайне надеялся, что Чароит погибнет на войне. Не потому, что желал ему зла. Просто Чароит поставил его в неловкое положение, полное сомнений, и Цессарату очень не нравилось в нем находится. Он всегда считал: нет человека — нет проблемы. Нет Чароита — значит, и он никому ничего не должен. Но Чароит остался жив после битвы в Эйланисе. Он был неумелым, неправильным, но крайне везучим драконом. Когда Чароит принялся навязываться со своими дурацкими вопросами про кентарийское зеркало, Цессарат молчал так долго, как только мог. — Я же знаю, что ты тут. Учти, я своего добьюсь, — не выдержав, пригрозил Чароит. — Иди ты к проклятым, — процедил Цессарат. — Что мое, то мое, и что твое, тоже мое. Никак ты этого понять не можешь. — Это мое зеркало. Я украл его, а не ты. — Так нечего его было прятать в том тайнике, о котором я знаю. Если оно тебе так важно, унес бы его в свое надежное логово. — Тогда я украл его лишь ради потехи, — ответил Чароит. — Оно мне было без нужды. Но сейчас оно очень нужно. Без него Великий Лес погибнет. — А мне что до того? — Цессарат… Цессарат оборвал этот бесполезный разговор. Чароит как никто умел утомлять ерундой, которая была у него в голове вместо мозгов. — Вот дурак, — вслух сказал Цессарат. Треск сучка и легкий перестук камней, покатившихся по склону холма, заставил его дернуться. «Зверь, что ли?» — сердито подумал он. В этом мире редко можно было встретить путников, только волков и кабанов. На редкость одинокое место — идеальный вариант для великого дракона. Так думал Цессарат, пока ему в голову не прилетел желудь. Он тут же вспыхнул и взлетел над холмом, намереваясь спалить обидчика, но замер, увидев среди кустов задорно смеющегося мальчишку. Мальчишка при виде дракона не напугался. От этой озорной бесстрашной улыбки Цессарат напрочь растерялся. У десятилетнего паренька были глаза человека, которому нечего терять. — Ты еще кто? — Майкл, — ответил мальчишка. — Ты что, забыл? Ты провожал мою семью к порталу. — На Землю, а не в этот мир. — Ага, — согласился Майкл. — Но я не захотел с ними идти. Мама, наверное, расстроилась, но я пообещал себе вернуться. А я свои обещания всегда держу. Даже если этому не рад. Майкл вздохнул. — Ты… сбежал? — удивленно спросил Цессарат, опускаясь на холм перед Майклом. — В яблочко, — кивнул Майкл. — Как тебе это удалось? И как тебе удалось скрыться от меня? Я думал, там волк, а мое чутье не так-то просто обмануть. — Да почем я знаю, мне некогда было думать, как, — передернул плечами Майкл. — Я сбегал. Я просто очень хотел — и оно само собой получилось. Цессарат покачал головой. — Ну ладно. Как до портала добраться, знаешь? Майкл кивнул. — Бывай. Постарайся не помереть в этом мире, — сказал Цессарат и начал спуск с холма. К его досаде, Майкл увязался за ним, размахивая подобранной палкой на манер меча. — Я поражу тебя, дракон, губитель принцесс! — воскликнул он. — Сдавайся и моли о пощаде! — Я не играю в твои игры, — отмахнулся Цессарат. — Они скучные. И тупые. — Сам ты тупой и скучный, — оскорбился Майкл. — Хотя все взрослые скучные. Хоть и умные. — Поэтому ты сбежал? — хмыкнул Цессарат. — От скуки? — От нежелания сходить с ума, — уклончиво ответил Майкл. Цессарат осмотрел мальчишку с головы до ног. Тот был совсем юным и глупым. Как драконий детеныш, он следовал туда, куда его звал ветер, и не ведал границ. Цессарат, когда был маленьким, тоже думал, что у неба нет границ. Лети так высоко и так далеко, как хочешь. Весь мир под твоим крылом, и ты — его единственный властелин. А потом Цессарат упал. Он помнил треск сломанного крыла, острую боль, искаженное гневом лицо отца и испуганные глаза младшего брата. Эти образы даже спустя много лет проносились перед глазами Цессарата, и рано или поздно четче всего вырисовывалась ярость, которой полыхал взгляд отца. «Ты был лучшим. И ты упал». Рано или поздно все падают. Этот паренек думает, что сможет летать под небом вечно, не зная ни боли, ни границ. Но однажды придет день, когда он упадет и переломает крылья. В ту минуту, когда он будет лежать в грязи, плача от боли и беспомощности, он познает истинную жизнь. И поймет, что есть кое-что куда более важное, чем собственная свобода. — Так нельзя, — сказал Цессарат. — Ты должен быть предан своему роду. У тебя есть долг перед семьей, и, если ты его не исполнишь, ты закончишь, как мой брат. — А что плохого с твоим братом? — удивился Майкл. — Я не заметил, чтобы ему плохо жилось. У него есть друзья, которые ценят его, у него есть девчонка, которую он любит и которая без ума от него. Он наконец нашел свое место в жизни и стал свободен от драконьих заморочек, которые только ограничивали его. Ничего плохого в этом не вижу. И Майкл принялся с невозмутимым видом затачивать ножиком палку. Цессарат рыкнул от досады. — Зато мой брат потерял связь с единственным, что вообще в этом мире имеет значение — с семьей. — У него появилась новая семья, — ответил Майкл. — И я так погляжу, получше старой. — Ты слишком многое себе позволяешь, — нахмурился Цессарат. — И вообще, откуда у тебя нож? Он подозрительно похож на мой. — А это и есть твой. Я одолжил, если ты не против. Нужно палку подточить, а то после твоих слов мне стало не по себе. Мало ли, придется обороняться? Цессарат остановился и медленно выдохнул, считая про себя до десяти. Мальчишка раздражал его, и одновременно с этим Цессарат узнавал себя — такого, каким он был много лет назад. До падения. — Отдай нож. — Тебе он сейчас нужен? — Нет. Но брать чужие вещи нехорошо. Майкл расхохотался. Цессарат задумался и сам