***
– И за эту ткань ты требуешь столько? Да это грабеж средь бела дня! – Все мы ходим под Аллахом, и ему известно, что лучше моих тканей не найти во всем Стамбуле! – Видит Аллах, что ты бессовестный обманщик! Это ведь даже не шелк, подделка! Такие крики доносились до Сулеймана со всех сторон. Жизнь на рынке шла своим чередом – торговцы ссорились с покупателями, когда те не были согласны с выставленной ценой, и радовались, если удавалось заключить удачную для обеих сторон сделку. Для обычных посетителей торговых рядов бурные обсуждения касательно стоимости и качества товара не представляли никакой важности, ведь это самое обычное явление. Есть ли смысл даже вслушиваться в перебранку незнакомых людей? Но Султану было известно, что в этом месте, напоминающем лабиринт из пестрых тканей, деревянных лавок с фруктами и выпечкой, можно без труда добыть множество полезных сведений о жизни в городе. Где еще, если не на рынке, люди делятся накопившимися проблемами, говоря о них абсолютно откровенно? Правитель всегда должен быть близок к народу, знать о том, что беспокоит тех, кто находится под его властью. Только трус или тиран будет прятаться в неведении. Сулейман не относил себя ни к одной из этих категорий, а потому посещение рынка и других общественных мест стало обязательной традицией. На самом деле, в этот день мужчина отправился в город не только для выполнения своих обязанностей. Утро Сулеймана началось с внезапной и почему-то очень приятной мысли о том, что вечером ему предстоит провести ужин у Ибрагима, но мысль эта сменилась другой, куда менее радостной – до вечера еще слишком долго. Падишах давно никуда не спешил, будто смирившись с тем, что все решает само время, однако... Сумасшедшая погоня за оленем... Недовольство, что встреча с Паргалы произойдет не в это самое мгновение, а только с наступлением темноты... Неужели пора оставить позади течение, которому Султан позволил нести себя по неправильному, выбранному не им маршруту? Суть игры со временем заключалась в том, что Сулейман решил посетить рынок, дабы оставшиеся до вечера часы пролетели как можно незаметнее. И в этой партии мужчина преуспел – вслушиваясь в диалоги местных, он не зацикливался на мыслях о вечере, что незаметно подкрадывался все ближе, стремясь исполнить желание повелителя, притаившееся в самом сердце. День проходил плодотворно. Сулейману удалось узнать многое, и полученная информация укрепляла и без того твердую уверенность, что для своего народа он все делает правильно. Люди прославляли своего Султана, довольные низкими налогами и отличными условиями для торговли с иностранцами. Повсюду говорили, что повелитель не допускает несправедливости, и пересказывали друг другу истории о том, как той или иной семье, лишенной кормильца, была оказана спасительная помощь. "Благодаря Султану Сулейману честные мусульмане живут счастливо!" "Наш повелитель присоединит к Империи новые территории. Он не остановится, пока вся Европа не склонится перед Османской Династией. Да поможет ему Аллах!" "Совсем недавно в столице такое происходило, страшно вспоминать... Моя жена боялась на улицу выйти! Такие беспорядки... Эти бунтовщики были готовы каждый дом разнести в щепки. Слава Аллаху, повелитель нашел способ прекратить этот ужас". Услышав последнюю фразу, Сулейман остановился. Еще давно по всему Стамбулу вспыхивало недовольство жителей, назревал бунт. Теперь же вновь воцарилось спокойствие, и успокоил подданных вовсе не Султан. Это заслуга Ибрагима. Все это время Великий Визирь неустанно решал накопившиеся проблемы, регулировал всю внутреннюю политику, делая все возможное (впрочем, падишаху казалось, что Паргалы в своей работе перешел за границы возможного), чтобы государство процветало. Ибрагим, грек из Парги... Сколько же ответственности возложил на него повелитель. Все еще не сдвинувшись с места, делая вид, что внимательно рассматривает шелк из Бурсы, мужчина задался вопросом – могли ли его предшественники сказать о своих Визирях то, о чем с гордостью может и хочет заявить Сулейман?.. – Не понимаю, почему повелитель закрыл на это глаза! Ибрагим Паша пренебрегает законами Всевышнего и шариата, – негодующий голос заставил Султана резко обернуться. Стоявшие неподалеку двое мужчин выглядели так, будто нечто потрясло их до глубины души. И это "нечто", видимо, связано с Паргалы. – А что же он сделал, эфенди? – окликнул мужчин торговец, заинтересовавшийся разговором. – Вы еще не слышали? Паша помиловал мужеложцев. – Как ты смеешь распространять ложь о Великом Визире?! Кто дал тебе право