Говорящий с травами

      Вишня в саду этой весной зацвела в один миг — еще вчера ветки лишь легко зеленели едва проклюнувшейся листвой, а утром раз — и белое облако стоит во дворе, благоухая и осыпая нетающие снежинки в воду маленького пруда. Учиха Таджима сидел на берегу и курил трубку, отрешенно глядя в пространство, и мысли его скользили свободно, цепляясь то за одно, то за другое.       Вот уже четыре месяца, как они подняли вокруг деревни «Великую Стену», как было решено назвать новый барьер. Вот уже четыре месяца дети бесстрашно бродили по лесу, не опасаясь наткнуться на разведчиков чужого клана. Женщины понемногу расширяли хозяйство — теперь на прежде чахлых огородиках росли не одна лишь неприхотливая редиска и устойчивый к огненной чакре чеснок вперемешку с сорняками. Мужчины, благодаря новому инструменту сумевшие на высоком уровне освоить множество прежде недоступных дзюцу, успешно выполняли заказы, маскируясь под других шиноби…       И за целую зиму никто — подумать только, никто! — не погиб.       И кто там что болтал об огненных демонах, не мыслящих для себя иного состояния помимо войны со всем миром и друг с другом? Разведчики на территории Сенджу даже самых банальных ловушек не устраивали, хотя возможности у них были. Могли бы и вовсе старых врагов поубивать. Но нет — Учиха предпочитали следить исподтишка и забавляться, наблюдая за испуганными шиноби, не понимающими, что произошло и куда подевались древние кровники.       Магия… вот уж действительно — лисьи чары.       Пройдет пара поколений, и с этой силой Учиха изменятся так сильно, что вряд ли уже смогут назваться людьми. Старший сын говорил — магия меняет… как и чакра, впрочем, но еще сильнее. На более глубинном уровне — не так, как изменены, к примеру, некоторые кланы Островов, с акульими зубами и чешуей на лице.       Изменятся телом и духом. И какими станут тогда? Таджима опасался своими руками, ну, или своей волей, взрастить надменных гордецов, уверенных в своем превосходстве — уж очень большое преимущество досталось им в руки… вот уж точно — лисий дар. Тот самый, про который не скажешь точно, дар он, или проклятие.       Дар из иного мира…       Да, пусть пришельцы не желали зла, пусть один из них принял его, как отца, а его детей — как братьев… но все же чужды были они, и потому могли принести беду просто так — от несхожести. И от слишком большой и чуждой силы. Слава богам, что по натуре гости были мирными — тот, кто принял имя Акио, кажется, рад был просто жить и заботиться о семье, а молодого Сенджу растения увлекали гораздо больше боев. Гораздо хуже было бы, если б духам пришлось смирять воинственность.       Старый Учиха усмехнулся, зажав трубку зубами. Нет, мысли-опасения понятны — знай об этом старейшины, оно бы прозвучало громко и вслух. Но он пока не слеп — и может принимать решения сам. Вот и принял… и пока не пожалел. Да, в будущем чужое знание может создать проблемы, но он проследит, чтобы эти проблемы, если уж возникнут, было кому решать…       Легкий шорох шагов вывел его из задумчивости, и Таджима повернул голову к незваному гостю.       За время, проведенное в клане Учиха, молодой Сенджу сильно вырос. Сколько ему в этом году — восемь? А кажется на год старше. Впрочем, ребенок остался ребенком — ходил не как шиноби, хотя и умел быть тихим, да и чувства не скрывал — лицо, как открытая книга. Чем-то встревожен… и чем — несложно понять. Вот она, причина — листок бумаги в руках.       — Здравствуйте, Таджима-сан!              Итама осторожно приблизился к главе клана. Тот искоса глянул на молодого Сенджу и улыбнулся, показывая, что не против разговора.       — Что-то случилось у твоих родичей? — спросил Учиха с любопытством, но без особого участия. Давно было понятно — о своем Сенджу он может беспокоиться и заботиться, но проблемы чужого клана — это проблемы чужого клана. Который, к тому же, недавно был врагом и перестал им быть только по причине окончательного исчезновения.       — Да… не знаю, — мальчишка как-то растерянно помахал письмом. — Брат пишет. Это не то, о чем мы думали, то есть, не союз против Сенджу… с отцом, кажется, что-то не так. То есть, брату кажется. Он пишет, что вроде бы отец просто стал более злой и почти не спит, тут же пишет, что это понятно — после нашей пропажи столько дел навалилось, а он же глава… много работы. Но вот кажется ему, что что-то не так. Тут и про вас написано. Что отец очень хочет вас найти…       — Хм…       Таджима протянул руку и Сенджу без тени сомнения передал ему листок. Пробежаться глазами по строчкам… да, на первый взгляд то, о чем писал старший сын Буцумы, напоминало обычный предел усталости — бывает так, что и у двужильных Сенджу кончаются силы. Почти не спит, почти все время злой… то есть, как всегда — пояснение рядом. И тут же — жалоба на то, что в доме стало страшно. Страшно… рядом с родным отцом?       Хаширама писал сумбурно и неразборчиво, но подробно, и явно старался объяснить причину своего страха. «То есть, я всегда его опасался, и понятно, сам помнишь, он на руку скор… а сейчас наоборот, уже почти два месяца, как ни меня, ни Тобираму не стукнул, и кажется, вспоминает о нас только когда мы ему на глаза попадаемся. Но и тогда так… самое большее — обругает и пошлет куда-нибудь. И тут же забудет. И о чем ни заговори — все на Учих сворачивает. Где они? Куда пропали? Надо найти! Нет тел — значит живы! Значит, что-то замышляют!       И все время ходит. Днем, когда бумаги переберет, по селению из конца в конец. Ночью по дому, по саду — туда-сюда. Вроде, все понятно — волнуется. Но все равно страшно. Мне кажется, у него от этого всего с головой плохо сделалось. Я Тобираме сказал — он на меня только нашипел. А мне страшно. Вдруг действительно я прав? Я про такое слышал — в соседнем городе был такой, тоже ходил-ходил, а потом взял, свою семью зарезал и две соседних. Решил, что в них екаи вселились. А наш отец не из рядовых, он, если что, полклана положит.       Я помню, что ваше сокрытие тайна. Но мне страшно. Сделай что-нибудь, или Учих попроси, чтоб сделали.       Если что, я не один такой. У меня тут приятели появились, как ты советовал — собираю отряд. Но они мои ровесники, старшие их слушать не будут, отец им главный авторитет. Если он прикажет, его послушают, если только не станет полную чушь нести. Но в том и дело, что не чушь — они же тоже опасаются, что Учихи где-то рядом и замышляют.       А когда пузырь лопнет, поздно станет.       Очень жду ответа.       И, если что — посодействую».       Дата, подпись.              Таджима медленно опустил руку. То, что писал сын старого врага, встревожило сильнее, чем должно. Буцума Сенджу… сумасшедший? Разум не хотел воображать эту картину.       Стоило бы, наверное, позлорадствовать, мол, так ему и надо. Вот оно, воздаяние за преданное доверие — пока один болван мечтал о любви и думал, как всех помирить, другой поганец рыл первому яму… в которую сам же угодил.       — Таджима-сан? — тихо спросил мелкий Сенджу. Странно, кстати, что ни один из сыновей Буцумы на него особенно не похож, разве что, Хаширама немного. А так… все — тонколицые, стройные, пока еще дети, но шаринган видит, какими вырастут. Будто покойная жена Буцумы их от проезжего аристократа нагуляла. А уж Итама со своей наполовину черной головой… боком встанет — на Учиху похож. Интересно даже — будто по поверью о том, что пока отец детей делал, о другой думал…       О другом.       Решить проблему Хаширамы с новыми возможностями было несложно. Буцума Сенджу мог погибнуть на миссии или просто пропасть в лесу… но всякий Учиха по своей природе стремится к искренности и ясности — и Таджима вот уже почти два десятка лет хотел узнать, что же, екай побери, тогда случилось. Был ли Буцума гениальным актером, или просто чего-то не понял? Или сам Таджима чего-то не понял, или это была чья-то провокация… или все же ментальное вмешательство?       Что бы это ни было, он хотел знать правду.       — Что вы об этом думаете?       Итама Сенджу глядел встревоженно и доверчиво. Искренний и отважный ребенок, таким сыном можно только гордиться. Буцума, чурбан дубовый…       Учиха вытряхнул в пруд погасшую трубку и поднялся с земли.       — Для начала соберем информацию.