Все должно было быть не так.
Все должно было быть
совершенно не так.
Оглядываясь на несколько лет назад, Чимин не может понять, где, когда, в какой момент его ровная дорога превратилась в узкую тропинку через болото. Он роется в сундуках воспоминаний, перебирает их одно за одним, откладывает, берет новые и снова откладывает, но ответ к нему так и не приходит. Сумерки вокруг сгущаются, тропинка истончается, а Чимин в этом болоте застрял.
Намертво.
Навсегда.
Ему хочется смеяться, порой, с того, насколько драматичными выглядят его внутренние монологи. Ему бы сейчас на подмостки театра, в какую-нибудь шекспировскую трагедию. В «Отелло», например — впрочем, нет, Отелло — это к Чон Чонгуку, а вот Чимин… ему бы в «Гамлета». Боль, тоска и много-много самокопания. Он бы справился. Впрочем, роль бедного Йорика ему бы тоже определенно удалась.
Чимин с глухим отчаянием ерошит волосы, портя остатки дневной укладки, и со стоном откидывается на постель. Проводит кончиками пальцев по второй половине кровати — теперь всегда пустой, — сжимает в кулаке покрывало. Он просил, умолял почти выкинуть эту кровать к чертям, потому что «зачем она мне такая одному?», но Сэджин-хен лишь посмеивался и хлопал по плечу, говоря, что ему, Чимину, несказанно повезло — у него одного такая огромная кровать, пользуйся на здоровье, придурок, хоть поперек нее теперь спи, и никто не будет сопеть под ухом и пинаться во сне, как раньше.
Проблема в том, что Чимин хочет, чтобы сопели. И чтобы пинались тоже. И чтобы обнимали во сне, как плюшевого мишку, утыкались в шею холодным носом и переплетали ноги. Хочет.
Он садится на постели, расправляет смятое покрывало и встает. Кровать Хосока всегда обладала особой притягательностью, а хен не обидится, если Чимин сегодня поспит у него. Снова.
Это глупо на самом-то деле, думает он позже, завернувшись в хеново одеяло по самый нос и глядя из своего убежища на пустую ныне кровать. Все началось гораздо раньше, задолго до того, как они за каким-то чертом решили устроить Великое переселение народов. Абсолютно тупое и несправедливое переселение, к слову, которое нужно было разве что Чон Чонгуку — для остальных-то, собственно, ничего и не поменялось. Ну, разве что Намджун-хен получил нового соседа, а он сам — холодную пустоту на второй половине кровати. Чимин даже всерьез задумывается о подтасовке результатов, уж слишком самодовольно выглядел макнэ, когда узнал, что обрел свой собственный чулан под лестницей, и слишком многозначительно стрельнул глазами в Тэхена. Он всегда обретает, этот Чон Чонгук — легко и просто, словно у него где-то и вправду припрятана волшебная палочка. Напомнить бы ему, что магия вне Хогвартса вообще-то запрещена, да только бесполезно — улыбнется миленько и сделает вид, что ни черта не понимает.
Или, что еще хуже,
даже не станет делать вид, что не понимает.
Чимина это бесит.
Потому что сам Чимин все еще не врубается.
Вопрос про болото открыт: когда, почему, каким образом? Где он оступился, недоглядел? Ведь все складывалось так потрясающе хорошо, так гладко и ровно, как по накатанной, и если оглянуться назад —
снова, — то…
Они с Тэхеном сближаются сразу, как познакомились. Тэхен — несуразный веселый мальчишка, очень симпатичный, с располагающей улыбкой. Он единственный чиминов одногодка, и последний рад этому так, словно встретил своего потерянного брата. В незнакомом месте, которое отныне нужно называть своим домом, это все равно, что выиграть в лотерею. По крайней мере, Чимин ощущает себя именно так, особенно, когда слышит, что Тэхен еще и младше. Пара месяцев, но все же. Это приятно.
