Роза темного моря

С одной стороны, утро выдалось для Ибрагима донельзя добрым. Он не только проснулся с мыслью, что государь находится в одной из соседних комнат, но и смог видеть его, что уже делало это время суток замечательным. Однако прекрасное настроение Великого Визиря начало постепенно сходить на нет уже в тот момент, когда Султан отказался от совместного завтрака, быстро объяснив это лишь тем, что ему лучше поскорее вернуться в свой дворец. Возможно, это не задело бы Паргалы столь сильно, не заметь он, с какой холодностью сообщил ему об этом Сулейман. И теперь, когда они оба стояли на улице в ожидании султанского коня, Ибрагим, украдкой глядя на повелителя и не решаясь заговорить о чем-то, ясно видел, что он находится не в лучшем расположении духа. Губы Султана были слегка поджаты, брови едва заметно нахмурены, а взгляд, которым он так ни разу не наградил своего Визиря, был устремлен в сторону почти подготовленной лошади. – Повелитель, я... – голос Ибрагима звучал виновато, ведь он понимал, что дело, скорее всего, в его раскрытой тайне, но спросить об этом и попробовать извиниться так и не успел. – Паргалы, тебе стоило бы предпринять что-то, чтобы прекратить распространение слухов. Займись этим, о Великом Визире Османского государства не должны говорить подобное, – с этими словами, нахмурившись уже более явно, Сулейман оказался на приведенном коне и оставил Ибрагима наедине с чувством вины и нарастающей тревоги. Все, что окружало Визиря, казалось размытым, вся прилегающая ко дворцу территория потеряла очертания, слившись в сплошное бессмысленное полотно, и даже солнце вместе с небесами приняло серые тона. Только мучительно быстро удаляющийся силуэт государя выделялся среди мира, лишившегося источника жизни. Конечно, если бы кто-нибудь из стражи поднял голову, небо, как и всегда, предстало перед ним лазурным переливом, да и в дворцовом саду не удалось бы отыскать никаких изменений. Но для Ибрагима с отъездом Сулеймана все умерло. Необходимость быть с ним рядом переросла в невозможность находиться вдали от него. Эта одержимость полностью овладела мужчиной, утянув в пропасть желаний, исполнение которых находится где-то за гранью всего реального. Нет, это не желания... Это то, без чего Ибрагим не сможет дышать, пусть сейчас каждый вдох причиняет боль. Ни Султана, ни его многочисленную охрану уже нельзя было разглядеть, но Паргалы так и стоял в том месте, где государь бросил его в беспроглядной тьме, унеся божественный свет своих глаз. На душе Визиря становилось еще тяжелее от осознания, что повелитель так холоден по его вине. С трудом сдержавшись от вздоха, мужчина развернулся, оставляя позади дорогу, скрывшую Сулеймана от его взгляда, и устремился во дворец. Необходимо направить мысли в сторону решения государственных дел, чье количество достигло критической точки в связи с приближающимся походом. Во время ужина Хатидже сказала правду – Паргалы практически засыпал за работой, и на нее времени действительно не оставалось. Впрочем, Визирь не собирался лгать самому себе. Даже внезапное исчезновение всех проблем не привело бы к изменению ситуации в семье. В семье... Семья для Ибрагима – это уже давно не уютный домик на побережье, в чьих стенах живут призраки прошлого, а воздух пропитан запахом моря; и вовсе не руки Хатидже, чьи прикосновения когда-то (казалось, с того времени прошла целая жизнь) успокаивали мечущееся сердце. Ибрагиму почти удалось сосредоточиться на предстоящей работе, но вся его собранность разбилась на тысячи осколков, стоило ему пройти мимо покоев, где Султан провел ночь. Резко остановившись у дверей, мужчина поразился собственной покорности чувствам – только что Визирь собирался закрыться в кабинете и погрузиться в исполнение своих обязанностей, но, стоило возникнуть чему-то, связанному с государем, и он уже готов бросить все, лишь бы ощутить иллюзию присутствия Сулеймана рядом. Не видя причин отказываться от искушения, что