POV Леонардо да Винчи
Прекрасный солнечный день во Флоренции. Я обычно предпочитаю сидеть дома, работать над своими трудами, но сегодня был особенный день. Радость переполняла мою душу, а волнение не покидало с самого утра — да, я научу человечество летать! Сколько лет, сколько бесчисленных столетий люди смотрели вверх и мечтали возвыситься к звёздам? Не знаете? И я не знаю. Боюсь, на этот вопрос вам никто не даст ответа, однако сегодня, здесь и сейчас я научу людей летать. Мы будем передвигаться по небу… Только подумайте: передвигаться по небу! То, о чём так долго мечтали, исполнится сегодня! О, хвала Господу, я дожил до этого дня! Я в одиночку тащил на своей спине тяжеленную коробку, а на тросах за мной по траве волочилось ещё несколько мешков. Трудно? Ничего не знаю! Нет сил? Да не знаю я такого! Если я окажусь прав… Если я вдруг окажусь прав, и он полетит, то… То я буду невыразимо счастлив! Столько лет потрачено, столько усилий и столько бессоных ночей… Нет, моя мечта должна воплотиться в жизнь! Конечно, было бы проще, если со мной пошло бы несколько помощничков, но кто же мне поверит? Эх, если бы поверили мне на слово, то было бы намного проще, намного… Я поднимался вверх в гору. Скалистая местность ничуть не помогала мне взбираться, но это не беда — у меня ещё много сил, я ещё не могу остановиться на этом. Впрочем, местами, между скалами и обломками пород, проглядывали небольшие живописные лужайки свежей зелёной травы. Здесь врачеватель найдёт лечебные травы, биолог — самые разные виды интереснейших растений, а блуждающий странник — тень и покой под отвесной скалой. Солнечные лучи сплетались с молоденькими листочками низкорослых деревьев, бабочки перелетали с цветка на цветок. С одной стороны, несправедливо получилось, что даже маленькие насекомые имеют лёгкие и полупрозрачные крылышки, а человек ими обделён, но, с другой стороны, мечтали бы мы тогда о полёте, о небесах, о покорённых вершинах?.. Я остановился на небольшой привал: возраст берёт своё, да и в последнее время ноги мои меня не слушаются — наверное, к перемене погоды. Я сел наземь возле деревца, укрывшись в его густой тени, и поставил рядом с собой ящик. Мешки с мелкими деталями отвязывать я не стал. Будет проще потом продолжить свой путь на гору. Я, наверное, так и отдыхал бы в одиночестве со своими инструментами и деталями от машины, если бы совсем рядом со мной не послышался шорох в кустах. Насторожившись, я инстинктивно притянул мешки поближе к себе, внимательно следя за кустами. — Кто тут? — произнёс я, дабы прояснить ситуацию, но никто мне не ответил. Неужели разбойники? Люди говорили, мол, они покинули наши края. Да и друг мой твердил, что собственными глазами видел, как те под покровом ночи покидали наш городок. Не думаю, что он лгал мне. С чего бы ему лгать?.. Шорох в кустах приближался всё ближе и ближе ко мне. Признаюсь, я испугался, когда из кустов на меня выпрыгнула белка, но после я только посмеялся над своим ребячеством. Старый дурень, скоро и собственной тени бояться будешь! Вздохнув полной грудью, я хотел было вытащить бутыль воды из одного мешка, как над моим ухом раздался дружелюбный голос. — Доброго времени суток, старик. Я чуть не подпрыгнул от неожиданности. Бархатный голос не внушал мне страха, но само появление… Определённо, этот человек не внушал мне доверия уже с самого начала. — Приветствую тебя, странник. По доброму или злому умыслу ты здесь? — когда фигура вышла из тени соседних кустов, произнёс я, осматривая подошедшего. Молодой мужчина был одет в чёрный длинный плащ с капюшоном, слегка прикрывающим его лицо. Величественное лицо, приятная полуулыбка, внимательные глаза с хитринкой — всё и многое другое, учитывая осанку и повадки, указывали на то, что у этого сеньора есть благородные корни. Из-под капюшона, когда дул лёгкий ветерок, кое-где выбивались пряди алых волос. Вот незнакомец снял капюшон, и моему взору открылась длинная чёрная косичка. Точно из