понял, как нелепо и смешно это звучало из его уст. — Ты не дракон, а люди живут по другим правилам. Людям положено бояться драконов, потому что драконы могут их сжечь. — Если бы ты хотел меня сжечь, ты бы сделал это еще на холме, — весело отозвался Майкл. — Так я могу оставить себе нож? Цессарат вздохнул. — Оставляй. Только верни потом, не забудь. Я его не на базаре купил, и у меня с ним много хороших воспоминаний связано. — Окей, — ответил Майкл. — Не выражайся. — Я и не выражаюсь. Земляне так говорят вместо «Хорошо» или «Понятно». Неужели не знаешь? — Первый раз слышу, — признался Цессарат. Они замолкли. Майкл точил палку, изредка пиная камни под ногами, а Цессарат угрюмо смотрел вперед, не зная, что делать. Хотелось сразу отшить назойливого мальчишку, вернуть его семье и забрать с собой, чтобы научить уму-разуму. А может, даже ради веселой компании. «Ну уж нет. Никакой компании. Люди портят драконов. Чароит наглядный тому пример». — Почему ты увязался за мной? — Ты не прогоняешь, — отозвался Майкл. — Да и мне с тобой спокойнее. Хоть волков можно не бояться. Хотя я и так их не боюсь. — Храбришься, — фыркнул Цессарат. — И совершенно напрасно. Такой маленький мальчик не сможет победить волка. А защищать тебя я не стану. Дружбы между человеком и драконом не бывает. — А кто сказал, что я хочу с тобой дружить? — хмыкнул Майкл. — Честно говоря, как друг ты не очень. Вот у меня был друг на Земле… Он со мной катался на дворовых собаках и пугал соседей в Хэллоуин. Мы с ним как-то на великах поехали далеко, по дороге в город, и у меня колесо сломалось. Допоздна не могли вернуться, родители с ума сходили, где мы. Любой бы бросил и помчался домой, чтобы не наказали, а он остался, помог велик дотащить и за мной присматривал. Я тогда маленький был, меня гномом звали за рост. Хорошо, что это прошло. — И друг, по всей видимости, тоже прошел? — усмехнулся Цессарат, уловив печаль в глазах Майкла. — Ага. Прошел. Его семья решила, что в деревне им ловить нечего. Почем им было знать, что их дом стоит прямо у границы между мирами! Они как-то собрали вещи и уехали в город. Ловить, наверное, что-то Большое и Великое. — И как, поймали? — Мне Джек сначала письма пачками писал, говорил, как в городе здорово. А потом перестал, — Майкл вздохнул. — Видать, поймал все-таки свое Большое и Великое. — Выходит, не слишком хороший друг был? Майкл пожал плечами. — Всяко лучший, чем ты. — Потому что я дракон, а драконы не водятся с людьми. Они дружат только с драконами. Да и вообще, нет у них такого понятия, как «дружба». Кровь гуще воды — вот главный девиз уважающего себя дракона. А дружить с человеком… Пф! Люди делятся на два типа: те, которые боятся нас, и те, которые на нас охотятся. Ни с теми, ни с другими ничего хорошего не выйдет. И тех, и других проще убивать. — Агилар Хамди так не думал. И правильно делал. — Агилар Хамди был убийцей драконов, — рассмеялся Цессарат. — Он истребил их столько, сколько тебе и не снилось. Он никогда не водил дружбы с драконами. — Ничего ты не знаешь, — хмыкнул Майкл. — У Агилара Хамди был замечательный друг, и он был драконом. Они вместе столько всяких приключений пережили, жуть! И многое сделали друг для друга. Дракон научился лучше понимать людей, а Агилар — драконов. После этого Агилар перестал считать драконов дикими существами и стал охотиться на них только по необходимости. Их дружба продлилась долго, до самой смерти Агилара. Друг до гроба — вот настоящий друг. — Все это сказки менестрелей, — отмахнулся Цессарат. — Я дрался с Агиларом Хамди и знаю, чего стоит этот холодный убийца. — Неправда, — вспыхнул Майкл. — Мне папа рассказывал, а папа всегда говорил правду. — Если бы так было, мальчик, твоя жизнь была бы очень несчастной. Майкл ничего не ответил, и Цессарат пожалел о своих словах. В конце концов, Майкл был совсем еще детенышем и мало знал жизнь. Многое ему предстояло понять самому, и ни к чему было торопить этот процесс нравоучениями. Отец всегда давал Цессарату упасть, прежде чем помочь подняться. Тем временем дорога пошла в гору, и Цессарат почувствовал свежее дыхание ветра. Лесной пейзаж постепенно сменялся скалистыми склонами Адаланских гор, в сердце которых Чароит много лет назад обустроил один из своих тайников. Тайник был просторной пещерой, забитой самыми разными артефактами и безделушками из разных миров. Все они были трофеями Чароита, но Цессарат любил бесцеремонно вторгаться сюда, бродить и воображать, что миры, с которыми связаны все эти вещи, принадлежат ему. Кроме того, здесь всегда приятно пахло морским ветром и солью, а закаты были ясные и алые, как само пламя. Вот и сейчас солнце неторопливо скатывалось к горизонту, проливая огненный свет на воду. Море спокойно несло темные воды и нежно гладило камни далеко внизу, на дне скалистого обрыва. Над волнами, вторя их шепоту, с криком проносились белые птицы, которых Чароит называл чайками. Раньше — когда братья хоть немного общались — он говаривал, что этот мир своей природой очень похож на Землю. Стоя сейчас рядом с Майклом, Цессарат вспомнил эти слова. — Этот мир очень похож на Землю, — сказал он мальчишке. — Часто вам приходится видеть подобное? — Я еще никогда не видел, — восхищенно ответил Майкл. Он всучил нож Цессарату и бросил палку — теперь она была ему не нужна. Ступая медленно и осторожно, точно боясь, что солнце обернется Первым Драконом и укусит его, он подошел к самому краю обрыва и лег на живот. А потом протянул руки — так, словно пытался схватить огненный шар солнца и рассмотреть его поближе. — Драконы