в действительности являлось вовсе не прихотью, а необходимостью, Ибрагим открыл дверь и с некой осторожность вошел в покои, словно боясь потревожить нечто неуловимое. Пусть и с пониманием, что такое невозможно, Ибрагим мечтал увидеть своего повелителя прямо здесь и сейчас, но покои встретили его ожидаемой пустотой и абсолютной тишиной. Оставалась лишь надежда на то, что Султан мог забыть и оставить какую-то из своих вещей, но и такого утешения Паргалы не обнаружил. Впрочем, одно лишь знание того, что прямо в этой комнате спал государь, уже наполняло сердце Визиря счастьем, что вытеснить не могла даже не менее сильная тоска. Зорко осматривая покои, все еще рассчитывая найти что-то, принадлежащее Сулейману, Ибрагим медленно проследовал прямиком к кровати, плавно опустившись на нее. Ложе наверняка еще могло сохранять запах тела повелителя, но лечь и попытаться ощутить его Визирь так и не решился, хотя от одной мысли об этом уже перехватывало дыхание. Единственное, что позволил себе мужчина – это едва коснуться пальцами подушки. Делая это, Ибрагим чувствовал, как по телу бежит дрожь, а в области груди нарастает приятная тянущая боль. Это действие, такое робкое, нерешительное, осторожное, было переполнено благоговение, словно Ибрагим дотрагивался до чего-то немыслимо хрупкого, бесценного и святого. Для Паргалы так оно и было, и он, кажется, перестал дышать, позабыв обо всем и даже не услышав, как двери в покои снова открылись. – Ибрагим, нам нужно поговорить. Прямо сейчас. Я устала молчать и откладывать это! – внезапно раздавшийся голос Хатидже заставил Паргалы быстро одернуть руку, надеясь, что она ничего не заметила. – Госпожа, о чем Вы? Что-то случилось? – быстро переведя взгляд на супругу, мужчина поднялся с кровати, подходя к ней ближе. – Случилось, Ибрагим, и уже давно. Ты думаешь, я не вижу, что ты избегаешь меня при любой возможности? – Хатидже... – не имея никакого желания говорить сейчас о подобном, Визирь хотел поскорее успокоить жену и уже почти обнял ее за плечи, но она мгновенно отшатнулась. – Не нужно! Не нужно делать то, что ты не хочешь, – отойдя на шаг назад, женщина неотрывно смотрела на мужа, будто пытаясь найти подтверждение или опровержение своих слов в его глазах. – Почти каждую ночь я засыпаю одна, а просыпаясь, вижу, как ты стараешься уйти из дома поскорее. Ты почти не говоришь со мной, даже не смотришь в мою сторону!.. Скажи... Скажи мне правду, Ибрагим... Ты больше не любишь меня?.. – до этого говоря достаточно ровно и спокойно, хоть и повышенным тоном, последние слова Хатидже произнесла гораздо тише, а голос ее дрогнул. – Госпожа, ну что Вы такое говорите... – Ибрагим понимал: сейчас лучше всего солгать, заставить Хатидже поверить, что все совсем наоборот, сказать то, что она хочет услышать. Но признаться ей в любви даже специально он так и не смог. – Вы же сами знаете, что все не так. Но в столице сейчас большие проблемы, да и прочих государственных дел не пересчитать, поэтому мне приходится приходить домой слишком поздно, а уходить совсем рано. Уверяю Вас, что все изменится, как только закончатся беспорядки... – Мне известно о твоих делах! О тех самых, что ты скрываешь уже не только от меня, но и от повелителя!.. – голос Хатидже снова звучал более уверенно, но после этих слов в ее глазах мелькнуло нечто, подсказывающее, что она, возможно, не собиралась говорить этого, однако теперь продолжила: – Как ты мог так поступить, Ибрагим? Как же ты осмелился пойти против воли Аллаха и покрывать такой страшный грех, еще и солгав всем?! Ты должен был казнить их!.. – Не тебе говорить о том, что я должен, Хатидже! – потеряв терпение от услышанных слов, теперь Ибрагим и не думал об учтивости или о том, что лучше сбавить тон. – Я обязан отчитываться только перед повелителем, а не перед тобой! Больше никогда не говори о том, что тебя не касается! – Ибрагим... – должно быть, Хатидже хотела сказать что-то еще, но то, как внезапно