Общаться с Тэхеном тоже очень приятно — тот показывает, что да как, помогает влиться в коллектив, знакомит с порядками, с городом, с собой, и Чимину, наверное, впервые так хорошо и уютно. Он восторгается всем вокруг: жизнью трейни, что для него пока в новинку, новой школой, крутыми и классными хенами, Тэхеном. Последний сияет и светится и на волне впечатлений кажется Чимину настоящим ангелом, сошедшим с небес.
Прячущуюся в тэхеновом сиянии тень Чимин замечает не сразу, а когда замечает, особого значения не придает. У них в группе есть макнэ — совсем мелкий мальчишка с развитым не по годам телом, большими оленьими глазами и тонким голосом — очень миленький макнэ, стоит заметить, Чимину он чем-то напоминает его мелкого, только тот более открытый, а этот колется, как ежик, и в руки не дается. Никому, кроме Тэхена, за которым ходит хвостом и заглядывает в рот. «Гуки очень мягкий и нежный, — делится с ним как-то Тэхен, — вы с ним подружитесь, я уверен». Чимин удивляется — это кто тут мягкий и нежный, вот этот пацан? — но не спорит и Тэхену почти верит. И искренне старается с Чонгуком подружиться, ведь если Тэхен так к нему привязан, то наверняка есть, за что.
Чуть позже Чимин понимает — Чонгук с ним дружить не хочет. То есть совсем. Ощетинивается, скалится, смотрит волчонком и близко не подпускает. Чимин недоумевает, обижается, злится даже — как так, он к нему со всей душой, а эта мелочь… а потом до него вдруг доходит: да тот же просто ревнует к нему Тэхена. Все быстро встает на свои места, и Чимин даже находит это весьма милым — ох, уж эта наивная детская ревность — но объясняться не спешит. Повзрослеет, сам поймет, каким глупым был, Чимин ведь не собирается отбирать у Чонгука его хена, у них с Тэхеном совершенно иные отношения. Иного уровня, иной степени близости. Они не просто старший и младший, они — равные, соулмейты и просто близкие люди. Они могут делиться тем, чем не поделишься со старшими или, тем более, с младшим, и это значит очень многое. Именно Чимину, одному-единственному, Тэхен рассказывает о том, что ему понравился мальчик — не девочка,
мальчик — с параллели. Именно с Тэхеном Чимин делится тем, что у него появилась девушка, и просит научить целоваться, чтобы перед ней не опозориться. Именно с Тэхеном они смотрят вместе порно, пока старших с мелким нет дома, глупо и смущенно хихикают и неумело дрочат друг другу, удовлетворяя любопытство и подростковый интерес. Именно с Тэхеном Чимин узнает, что ему нравятся не только девочки, но и мальчики — один конкретный мальчик, если быть точным. Именно с Тэхеном Чимин
падает.
И Тэхен, кажется, не против падать тоже.
Они не обсуждают их отношения и официально все еще лучшие друзья, несмотря на то, что к периодической совместной дрочке добавляются отсосы. Их обоих устраивает такой статус, они слишком молоды и безбашенны, чтобы заводить
настоящие отношения, к тому же, у них тренировки, долгожданный дебют и очень много работы. Они еще успеют, думает Чимин, у них впереди еще целая куча времени, чтобы немного повзрослеть и перевести отношения на новый уровень.
Еще не сейчас, но очень скоро.
Тэхен частенько сжимает его руку, называет его своей родственной душой, они все еще дрочат друг другу в душевой после практики, и Чимин счастлив в этой бесконечной круговерти.
А однажды — примерно спустя год после дебюта — его отлавливает за руку донельзя серьезный Чон Чонгук и ведет на лестничную клетку поговорить.
— Что случилось, Чонгуки? — спрашивает его тогда Чимин, делая вид, что не замечает нахмуренных бровей и сильной хватки на запястье.