высоких чинов. И как я мог его подозревать?.. Хотя, к аристократии в этих краях никогда не было доверия среди обычных граждан. — Сам не знаю, — усмехнулся он мне, а потом посмотрел на мою тяжёлую коробку с нескрываемым удивлением. — Вы сами её тащите? — Приходится. Помощников-то нет. — Грубо с их стороны отказывать в помощи, — наклонив голову набок, произнёс он. — Может, я чем могу помочь Вам? — Вы? — я был, честно говоря, удивлён. — Зачем же Вам тащить столь тяжкий груз? — А Вам зачем? В Вашем-то возрасте? — легко подняв коробку одной рукой, он двинулся вперёд. — Берите мешки, сеньор, и пойдёмте испытывать Вашу машину, — промолвил он с нескрываемой ухмылкой. — П-постойте, сеньор! — я торопливо пошёл за сим мужчиной, пытаясь не отставать. Я пытался отговорить его от этой затеи, но он был непреклонен. Да, я был весьма удивлён поначалу, что он знает о моём летательном аппарате, но после вспомнил, что об этом уже звенит вся Флоренция, поэтому и неудивительно, что он решил поинтересоваться моим изобретением. Богачи вообще любят совать свои носы в чужие дела. — Совсем не удивлены, что помощь к Вам пришла из ниоткуда? — посмотрев на меня с прищуром, спросил странный незнакомец. — Признаюсь, удивлён. Наверное, Вы добрый человек? — Хм, старик, Вы ошиблись два раза, но в этом нет Вашей вины. Вы же человек науки, а, значит, вряд ли поверите моим словам, — с загадочной улыбкой ответил он мне, перебросив тяжёлую коробку в другую руку, словно она весила ровно пару грамм, а не пару десятков килограмм. — И, всё же, — я отогнал свободной рукой муху от своего лица, — я мог бы попытаться понять Вас. — Понимаете, я не совсем человек. Я опасен. В прошлом сделал много… Много злых вещей. И до сих пор делаю, — я смотрел в спину этому мужчине и не видел его лица, но я ощущал его душевное смятение. — И буду делать. Такова моя жестокая природа. — Видимо, в Вашей жизни произошло очень много плохого, раз Вы так рассуждаете. Сами понятия «добро» и «зло» соотносительны и зависят от того, под каким углом на них смотреть. Моральные принципы и воспитание играют большую роль в этом. — Тогда мой случай исключительный, сеньор. Для таких, как я, сами понятия «добро» и «зло» отсутствуют, — пожал плечами мужчина. — Вы уже испытывали этот аппарат? — спросил он, дав мне понять, что предыдущая тема разговора окончена. — Нет, смельчаков не находилось. Вот, думаю, самому испытать. — Видно, Вы последний из смельчаков во Флоренции, — отметил незнакомец. — Как Ваше имя? — Сразу понятно, что Вы не из местных, — с улыбкой отвечаю ему я. — Мой акцент меня выдаёт? — игривое настроение незнакомца было заразительным. — И это тоже, — беспечные птички порхали над деревьями, и я вспомнил про свои недавние мысли. — Я Леонардо да Винчи, может, Вы слышали обо мне? — Видел Ваши работы, — бросил он через плечо. — Надеюсь, они Вам пришлись по вкусу. — Наверное, да, если несколько из них висят в моём скромном доме. — О, тогда я весьма польщён, — улыбнувшись уголком рта, я уже понимал, что передо мной стоит весьма интересная личность. — Интересуетесь искусством? — Скорее, новшествами в нём. — О?.. — То же самое в науке, медицине, политике, экономике и прочей ерунде, — этот мужчина на фоне тех же птичек казался не менее беспечным. — Наверное, Вы много путешествуете, сеньор? — догадался я. — Иногда чаще, чем стоило бы, — с лукавой улыбкой отвечает мне он. — А Вы, наверное, и вовсе из дому не выходите? — Некогда, — пожимаю плечами. — Всё работа, работа и ещё раз работа. — Заметно, — кивнув своим словам, он последовал дальше молча, а я не стал перебивать поток его мыслей. Мы довольно быстро поднялись на нужную высоту. Отсюда было видно чуть ли не весь городок, а люди казались такими ничтожными и недосягаемыми, как хрупкие фарфоровые фигурки на дальней полке шкафа. Завораживающий вид! Я краем глаза посмотрел на своего незнакомца и с удивлением заметил, каким презрительным и насмешливым был его взгляд. Кто же он