Паргалы сорвался, заставило ее остановиться, а может, даже напугало. – Ибрагим, куда ты?.. – В Топкапы, – пока супруга находилась в замешательстве, мужчина безмолвно прошел мимо нее, уже в дверях бросив короткий ответ и даже не оборачиваясь. Ибрагим не солгал, действительно собравшись во дворец Сулеймана, ведь только там он мог прийти в себя и почувствовать успокоение. Прежде чем отправиться в Топкапы, Визирь зашел в свои покои, дабы частично привести в порядок не на шутку разбушевавшиеся нервы. Понимание, что долго так продолжаться не может, а выход из положения не найден, выводило из себя. Сколько еще раз Хатидже подойдет к нему с требованием серьезного разговора? Сколько скандалов увидят стены этого дворца до того момента, как отношения, со стороны Ибрагима исчерпавшие себя до предела, придут к завершению? Ссора с Хатидже значительно усугубила и без того растерянное состояние Визиря, однако эта ситуация ни в какое сравнение не шла с проблемой, возникшей между ним и Султаном. Паргалы не нуждался в причине, объясняющей свое появление в Топкапы, но на этот раз, пока государь так сильно сердится, придется искать обоснование. Задумчиво хмурясь, Ибрагим подошел к столу и взял первый попавшийся под руку документ. Отчет наместника Албании о состоянии казны… В послании указано, что казна переполнена, а народ всем доволен. Повод беспокоить Сулеймана отсутствует. Письмо городского кадия о рассмотрении дела, связанного с одним из слуг дворца Топкапы... Снова недостаточно важно. Нависнув над столом, Паргалы принялся просматривать каждую запись, стремясь отыскать что-то, за что можно зацепиться, но ничего подходящего обнаружить не удавалось, и движения мужчины становились все более раздраженными и быстрыми. Скорее всего, все бы закончилось тем, что Ибрагим порвал один из документов, если бы его взгляд не скользнул по обложке книги, лежащей поодаль от бумаг. Несколько лет назад, будучи в городе, Паргалы проходил мимо лавки, чей роскошный фасад сразу привлек его внимание. Желание Ибрагима оказаться внутри подогрел услужливо зазывающий голос владельца, что обещал "не разочаровать ефенди товаром". И действительно, не разочаровал. Великий Визирь долго рассматривал украшенные драгоценными камнями книги, коих было совсем немного, раздумывая о том, что пополнить свою личную библиотеку было бы замечательно. Он уже собирался остановить выбор на "Утопии" Томаса Мора, но вдруг заметил книгу, оформление которой менее сильно бросалось в глаза. Торговец, заметив, куда направлен взгляд Паргалы, мгновенно оказался рядом, желая склонить мужчину к покупке, но Ибрагим и без его участия принял решение. Как же устоять перед книгой, чьи страницы хранят в себе наиболее известные легенды древней Греции? Относительно недавно, после визита в дом Альвизе Гритти, Визирь перечитывал ее. Возможно, повелитель захочет больше узнать о мифологии античного государства... Почему бы не преподнести ему скромный подарок, способный показать, с какой внимательностью Ибрагим относится к его интересам? Ухватившись за эту спасительную мысль, Паргалы бережно взял книгу и, более не задерживаясь в покоях, быстрым шагом устремился к выходу из дворца. Приказ подготовить коня был выполнен без промедления, и вскоре мужчина мчался навстречу своему отчаянному желанию лицезреть государя. Расстояние до Топкапы сокращалось слишком медленно, и Ибрагим мечтал только поскорее оказаться в покоях повелителя, дабы вручить ему то, что, как надеялся Паргалы, поможет растопить лед в его сердце. Но едва конь принес Великого Визиря к воротам дворца, его решительность стала стремительно угасать, а затея с подарком начала казаться неуместной и даже глупой. Вдруг падишах лишь посмеется, увидев эту книгу, или, того хуже, посчитает данный жест насмешкой над ним?.. Может, чтобы заслужить прощение Султана, стоило сначала выполнить приказ, покончить со слухами и только потом появиться в его покоях с сообщением об этом?.. Последняя