— Мы с Тэхеном вместе, Чимин-а, — говорит тот, и Чимин больше цепляется за то, что этот мелкий опять назвал его по имени, как всегда проигнорировав уважительное «хен». Тэхен совсем его разбаловал — никакого уважения к старшим.
— Вы вместе что? — уточняет он.
— Мы просто вместе. Во всех смыслах.
Чимин на мгновение подвисает.
— Хах. Это что, прикол такой? Не очень смешно, — он дергает уголком рта, взгляд лихорадочно мечется по чонгукову лицу, пытаясь отыскать в нем намек на дурную шутку. Не находит.
— Я не смеюсь, если ты не заметил, — пожалуй, только сейчас Чимин замечает, что Чонгук выше него и шире в плечах, и что он уже больше походит на парня, чем на мальчишку.
Когда он успел так вырасти?
— Хочешь сказать, что вы реально встречаетесь? Да ладно, ты же не думаешь, что я в это поверю? Это бред.
— Почему? — Чонгук смотрит в упор. — Или тебе можно его любить, а мне нельзя?
— Ч-что? О чем это ты?
— Не думай, что я не вижу, как ты смотришь на него, Чимин-а, — Чонгук усмехается неожиданно по-взрослому. — Но запомни хорошенько: Тэхен
мой.
— Он сам тебе это сказал? — теперь усмехается уже Чимин, потому что не может быть, чтобы его Тэхен и впрямь подписался на такое. Да, Господи, Чонгук же еще совсем ребенок. Как на него встать-то может?
— Да. Сам. Не веришь — можешь спросить у него.
— Спрошу, будь уверен, — заверяет его Чимин. — Так зачем ты меня позвал? Похвастаться?
— Предложить уговор. Ты не лезешь в наши с Тэ отношения, а я позволяю тебе его любить.
Чимин скалится и сжимает руки в кулаки.
— Условия мне ставить вздумал, щенок? — самоуверенное лицо «золотого макнэ» сейчас бесит настолько, что хочется познакомить его со стеной. — Ты кем себя возомнил, блядь, богом?
— Нет, всего лишь парнем Тэ, — тот жмет плечами и вдруг улыбается мило и невинно. — Подумай над моим предложением, хен, потому что в обратном случае… — он не заканчивает фразу, оставляя невысказанное висеть в воздухе тяжелым облаком, просто хлопает по плечу и возвращается обратно в квартиру, оставляя Чимина один на один с услышанным.
Тот облокачивается спиной о стену и тупо смотрит в пол, до сих пор не сумев до конца осознать и принять то, что сказал ему Чонгук. Он и Тэхен — вместе? Как пара? Даже звучит бредово — с чего бы вдруг такая внезапная любовь? Чимин никогда не замечал за ними ничего такого, да, они близки, конечно, но это же совсем другое. Не то, что у Тэхена с Чимином — у них совершенно другие отношения. Нет, все это просто дурная шутка, решает он. Если бы Тэхен что-то чувствовал к Чонгуку, или Чонгук что-то чувствовал к Тэхену — даже звучит смешно, боже — он, Чимин, обязательно бы это заметил.
Обязательно.
Так решает Чимин и не верит. Даже когда Тэхен на прямой вопрос отводит смущенно взгляд, но кивает и говорит «да, мы с Гуки вместе», он разглядывает покрасневшие кончики его ушей и все равно не верит. А когда тянется привычно к поясу тэхеновых домашних брюк, то искренне недоумевает, почему тот отводит его руки и качает головой.
Чимин не верит. Ловит Тэхена за руки, спрашивает безмолвно «а как же я?» — не понимает. Ведь все было хорошо между ним и Тэ, все было замечательно, откуда вообще взялся этот Чон Чонгук? Он ведь вообще не отсвечивал!
— Тэхени, — тихо зовет он однажды, когда они лежат в одной постели, тесно переплетя ноги, — я что-то сделал не так? Ты сердишься на меня? Если так, то скажи, я исправлюсь, обещаю.