такой? Высокомерный и, тем не менее, готовый протянуть руку помощи; любопытный, общительный и, тем не менее, временами молчаливый, скрытный; такой понятный и, тем не менее, загадочный, ироничный. Всё верно: он действительно интересная личность. — Вы презираете людей внизу, сеньор? — спросил я, поставив наконец-то наземь мешки. — А за что их любить-то? — с усмешкой спросил он. Я промолчал. Я и сам не любил большого скопления людей и избегал шумные праздники, но я не относился чуждо ко всему этому. Люди веселятся, люди хотят, чтобы жизнь вокруг них кипела и бурлила. В этом нет ничего зазорного. Каждый в глубине души боится остаться один, поэтому и стремится найти собеседника, собутыльника или родную душу. Такова природа человека. Любопытно, к чему стремится этот молодой человек? — Что же Вы забыли в наших краях? — тут же поинтересовался я. — Искал безумца, что якобы научит человечество летать, — усмехнулся он. — Это вовсе не безумная прихоть, я могу это аргументировать, — я открыл деревянную коробку, выкладывая из неё на траву длинные детали и целые готовые конструкции. — Я убеждён, что человек, преодолевающий сопротивление воздуха с помощью больших искусственных крыльев, может подняться в воздух, и сегодня я это докажу. — Громкие слова, сеньор, но где же обещанные аргументы? — усмешка не сползала с его лица, но во взгляде чувствовалось любопытство. — Сейчас Вам будут и аргументы, только погодите, — я взял в руки одно из крыльев, протягивая его к незнакомцу для детального осмотра. — Я долго наблюдал за повадками пернатых и за полётами птиц и пришёл к выводу: когда птица находится в ветре, она может держаться на нём без взмахов крыльями, ибо ту же роль, которую при неподвижном воздухе крыло выполняет в отношении воздуха, выполняет движущийся воздух в отношении крыльев при неподвижных крыльях. — Так-так, прошу объяснить. Не все здесь, увы, учёные, — забавлялся мужчина. — А я и объясняю: не человек должен крыльями отталкивать воздух, а ветер должен ударять в крылья и нести их в воздухе, как движет он парусный корабль. Понимаете? Я заблуждался ранее, когда рассчитывал только на силу ног и рук летуна. Тут не сила, тут баланс нужен! — я положил крыло назад на траву рядом с другим его близнецом. — Выходит, не нужно много силы, чтобы поддерживать себя и балансировать на своих крыльях, а, тем более, направлять их на путь ветров и управлять своим курсом. Для этого достаточно и небольших движений крыльями, ведь так? — прииподняв бровь, он посмотрел куда-то в даль. — Только вот зачем это Вам? — Зачем это мне? — переспросил я. — Вы не хотели бы научиться парить в воздухе? Вы бы не хотели научиться покорять вершины без каких-либо усилий? Вы разве не хотели бы увидеть, какая наша земля с высоты птичьего полёта? — я был настолько удивлён его вопросу, что более не мог ничего ему сказать. — Разве люди заслуживают крыльев, как Вы считаете? — он устремил на меня свой холодный взгляд. — Конечно! — Как бы не так, — в его голосе был слышен металл. — — Даже звери достойны крыльев, но не люди. Зря вы открываете человеческому миру тайну полёта. — Сейчас Вы, наверное, думаете, что люди начнут использовать мой орнитоптер для корыстных целей или для военных побед? Скажу Вам сразу — не исключено, что некие так и поступят, но, — я добродушно улыбнулся и посмотрел в небо, внимательно следя за пикирующей чайкой, — есть и другие люди, с добрым сердцем и чистыми помыслами. Они искренне верят, что смогут повидать все красоты этого мира и по достоинству оценить их, не принося им вреда, — чайка в небе сделала над нашими головами полукруг и полетела прочь, отдаляясь всё дальше и дальше. — Может быть, наступят когда-нибудь времена, когда абсолютно каждый будет достоен летать на моём орнитоптере… Хотя, когда это случится, вполне возможно, что мой орнитоптер уже не понадобиться. У них уже вырастут свои, природные крылья. — Значит, Вы всё же… — мужчина не закончил свою начатую фразу, а его взгляд замер где-то на горизонте. — Да. Думаю, люди заслуживают крыльев. Даже самые худшие из людей способны меняться, Вы не находите? — промолвил я, поворачиваясь к незнакомцу спиной, чтобы развязать один из мешков, лежащих на земле. Ответа мне не последовало, и я удивлённо обернулся. Моего таинственного незнакомца больше не было.***
