Говорящий с травами

      Открытие новой страницы в истории мира шиноби прошло буднично и тихо — джонины, допущенные к тайне, не стремились тут же продемонстрировать ее на поле боя, как и младшие братья Акио, жившие с ним в одном доме и наблюдавшие процесс создания концентратора с начала и до конца. Конечно, Изуне пока было рано — девять лет, а вот Мадаре уже исполнилось двенадцать, да и шаринган активирован — в самый раз, новая школа уже не забьет старую, станет не помехой, а подспорьем.       Его палочка была сделана из сосны, а начинкой стало перо призывного ворона — после нескольких недель использования в светлой древесине обнаружились темные дорожки, будто прорисованные углем. Итама старательно припоминал разнообразные чары, перекладывая их на новый лад, Акио, имеющий завершенный шаринган, занялся исследованием влияния концентраторов на чакру пользователей… все же, чакра и магия по своим свойствам немного отличались. Примерно, как вода и масло — и то, и другое жидкость, но разница есть. Чакра, судя по всему, вещество более плотное, потому ею достаточно легко управлять «вручную». Она образует в организме пользователя подобие ядра и особые сосуды — чакроканалы, которые можно обнаружить хирургическим путем. Она, наконец, может сильно изменить тела местных магов-шиноби — те же глаза Учиха явно магическая мутация, или кланы Островов…       Но, так же, как и магия, чакра управлялась в первую очередь из головы. Да-да, не руками и не концентратором — в прошлой жизни и профессор Флитвик, и профессор Макгонагалл повторяли, что для мага главное — воображение. Фантазия. И вера — уверенность, что это сработает.       Те же чары левитации — первое, что изучают в школе. Не зря ведь начинают с перышка, хотя для магии разницы никакой — перышко или троллья дубина. Разница в головах — те же магглокровки, до того возможностей колдовства не видевшие, зато видевшие, как легкое перышко сдувает ветром. Отсюда и начинается вера — не в то, что легкое легко поднять, а в то, что они в принципе на это способны.       Или вот, трансфигурация — если маг решит наколдовать золотой кубок, при этом воображая стеклянный стакан, у него может получиться стеклянный кубок, золотой стакан, стакан на ножке или нечто вовсе несуразное… словом — нужного результата не выйдет, даже если он идеально воспроизведет формулу трансфигурации золотого кубка.       Чакра хоть и имела другие свойства, но управлялась примерно так же — из головы. Кстати, глазастые Учиха на этот счет имели собственную теорию — преобразованную в мозгу чакру они называли «инь» и вывели несколько закономерностей — например, чем больше инь, тем лучше получаются гендзюцу, хотя, конечно, дело было не в чакре, а в способности разума построить внутри себя максимально подробную картину.       И переслать ее врагу.       Чакра по свойствам была более плотной, чем магия — и управляемая волшебной палочкой, делалась подобна не шлепку ладонью, а удару кулака — если так можно выразиться. Учиха Таджима уже освоил заклятие Легиллименс и с удовольствием применил его на недавно пойманном Яманаке, с легкостью пробив щиты, Мадара играл с огнем, создавая нечто, похожее на копья из раскаленной плазмы — пробивая каменные и деревянные стены, эти копья разбрызгивались каплями, прожигавшими плоть, как жгучеядное зелье.       Но больше всех новое изобретение оценили домохозяйки клана.       Прежде чакра не позволяла совершать такие манипуляции, как, например, мытье посуды или стирка — а это отнимало немало времени и сил, которые иначе можно было бы потратить на тренировки. И конечно, слабые Учиха, с детства сидя дома и занимаясь мытьем да стиркой, не имели возможности поднять уровень, оставались слабыми и таких же слабых порождали, ведь для того, чтобы ребенок обладал мощной чакрой, у него и родители должны быть сильные. Из-за такой ситуации клан почти разделился на две ветви — и слава Ками, что старейшины Учиха не страдали маразмом, подобно Хьюгам, решившим, что если женить между собой только сильных, то клан на всех парах понесется к величию. На деле же это привело исключительно к вырождению…       Словом — волшебная палочка распространилась в клане, как средство облегчения жизни и подсобный инструмент. Ей наловчились колоть дрова, носить воду, наводить порядок в доме, чистить, мыть и стирать… кто-то из женщин уже сочинил способ прополки сорняков, кто-то — придумал самоварящие горшки, кто-то — самошвейные иголки… чакры на бытовые чары уходило немного — в самый раз для того, чтоб уставшие от быта куноичи, за полчаса переделав все дела, рванули на полигоны.       Узнав о таком порыве энтузиазма, Акио бурно обрадовался.       — Я опасался, что бездельничать примутся, — объяснял он Итаме и семье — свидетелям эмоционального возгласа. — Обленятся, растолстеют, как богатые горожанки…       — Не в нашей жизни, — усмехнулся Учиха Таджима. — Если бы мир длился хотя бы пару поколений, тогда такое стало бы возможно. А пока… смерть слишком близко, чтоб позволять себе безделье.       Они сидели в саду, на том самом месте, где Акио устраивал демонстрацию, и тренировались в чарах левитации на созревающих персиках.       — Толстая женщина, это некрасиво! — вмешался Изуна. — Я таких видел на ярмарке — ну просто свиньи в паланкинах! Да еще в пудре, и парик сверху… фу!       — Некоторым нравится, — Таджима рассеянно взъерошил сыну волосы. — Считается признаком состоятельности и здоровья.       — Все равно гадость. Наши куноичи самые красивые!       — Я тоже так думал, когда маленький был, — старший Учиха вздохнул. — А вырастешь — и сам себе удивишься, когда поймешь, что без того, с кем прежде насмерть дрались, тебя и жизнь не радует.       Изуна вытаращил глаза. Итама открыл было рот, но ничего не спросил, не уверенный, что ему нужен ответ. Глава клана на это только усмехнулся.       — Да, малыш, мне нравился твой отец, если ты это хотел спросить.       — И… как вы… — Итама поискал слова, но Учиха снова понял его раньше вопроса.       — Сам видишь — никак. Воюем, — Таджима сунул палочку в рукав — в ножны для куная, поднялся и ушел в дом, тяжело ссутулив плечи. Четверо оставшихся проводили его взглядами.       — Вот значит, как… — тихо пробормотал Акио. — Я даже не думал…       — А мне Хаширама нравится, — внезапно сказал Мадара. — То есть, я не знаю… он придурок полный, но с ним как-то… радостно.       Изуна молчал, красный от смущения — явно он не рассчитывал на тот эффект, который произведут случайные слова.       А Итама подумал о том, что, возможно, поторопился осудить отца. Кто знает, что думал и чувствовал Буцума Сенджу? В этом определенно надо было разобраться получше…