Wrist of the Sun. Part II

— Я говорил, что это дело с Гамбли надо сворачивать. Даже закрытыми глазами видно, что это он мать ограбил, но Смит… эй, пацан, заблудился? Это было глупо и неожиданно. Крепкой рукой полицейский схватил Брендона за плечо и развернул к себе лицом. Конфуз, тем не менее, можно было назвать успехом. — Ты не узнал меня, Винстон? — спросил он, заставляя двух офицеров со всей внимательностью присмотреться. — Ури? Брендон Ури? — Пропавший? — подхватил второй. — Какого черта? — В чем дело? Их голоса окружили Брендона. Вокруг люди стали заинтересованно оборачиваться, отрываясь от своих отчетов и заляпанных экранов компьютеров. Эта ситуации забавляла, нежели пугала, и Брендон рассчитывал, что будет еще забавнее увидеть лицо Спенсера. — Так, где офицер Смит? — усмехаясь, спросил он. «Поверить не могу, что ты так поступил» «Как такое возможно?» «Неужели нельзя было просто сказать, что ты жив?» — Что случилось? Это будет долгий разговор. Брендон возьмет в руки неточенный карандаш, будет крутить его в пальцах, чтобы занять себя и не смотреть в глаза напротив. Спенсер измерит рабочий кабинет шагами. Оба бросят взгляд на листовку, прикрепленную к пробковой коричневой стене, где помимо вырезок из газет «убийство на Поплар-стрит», «распространение наркотиков среди молодежи» и «пропажа трех рабочих на стройке подземной парковки», висит его же, Брендона, фотография с пометкой «Вы видели этого молодого человека?». Они оба промолчат на это. Никто в Питтсбурге так и не увидел Брендона Ури за последние три года. Он хотел бы рассказать, что на самом деле он ввязался в самое крупное дерьмо в своей жизни. Такое, после которого никто не бежит в полицию, а лишь бежит из страны, под крыло самой крупной и древней организации, о существовании которой никому не следует знать. Он бы хотел рассказать, что человек, которого он готов был любить, пока вселенная не сожмется обратно, чуть не убил его прямо на полу, криво усмехаясь. Не всем в этом мире нужно знать правду. — Иногда человеку необходимо сменить обстановку, — хмыкнул он в ответ. Спенсер смерил его недоверчивым взглядом. — Ты бросил Университет. Ничего не сказал родителям. Ничего не сказал мне. Ты уехал из гребанной страны! — Хотел посмотреть мир, — беспечно пожал плечами Ури. — И как? — огрызнулся Спенсер. — А ты как думаешь, раз я снова здесь? — Ты сумасшедший раз вернулся. Я знаю, что тут происходит какое-то дерьмо. Я не засадил этого твоего Росса за решетку, но я знаю, что всё это, — ткнул он пальцем в сторону газетных вырезок на стене, — всё это не просто так. — Дело не в Россе, Спенс, — улыбнулся Брендон. — Мы живём на мертвой земле, оглянись. У них теперь навсегда останется эта непреодолимая пропасть. Когда-нибудь, когда всё это забудется, и возможно, когда Брендон еще будет жив, они рано или поздно наткнутся на эту историю, мимолетом, но наткнутся. И тогда они почувствуют, что теперь их дружба напоминает свитер, с огромной затяжкой где-то на спине, которую ощутишь, стоит только подуть ветру. Они вспомнят этот кабинет, то, как Брендон крутил карандаш в руках, и то, в какую секунду ложь заняла место их доверию. Иногда, ложь и правда — всего лишь слова. Но если ими пользуются неумело, они нарушают баланс хрупких весов, и тогда приходится платить. Брендон послал родителям дешевую открытку из супермаркета, подписывая её простыми словами «я дома» и «не звоните». Университет вернул ему его документы, и теперь от его старой жизни в Питтсбурге остался только покинутый пыльный дом, с хлипкими окнами, в которые можно забраться. Он забирался туда почти каждый вечер, скидывал белые накидки с мебели, пробегался пальцами по полкам с вещами, засыпал на холодном грязном полу. Это были самые спокойные минуты в его днях. — Нам нужно держаться подальше от них, — твердил Йен. Он обеспокоенно цеплялся руками за Брендона, гладил его по щеке или шее, будто это должно было успокаивать, но дело было в том, что Брендон был спокоен. У него был дом. У него был Питтсбург. У Йена был только страх. Брендон не вздрогнул, когда они представлялись охраннику, даже тогда, когда вампир уставился на него, прожигая своими стеклянными глазами. Он и не вздрогнул, когда прохладный воздух города сменился на духоту, спертость и запах сигарет. Нужно вернуться в прошлое, к тому моменту, когда Брендон и Йен сходят со станции в Вильхеринге, а потом пешком