Говорящий с травами

      Хаширама сидел, обхватив себя руками за плечи, и попеременно косился то на лежащего отца, то на лежащего в другом углу и погруженного в гендзюцу Тобираму, то на Итаму, который так вырос и казался даже старше его самого…       То на главу клана Учиха, сидящего напротив.       Совсем недавно, минут пять назад, Таджима-сама закончил просматривать его память. И с того мига сидел молча, переплетя пальцы и из-под прикрытых век рассматривая главу клана Сенджу, попавшегося в собственном доме. Хаширама понимал, что такое положение может закончиться плохо, но… у него больше не осталось сил.       На миссии страх, тревога и выматывающее напряжение постоянной бдительности — это нормально. Потому, что ты знаешь: миссия рано или поздно закончится, и ты вернешься домой отдыхать и лечить раны. И можно будет расслабиться.       Но когда напряжение звенящей стальной леской натянуто в воздухе дома, когда ты не понимаешь, что именно происходит, но видишь и чувствуешь — происходит что-то неправильное… и длится это день за днем, месяц за месяцем, и ты не видишь конца, а все остальные думают, что так и надо, и все в порядке… у тебя, на самом деле всего два выхода. Или оставить все, как есть, надеясь, что само рассосется, или начать что-нибудь делать.       Вот он и сделал, что сумел. Осталось только надеяться, что последствия будут не слишком страшные.       Он снова принялся исподтишка рассматривать главу чужого клана. Вражеского? Может быть. Но враг бы на месте Учихи уже давно либо перерезал их всех, либо допрашивал отца — все же сам Хаширама еще мало знает о делах клана. А этот сидит, рассматривает с непонятным выражением, и под глазами у него тени усталости, и губы сжаты… и вообще ощущение чакры не как у радующегося чужой беде врага. Клубится смутно: растерянность. Похоже, Учиха сам не знает, что делать. И Итама тоже молчит, смотрит на него встревоженно, но не так, как человек, боящийся, что его близких сейчас зарезать могут — и вряд ли брат настолько плохо к ним относится, чтоб не волноваться о возможной смерти. Если только гендзюцу… но вряд ли — это слишком хитрый план, а слишком хитрые планы, Хаширама знает — все время срываются. Да и не делают так Учиха. В смысле — если уж принимают к себе перебежчика, то по его свободной воле. Кому, как не Учиха, знать — гендзюцу, даже самые надежные и наложенные мастерами, порой срываются.       — Таджима-сан… — тихонько сказал Итама. — Я… может, чаю заварю?       — Хм… да, пожалуй, — Учиха вздохнул, устало ссутулясь, и потер пальцами уголки глаз. — Хотя… тут не чай, а что-нибудь покрепче бы не помешало.       Странный он. Будто и не глава клана, а обычный шиноби. Причем, очень уставший и потому наплевавший на производимое впечатление. Отец не позволял себе вот так выказывать… впрочем, может, это просто в порядках Учиха.       А младший брат, вместо того, чтобы разжечь очаг, зачем-то притащил старый заварочный чайник с чистой водой и мешочек чая. Пару секунд Хаширама озадаченно моргал, соображая, а потом Учиха просто приложил ладонь к посуде, и вода зашумела, закипая. Удобно, однако!       Высушенные листья упали в кипяток и закружились, наполняя воду цветом, а полутемную комнату — ароматом. Сказал бы кто год… да хоть полгода назад, что они будут вот так… Хаширама бы не поверил.       «Учиха, враг», — подумал он, удержался, чтоб не захихикать, и пошел искать чашки. А когда вернулся, враг переменил позу — придвинулся к отцу вплотную и разглядывал его лицо шаринганом.       — Вы что-то видите? — спросил Хаширама, не подумав. Учиха покачал головой.       — Усталость вижу, — сказал он. — И многодневный недосып. Многолетний даже, я бы сказал. Нервное напряжение вижу. И следы тяжких раздумий.       — И… что еще?       — И все, — Учиха отодвинулся и покосился на чайник — опомнившись, Хаширама принялся разливать чай. — Я, видишь ли, не целитель. Вижу симптомы, а от чего они — биджу знает… чтоб что-то более подробное сказать, надо его разбудить и заглянуть в разум. Только он ведь не станет спокойно сидеть, пока я работаю…       Вот уж точно. Отец, едва проснется, тут же чакрой ударит, даже не глядя по сторонам.       Внезапно Итама сдвинулся к лежащему Тобираме. Склонился над ним, что-то делая чакрой — Хаширама не смог разглядеть печати, которые складывал младший брат, поскольку тот встал спиной, но вроде бы это было нечто то ли медицинское, то ли просто диагностическое. Он научился тонкому целительству — у Учиха? Но этот клан никогда не славился лечебными навыками…       — Итама…       — Все в порядке, — шепотом откликнулся брат. — Это просто сонное гендзюцу. Скоро оно сойдет на нет, и я хочу его устроить до этого момента. Тогда он проспит спокойно до утра, а там уже мы что-нибудь решим.       Учиха Таджима только кивнул и снова как будто задумался, глядя на главу вражеского клана, и — Хаширама даже моргнул, глазам не веря — кончиками пальцев Учиха касался руки отца. Конечно, это можно было счесть наблюдением за током чакры, но что-то здесь было не так…       Да что не так! В голове будто что-то встряхнулось и картинка сложилась: и поведение главы Учиха, и его странная доброжелательность, и фантастически быстрый ответ на письмо — причем, он пришел разбираться лично, а не потребовал подробностей в ответном письме… и даже поведение отца.       Хаширама вспомнил Мадару. Учиху, с которым они остались друзьями — сумели остаться, несмотря ни на что. Белая кожа, лохматые черные волосы, упрямые черные глаза…       Они не виделись уже почти год. И часто молодой Сенджу думал о том, каким стал его друг за это время, как изменился, чему научился, и… его мысли делались не совсем дружескими. Особенно по ночам.       Он снова посмотрел на Учиху — тот не сменил позы, только глаза прикрыл. Те же черные волосы, что и у Мадары, те же глаза, та же белая кожа… разве что черты лица более резкие, взрослые. Может ли быть такое, чтобы Таджима и его отец… нет-нет, воображать такое совсем ни к чему. Просто принять — что такое возможно. И наверняка оно так и есть, иначе зачем это все?       Хаширама вздохнул и сел рядом, грея пальцы о чашку с чаем. Происходящее казалось бредовым сном — ну и пусть, зато можно надеяться, что отцу действительно помогут.       По крайней мере, попытаются…