Не фиг болеть!

Гриша постоял в прихожей, почесал затылок, запустив руку в копну кудрявых волос, затем вздохнул и продвинулся в комнату. Он думал, что там свободная территория, а девочка спит в спальне, но, по-видимому, она легла в гостиной в ожидании врача. Впрочем, пока ему не было необходимости браться за какие бы то ни было обязанности: она явно спала, хотя дыхание её было тяжёлое и рваное; красивые русые волосы разметались по подушке. Ну а что ещё делать рано утром человеку, которому не надо в школу? Немного расслабившись (но не сильно), бывший генерал проскользнул на кухню. Как ни странно, готовить Гриша немного умел, дома он был нормальным парнем, не сачком и паразитом в одном лице, но первые месяцы учёбы его сильно развратили свободой. Поэтому в кастрюли он даже не стал заглядывать, а быстро сделал себе пару бутербродов и поставил чай. Война – дело, требующее много энергии, особенно если всю ночь вы разъезжали в танке по незнакомой территории, и Гриша минут двадцать чувствовал себя волком в овчарне. После того, как запасы колбасы и сыра уменьшились почти на вес студента, а треск за ушами на всю кухню и шум волн чая о мол студенческих зубов стих, Григорий вздохнул и решил, что кроме ожидания человека в белом халате, в его обязанности входит периодическая проверка состояния больной. Он попёрся в гостиную постоять у кровати спящей. Наверное, он шаркал, потому что девочка открыла глаза при его приближении. - Ничего себе, ко мне Есенин пришёл, - сказала она, увидев голубоглазого и кудрявого парня. По жизни она, видать, была шустрая, за словом в сумочку не лезла, но, произнесённая хриплым полушёпотом, срывающимся с потрескавших губ, шутка не очень удалась. Гриша не очень обращал внимания на соседку раньше – просто не часто видел её во дворе, графики жизни у них отличались, и сейчас не впечатлился, несмотря на кокетливо сползшее плечико ночнушки – глаза бедной Марины смотрели воспалённым взглядом, на щёках можно было готовить яичницу. - Я не Есенин, я Гриша, сосед, - поспешил пояснить он. – Твоя мама… - Я уже догадалась, - прохрипело создание, сейчас больше похожее на зомби, чем на школьницу. – А теперь будь любезен, соседушка, слиняй отсюда на хер. - Э??? - Выйди, говорю, Григорий Есенинович, дама вставать собирается. - Куда тебе вставать в таком состоянии? В гроб сами перенесём! В кино собралась с подружками? - Ах ты заботливый мой, он ещё и в туалет за меня ходить будет! Кыш на кухню. Ты там уже, судя по звукам, обед вместе с кастрюлей съел. Вот и посиди, попереваривай ручки кастрюли. Что с женщинами спорить сложно, Гриша уже знал, поэтому ретировался на кухню, но дверь не закрыл полностью. Он был прав: Марина поднялась с кровати с трудом, в другое время она бы догадалась, что за ней следят, но сейчас она была не в форме, и даже не стала поправлять подол ночнушки, а та была по середину бедра, и поправлять её было надо. Гриша ухмыльнулся, решив, что показать ножки – самый лучший способ компенсировать моральный ущерб от такого обращения со своим помощником. Но быстро забыл о девичьей красоте. Его подопечная с трудом передвигала ноги. Может, выйти из кухни, довести её до туалета и там стать на стражу? Пока Гриша колебался, Марина уже исчезла в туалете. Гриша опустился на табуретку и было расслабился, когда услышал из туалета странные звуки – что-то падало и разбивалось. Герой рванулся туда, позабыв о приличиях. По счастью, Марина дверь не заперла. Цель была достигнута: в унитазе стояло несмытое жёлтое озеро, ночнушка девочки была заправлена частично в красивые розовые с цветочками трусы. Её шатало, и Гриша вовремя подхватил любительницу поэзии: от траты сил она повисла у него на руках, а то бы рухнула со всего размаху на кафельный пол… Чем бы это кончилось, сказать сложно. А Гриша продолжил свои подвиги. Крепко сжимая полураздетое тело, он поднёс его к раковине, и Марину вырвало в неё – ну и немножко мимо неё. Хорошо было только, что после злоключений в туалете бодрости у больной значительно поубавилось. Она без малейшего сопротивления позволила вывести себя из туалета, довести до постели, и даже поправить застрявшую в трусах ночнушку. Чувствуя себя сорокалетней мамочкой, вспотевший Гриша уложил школьницу, накрыл её одеялом и со скрипом выпрямился, как паралитик. Девочка не подавала признаков жизни. А Гришу ждала следующая работа: за их тапочками от двери тянулись пятна красивого зелёного цвета, которые уже начинали ощутимо пованивать.