— О чем ты, Чимини? — в льющемся из окна лунном свете видно, как Тэхен недоуменно вскидывает брови. — Я не сержусь на тебя, что за ерунду ты придумал?
— Но ты и макнэ…?
Тэхен дергается и быстро смотрит на хосокову кровать, хен мирно посапывает и не слышит их.
— Тссс, — он прикладывает к чиминовым губам палец, и тот, не удержавшись, целует нежную подушечку. — Что я и Гуки?
— Ты с ним…
вместе, потому что я тебя расстроил? Поэтому, да?
— Ты придурок, блин, — Тэхен кладет голову ему на плечо, — мы с тобой соулмейты, причем тут Гуки? — Чимин почти успокаивается, как он вдруг добавляет: — Гуки совсем другое.
— И что же он?
— Он… — Тэхен мнется на мгновение, а потом смущенно выдыхает куда-то в ключицу, — я, кажется, его люблю.
Он гладит большими пальцами чиминовы запястья, ладони, поднимает голову и улыбается мягко и светло. Светится по-прежнему, словно ангел.
Словно.
Что-то в Чимине в ту ночь дает трещину.
Что-то светлое и очень чистое. Слова Тэхена царапают, режут изнутри, но он не верит все равно. С упорством человека, что вместо того, чтобы пытаться выбраться из ямы, берет лопату и начинает закапывать себя еще глубже и присыпать сверху землей, чтоб наверняка. Но, как бы ни был сладок самообман, однажды ему все же приходится поверить — выбора ему просто не оставляют.
Он видит их в спальне — совершенно случайно, конечно, они с хенами пошли в кино, и Чимин вернулся за забытыми наушниками. Лучше бы не возвращался. Потому что перед его глазами Чонгук — этот мелкий ребенок — притирает Тэхена к кроватям, скользит ладонями под домашнюю футболку и выцеловывает смуглую шею, а тот зарывается пальцами в спутанные крашеные волосы младшего, тянет его на себя и жадно целует сам.
— Давай быстрее, пока они не вернулись… — в голосе Тэхена много желания и совсем нет терпения.
— Ты такой нетерпеливый, хен, — Чонгук посмеивается, но позволяет снять с себя футболку, а после подхватывает Тэхена под бедра и роняет на кровать. Они оба смеются негромко чему-то своему и снова принимаются целоваться, а Чимин, пятясь, отступает назад и, начисто забыв про наушники, вылетает из квартиры.
Закрывать глаза больше не выходит, и внезапно ясно предстает абсолютно все: и переплетенные украдкой пальцы, и молчаливые диалоги, и влюбленные взгляды, и отдельный мир на двоих. Мир, ход в который Чимину наглухо закрыт.
Чимин чувствует себя преданным.
Он не понимает.
Он злится.
Он готов крушить мебель и орать, потому что это самое настоящее гнусное предательство. Потому что у них с Тэхеном было все и даже больше, у них
было бы все. Нужно было лишь немного подождать — совсем чуть-чуть. Зачем Тэхену понадобился этот чертов мальчишка? В нем же нет абсолютно ничего особенного!
На что он клюнул — на классное тело? Так у Чимина не хуже, даже лучше местами, задница так точно. На смазливое личико? Ага, пусть прыщи свои сначала замажет. На многочисленные умения и таланты? Бред, Чимин тоже умеет и петь, и танцевать, и шутит неплохо. По крайней мере, Тэхену нравится — всегда нравилось. Что в Чонгуке есть такого, чего нет у Чимина?
Тэхен лишь жмет плечами и смотрит недоуменно: «Я не знаю, Чимини. Гуки — это Гуки, этого достаточно», — и снова лезет обниматься, а у Чимина злость застилает глаза, а внутри все кровит и воет. Но он все равно не отталкивает.
Гуки.