так говорить о нем?! – если бы государь отпустил на волю вспыхнувшую в нем ярость, дело бы не ограничилось словами, произнесенными таким тоном, что ефенди, говоривший об Ибрагиме, весь сжался и будто уменьшился в размерах. Сулейман был готов обрушить город на голову этому человеку, осмелившемуся на мерзкую клевету. – Помилуйте, господин!.. Я говорю лишь то, о чем мне поведали! Слух пошел от Ахмета ефенди, он служит в янычарском корпусе. Он сам видел, как двое янычар совершали грех, за который положена смертная казнь. Их сразу отвели во дворец Топкапы, Ибрагим Паша принял их. Вместо того, чтобы показательно наказать этих грешников, он отдал распоряжение провести закрытую казнь. А так как этого никто не видел, янычары решили, что Паша опустил их на свободу!.. Сулейман отказывался верить словам этого человека. На рынке всегда ходят сплетни, и Паргалы, насколько было известно падишаху, периодически становился объектом обсуждений из-за статуй греческих богов. Ничто не мешает горожанам выдумывать новые небылицы... Но, хотя Султан не хотел принимать заявление мужчины за правду, звучало это убедительно. Но разве мог Ибрагим так поступить? Даже если он действительно пощадил обвиняемых, люди не должны и дальше обсуждать эту тему. Сулейман понимал, чем это может обернуться. Необходимо прервать опасные разговоры. – Никто из присутствующих здесь не обладает ни малейшей долей осведомленности, чтобы обсуждать решения Великого Визиря. Вам известно, какое наказание предусматривает Коран за преднамеренную клевету? – пусть никто не знал, что перед ними находится сам Султан, каждый замер, внимая громогласной речи эфенди, что поразительным образом вселял уважение и нотки страха. Разумеется, наказание ни для кого не было секретом, поэтому дальнейшее продолжение нравоучения не имело смысла. К тому же, Сулейман больше не мог находиться здесь – ему было нужно подумать. Стремительно покидая территорию рынка и слыша за спиной шаги охраны, падишах осознал, что не испытывает злости из-за того, что Ибрагим не предал смерти тех янычар. Почему-то тот факт, что Визирь не последовал предписаниям Аллаха, волновал мужчину в последнюю очередь, хотя должно быть наоборот. Желание остаться на некоторое время в одиночестве, вдали от шума, было вызвано лишь обидой. Сулейман всегда делил с Паргалы каждый момент своей жизни. Как же мог Ибрагим оставить втайне от государя свой поступок?..***
Наступление вечера принесло Султану несказанную радость, которую, однако, несколько омрачал произошедший в городе инцидент. Долгожданная встреча с другом сулила не только увлекательную беседу. Это было удивительно для Сулеймана, но он не надеялся, что Ибрагим опровергнет обвинения, утверждая повелителя во мнении, что сплетни так и остаются только сплетнями. Сулейман даже не думал отчитывать Великого Визиря за совершенное, указывая на несоблюдение законов Корана. Падишаху было нужно лишь одно – честное признание. Невыносимо жить со знанием, что Паргалы скрывает свои действия. В чем причина? Может, он испугался гнева своего государя? Но это может значить, что между друзьями нет былого доверия. С каких пор Ибрагим стал испытывать страх перед ним? Что ж, на все вопросы Визирь должен будет ответить. Во дворце Ибрагима Сулейман сразу почувствовал, что здесь его ждали. Разумеется, каждый был бы счастлив принять падишаха в своем доме, и любой Паша сделал бы все, чтобы угодить ему, потратив на подготовку к визиту несколько дней. Однако здесь ощущалось совсем другое, не материальное, а духовное, хотя без украшений зала не обошлось. И все же важнее всего было нахождение здесь Ибрагима – с ним должен был состояться серьезный разговор, да и его самого Султану хотелось видеть ничуть не меньше, даже после услышанного. Едва успел мужчина об этом подумать, как друг уже оказался перед ним: – Повелитель! – проронив всего одно слово, Паргалы в моментально оказался совсем рядом, осторожно обхватил ладонями по обыкновению протянутую ему руку государя и прижался к ней губами. Сулейман всегда воспринимал это действие как знак почтения и давно успел привыкнуть, будто к самому обычному словесному приветствию, но именно в этот раз он ощутил нечто новое. Возможно, Сулейману только показалось, ибо произошло это всего на мгновение, но он явно почувствовал странное тепло и приятное, едва уловимое покалывание где-то в области груди. К тому же Ибрагим словно задержал губы на его коже чуть дольше обычного – всего на пару секунд, и, когда друг уже отстранился, Султан готов был сказать себе, что ошибся и в этом. Но