верят, что однажды все миры поглотит Великий Огонь, — зачем-то сказал Цессарат, присаживаясь рядом с Майклом. — Он придет из глубин земли, испарит воду и выйдет из берегов всех морей и океанов. Весь мир загорится и будет полыхать десять дней и ночей, а затем вспыхнет и сгорит дотла само небо. И ничего не останется. Только пепел. — Ты в это веришь? — спросил Майкл. — Не слишком, — признал Цессарат. — Но кое-что в этом есть. Думаю, однажды все миры рано или поздно все же обратятся в пепел. Или в пустоту. В ничто. Возможно, пришла пора и Великому Лесу умирать. — А когда твой мир будет погибать, ты тоже будешь сидеть и бездействовать? Цессарат нахмурился. — На то он и мой мир. А проблемы Великого Леса, не обижайся, меня не касаются. Стал бы ты рисковать своей жизнью, чтобы спасти неизвестную тебе страну, если живешь на другом конце света? — Стал бы, если бы в той стране меня попросила о помощи моя сестра, — ответил Майкл. — У нас с Чароитом все куда сложнее, чем у вас с твоей сестрой. — Да нет ничего сложного. Вы просто ненавидите друг друга за то, что вы те, кто есть, — пожал плечами Майкл. — Мне так кажется. Он посмотрел на солнце и тяжело вздохнул. — Жаль, что папа не увидит всего этого. Я бы маме показал, да ей уже безразличны красивые виды. — А твой папа… Напомни? — Дейл Хэнделл. Его звали Дейл Хэнделл. Он был отличным папой, самым лучшим, я думаю. Но человек по имени Ворлак Мердил убил его, а Черная Колдунья сделала его своим слугой. Я ненавижу их за это и однажды обязательно отомщу. Когда у меня будет оружие посерьезнее, чем заточенная палка. — Я не понял. Мердил сначала убил твоего папу, а потом Черная Колдунья сделала его своим слугой, так? — Так, — кивнул Майкл. — Она отравила его скверной, и он выжил. — Так он, получается, спасся благодаря ей. Неплохой, в сущности, поступок: она сохранила ему жизнь. — Мама говорит, что это жалкое подобие жизни. Дерк сказал, папа никогда не вернется к нам и не сможет быть прежним, даже если мы победим. — Обычно в таких ситуациях говорят, что сочувствуют, но я врать не буду: мне все равно, — признался Цессарат. — Это война, и людям на ней свойственно умирать. — Я тоже так думаю, — вздохнул Майкл. — Да, я очень по нему скучаю. Я очень хотел бы, чтобы он вернулся домой, и чтобы все было как прежде… Но папа умер как герой. Он был храбрецом и защищал нас, он сделал все, чтобы мы спаслись. Он был великим воином! Но мама этого не понимает. Она только и думает, что о нашем несчастье. Сначала она только и делала, что говорила с нами о смерти папы и пыталась нас утешить. Потом она стала плакать, и даже Джанет не могла ее успокоить. А потом она вообще запретила говорить о папе. И стала какой-то странной… Меня это пугает. Она никогда такой не была. — Ну, это естественно. Людям свойственно горевать, когда умирает кто-то, кто был им близок. Они ведь вроде… привыкли. Привязались. Они называют это «любовь». Твоя мама любила твоего папу? — Да, очень. — Вот тебе и ответ. Я всегда считал, что любовь творит с людьми ужасные вещи. Она делает их уязвимыми и слабыми, она заставляет их страдать. Куда проще быть одному. — И теперь ты будешь один? — спросил Майкл. — Теперь, когда ты сбежал от войны в другой мир? И тебе будет хорошо? — Мне будет хорошо, — кивнул Цессарат. — Даже если твой семейный долг потребует выполнить что-то, что тебе не понравится? — усмехнулся Майкл. Он прицелился и бросил маленький камешек в солнце. Камешек, конечно, не долетел до солнца, и отсюда Цессарат и Майкл не услышали плеск его падения в воду. — Что ты все заладил про свой семейный долг? — Я просто не понимаю, как это укладывается в твоей голове. Семейный долг вроде бы есть, и он важнее всего на свете, но ты отворачиваешься от своего брата. Ты же сам говорил, кровь гуще воды. — Речь идет о семье, а не об изгоях, — передернул плечами Цессарат. — Они не считаются. — Почему? Просто потому, что Чароит другой, не такой, как ты? Он позволил тебе быть собой. Почему ты не хочешь позволить ему быть собой? — Ты знаешь, что ты очень любопытный и болтливый? — разозлился Цессарат. Майкл хмыкнул и ничего не ответил. — Хорошо, — сердито сказал Цессарат. — Хорошо, Первый дракон тебя раздери, будь по-твоему! Я возьму кентарийское зеркало, которое просил Чароит, и отнесу ему в Великий Лес. А ты после этого вернешься домой к своей семье и исполнишь свой долг. Договорились? Майкл вздохнул. — Хорошо. Маленьким людям — большие жертвы, — с достоинством сказал он. — Ты помогаешь Чароиту, а я возвращаюсь к семье. Только возьми меня, пожалуйста, с собой в Великий Лес. Я хочу туда вернуться. Цессарат долгим взглядом посмотрел на Майкла. Ему хотелось убить мальчишку, и вместе с тем он чувствовал благодарность. Майкл озвучил именно те мысли, которые беспокоили Цессарата, и наконец разложил все по полочкам в чрезмерно умной драконьей голове. Надо было просто провернуть сделку с самим собой. Успокоить совесть одним хорошим делом — и уйти на покой, уползти обратно в логово одиночества и простого драконьего счастья. — Чароит, ты все еще здесь? — Да куда я денусь, я всегда на другом конце. Иного нам и не дано, — безрадостно отозвался Чароит. — Я передумал. Я принесу зеркало в Великий Лес. А потом мы разойдемся навсегда и больше никогда друг друга не потревожим.* * *