POV Фридрих Вильгельм Ницше
Я не имел гражданства как такового, но всегда считал себя немцем. Я родился в Германии, а, значит, и умру в Германии. Впрочем, многие знакомые говорят мне, мол, задумываться о смерти в моём-то возрасте ох как рановато. Но я-то знаю: меня зря утешают, а, значит, мне лгут. Я стал видеть всё хуже и хуже. Это и вынудило меня бросить профессуру, работать на дому. Да и тут не всё гладко. Я не мог работать длительное время над листом бумаги — ослепительный белый цвет режет глаза, и тогда я ещё хуже вижу, чем обычно. Слепота, здоровье слабое, да и рассудок мой с годами чище не становится. Иногда, бывает, я начинаю сомневаться в действительности тех или иных вещей, а для философа и мыслителя, коими я являюсь, это может стать гибельным фактором. Мой доктор рекомендовал мне небольшие прогулки по нескольку раз в день. Так сказать, надо устраивать небольшие перерывы, чтобы и глазам дать отдохнуть, и светлому уму. Этого совета я придерживаюсь вот уже четыре года. Сегодняшний день — не исключение. Я вышел из дому в час дня и направился к парку. Людей там было поменьше, чем на пыльных улицах, да и умиротворительная обстановка под тенью невысоких деревьев действовала на меня благотворно. Именно там, в глубине парка, на лавочке под дубом, я встретил весьма интересного незнакомца. Молодой мужчина с красно-чёрными волосами, бледной кожей. На нём были чёрное пальто, мужская чёрная фетровая шляпа, игриво наклонённая набок, белая рубашка, несколько верхних пуговиц, которой были растегнуты, и чёрные строгие брюки, элегантные чёрные туфли и кристально чистые белые перчатки. Рядом с собой он поставил трость с причудливым серебристым набалдашником. Я, несомненно, прошёл бы мимо сего мистера, ибо он мне знакомым не показался, если бы он меня не окликнул. — Не подскажете время, хер Фридрих? Я удивлённо обернулся. Откуда этому незнакомцу известно моё имя? Может быть, это один из моих поклонников? Тогда его метод знакомства весьма не оригинален. — Отчего же не подскажу? Полвторого, хер…? — Хер Кроули, — протянув мне руку для рукопожатия, усмехнулся мужчина. — Полвторого, хер Кроули, — повторил я, пожимая ему руку. — Отличная погода, не находите? Вы не против совместной прогулки? — медленно и грациозно сей господин поднялся со скамьи. — Не вижу причин для отказа. Дальше мы продолжили путь вдвоём. Я ожидал, что он станет сразу же засыпать меня банальными вопросами, дабы втереться в доверие, просить о ходатайстве перед высокими чинами или умолять о помощи в каком-то щекотливом дельце, но нет, я ошибся. Полчаса мы молчали, но его следующий вопрос, мягко говоря, поразил меня ещё больше. — Вас по праву можно считать основателем нигилизма, верно? — мужчина выглядел серьёзным, поэтому его вопрос я не счёл шуточным. — Сказано, конечно, весьма приувеличенно, но, в целом, так оно и есть. — Значит, Вы всё-таки в Бога не веруете? — Вы неверно выражаетесь, хер Кроули. Я не отрицаю всецело и полностью существование Бога, я всего лишь ставлю под сомнение. Согласитесь, что Бог, как таковой, иллюзорен, а сама христианская идея надмирного Бога несостоятельна, — спокойно пояснил я. — Не могу не согласиться, хер Фридрих, с Вашими умозаключениями. — Бог задохнулся в богословии, нравственность — в морали, — продолжал говорить я, свернув на другую дорожку в парке, но уже не следя, куда направляюсь. — Мои размышления на эту тему подтолкнули меня к тому, что Бог действительно умер, если он когда-либо существовал вообще. Сами поглядите: смерть Бога проявляется в охватывающем людей ощущении бездомности, осиротелости, потери гаранта благости бытия. Старые