Говорящий с травами

      В последнее время ему часто выпадали миссии на доставку — Итама всегда быстро бегал. Бегать приходилось много — отец и старейшины замутили какую-то интригу, и он метался между землями Сенджу, Хьюга и Акимичи.       Хьюга ему нравились — в них он чувствовал нечто, похожее на нежные цветы, которые белоглазые шиноби оберегали своими строгими нравами. А вот Акимичи… отец говорил, что за них думают Нара, а сам «клан великанов» давно утратил самостоятельность. Вредить наследнику великого клана они бы не стали — не выгодно, однако, сам Невилл, если б это было в его власти, предпочел бы с ними не связываться. Слишком уж дружелюбными были эти громадные шиноби, румяные и улыбчивые, как те людоеды из сказок. Поэтому, отбежав от их земель на достаточное расстояние, он аппарировал.       Одно из преимуществ его новой жизни состояло в том, что искусство печатей позволяло почувствовать магию глубже, чем работа через проводник. Благодаря этому у Итамы развилась сенсорика, даже более глубокая, чем та, которой обладал Тобирама. Правда, он решил держать свой новый талант в тайне, справедливо полагая, что сильный сенсор в воюющем клане будет заниматься только выслеживанием врагов для последующего убийства — а Невиллу, магу древнего благородного рода, хоть это и почти не имело значения во время его молодости, работа наемного убийцы претила.       Даже «во имя клана», из которого он успел близко узнать только нескольких человек, и неприязни не вызвали лишь собственные братья. Даже в Гриффиндоре, поголовно ненавидящем Слизерин, не посвящали столько времени смакованию способов мести врагам. Не важно, какая компания собиралась в беседе — мужчины или женщины, или парень с девушкой, разговор неизбежно сползал на отмщение «проклятым демонам».       Поэтому он старался избегать общения — всякий, с кем только он заговаривал, на второй минуте разговора интересовался, как Итама собирается отомстить за свою ушибленную голову. Невилла эти разговоры утомляли и понемногу начинали бесить. Конечно, мальчишку, чье место он занял, было жалко… но что он мог поделать?       Да, он прекрасно видел разницу между школьной враждой факультетов, пусть и подогретой недавней войной, но во многом формализированной и ограниченной законами — и здешней враждой, кровавой и тянущейся не с последних десятилетий, а столетия и многие поколения назад. На факультеты не попадали по крови — конечно, богатые и родовитые предпочитали Слизерин и Равенкло, а безродные и маглокровки шли большей частью в Гриффиндор и Хафлпафф. Но это не было предопределено. Здесь же…       Фамильная вражда, Древнее Время во всей красе. «Битвы родов». Для того и был создан Хогвартс, великое творение, порожденное войной — боги знают, что творилось в ту пору в Британии. Да и самой Британии не было тогда… ни магловской, ни магической. Место мира, Замок-на-Клятвах… именно он — не магловские короли, не внешние враги и не зыбкие союзы — объединил раздираемый враждой магический мир…       Дай местным в руки не мечи и кунаи, а кольца и жезлы — от древних магов не отличишь. А сам Итама на Годрика не тянет…              Аппарировал он к реке — в каменную полость, которую проделал дотоном. Прислушался, присмотрелся своим чутьем… и досадливо вздохнул — рядом крутился источник огненной чакры. Правда, хиленький, почти угасший… помирает, что ли?       Выйти — посмотреть?