Гахаре пришлось считать до десяти, чтобы успокоить мысли. Она не говорила с мамой с тех пор, как вернулась из Гарлана. «Я в порядке, — сказала тогда Гахара. — Но мы больше не должны связываться. Не так, как мы делаем сейчас». Она объяснила маме, что больше не может вызывать недоверие друзей и передавать важные планы просто для того, чтобы Келемия потешила свое самолюбие. Гахара надеялась, что правильно донесла до матери свою позицию, но Келемия пришла в ярость и в ту же секунду отказалась от дочери. Это было тогда. Много дней назад. А теперь в Великом Лесу идет серьезная война, на которой Гахара может погибнуть, и мама ни за что не оставит ее сражаться одну. В роде Сантре так не поступают. Есть семья. Честь семьи, долг семьи. Единство семьи. Мама ее не оставит. В зеркальной глади появились глаза Келемии: серые и холодные, как блеск стали. Затем Гахара увидела и ее лицо, бледное, исполосованное глубокими шрамами. Келемия одержала немало побед, но перед этим пережила и немало поражений. Она гордилась своими шрамами и никогда не скрывала их. Начищенные доспехи Келемии сверкали в свете синих огней, которые не гасили в тронном зале даже на ночь, а шею украшал пушистый меховой воротник. Келемия сама ходила на охоту и приносила шкуры животных женщинам, чтобы те делали для своей правительницы лучшие наряды, достойные королевы севера. — Гахара, — холодно произнесла Келемия, ничуть не изменившись в лице. — Моя королева, — склонила голову Гахара. — Мама. — Ты плохо запомнила наш последний разговор? — осведомилась Келемия. — Нет, я помню все, что ты мне сказала — слово в слово, — честно ответила Гахара. — Но теперь… Понимаешь, ситуация изменилась. В Великий Лес пришла война. Келемия даже бровью не шевельнула. — Ворлак Мердил объединился с Последователями Древнего Пути, Черной Колдуньей и опасной ведьмой из неизвестного мира. Он привел в Великий Лес свою армию и пробудил Темную Сущность — воплощение зла и скверны. Завоевал Эйланис, схватил Дерка и Белую Колдунью. Келемия молчала. — Мы несколько раз попытались отвоевать Эйланис, но нам противостоит слишком много врагов, а нас мало — даже с кентарийцами. — И что я должна сделать? — наконец спросила Келемия. — Я знаю, что прошу о многом, но… — Гахара запнулась. — Пожалуйста, если ты можешь дать хотя бы десяток хороших воинов, пришли их в Великий Лес. Северяне — лучшие бойцы среди всех миров. С твоей помощью мы можем отвоевать Великий Лес. — Отвоевать мир, ради которого ты отказалась от своей семьи, — кивнула Келемия. Гахара вздрогнула — настолько неприятно звучали эти слова. Она вскочила и схватилась было за меч, да вот только драться было не с кем. — Я по-прежнему предана своему роду и предана Северу, — ответила Гахара, гордо вздернув подбородок. — Если бы ты была ему предана, ты бы держала меня в курсе всего, что происходит. Ты была бы моими глазами, — отчеканила Келемия. — Но ты приняла свое решение, пойдя наперекор королевской воле. Это измена, Гахара, и мое самое сильное разочарование. Гахара почувствовала, как в горле встал тяжелый комок, который никак не получалось сглотнуть. Она не хотела плакать, но горечь и чувство несправедливости разрывали ее изнутри. — Это неправда, — проговорила она. — У меня есть долг перед Великим Лесом. Ты отправила меня сюда, чтобы я была Избранной, представляла наш мир. Чтобы я защищала этот перекресток, как и положено воину, человеку чести! — Воин может защищать только свой дом, — покачала головой Келемия. — У тебя был выбор, и ты его сделала. Теперь Великий Лес — твой дом, и я не стану его защищать. — Но… — Гахара захлебнулась словами. — Ведь Великий Лес — это перекресток, и он связывает все миры воедино! Тебе же не может быть на это все равно! — А какое мне дело? Я отправляла тебя туда не для того, чтобы ты всерьез принималась за игры Дерка, — передернула плечами Келемия. — Нам на Севере чужаки не нужны. Только здесь наш истинный дом, наше истинное предназначение. Ты предала его, предала меня, отказалась помогать мне и своему дому — неси за это ответственность. Теперь мой черед отказывать в помощи тебе. Гахара беспомощно сжимала ручку зеркала, надеясь придумать хоть что-то, что поможет переменить решение Келемии. «Пожалуйста!» — хотелось закричать ей, как в детстве. Но Гахара слишком хорошо помнила, что за отчаянным «Пожалуйста» следует звонкая пощечина. — Я не дам тебе воинов, Гахара. Ты не достойна быть их предводительницей, и это мое окончательное решение. Прощай. — Стой! — выкрикнула Гахара, но изображение матери уже исчезло с глади зеркала. Гахара низко опустила голову, прижимая к себе зеркало. Если бы она умела плакать, она бы уже разразилась слезами, но вместо горечи нахлынула ярость. Скрипнув зубами, Гахара швырнула зеркало об стену, и то вдребезги разбилось. Топча осколки сапогами, Гахара вышла из комнаты и хлопнула дверью: так громко, словно пыталась оборвать нити, связывавшие ее с Севером. Советник короля и ее верный хранитель поклонился ровно настолько низко и учтиво, насколько было положено. Келемия не обратила на него внимание, задумчиво перебирая пряди своих волос. — Моя королева, это было справедливо, но безжалостно, — сказал советник. — Не испытывай мое терпение, Иладар. Ты же знаешь, что жалость делает с людьми, — Келемия откинулась на спинку трона, провела руками по его подлокотникам и облегченно вздохнула. — Она превращает их в бесхарактерных южан, ломает их жизни и заставляет совершать глупые поступки. Я сделала то, что требовал от меня долг. — Да, моя королева, — кивнул Иладар. — Но ведь Гахара — ваша дочь. Вы допустите, чтобы кровь вашего великого рода пролилась напрасно? — Это недостойная кровь, — ответила Келемия. — Я бы хотела поступить иначе, но исключений быть не должно. Это измена, Иладар, а измена должна караться законом. Дочь это или