ценности не удовлетворяют человека, так как он ощущает их безжизненность и не чувствует, чтобы они относились конкретно к нему. Разве эти и другие мысли не подталкивают нас к тому, что Бог умер для людей? — И, тем более, Вы рассуждает так, будто Он когда-то существовал, — шляпа скрывала глаза моего спутника, но я видел его насмешливую улыбку. — Сам-то я потерял веру в Бога очень давно, поэтому придерживаюсь крайней степени нигилизма. То есть, я абсолютно отрицаю Его существование. — Что подтолкнуло Вас к такому мнению? — поинтересовался я. — Смерть моих товарищей на поле боя. Видите ли, живу я очень давно, очень. Мои товарищи, как это было характерно в своё время, были сильно верующими людьми. В минуты отчаяния они взывали к Богу, но где тот был? Его не было. Когда умирали праведные, где тот был? Его не было. Соответственно, Его нет. И не было. И не будет, — мой собеседник рассуждал так беспечно, будто его это вовсе не касалось. — Вы, наверное, были в отчаянии? — Отнюдь, — насмешливая полуулыбка переросла в оскал. — Так даже лучше. Для меня сегодняшнего. В Европе меня считали исключительно умным человеком. За моими плечами множество книг, композиций. У меня на руках были практически все ответы на все вопросы, а неизвестности передо мной было всё меньше и меньше. И, тем не менее, я не понимал этого человека. Наш разговор терял какой-либо смысл в моих глазах. Чего добивается этот господин? — Хер Кроули, как я понимаю, Вы затеяли этот разговор отнюдь не из-за простого человеческого любопытства. Чего Вы добиваетесь? — задал я вопрос в лоб. — Эх, а я ведь надеялся подойти к этой теме аккуратнее, — мужчина вздохнул, и на его лице снова расцвела та самая усмешка. — Видимо, убийственное изящество — удел Ферида. Мой же — смертоносная точность, — он пристально посмотрел на меня, а после снова на дорогу. — В одной Вашей статье я столкнулся с термином «сверхчеловек». Увлекательная статейка, да и смысла не лишена, не спорю, но столько нездорового оптимизма и веры в человеческую массу я ещё нигде не встречал. Хотя… — мужчина задумался. — Был один такой. Крылья хотел подарить… Но сейчас не об этом, — задумчивость уступила место игривости. — Сверхчеловек — плод больной фантазии, уж простите. Низкие, слабые людишки… Как скот. Верно, как скот. В минуты опасности или страха стадо становится покорным, готовым идти за своим сильным предводителем хоть на край света. В людях ищут выгоду ровно так же, как и в домашнем скоте. Если скотина не приносит пользы, то… — облизнувшись, он усмехнулся, и только сейчас я заметил, что у мужчины были острые клыки, опасно блеснувшие при свете дня. Мне показалось, или…? Нет, не может быть! Клыки, багровые глаза… Вампир? В наше-то время?.. Бред. Наверное, у меня действительно помутился рассудок. Придёт же ещё в голову… — Я не могу сказать, что поддерживаю Ваше мнение. Для меня оно неясно или же, в силу моих убеждений, пока не ясно. Но я мог бы поделиться своим мнением на этот счёт. Я утверждаю, что сверхчеловек — это человек, которому удалось преодолеть дробность своего существования, который вернул себе мир и поднял взор над его горизонтом. То есть, как Вы говорите, возвысился над своим стадным прошлым, над своим нутром скота и возрос. Это вероятно. Вполне вероятно. В противоположность ему, последний человек представляет вырождение человеческого рода, живёт в полном забвении своей сущности, отдав её на откуп звериному пребыванию в комфортных условиях. Последний человек — это и есть тот самый тип людей, который Вы, хер Кроули, окрестили скотиной, скотом, тварью и так далее, и тому подобное, но далеко не всех людей относят к данному типу… — И Вы туда же, хер Фридрих, — с какой-то непонятной иронией в голосе промолвил мой новый невероятный знакомый. — Простите, не понял? — я приподнял бровь, ожидая разъяснений. — Если я попрошу Вас ответить мне честно, Вы это сделаете? — мужчина поправил шляпу, сохраняя невозмутимость и какой-то особый