мысль уже казалась Ибрагиму более здравой, и он готов был уйти отсюда прямо сейчас, однако необъяснимая сила заставляла его идти дальше по коридорам дворца, тихо подсказывая, что именно сейчас он на верном пути. – Паша!.. Ибрагим, без остатка погрузившись в собственные мысли, даже не заметил идущую ему навстречу Махидевран Султан, но, услышав ее оклик, быстро взял себя в руки, поприветствовав женщину легким поклоном. – Доброго дня Вам, госпожа. Надеюсь, с Вами все хорошо? Управление гаремом свалилось Вам как снег на голову, но, должно быть, Вы справляетесь? – дольше минуты обмениваться любезностями с Махидевран совершенно не было настроения, но, в конце концов, это долг и необходимость для Ибрагима – знать обо всем, что хоть как-то связано с государем. – Доброго дня, Паша! Я так рада, что мне наконец удалось встретить Вас!.. – Махидевран, похоже, была всем довольна, и ее слова звучали вполне искренне, а сама она определенно не догадывалась, насколько сейчас Визирю не хотелось встретить на своем пути хоть кого-то. – Вы правы, Паша, очень многое теперь на мне, и я должна делать все возможное, чтобы сохранить в этом дворце покой и порядок. Благо, без Хюррем эта задача выполнима... – при упоминании умершей Хасеки, оба, кажется, невольно напряглись, но женщина поспешно перевела тему. – Как же хорошо я теперь понимаю покойную Валиде Султан!.. Сколько сил и нервов ей приходилось отдавать гарему! Она научила меня многому, и, слава Аллаху, я справляюсь не хуже, только... – "Только"? Госпожа, если у Вас возникают какие-то проблемы, немедленно сообщайте мне, я все улажу, – теперь Ибрагиму пришлось обратить больше внимания словам Махидевран. Не из большого желания помочь ей, а ради того, чтобы избавить Султана от любого рода тревог. – Нет-нет, Паша, никаких проблем, то есть... – выдержав небольшую паузу, будто раздумывая, следует ли об этом вообще говорить, Махидевран продолжила: – Не знаю, известно ли Вам, но с самой смерти Хюррем наш повелитель не желал принимать у себя ни одну из девушек. Как и велят обычаи, я отправляла их, выбирала только самых красивых, но Повелитель даже не взглянул ни на одну! – Никто не должен обсуждать подобные решения нашего Султана, госпожа, – Паргалы стоило немалых усилий сохранять видимое спокойствие, слушая слова Махидевран и отвечая ей почти что сквозь зубы. Одна лишь мысль о том, что Сулейман проведет пусть даже одну ночь, которая для него наверняка ничего не будет значить, с кем-то из наложниц, сотней самых острых кинжалов врезалась прямо в сердце. Дабы этого никогда не произошло, мужчина был готов распустить весь гарем под любым предлогом, даже обрушить весь дворец, сделать все, что угодно, чтобы ни одна девушка не оказалась удостоена внимания государя. Успокаивало лишь одно: Сулейман сам не хотел видеть никого из них, однако следующие слова Махидевран мгновенно уничтожили и это успокаивающее суждение. – О, я бы и не стала об этом говорить, но совсем недавно ситуация изменилась. Я отправила к нему девушку, как же ее звали... Кажется, Аджена хатун. Повелитель принял ее!.. – Принял?.. – свой вопрос Паргалы произнес даже слишком тихо, перебив собеседницу, но в этот момент он уже не мог так сразу взять свои эмоции под контроль. Еще утром, будучи в покоях повелителя в своем дворце, Ибрагим испытывал боль в груди, но приятную настолько, что для такого ощущения не подходило это слово. Теперь же Визирем завладела самая настоящая боль, сковавшая и тело, и душу. Он не мог заставить себя произнести больше ни слова, чувствуя ком в горле и то, как трудно становиться дышать. Казалось, сердце могло вот-вот разорваться от невыносимых страданий, а сам Ибрагим хотел только найти эту хатун и отправить ее следом за Хюррем, вместе с каждой женщиной, что осмелится на близость его Султаном. – Принял, но не прошло и пяти минут, как стража выводила ее из покоев! – увлекшись своим рассказом, Махидевран не сразу заметила, как изменилось выражение