нет, но правила должны быть одинаковы для всех. Иначе что подумает обо мне мой народ? — Он сочтет вас мудрой и милосердной. — За то, что простила измену?! — вскрикнула Келемия. — Не говори глупостей! Меня сочтут слабой, решат, что я простила Гахару только потому, что она моя дочь! Знаешь, что это значит? Народ начнет сомневаться в моей силе. И в том, достойна ли я занимать этот трон. Он достался мне с большим трудом, и уступать его узурпаторам я не намерена. Иладар постарался сохранять спокойствие. Он много лет служил роду Сантре, и много лет их лихой нрав раздражал его. Но он терпел. Он в свое время тоже дал клятву перед короной. Все они, северяне, так или иначе были связаны хоть какой-нибудь, но клятвой. Когда Иладар повзрослел и стал умнее, это стало ему порядком досаждать. «Долг есть долг», — твердил ему отец, когда еще был жив. «Долг есть долг», — повторяли рыцари Келемии, умирая ради нее в потасовке между лордами разных родов. «Долг есть долг», — вздыхали рабы, которые трудились на кухнях и в кузнях, днями и ночами создавая хлеб и оружие для воинов. Что такое «долг», по-настоящему не знал никто. — Я не вижу здесь никакой измены. Ваша дочь отказалась сообщать информацию о планах Дерка лишь из соображений безопасности. Любой разговор можно подслушать. Разве вы хотели бы, чтобы ваша дочь из-за этого погибла? Лицо Келемии вытянулось. — Подойди. Иладар покорно встал перед троном. Он возвышался над ним с верхней ступеньки, и взгляд Келемии казался отсюда особенно надменным. — Ты много лет верно служишь мне, Иладар, и никогда не предавал моего клинка. Но порой ты слишком многое себе позволяешь. Не забывай — нет незаменимых людей. Особенно на Севере. — Но есть слишком мало людей, которым вы способны доверять, — низко поклонившись, ответил Иладар. — Вон с моих глаз, — приказала Келемия. — Мое решение окончательное. Гахара ничего не получит. Она отказалась от семьи, а значит, не вправе просить у нее о помощи. Иладар ничего не ответил. Он развернулся и покинул зал в самых мрачных раздумьях. Не нравилась ему бестолковость всего происходящего. Поведение Келемии напрягало его еще давно, с тех самых пор, как она затеяла игры с Дерком. Келемия пыталась обойти его, потешить свое самолюбие и в очередной раз доказать всем, что она Победительница. Постепенно эта идея стала овладевать ее разумом. Чтобы во всем превосходить Дерка, она послала к нему свою дочь. Вот только Гахара помнила уроки своей матери — той, какой она была, пока не превратилась в Королеву Севера. С тех пор, как к ногам Келемии принесли тела двух рабов, которые пытались устроить бунт, она явно тронулась умом. Лекари из страха перед королевой отрицали ее безумие, но брат Иладара был целителем и много в этом смыслил. Трон, жажда удержать власть и быть первой постепенно сводили Келемию с ума. — Антарес, — сказал Иладар, зайдя в Зал Рыцарей. Антарес был здесь, как и всегда рассматривал карты, продумывая, как дальше род Сантре будет покорять Север. Он не обернулся на Иладара, но приветственно махнул ему рукой. — Иногда мне кажется, что ты прибыл из другого мира, где «Антарес» используют вместо слова «Привет», — усмехнулся Старший рыцарь. — Ты всегда говоришь мое имя вместо приветствия. — Потому что всегда прихожу, когда ты мне нужен, — улыбнулся Иладар. — А в другом случае и находить не нужно: ты всегда знаешь, когда прийти в таверну. Послушай, дружище, мне нужна твоя помощь в очень щекотливом деле. Оно касается королевы. Антарес нахмурился и велел стражникам закрыть двери в зал. — Прежде, чем пропустить кого-то, спросите сначала у меня, — приказал он. — Так что за дело? Ты выглядишь, как начинающий изменник. Иладар вздохнул и выложил все Антаресу, как есть. Они частенько обсуждали безумие королевы, но никогда прежде не заходили так далеко в своих разговорах. Антарес скрестил руки на груди и покачал головой. — Поразительно. То, что ты хочешь сделать — это прямое нарушение закона и клятвы, которой все Рыцари дают перед короной. — Я знаю. — Нет, не знаешь, потому что ты не Рыцарь. Ты никогда не приносил подобной клятвы. — Я, как и все мои праотцы, присягал служить роду Сантре. И тут вот какая загвоздка: послушавшись королеву, я предам принцессу. Придя на помощь принцессе, я предам королеву. Как ни крути, мне придется нарушить свой обет. Антарес задумчиво почесал подбородок, склонился над картой, скорее по привычке, нежели по надобности. Слова Иладара встревожили его. — Так значит, Великий Лес на грани гибели? — Я знаю это только со слов Гахары, — ответил Иладар. — Но похоже, дела там обстоят действительно скверно. Ворлак Мердил, Последователи, Темная Сущность… Это тебе не шутки. — Не шутки, — согласился Антарес. — Скажи, мой друг, планировала ли королева Келемия в ближайшие дни двинуться на лорда Валариса? — Ближайшие дни она надеялась провести, отдыхая, — ответил Иладар. — А поход на лорда Валариса затеяла на конец следующей недели. Говорит, что луна в те дни будет благоприятная. — Ну, а мы, значит, будем воевать под неблагоприятной луной, — заключил Антарес, сворачивая карту. — Так ты согласен? — изумился Иладар. — Согласен, но если начнешь задавать вопросы, могу и передумать. Я велю девятому отряду собираться на битву, и с наступлением ночи мы поведем их на Ворлака Мердила. Моим ребятам как раз нужна тренировка перед боем, а я давно мечтаю надрать этому вакхалару задницу! — Это не шутки, Антарес, — придержав друга за плечо, предупредил Иладар. — Твои ребята могут погибнуть. Это будет нечто более сложное, чем просто тренировка. — Я знаю. — Дай им выбор. — Выбор… — хмыкнул Антарес. — И откуда ты такой мягкосердечный, Иладар? Недаром про тебя слухи ходят, что ты южанин под прикрытием… Будь по-твоему. Это не их война, и я дам им выбор. Но готовься к тому, что людей у нас будет меньше. — Зато пойдут только лучшие, — ответил Иладар. — Теперь жди заката и молись Древним Богам, чтобы Келемия ни о чем не узнала, — сказал Антарес. — Потому что если она узнает, не сносить нам с тобой головы.* * *