шарм, нечеловеческий и чертовски привлекательный шарм уверенного в себе человека. — Смотря на что именно Вы попросите ответить меня, — сказал я, не ослабляя бдительности, ведь этот человек определённо неспроста обращается ко мне и ни к кому более. — Тогда, — остановившись у тропинки, что должна была вывести нас из парка, он усмехнулся и, приподняв край шляпы, пристально посмотрел мне в глаза, и я снова увидел эти жуткие багровые глаза, — верите ли Вы в людей? — Верю ли я в людей?.. — я не мог отвести свой взгляд от этих глаз, я боялся этого человека (если это вообще был человек!), поэтому не мог солгать ему. — Да… Определённо, да. Стал бы я тогда говорить Вам о сверхчеловеке, о возможностях, что могут ждать его в будущем?.. — Значит, люди всё же заслуживают крыльев? — перебил меня мужчина, а я не смел ему возразить. — Да… Если, конечно, человек сможет вырасти до уровня сверхчеловека… — я отвёл свой взгляд в сторону, наблюдая за тем, как медленно падает наземь кленовый листок. — Вас понял, хер Фридрих. Что ж, — мужчина широко улыбнулся и, вмиг оказавшись за моей спиной, насмешливо промолвил, — хорошей Вам прогулки, — он похлопал по моему плечу. В полнейшем ужасе, я обернулся, но мужчина исчез с поля моего зрения. Исчез!.. Старый клён надо мной уже давно утратил своё зелёное одеяние. Листья всех горячих оттенков падали вниз, укрывая сырую землю новым осенним ковром. Некоторые листья ложились мне на плечи, на шляпу, но я не обращал сейчас на это внимания. Вампиры… Существуют? Или же всё это плод воображения моего больного рассудка?..***
Отдельные заметки из дневника Кроули Юсфорда, тринадцатого прародителя
«Совсем недавно мою голову посетила странная мысль: почему бы мне не начать вести свой собственный дневник? По нескольку строк в день описывать свою скучную длинную жизнь, оставлять небольшие заметки про тех или иных кровососущих собратьев?..» «Я оставил позади многие известные города людише и сейчас направлялся в Италию. В последнее время эта страна у всех на слуху, да и с Папой Римским мне бы хотелось повидаться. Уж с этим старым лживым человечишкой давно пора бы потолковать…» «Что ж, Ватикан хоть и маленькое местечко, но скучнее места я ещё не находил. С едой вообще проблем не было — там до сих пор верят, будто чеснок и святая соль решат все проблемы с „нечистой силой“…» «Даже имея серьги в ухе, защищающие от гибельного ультрафиолета, солнце во Флоренции было до смерти горячим. Пришлось раздобыть чёрный плащ. Я ожидаю весьма интересного человечишку. Он изобретатель и что-то вопил, кажется, о крыльях. Думаю задать ему пару вопросов…» «У этого Леонардо проницательный взгляд, но, видимо, он не догадался о моей истинной природе. Хех. Не думал, что разговор о „крыльях для человечества“ сможет вывести меня из себя. Этот людишка, видите ли, уверен, что ему подобные достойны всех благ, будто это отродье способно измениться. Повторюсь: как бы не так. Я давно утратил веру в это…» «Столетия сменяют столетия. Кажется, примитивность людишек отнюдь меня не бесит, а, наоборот, забавляет. Ужасно интересно вводить их в заблуждение, а потом наблюдать, как в понимающих, наивных глазах постепенно появляются отчаяние, неверие и, наконец, страх. Животный страх за свою ничем не примечательную жизнь…» «Вампирское сообщество — крайне опасная штука, пока тебя не признали своим. Быть вампиром — это только визитная карточка. Для полного пропуска на постоянной основе нужен золотой ключик. Моим ключиком стал Ферид (тот ещё засранец, но мне наплевать — рядом с ним никогда не заскучаешь, да и отказа в крови не знаешь)…» «Не прошло и пятисот лет со времён моего посвящения в аристократию, а мне в попечительство отдали один из подземных вампирских городов. Каким образом так вышло? Элементарно: Ферид и горы трупов, заслуг, а также прочей ерунды. Равендор, сравнительно, город новой постройки. Ещё не достаточно развит, ещё не достаточно известен, ещё не достаточно привлекателен. Чтобы скрасить