***

      Он вышел к реке, и опустился на колени у берега, на влажную землю, приятно прохладную, остудившую пылающий в жилах огонь. Тяжелый вздох сорвался с губ облачком легкого пепла, и он понял, что до земель клана уже не дойдет.       Вода…       Смешно. Выживать и побеждать в боях со злейшими врагами, и подохнуть от яда, от рук клана, который даже за шиноби не считали… обидно и глупо.       Он подполз к воде, окунул в нее лицо, и подумал, что так было бы проще — сползти в мутную глубину, сделать вдох — и силы выбраться уже не хватит. Так будет легче, чем долгая и мучительная смерть от яда. «Огненный цветок» — невыносимый жар, позже придут судороги и рвота. Он Учиха, привыкший к огненной чакре, поэтому проживет дольше. Пять или шесть часов. Был бы здоров, добрался бы до клана, но он не в силах переплыть реку. Не в силах даже встать.       Иногда воля сдается слабости. Позор — но скоро это станет безразлично…       Он утомленно прикрыл глаза, размеренно дыша, последним усилием вгоняя себя в транс и отстраняясь от боли. В памяти вставали образы: лица близких, друзей и врагов, битвы, лесные тропы, улочки городов и маленьких деревень… надо сосредоточиться на этом. Не концентрироваться на боли, не замечать ее…       Последним усилием он перелег, положил голову на травяную кочку. Умирать, захлебываясь, не хотелось — старики говорили, что умерший от воды не сможет переродиться в клане, а он хотел быть со своими в следующей жизни.       Образы памяти медленно кружились вокруг. Родители, братья, маленькая сестра, так и не успевшая вырасти. Учитель, командир, его команда… недавняя большая схватка с Сенджу… мальчишка-гонец, с головой двуцветной, как у котенка. Сенджу. Враг.       Он и не задумывался, когда нанес удар — легкий, но достаточный для того, чтоб расколоть маленький череп. Повезет — быстро умрет, не повезет — помучается, ослепнув, как сестренка, не захотевшая жить калекой. Хотя, Сенджу живучие, может и восстановится. Надо было ударить сильнее, — вспоминает он.       Или не надо.       Мальчишка стоит рядом. Без доспехов, в чистенькой юкате. И волосы отросли — странно. Разве у мертвых волосы растут? Или мелкий Сенджу стал призраком-мстителем? Так вроде бы и не за что — убит был честно, в бою. Хотя, кто этих Сенджу знает…       Но в том, что мальчишка мертв, Учиха уверился — живые не оплетены стебельками травы, и не сияют, как луна, спустившаяся в сумрачный подлесок. Интересно, он сожрать пришел, или просто к шинигами проводить?       На лоб легла рука, прохладная и мокрая. Приятно. Видно, недолго уже — боль пропала, значит, скоро его скрутит и вывернет. На полчаса, если не повезет подавиться рвотой. Или расшибить башку о камень или корень. Жаль. Гадкая смерть, не хотелось бы, чтоб мальчишка видел. Но не просить же духа Сенджу отойти и дать сдохнуть не под приглядом?       — Ты спи, — тихо сказал мальчишка. — Скоро станет легче.       Добрый, значит. Что скоро станет легче, он и сам знает. А мальчишка утешающе шепчет что-то — что ж, подыхающего врага можно и пожалеть от всего великодушия.       Он закрывает глаза.              Вывести яд — одна из самых сложных дисциплин в целительском искусстве, но это становится легче, когда твоя семейная магия насыщена силой жизни, а твой талант к гербалистике столь развит, что тебе подвластны даже бактерии — все же не совсем животные, простые существа…       Безоар — простейшее из противоядий. В каждой школе магии есть средства борьбы с отравлениями — в чарах, в ритуалистике, даже в трансфигурации.. ну а в гербологии сам Мерлин велел.       Корни травы легко пробивают плоть, прошивают органы, заполняют сосуды… и всасывают яд, как питательные вещества из земли. А потом покидают тело, и мелкие тонкие ранки затягивает прикосновение руки, окутанной лечебной чакрой. Это не самый сложный яд, с которым он сталкивался, поражения от радиации были куда страшнее…       Учиха спит. Бледный и тощий, смутно знакомый — виделись в бою? Невилл не думает о том, что этот воин, очнувшись и дойдя до клана, вновь станет убивать Сенджу. Просто сейчас, на речном берегу, рядом с умирающим молодым парнем — в его возрасте Невилл еще, наверное, Хогвартс не покинул — он решил хоть что-нибудь сделать с этой проклятой войной. Поддержать брата, и… спасать всех, кого он может спасти. Своих сородичей, Учих…       Всех.