На исходе дня Избранные вновь собрались за столом на кухне Скаэля Хаскеля. Рон и Эври, пытаясь убить тревогу, приготовили знатный ужин, и долгое время в доме стояла тишина. Только и было слышно, как вилки стучат по тарелкам. — Спасибо за заботу, — сказал Гаффар, отодвинув пустую тарелку. — Если сможете одновременно жевать и слушать, то мы начнем совет. Не отрываясь от трапезы, Мелвин махнул рукой. — Я разослал своих воинов по разным уголкам Эйланиса. Часть тех, кого удалось найти, уже успешно переправлены в другие миры. Остальные приняли решение остаться и сейчас прячутся вместе с моими воинами в пещере на берегу Первой Реки. Они будут сражаться за Эйланис вместе с нами. — Это есть отлично! — обрадовалась Дианта. — Наша армия быть больше — мы можем больше победить врага. — Это еще не все, — продолжил Гаффар. — Троих моих людей нашли мертвыми, а еще двое пропали без вести. Возможно, теперь они слуги Ворлака Мердила. Сидящие за столом низко опустили головы. — Вечная память этим храбрецам, и пусть хранят их луны на той стороне, — произнес Афлек. — Какие новости у остальных? — спросил Рон Грейс. — Я связалась с матерью, — ответила Гахара. Выглядела она хмурой. — Она отказалась помогать. Сказала, что я предала интересы своей семьи. Она не даст ни единого воина. — Что же, следовало этого ожидать, — вздохнул Гаффар. — Значит, мы сами по себе. А как успехи у тебя, Самариэль? Малдок Бейр согласился помочь? — Я сумел его уговорить, — кивнул Самариэль. — Хотя это было непросто. Малдок донельзя боится мести Последователей. Он ведь предал их, предупредив Дерка об опасности. Он сказал, что ни за что не выступит в бой сам, но выделит часть армии. Его люди прибудут завтра с рассветом солнца. — Он не предаст нас? — усомнилась Джуди. — Он ведь один из Последователей. Раз он боится, он может легко пойти у них на поводу. — Не предаст, — твердо сказал Гаффар. — Я знаю Малдока и много лет за ним наблюдал. Он трус, но не предатель. Что у вас, Чароит? — Сначала Цессарат послал меня куда подальше, — признался Чароит. — Но потом что-то заставило его передумать. Он принесет сюда зеркало, как только окончательно стемнеет. — Он, разумеется, не станет нам помогать? — Вряд ли. Он упомянул, что отдаст мне зеркало, а после мы расстанемся навсегда, — ответил Чароит. Ни единый мускул не дрогнул на его лице, но Джуди почувствовала горечь в его голосе. Чароит не любил брата, но жалел, что все так обернулось. — Лучшая помощь — это то, что он принесет зеркало, — сказала она, чтобы утешить дракона. — Он передумал, а это значит, он лучше, чем пытается показаться. — Похоже, это врожденное у всех драконов, — хмыкнула Меличента. Гаффар поднял руку, призывая собравшихся к тишине. — Теперь мы окончательно понимаем, чем владеем. У нас не такая большая армия. Мои люди дадут освобожденным пленникам оружие, но его будет недостаточно. Основная наша надежда — это зеркало. Как только Ворлак потеряет власть над Лаэртом, победить его будет проще. — Так какой у нас план? — спросил Афлек. — Мы двинемся к Первой реке и там встретимся с воинами. А оттуда двинемся на Эйланис. — Это привлечет внимание, — не согласился Афлек. — Ворлаку надоело с нами воевать. Скорее всего, он не станет в третий раз принимать бой, а сразу натравит на нас Темную Сущность. — У нас будет против нее оружие, — возразила Меличента. — Нет, Афлек прав, — поддержала Гахара. — Если мы одолеем Темную Сущность, Великий Лес начнет разрушаться, и мы никого не успеем спасти. Сначала нужно убить тех, кто охраняет границы Эйланиса, и освободить оставшихся наших пленников. — Вы уже пытались сделать это дважды, — вздохнула Эври. — И два раза потерпели поражение. — Значит, теперь не должны допускать ошибок, — ответил Афлек. — Вы же понимаете, что это даже не план вовсе, — закатил глаза Чароит. — Так, детский лепет насчет великого спасения. Случайности и совпадения. Не более того. — У нас больше ничего нет, — огрызнулась Джуди. — Можешь предложить что-нибудь получше? Может, у нас тоже есть всесильная Сущность в кармане, а? — Но мы же просто надеемся на случай! Не поймите неправильно, я хотел бы спасти Великий Лес. Но сейчас, по-моему, самым разумным решением будет использовать зеркало, убить Темную Сущность и оставить Ворлака в умирающем мире. Меличента ахнула и приложила ладони к лицу. — Как ты можешь так говорить! — разозлилась Джуди. — Наши люди будут умирать вместе с ним! Дерк и Редания, Лонси, Фалион — их мы тоже бросим умирать?! — Они все уже наверняка мертвы, — сухо отозвался Чароит. — Джуди, милая, ты же понимаешь, какой это риск, — положив руку на плечо дочери, сказала Эври. — Он не оправдан. Мы пойдем туда — и погибнем. Джуди стряхнула руку матери и вскочила на ноги. — А ведь всего несколько часов назад все только и думали, как спасти Эйланис. Что теперь изменилось? Струсили? Хорошо, что Дерк не видит этого позора! — Слушайте. Афлек поднялся, и взгляды всех присутствующих обратились на него. В кухне наконец установилась тишина. — Хоть мы и проиграли две предыдущие битвы, кое-чего мы добились. Мы смогли освободить хотя бы часть тех