Знал бы Тэхен, каков его Гуки на самом деле. Как тот смотрит на Чимина, насколько крепко сжимает его предплечье, когда они остаются одни в студии звукозаписи, и как требовательно спрашивает: «Ты готов дать ответ, хен?» — ясно давая понять, что превратит его жизнь в филиал ада на Земле, если Чимин посмеет сказать ему «нет». Не угрожает — предупреждает. И этому тот верит безоговорочно. Чимин старается не скрипеть зубами, когда отводит взгляд в сторону и цедит:
«Я согласен».
Выходит отвратно, а в голове бьется лишь один вопрос: «Что же я упустил?»
Ответа Чимин так и не находит — ни тогда, ни сейчас.
***
В хеновом одеяле безумно жарко, но Чимин упрямо продолжает изображать из себя одеяльное буррито — липнущая к телу футболка сейчас меньшая из его проблем. Он признается себе, что заебался — по всем статьям. Заебался играть в лучших друзей, заебался слушать чужие приглушенные стоны из чонгукова чулана —
запрись там, блядь, и не вылезай оттуда никогда — заебался делать хорошую мину и «я люблю Чонгуки, а он меня нет», заебался любить.
Чимин бесится, злится, изнывает от бессилия и невозможности что-либо изменить. В этом спектакле он всего лишь третье дерево с краю, даже не запасной аэродром (хотя то, как Тэхен ластится к нему после ссор с Чонгуком, как кладет голову на колени, как жмется к нему и обнимает, наводит на определенные мысли). А Тэхен не видит. Ослеплен своей любовью и не замечает ничего вокруг: ни того, что по нему сохнет «лучший друг», ни того, что его возлюбленный далеко не та ромашка, какой хочет казаться, ни того напряжения между ними двумя.
Иногда Чимину кажется, что Тэхен все понимает. Всегда понимал — и про него, и про Чонгука. Может быть, так и есть — Чимин бы не удивился такому повороту; розовые очки относительно любимого ТэТэ давно разбиты в мелкую стеклянную крошку — осколков теперь и не сыскать. Тэхен, если начистоту, нихуя не ангел — он тот еще эгоист и отличный манипулятор, и любовь его какая-то больная и неправильная — что к нему самому, что к Чонгуку. Точно не ангельская. Такая не очищает, а убивает. Он самый настоящий демон, пришедший в чиминову жизнь, чтобы забрать его душу и утащить в свой полыхающий ад.
Забрал.
И душу, и сердце, и разум — все забрал себе, не оставил Чимину ничего и теперь ревностно охраняет и бережет свои трофеи. И стоит тому лишь сделать в сторону всего один маленький шаг, как тут же смыкаются тиски нежных объятий, и стрелы ласковых взглядов и слов впиваются в тело, не давая пошевелиться.
Тэхен привязывает к себе крепко, болезненно, настолько сильно, что если отрывать, то вместе с бьющимся еще сердцем, а после только сдохнуть и останется. Чимин уже даже не уверен, что именно любит — его чувства колеблются по синусоиде от полного раболепного обожания до жгучей ненависти, когда хочется схватить Тэхена за волосы и вдолбить в дурную крашеную голову несколько простых истин.
Тэхен Чимина любит, искренне. И Чонгука тоже любит. Разной любовью, но их обоих — больше всего на свете. Чимин знает, что для них двоих тот сделает все, что угодно. Знает и пользуется, внаглую оккупируя тэхеновы колени, прижимаясь к нему во сне, целуя в щеку «по-дружески» — что ж, Чимин тоже не ангел. И даже не заблудшая душа.
Никто из них, если быть честным.
Демоны — все трое. Увязли в собственном грехе, как в болоте — том самом — и выбираться не особенно и хотят. Если начистоту, Чимин почти смиряется. Даже находит в своем положении какое-то особенно извращенное удовольствие.
«Тебе просто до жопы нравится страдать», — говорит ему как-то Юнги, и Чимин даже почти с ним соглашается.