свои серые будни, я решил этот статус „не достаточно“ искоренить…» «Не такой уж и дурацкой была идея взять под свою опеку город. С кровью, конечно, напряженка. Приходиться делать крупномасштабные вылазки на поверхность в поисках годного скота. В целом, Равендор идёт в рост. Думаю, я могу ненадолго оставить его. Я слыхал недавно об одном интереснейшем человечишке…» «В Германии я уже когда-то бывал. Что сейчас, что пятьсот лет назад, во всех городах этой страны царила такая скука, что можно было охотно умереть. Скурпулезность, с которой немцы подходили к делу, и точный график, без которого они просто не могли жить, сопутствовали везде и всюду. Определённо, мне не подходит немецкий уклад жизни…» «Фридрих Вильгельм Ницше. Ради мыслей и идей этого людишки я проделал весь этот путь и что получил взамен? Ничего. Банально ничего. У человечишек всё стало ещё более запущенным, чем было. Они уже бредят про „сверхлюдей“. Уверен, просто так это не закончится. Все эти бредовые мечты приведут их к разрушению…» «Бинго! Я так и знал, собственно, что людишки наверху станут грызть друг друга. Как они это назвали? Вторая мировая, кажется. Ну что же, в нашем больном мире никогда не было спокойно…» «Забавные людишки. Пока они проливают драгоценную кровь и напрасные слёзы, мы ставим ставки на победителя. Самую большую поддержку одержал Гитлер. Наверное, многим пришлась по нраву концепция геноцида против людишек…» «Война позади и, как я уже упоминал, пришло время подводить итоги. С кровью снова станет напряженка (красть бесследно людишек станет немного затруднительнее), ну, а я вышел победителем в этом пари. Я поставил против Германии. Во-первых, моя личная неприязнь к этой скучной стране, и, во-вторых, я уже отлично знал эти отчаянные души людишек…» «Ничему жизнь человечишек не учит. Тем и забавнее. Чем больше ошибок они допускают, тем лучше живется нам…» «Так-так, что тут у нас назревает? Проект „Серафим конца Времён“? Такой была наша общая с Феридом реакция на эти наполеоновские планы людишек. К слову, Наполеона я тоже, в своё время, знал в лицо. Крайне забавный человечишка. Будучи коротышкой, чуть было не поработил мир — разве это не смешно?..» «Стоит ли говорить про разрушение? Да, стоит, ведь я это предусмотрел ещё за двести лет до трагедии. Собственно, это было неизбежно. Те мысли про „сверхлюдей“ не могли привести к „happy end“ для людишек. Но не для вампиров (то есть, для меня). Мой город до отказа наполнили годным скотом. То, чего так долго ждали, наконец-то пришло…» «Скучно… Чертовски скучно. Мир и покой. В других городах хоть бунты человечишек бывали, но не в Равендоре. Может, устроить какие-нибудь игрища? Или, может, просто резню? Так, гляди, Равендор превратится в увеселительный город…» «Ферид предложил мне стать частью его бунтарного сумасшедшего отряда. Я пока хочу повременить с ответом. Любые планы и каждый шаг Ферида всегда несут в себе скрытый подтекст. С ним надо быть настороже…» «Сегодня я сделал нечто весьма не характерное для себя: я принёс человечишку в свой замок. Впрочем, её кровь так сладка, а запах — такой пленительный… Пусть будет моей личной едой…» «Сколько я убил людей? Десятки?.. Сотни?.. Тысячи?.. Сотни тысяч?.. Нет, наверное, уже давно перевалило за миллион. Я бы мог к этим многочисленным убийствам добавить ещё одно (одно туда, одно сюда — какая разница?), но я не мог. Не хотел…» «Забавная девушка. Ранее Ферид чуть ли не каждого представителя скота называл „людишкой“, но её он звал иначе. „Конфетка“, „птичка“ и прочие нежно-лестные обращения. Это выводило меня из себя. Я не знал, какова причина моего гнева, но точно знал одно — этого засранца надо держать подальше от неё…» «Имея, мы не ценим этого, а, потеряв, жалеем. Так случилось со мной. Не думал я, что возможно так волноваться. Сейчас, сидя в кресле, я поражаюсь себе тогдашнему, который несколько часов назад готов был голыми руками рыть город вдоль и поперёк в поисках одной-единственной