людей, которым суждено было умереть на площади. Теперь часть из них в безопасности в других мирах, а часть полна решимости убить узурпатора. Знаете, что я видел в Эйланисе перед тем, как сбежать оттуда? Никто ему не ответил. — Отчаяние. Хаос. Скверну. Я не сумел спасти Бердэля и когда в тюрьме встретил его дочь, был полон решимости. Я хотел, чтобы она сбежала из Эйланиса и зажила свободно. Мы были близки к цели, когда встретили Ворлака Мердила. Он схватил Айлин, отравил ее скверной, и она стала сражаться против меня. А в глазах ее медленно угасала надежда. Мне пришлось убить ее, иначе она убила бы меня. Я вонзил меч в ее тело, пока она, как призрак, твердила одни и те же слова. И только глаза оставались живыми и спрашивали: «За что, Афлек?» Меличента тяжело вздохнула и отвернулась, чтобы вытереть слезы. Чароит положил руку ей на плечо. — Неужели вы хотите, чтобы подобная участь настигла и других жителей Эйланиса? Тех, кто по-доброму принял нас там, обогрел, накормил? Тех, кто не желал этой войны? Хотите, чтобы мы спаслись и зажили счастливо, а все остальные были тут, видели, как Великий Лес рушится, умирает? Хотите, чтобы они умерли в безнадежности и пустоте, зная, что их никто не спасет? Афлек сердито посмотрел на Чароита, и тот низко опустил голову. — Прости меня, Кенру, — сказал дракон. — Джуди права — я боюсь. Хорошим драконам не положено испытывать страха. Люди же боятся всегда, но ради достойного дела умеют казаться храбрыми. — И мы будем, — подхватила Джуди. — Потому что там, в Эйланисе, мерзкий Ворлак Мердил творит все, что ему вздумается. Мы отомстим ему за Дерка, Реданию, Фалиона, Лонси. Он заплатит за Дейла Хэнделла и за Великий Лес. Эври покачала головой, но не стала возражать. Рон накрыл ее руку своей и что-то тихо сказал на ухо. Эври закусила губу и кивнула. — Больше никаких Избранных, — продолжила Джуди. — Мы не Избранные и не имеем права так себя называть. Это имя нам придумали Оракулы, но мы не достойны его. Мы не можем спасти Великий Лес и не можем исправить ошибки, которые натворили. Но мы можем постараться спасти наших друзей. Избранными мы от этого не станем, но вот чьи-нибудь хорошие жизни вполне можем спасти. — За Джуди! — воскликнул Афлек, поднимая стакан с травяным чаем. — И за Великий Лес! — За Великий Лес! — повторили остальные, поднимая свои стаканы. Всеобщее ликование прервал стук в дверь. Скаэль отставил кружку и пошел открывать. На пороге возник Цессарат, весь мокрый до нитки. За его спиной неуверенно жался Майкл. Не дожидаясь приглашения, Цессарат прошел в кухню, оставляя за собой мокрые и грязные следы босых драконьих лап. — Цессарат, во имя первых драконов, ты что, похитил Майкла? — воскликнул Чароит. Эври вскочила и сбегала за пледом, в который тотчас закутала продрогшего Майкла. Она вручила ему самую большую кружку с травяным чаем, и Майкл с удовольствием устроился на табуретке. Всеобщее внимание его не смущало, да и несчастным пленником он не выглядел. — Скорее это Майкл похитил меня, — пробурчал Цессарат. — Я принес зеркало, как и условились. Надеюсь, эта прогулка под дождем того стоила. Цессарат положил на стол мокрый сверток и осторожно его развернул. Внутри оказалось овальное зеркало в серебряной оправе. Джуди ожидала, что могущественный артефакт должен выглядеть по-особенному, но зеркало ничем не отличалось от прочих. На нем даже не было начертано никаких рун или символов. — Это точно нужное нам зеркало? — усомнилась Гахара. — Даже мое выглядело внушительнее. — Это оно, — выдохнул Гаффар, любовно проводя пальцами по оправе. — Священная реликвия наших предков. Цессарат закатил глаза. — Обыкновенная волшебная штуковина. Таких во всех мирах — тысячи. — Таких, которые способны победить Лаэрта? — вздернул брови Гаффар. — Не говори глупостей, дракон. Ты не знаешь всего на свете. — Спорное убеждение, — хмыкнул Цессарат. Майкл рассмеялся. — Не обижайте Цессарата. Он знает все на свете, просто не настолько, насколько нужно. Джуди изумленно покачала головой. До смерти Дейла Хэнделла и битвы за Эйланис она была уверена, что Майкл — простой мальчишка, восторженный и веселый, как и все малолетние хулиганы. Но тяжелые испытания только закалили Майкла, и теперь он рассуждал, как взрослый. Разумнее некоторых взрослых. Джуди улыбнулась Майклу, и он улыбнулся в ответ. — Какой у вас план? Зачем вам зеркало? — спросил он. — Хотим поймать в него Темную Сущность, как только отвоюем Эйланис, — поделился Афлек. — Это довольно долго объяснять. — Вам лучше просветить нас, если хотите помощи, — важно проговорил Майкл. У Цессарата от гнева сузились зрачки, а мама Джуди подавилась травяным чаем. — Никакой помощи! — одновременно воскликнули они. — Ты — всего лишь мальчик. И тебе нужно домой, — строго сказала Эври Грейс, стрельнув глазами в Цессарата. — Я — дракон, и я не собираюсь помогать этим безумцам в их самоубийстве, — заявил Цессарат, огрызнувшись в ответ. — Зато я собираюсь, — вздернул подбородок Майкл. — Слушай, я же тебе сказал — я должен быть достоин своего папы. Он умер, как герой. Я хочу жить, как герой. И я хочу помочь! — Нет, — замотала головой Эври Грейс. — Где твоя мама? Мы должны вернуть тебя ей. — Мама в другом мире, ее здесь нет, — ответил Майкл. — Зато здесь есть я. — Тебе особо нечем нам помочь, Майкл, — признался Афлек, присаживаясь рядом с ним. — В Эйланисе будет битва, а ты не владеешь оружием. У нас нет времени обучить тебя. Джуди посмотрела на Майкла и увидела глаза мальчишки, который мечтал быть героем и вдруг очутился в реальной жизни. «Но здесь