Его смирение дает трещину, когда Тэхен переезжает в комнату Намджуна (Чимин благодарит богов, что не к Чонгуку, иначе он сдох бы на месте). Идет по швам, гремит и рокочет, вот-вот грозя развалиться к хуям. С Тэхеном определенно что-то не так. Он больше почти не светится, его улыбка напоминает блеклую тень себя прежней, он отдаляется и закрывается почти наглухо, оставляя лишь тонкую щелку между собой настоящим и всем остальным миром. Даже для Чимина, который все еще «лучший друг и соулмейт». И это пиздец, как хуево, потому что тот не представляет, что делать и как его вытаскивать. Раньше помогали долгие объятия или задушевные беседы, во время которых Тэхен кололся сам, но сейчас Чимин чувствует, как раз за разом напарывается на железобетонную стену молчания и «все в порядке, Чимини».
Идиот.
И дураку ясно, что с такими больными глазами «в порядке» не бывает.
Тэхен отличный актер, но они с Чонгуком знают его слишком хорошо, чтобы верить подобным отговоркам. Проблема в том, что если он уперся рогом, то можешь хоть до смерти запытать — не скажет ни слова.
Чимин уже почти готов идти трясти Чонгука, но, судя по ревнивым темным взглядам, которые тот в него метает, он и сам не в курсе, что происходит с Тэхеном. И хотя то, что мелкий все еще считает его конкурентом, даже льстит — пусть побеспокоится, ему полезно понервничать — проблемы это абсолютно не решает.
Чимин теряется и совершенно не знает, что делать и как себя вести.
А однажды, когда он в одиночестве практикуется в танцклассе, туда влетает Чонгук и впечатывает его спиной в стену с такой силой, что перед глазами начинают плясать цветные звезды. Чимин случайно задевает локтем выключатель — комната погружается во тьму, и, черт возьми, оставаться в темноте наедине с Чон Чонгуком, пожалуй, последнее в его списке желаний.
— Ты охуел? — хрипит он, готовясь к драке.
— Это все твоя вина, — лицо у Чонгука страшное, а в голосе звенит холодная взвешенная ярость. Кажется, одно неосторожное слово, и Чимина найдут в черном мусорном мешке, разделанного на куски.
— Не трогай меня, — Чимин цепляется за чонгуково запястье, силясь отодрать от себя, но тот куда сильнее физически.
— Не трогать тебя? Вот, как ты теперь заговорил? — льющегося из коридора света достаточно, чтобы увидеть, как Чонгук сжимает губы. — Черт тебя дери, Пак Чимин, почему ты такой… — он снова прикладывает Чимина к стене, — ублюдок. Говори, что ты сказал ему, — требует он.
— О чем ты вообще, блядь, говоришь? Совсем умом поехал? Отпусти меня, мать твою! — Чимину страшно, но злость и непонимание берут свое.
— У нас был уговор,
хен, я по-хорошему просил тебя: не лезь в наши с Тэ отношения. Никогда.
— Больно нужно мне в них лезть, — он все еще не оставляет попыток отцепить от себя Чонгука. — У самого проблем хватает.
— Не пизди, — отрывисто и жестко. На грани. — Это Тэ можешь заливать, он наивный, поверит, но мне не смей.
— Слушай, если вы опять посрались, то я тут ни при чем, ясно тебе, псих ебучий? Отпусти меня, кому говорю!
Чонгук щурится, внимательно вглядываясь в его лицо, словно ищет там что-то, а потом действительно отпускает его и выдыхает:
— Блядь, значит, это не ты.
— Да что не я? Ты объяснишь, блядь, или нет?
— Не ты его новый парень.
Чимину кажется, что ему в уши кто-то старательно набил очень много ваты.
— Его новый… кто?
Чонгук прикрывает глаза на миг и отворачивается.
— Его новый парень.
— Хочешь сказать, что вы расстались? — изо рта вылетает нервный смешок. Да быть не может. Тэхен и Чонгук — это такая же константа, как то, что Земля вращается вокруг Солнца. Чимин что, проснулся сегодня в альтернативной Вселенной?