последующая реакция Ибрагима наводила на мысль, что и он это понял. – Повелитель, я... – отойдя на несколько шагов назад, Великий Визирь слишком явно избегал взгляда своего повелителя, глядя куда угодно, но только не на него. – Я очень рад, что Вы изволили принять мое приглашение. Я очень Вас ждал... то есть, конечно, я и Хатидже Султан... – Повелитель, Вы пришли! – вошедшая в обеденный зал сестра прервала речь Ибрагима и, подойдя ближе к Сулейману, с поклоном поцеловала протянутую и ей руку. – Вы принесли свет в этот дворец, пойдемте же скорее за стол! Ужин начался со спокойной беседы. Хатидже рассказала о детях, осведомилась, как поживают шехзаде и когда удастся собраться всем вместе. Затем госпожа упомянула недавнюю встречу с супругой французского посла, и разговор ушел в сторону европейского искусства, о котором гостья много рассказала Хатидже. Сулейман, увлеченный обсуждением, не сразу заметил, что Ибрагим практически не участвует в обсуждении. А со временем и сестра утратила жизнерадостность, с которой встретила Султана. – Как Вы провели время на охоте, повелитель? Надеюсь, все прошло благополучно? Паша решил воздержаться от подробностей. – Я остался доволен, Хатидже. Охота прошла лучше, чем можно было ожидать. Мы с Ибрагимом словно вернулись на много лет назад. Почему бы вам с детьми не отправиться в охотничий домик? Отдых пойдет на пользу, – при этих словах Сулеймана женщина чуть поджала губы, задержав многозначительный взгляд на Паргалы, а сам Визирь заметно нахмурился, но тут же вернулся к спокойному выражению лица. – Боюсь, поездку придется отложить. У Паши так много дел. К сожалению, пока что семья не входит в их список. Прошу меня извинить, повелитель. Мне нужно проверить детей, – быстро проговорив это, Хатидже встала из-за стола, присела в легком поклоне и покинула зал в сопровождении служанок. – В последнее время госпожа сильно беспокоится, – с едва уловимой неуверенностью в голосе, которую падишах не мог не заметить, произнес Ибрагим, желая объяснить поведение супруги. – Ее можно понять, Паргалы. Женщины чувствительны, им необходимо наше внимание. Я знаю, что ты посвящаешь себя делам государства, но не следует забывать о семье, – от внимательного взгляда Султана не скрылось нечто отдаленно напоминающее недовольство, будто Визирь хотел выразить несогласие. Взаимоотношения лучшего друга и сестры волновали мужчину, однако в данный момент продолжать эту тему Сулейман не собирался. Пора перейти к тому, что терзает его весь день. – Я не привык верить слухам, но до меня дошли некоторые сведения, которые я не могу оставить без внимания. Я хочу знать правду, Ибрагим. Не оповестив меня, ты позволил янычарам, обвиненным во грехе, избежать наказания? – Повелитель… – Визирю не удалось сдержать растерянность, он явно не был готов к этой теме, но, судя по тому, как твердо прозвучал его ответ, Ибрагим и не думал лгать государю. – Эти сведения правдивы. – Почему же ты скрыл это от меня? – Вы вернулись с охоты в столь прекрасном расположении духа… Я не хотел беспокоить Вас. Вы наконец выглядели счастливым. Я боялся разрушить долгожданное спокойствие в Вашей душе, но теперь понимаю, что совершил ошибку, не сказав Вам сразу. – Да, Ибрагим, это ошибка. О таких решениях я должен узнавать от своего Визиря, а не от торговцев на рынке, – Сулейман не мог представить, как действует на мужчину его нарочито спокойный, холодный голос. Но мог бы почувствовать, если бы его взгляд случайно упал на шею, где в бешеном темпе пульсировала вена. – Почему ты отпустил их? – Я осознаю, что пошел против воли Аллаха, повелитель, но... Отправить людей на смерть за то, что они постигли величайшее чувство любви? Я видел страх в их глазах. Страх и надежду. – Я сам наделил тебя властью, ты можешь принимать решения от моего имени, но этот поступок останется только на твоей совести, – сказав это с явным неодобрением, Сулейман поднялся из-за стола, что сразу же сделал и Паргалы. Бросив мимолетный взгляд в сторону чуть приоткрытой двери, хотя еще не собираясь покидать дворец, Сулейман успел увидеть быстро ускользнувший силуэт. Похоже, что Хатидже вовсе не ушла к детям, а слушала весь разговор, но предупредить об этом Ибрагима Султан не успел, ибо тот заговорил первым. – Государь, возможно, Вам лучше остаться на ночь здесь? Час уже довольно поздний, Вам ни к чему испытывать усталость... – Ты прав, Паргалы, пожалуй, я останусь. Силы всегда нужны, да и не только мне, – сказав это, мужчина кивнул в сторону двери. – Тебе, кажется, предстоит обсудить это дело не только со мной.