правда не до игр, Майк, — подумала она. — Здесь все серьезно. Война, смерть, скверна. Ты просто не представляешь, насколько это страшно. Нет времени играть в героев». Разумеется, вслух она ничего не сказала. Она знала, как Майкл посмотрит на нее и что с этих пор они станут врагами на всю жизнь. — Знаете, — кашлянул Цессарат. — Вы можете мне не верить, но я все же на вашем месте согласился бы на его помощь. Майкл маленький и ловкий, он может быть полезен. Он сбежал от своей семьи просто потому, что очень хотел. Я тоже не сумел почуять его, хотя Майкл был буквально перед моим носом. И уж поверьте, с моим чутьем все в порядке. — У тебя есть дар отводить глаза, — сказал Скаэль Хаскель, и в кухне повисла тишина. — Это я умею, — согласился Майкл и выразительно закатил глаза. — Ты прекрасно знаешь, что я не об этом. Ты умеешь теряться в толпе. Ты видим, но на тебя не обращают внимание, если ты очень хочешь. Обычно таким даром обладают артефакты. Например, некоторые сильвийские накидки. Но люди… Довольно редкое явление. Это очень хороший дар, Майкл, и тебе нужно научиться использовать его правильно. — А ты знаешь, как это делать? — восторженно выдохнул Майкл. — Это то, чем я часто пользуюсь в своем деле, — кивнул Скаэль. — Мы пойдем в Эйланис вместе. Я обучу тебя основам: этого хватит, чтобы помочь в битве. Джуди облегченно вздохнула. У нее еще есть шанс остаться Майклу другом. Ее мама не была настроена столь благодушно. — Вы с ума сошли! Вы тащите на войну ребенка! — Это безумие, — согласился Рон. — Так нельзя. — Я согласен, — вздохнул Самариэль. — Дерк бы явно этого не одобрил. — Дерка здесь нет, — ощетинилась Гахара. — Не он принимает решения. В моем мире мальчики с пяти лет учатся держать в руках оружие и постоять за себя. Их растят славными воинами, они участвуют в битвах — и умеют выживать. Эври резко повернулась к ней и даже приподнялась, чтобы начать спорить. Самариэль скрестил руки на груди и затряс головой. Гаффар потер виски и уже было собирался на всех накричать, чтобы успокоились, но тут вмешалась Дианта. — Мальчик — борец, — кивнула она. — Мальчик драться за жизнь близких людей. Он освободить Эйланис вместе со Скаэль — он храбрый герой, дерется за Дейла Хэнделла. Ее слова заставили всех прекратить споры и крики. «Дейл Хэнделл» — эти два слова магическим образом действовали на сознание людей. Они словно призывали к благоразумию и храбрости. Вот и сейчас Эври прекратила спорить, Рон сел обратно на стул, а Самариэль перестал корчить рожи. — Я по-прежнему не одобряю эту идею, — сдержанно высказалась Эври. — Главное, что я ее одобряю, — сказал Майкл. — Какая разница, сколько мне лет? У меня есть свой выбор. — Ты храбрый, Майкл Хэнделл, — торжественно произнесла Дианта. — Достойный отец — достойный сын. Ты не должен умирать, чтобы почтить память Дейл. Ты должен жить. Майкл кивнул, тоже очень торжественно. Эври схватилась за голову и отвернулась от Скаэля Хаскеля, а тот встретился взглядом с Джуди и виновато пожал плечами. Джуди нечего было ему сказать. Ее терзали противоречивые чувства, а заниматься рефлексией сейчас решительно не хотелось. — Итак, — повернулась она к Гаффару. — Итак, — подхватил он, — на рассвете мы выдвигаемся к пещере у Первой реки. Туда же подтянутся люди Малдока Бейра. Мы разделимся на несколько больших отрядов и зайдем в Эйланис с разных сторон, чтобы сбить с толку Ворлака. Даже если он натравит Темную Сущность на один отряд, остальные не пострадают. В Эйланисе мы начнем сражение. Оно будет отвлекающим маневром. В это время все, кто не может хорошо драться, будут освобождать пленников. Скаэль и Майкл — на вас основная надежда. Выясните, где прячут Дерка и Реданию. Как только жители Эйланиса будут спасены, мы отступим к порталу, постепенно собирая все отряды. Ворлак Мердил захочет уничтожить нас одним махом и направит Темную Сущность, и мы встретим ее с зеркалом. Зеркало поймает Темную Сущность и отправит прочь из этого мира, а мы спасемся из погибающего Великого Леса через открытые порталы. Сейчас, до битвы, их охраняют воины Кентарии. — То есть мы не вступаем в открытый конфликт с Последователями, Ворлаком или Черной Колдуньей? — расстроилась Гахара. — Мы нарочно не ищем с ними встречи, — кивнул Гаффар. — Наши силы малы по сравнению с ними. Если мы вступим в открытый бой, то точно поиграем. — Не уверен, что они станут держаться в стороне, — высказался Афлек. — Только не Ворлак и Черная Колдунья. — И не моя тетя, — поджала губы Джуди. — Если придется сражаться за свою жизнь, сражайтесь, — сказал Гаффар. — Но если будет возможность, бегите и не стесняйтесь этого. Одна ошибка может стоить поражения всему Великому Лесу. — Враги попытаются воспользоваться порталами, как только поймут, что мир начал разрушаться, — добавил Скаэль. — Как только мы перейдем на другую сторону, битва не закончится. Нужно будет удержать порталы, не дать силам Ворлака пройти через них. — И все, кто останется по эту сторону, погибнут вместе с Великим Лесом, — заключила Джуди, и после ее слов установилась тишина. Всем стало не по себе. Одно дело — бороться с врагом. Совсем другое — планировать его смерть. Джуди передернуло, и все же она взяла себя в руки: нет у них выбора, как ни крути. Если Ворлака, Черную Колдунью, тетю Клариссу не одолеть, они убьют всех. Маму с папой, Афлека, Мелвина, мальчишку Майкла. Саму Джуди. Всех. Никого не пожалеют. Даже бровью не поведут. — Выдвигаемся завтра на рассвете, — нарушил тишину Гаффар. — Будем бороться за своих детей, родителей и любимых. И за право жить.