лица Ибрагима. – Паша, все в порядке?.. – Да, да, конечно же, госпожа, не беспокойтесь, – одно только "но" мгновенно зародило хрупкую надежду в раненой душе Паргалы, а после дальнейших слов он почувствовал, как волна облегчения прошла по телу, так что едва удалось подавить вздох. – Значит, ее выгнали? Вам известна причина? – Если бы я знала... Похоже, она не пришлась повелителю по нраву, но я непременно отправлю новую девушку, на этот раз выберу самую красивую. – Госпожа! – обретенное на несколько секунд спокойствие резко сменилось гневом, ведь в следующий раз Сулейман действительно мог принять наложницу, и Ибрагим, думая об этом, просто не мог молчать. – Как я уже сказал, никто не должен обсуждать желания повелителя и пытаться заставить его что-то захотеть. Пока Султан сам не изволит, Вам не стоит тревожить его! – переведя дух и наконец заметив взгляд Махидевран, полный удивления, Паргалы быстро склонил голову в поклоне, больше похожем на обычный кивок. – Надеюсь, Вы учтете мои слова, а сейчас я слишком тороплюсь. Визирю удалось быстро отыскать Сулеймана. Государь стоял к нему спиной, в окружении цветущих роз, чей аромат, перекликающийся с запахом других цветов, разносил легкий ветер. Крепче сжав книгу и более не колеблясь, Ибрагим решительно подошел к Султану, остановившись в нескольких шагах от него и поклонившись. – Мой повелитель, – судя по тому, что Сулейман лишь приподнял брови, безмолвно отреагировав на появление друга, настроение его с утра не улучшилось, но на другое развитие событий Паргалы и не рассчитывал. – Простите, что беспокою Вас... Я встретил Махидевран Султан, от нее мне стало известно, что Вы здесь. – Произошло что-то серьезное, Ибрагим? – на момент произнесения этой фразы, розы все еще интересовали падишаха сильнее, чем Паргалы, смотрящий на него с неприкрытой грустью. – Неужели ты решил сообщить мне об этом? – только теперь Сулейман смерил Визиря взглядом, сочетающим в себе строгость и ироничность. – Мне необходимо поговорить с Вами, государь, – донельзя отчетливое ощущение напряжения, исходящего от Султана, и усиливающееся волнение не могли подтолкнуть Ибрагима к отказу от намеченного разговора. Паргалы смутили отголоски виноватой интонации в своих словах. Падишах молчал, и Визирь уже приготовился услышать о нежелании Сулеймана вести всякого рода беседу с тем, кто посмел скрыть столь важное решение, но страх этот не оправдался – Султан, едва заметно кивнув, медленно направился вдоль аллеи. Приняв это за указ следовать за ним, Паша в таком же неспешном темпе шел рядом, понимая, что сможет заговорить после того, как первое слово произнесет государь. – Подготовка к походу близится к концу, Ибрагим. В прошлый раз мы не приняли во внимании особенности местности Балканского полуострова, в результате наводнение лишило нас огромного количество оружия и амуниции. Сейчас запасы боеприпасов намного превышают то, что мы имели три года назад, и подобная ошибка не должна повториться, – спустя некоторое время, проведенное в молчании, Султан наконец позволил беседе начаться, и Паргалы стало легче, хоть и немного. – Со времен последней кампании против Австрии многое изменилось, повелитель. Крепость Эстергом теперь принадлежит Вам, что предоставляет Вашему флоту прекрасную возможность беспрепятственного передвижения по Дунаю, а в случае, если погодные условия вновь окажутся на стороне противника, войско сможет восстановить силы. – Ты прав, Ибрагим. На этот раз Фердинанду не удастся заключить мир на выгодных для династии Габсбургов условиях. Ограничиться крупной контрибуцией он не сможет. Вена должна стать частью Османской Империи, и тогда путь для новых завоеваний территории христианского мира будет открыт нам. – В скором времени прибудут вести от сеньора Гритти. Нам многое известное о состоянии армии Фердинанда и планах императора Карла, однако некоторые слухи, которыми Гритти располагает, могут стать для нас полезными. На ближайшем