Говорящий с травами

      — Так все же, кто вы такие?       Пойманные с поличным маги-шиноби переглянулись. Врать Учихе, имеющему полностью развитый шаринган, да еще, не имея возможности наложить Конфундус… не говоря уже о том, что этот Учиха приходится одному из них отцом. И просто хорошим человеком.       Вдобавок, очень опытным.       — Договариваетесь, что врать? — усмехнулся глава клана — переглядки от него не укрылись. Акио пожал плечами.       — Думаем, как объяснить. Сами не очень понимаем, как такое вышло.       Таджима внимательно смотрел на того, кто занял тело его старшего сына, и в прищуренных глазах крутились огненные вихри шарингана. Итама мог бы предположить, о чем думает старый шиноби — взвешивает их жизни на весах чувств и здравого смысла.       — Начните сначала, — мягко сказал Учиха. Колыхнулись от ветра полы домашней юкаты — и пространство вокруг дрогнуло, словно на миг набежала на солнце тень. Должно быть, наложил гендзюцу, чтобы не подслушали младшие дети.       — Если сначала, то мы из другого мира, — ляпнул Сенджу, устав от напряженного молчания Акио.       — Демоны или духи?       — Наверное, духи, — отмерз младший Учиха. — Мы умерли там… а эти дети… к сожалению, умерли здесь. Как и почему мы заняли их место — не знаем.       — Споткнулось колесо перерождений? — глава клана медленно шагнул вперед. Без угрозы — впрочем, это ничего не значило. По-настоящему сильные шиноби не излучают ки, даже очень сильно желая кого-то прикончить.       — Может и колесо, — согласился Акио. — В любом случае, этот мальчик… ваш сын. Он хотел защитить семью. И мне передалось это желание.       — Интересно. А чего тогда желал маленький Сенджу? Сбежать к Учиха?       — Скорее — он очень сильно не хотел воевать, — тихо ответил Итама, невольно опуская глаза. Он знал, что не виноват — но сосущее ощущение под ребрами пришло и не уходило. — Но предавать семью не хотел. А тут Хаширама со своей идеей… и я подумал, что стоит попробовать.       — Ты рисковал жизнью ради… этой возможности? — уточнил Учиха, и в его голосе проскользнуло отчетливое восхищение чужой безбашенностью.       — Не особенно, — Итама извинительно улыбнулся. — Ваши печати против шуншина не слишком действенны против нашего способа перемещений. Он… более тонкий.       — Хм… потом покажешь, — глава клана перевел взгляд на Акио. — А что скажешь ты?       — А что я могу сказать? — молодой Учиха вздохнул. — Если ты спрашиваешь о моем отношении к клану, то скажу, что считаю его семьей. Как твой сын. И ответственностью, как наследник. Конечно, если ты не решишь меня убить — тогда мне придется отсюда бежать.       — К Сенджу?       — Не думаю. Верный способ расстаться с глазами и свободой — понадеяться на милость Скалы Сенджу… устроюсь где-нибудь, не пропаду. И воевать против клана не буду.       Вероятно, угрюмая твердость, с которой это было сказано, оказалась достаточно убедительной.       — Ты зовешь себя моим сыном…       — И буду твоим сыном, по крайней мере, до тех пор, пока ты не решишь иначе, — Акио спокойно смотрел в глаза отца. — То, что мы оба оказались здесь, перешло границы случайности. Это воля Магии… или воля Ками, если по-вашему. А лучшим способом ее исполнить у нас издревле считалось — честно исполнять свой долг, не забывая слушать сердце.       — А если стремление сердца противоречит долгу?       Акио рассмеялся.       — Да где же тут противоречие? Я хочу, чтобы мой клан процветал, чтобы дети становились взрослыми, не умирая в боях даже раньше, чем справят малое совершеннолетие. Хочу, чтобы все были здоровы и сыты. Если при всем этом где-то по соседству будут жить Сенджу, не пытающиеся нас уничтожить, меня это нисколько не заденет. Хотя, я знаю, что многим в клане месть застит глаза…       — Вот именно.       — …И не предполагаю, что для примирения нам с Хаширамой достаточно занять места правителей и подписать договор.       Итама неслышно вздохнул — разговор его нервировал, а старший Учиха пугал, несмотря на явное стремление не показывать угрозы. Хотя, было и облегчение — врать он никогда не умел, необходимость почти постоянно скрываться его утомляла. Да и Акио-Джинни наверняка чувствовал то же самое, несмотря на то, что на момент «переселения души» этот мальчик был старше и опытнее.       — Скажи-ка… сынок, — внезапно спросил старший Учиха. — Ты в прошлой жизни был мужчиной или женщиной?              Наверное, он должен чувствовать гнев.       Наверное, он должен хотеть убить оборотня.       Ну да, это правильные чувства для того, кто узнал, что тело его мертвого сына занял какой-то посторонний не то демон, не то дух. Но почему-то не получается, и вместо этого он вспоминает, как Акио — уже после «смерти», так странно — помогал ему, как утешал братьев и ставил голову на место Мадаре, как вникал в дела клана, предлагал кое-что изменить, кое-что улучшить, а что-то отменить, как разбирался с тем невольным шпионом… и собственные тогдашние слова.       Учиха Таджима не лгал себе — мира он хотел больше, чем мести. Если бы прямо сейчас его поставили перед выбором: месть Сенджу или благополучная жизнь клана, он бы не задумался ни на миг. Ни тогда, ни сейчас, глядя в знакомые темные глаза этого духа в обличье сына.       Стоило признать себе — замечать странности он начал почти сразу. Не то чтобы характер Акио внезапно и резко изменился… нет, не то. Характер-то как раз изменился, стоило признать — стал более жестким. Поди догадайся, из-за случившегося это, или такая стратегия. Но… тропа рассуждений вильнула, вновь замыкаясь в кольцо на встрече с интуицией шарингана.       Так уж устроено великое додзюцу — легко считывая чужие намерения и эмоции, оно так же легко передавало их владельцу, и для того, чтобы научиться отстраняться от них, требовались тренировки. Однако, одно дело — заказ, требующий убить какого-то пусть неплохого и ничего дурного не сделавшего человека, но все же постороннего, который часто и не знает о клане Учиха. Там эмпатия не нужна — дело есть дело.       А тут…       Стоит напротив, пристально глядя в лицо — и ты с какой-то растерянностью всматриваешься через чужие глаза в собственную душу. Правда, не злишься? Правда, это приязнь? Привязанность, любовь, верность? Он, этот чужак, действительно чувствует такое — если это так остро чувствуешь ты?       Ичиро бы сказал, что ты рехнулся. Но Ичиро вообще недоверчивый — доверчивость ему по молодости отбили крепко и надежно.       И потом… для шпиона такая история не просто глупая — она вообще через край. Нет, байки о таких чудесах, как встречи с богами или там… воспоминания о прошлом перерождении… это у всех на слуху. Но байки — они байки и есть, то, что давно, далеко и не с нами. Когда такая байка прямо перед глазами торчит и ждет — поверишь или не поверишь, оно совсем по-другому выходит…       А что остается? Как знать, вдруг это — и впрямь судьба, воля Ками, ответ на его молитву, испытание? Как в тех же сказках бывает — дается герою шанс, а тот из гордости, обиды или иных причин отказывается, о чем впоследствии сильно жалеет.       Пожалуй, он попробует поверить. Пусть глава клана и вообще, взрослый и опытный шиноби не должен поступать таким образом… но они явно не врут, по крайней мере, сами уверены в своих словах и мыслях. Конечно, он еще расспросит этих двоих… вселенцев. Однако, идя по земле легенд, надо ступать осторожно. И учитывать, что те герои сказок, кто кричал «не может этого быть, все неправда, я не верю!» — в итоге оказывались в дураках.