— Именно это я и хочу сказать. Блядь, — Чонгук трет руками лицо, а когда снова смотрит на Чимина, в его глазах такая черная пропасть отчаяния, что становится страшно за его душевное здоровье. — И я не знаю, кто это. Вообще.
— Он не сказал? — сердце падает куда-то вниз. Одно дело Чон Чонгук — привычный и уже родной в какой-то мере, с ним Чимин почти смирился, но кто-то извне? Кто-то чужой, кто вне их маленькой системы на троих?
Немыслимо. Звучит настолько дико, что поверить просто невозможно. Но и не поверить тоже. Чонгук тот еще бесящий засранец, но он упорный до жопы. Он не был бы в таком состоянии, если бы и правда не
все.
— Не сказал. Ты ведь понимаешь, что это значит? Нас кинули.
— Тебя, — нетвердо поправляет Чимин. — Я, в отличие от тебя, ему друг.
— Да? — хмыкает Чонгук. — И много он рассказывал тебе о своей новой любви, друг? Может, ты с ним знаком или знаешь имя? Он вообще давно делился с тобой хоть чем-нибудь? Ну? — Чимин предсказуемо молчит. — Он кинул не только меня — нас обоих, Чимин-а.
— Нет.
Чонгук жмет плечами.
— Думай, как знаешь.
Некоторое время они стоят в темноте, размышляя каждый о своем. Чимину нужно поговорить с Тэхеном — срочно, немедленно — но он чувствует себя приросшим к полу. Если Тэ действительно скажет ему, что влюбился в кого-то… нет, он не будет думать. Сперва Чимин должен услышать это лично, и если это так… Он выдержал Чон Чонгука, в конце концов, вряд ли хоть что-то может быть хуже этого (хуже бессонных ночей, когда эти двое трахаются за стенкой).
Чужие пальцы на подбородке оказываются неожиданностью.
Чимин поднимает взгляд. Чонгука ощутимо трясет — пальцы дрожат — он выглядит злым, отчаявшимся и абсолютно беспомощным, как слепой щенок, которого хозяин выбросил на улицу в мороз. Страшно. Такой Чонгук пугает до чертиков, просто потому что он не должен быть таким. Он приподнимает чиминово лицо и, кажется, пытается поймать его взгляд.
— Что ты делаешь?
— Хочу забыться.
Поцелуй выходит злым и жестоким. Ни намека на удовольствие — только глухая ярость обоих и боль, выплескиваемая друг на друга. Чонгук до крови кусает чиминовы губы и язык — больно, неприятно, а от привкуса крови во рту начинает мутить, но Чимин все равно не отстраняется. Платит с лихвой, цепляется руками за плечи, намеренно царапая и вгоняя в нежную кожу ногти. Он знает: они оба представляют сейчас одного и того же человека. Личного демона, что забрал себе их сердца и души, и который заслуживает наказания, но с которым они никогда бы не осмелились провернуть подобное, потому что их демон — все-таки еще слишком ангел, сладкий и любимый до дрожи. Пусть и с черными от сажи крыльями.
***
Разговор с Тэхеном выходит коротким, но болезненным. Чимин чувствует себя опустошенным и выпотрошенным добрым тэхеновым взглядом и плещущейся в нем виной. Тот мог бы и вовсе молчать — вина говорит обо всем лучше всяких слов, поэтому Чимин лишь кивает, как китайский болванчик, тянет губы в рваной улыбке и поспешно уходит из их с Намджуном комнаты.
— Что ты здесь делаешь? — Чонгук не слишком рад его видеть, но Чимину плевать. В чонгуковом чулане темно, тесно, и все еще явственно пахнет Тэхеном. А сам Чонгук оказывается слишком горячим и твердым — совершенно не похожим на мягкого и уютного Тэ.
Ни одной гребаной капли. Вообще ничего общего.
— Теперь забыться хочу я, — коротко выдыхает Чимин и целует его сам.