заседании Дивана я предоставлю Вам всю доступную мне информацию, – Ибрагим думал, что государь ответит и на это, но он ограничился кивком, и Визирю пришлось принять вновь наступившую тишину. Книга все еще находилась в его руках – решиться отдать падишаху подарок Паргалы пока не мог. Несмотря на сильнейшие переживания, прогулку можно было назвать приятной, ведь Сулейман был рядом, а это место не казалось таким безжизненным, каким мужчина видел утром свой собственный сад. Но о том, чтобы расслабиться и наслаждаться живописным видом, не могло быть и речи. Великий Визирь продолжил бы молчать до тех пор, пока падишах снова не изволил вернуться в разговору, если бы не отвел взгляд в сторону. На фоне роз, заполнивших большую часть сада, эти маленькие цветы было практически невозможно заметить – неприметные, они жили в тени роскошных собратьев, но от этого не теряли своей красоты. Цветок, рожденный из крови погибшего юноши... Воспоминание о легенде, что прозвучала в доме Гритти, слишком тронула Ибрагима в этот момент, и он, не осознавая этого, задумчиво проговорил лишь одно слово: – Гиацинты... Сулейман, явно удивленный, остановился и вопросительно посмотрел на друга. – Не припомню, чтобы ты проявлял интерес к цветам, Паргалы. Я никогда не видел тебя любующимся, например, теми розами, мимо которых мы только что проходили. Странно, что тебя привлекли именно гиацинты. – Они... Заставили меня кое-что вспомнить, повелитель, – разумеется, Ибрагим не мог признаться государю, что цветы навеяли ему мысль о связи между мужчинами, и вовсе не теми, что были описаны в сказании, и логичного объяснения своей реакции не видел. Растерянность подтолкнула Визиря к тому, чтобы вспомнить о подарке, в который он вдруг вцепился с особой силой. Надеясь, что Сулейман не заметит легкую дрожь в руках, мужчина медленно протянул ему книгу. – Прошу, государь, примите... Не так давно Вы проявили интерес к греческой мифологии. Я приехал для того, чтобы отдать это Вам... – после собственных слов Паргалы хотелось провалиться сквозь землю от смущения и страха, что теперь отношения с Сулейманом могут стать только хуже. Едва застав себя не зажмуриться, чтобы не увидеть отрицательную реакцию своего Султана, Ибрагим был готов к любому исходу, и как же удивительно было заметить легкую улыбку на любимом лице. – Какая приятная неожиданность, Паргалы! – в голосе Сулеймана слышались веселые нотки, и Визирь позволил себе пусть и неуверенно, но бесконечно счастливо улыбнуться в ответ. – Мой повелитель, и еще я... – Ибрагим уже собирался перейти к словесным извинениям, но в одно мгновение потерял дар речи, когда Сулейман протянул руку, чтобы взять книгу. Затаив дыхание и понимая, что сейчас произойдет, он с безмерным трепетом ощутил, как пальцы государя коснулись его руки, прежде чем тот мягко забрал подарок. Длилось это всего мгновение, но для Паргалы оно было сравнимо с вечностью, наполненной светом безумной любви. – Да, Ибрагим? – прекрасный голос объекта его обожания заставил Визиря взять себя в руки, и он с удовольствием отметил, что после своего вопроса Сулейман занялся заинтересованным изучением книги. – Повелитель... Я бесконечно рад, что Вы приняли этот скромный дар своего раба, виноватого перед Вами. Клянусь Вам, я сделаю все, чтобы в столице никто и не вспомнил про те слухи. Но без Вашего прощения я не смогу найти себе места... Я умоляю Вас простить меня и обещаю, что ничего подобного больше не повторится, – понимая, что просто не выдержит, если Сулейман откажет ему в прощении, Ибрагим мог прямо сейчас упасть перед ним на колени, забыв о гордости, однако сначала было необходимо услышать ответ. – Я верю тебе, Паргалы – оторвавшись от изучения, государь неотрывно смотрел на Ибрагима во время его речи. – Но заслужить прощение ты можешь лишь в одном случае... – нахмурившись и одарив своего Визиря суровым взглядом, Султан неожиданно улыбнулся. – Только когда прочтешь эту книгу вместе со мной!