добираются через лес до огромного Замка. Это чертово клише. Двери замка украшены резьбой и огромными чугунными ручками. Им открывают эти двери в ад, но здесь не Питтсбург. Здесь нет охраны, только запах опасности, крови, и чего-то мертвого. Нужно двинуться позже, к тому моменту, как девушка-вампир с татуированным лицом и выбритым виском пропускает их внутрь, к тому моменту как она заглядывает Брендону в глаза, к тому моменту как она узнает Йена, к тому моменту как она решает, что им позволено остаться. Теперь нужно двинуться к моменту, когда Брендон понимает, что из себя представляет вечная жизнь. Нет, вечная жизнь в «КУЛЬТЕ». Они не представляют из себя ничего самостоятельного, эти вампиры. Они похожи на изнывающих от тоски и скуки животных. Они безупречные, они начищают своё тело до блеска, их кожа светится, становится прозрачной, такой, что видно каждый сосуд внутри, видно, как застыла в них кровь. Они помножены в своём безумии на десять по сравнению с вампирами в Питтсбурге. Потому что они не так молоды, жизнь не представляется им приключением, жизнь течёт для них как озеро — не течёт никуда. Они остановились в своём развитии, они перестали восхищаться, перестали чувствовать, забыли, что такое настоящие эмоции. Они смотрели на Брендона и говорили «когда-то мы тоже пережили трагедию», но он видел, что они о ней даже не помнили. Потом нужно вспомнить момент, когда Брендона впервые пытаются убить в том другом, первобытном «культе». Вампир просто дотягивается до его шеи и сжимает, будто не осознавая, что он делает. Его взгляд ПУСТОЙ. Это не был жаждущий взгляд Райана, когда он разрывал его шею. Это был взгляд кота, который устал убивать мышей. После этого его жизнь была близка к концу еще несколько раз, и никто по этому поводу не испытывал тревоги. Даже Брендон. Теперь он отчетливо видит разницу между этими вампирами, и возвращаться в этот «культ», почему-то приятно. Он с улыбкой проводил взглядом жаждущих вампиров за баром, усмехнулся, когда увидел интерес в их глазах. Это намного лучше, чем ПУСТОТА. Здесь можно увидеть хоть что-то, пусть даже это что-то — кучка ублюдков, желающих твоей смерти, твоего тела, твоего унижения. Теперь Брендон знал, что есть кое-что похуже ненависти, что есть кое-что похуже того, когда тебя желают убить. Это апатия. Это ПУСТОТА. Дорога до Австрии и обратно, со всеми включающими в себя точками на маршруте, научила Брендона находить в себе свою собственную ПУСТОТУ. Иногда это было похоже на испытание бесстрастности — когда он вспоминал самые ужасные моменты своей жизни и заставлял себя ничего не чувствовать. Главное было вовремя остановиться, иначе пустота завладела бы им безвозвратно. Они сели в невидимый круг с вампирами, и Йен сжал его руку слишком сильно. Брендон посмотрел на них, на каждого, без страха и эмоций, так, будто видел впервые, будто не знал, что на их совести лежит ответственность за его почти смерть. — Брендон и Йен, — саркастично произнесла Джорджиана. — Вы были для нас маленькой проблемкой. Это то, кто они и есть на самом деле. Маленькая проблема. Глобальная катастрофа местного масштаба. Вышедшая из-под контроля система. Крошечный шаг к большому разрушению. — Давайте постараемся её исправить, — снова сказала она. У неё красивые волосы, подумал Брендон, у неё красивые глаза, еще не тронутые пустотой, у неё красивый голос. Она не настоящая, она почти окончательный продукт «культа», и если есть еще вампиры, которые могут стать новым, свободным поколением, то она бы уже никогда не вошла в их число. — Наше маленькое недоразумение. — Мы не хотели твоей смерти, Брендон. Просто ты влез, куда не следовало, — пожала Джорджиана хрупкими плечами. — Теперь мы не тронем тебя, конечно, если не нарушишь наши порядки. Давайте оставим всё в прошлом, и не будем мешать друг другу в будущем. Вампиры уставились на них. Это было не предложение, это был приказ. — Конечно, — кивнул Йен. — Всё в прошлом, мы просто хотели приехать и уладить все проблемы. — Значит, теперь вы уедете навсегда? — отозвался Майкл. — Нет. Йен недовольно уставился на Брендона. Эти слова выскользнули непреднамеренно, но теперь Ури не мог не думать об этом. Он не уедет просто так. Он не сбежит. — Я хочу остаться в Питтсбурге. Это мой дом. — Дом может быть где угодно, — увилисто улыбнулась Джорджиана. — Где-то, где безопасно. — Мир не безопасен нигде. Поэтому я хочу быть в месте, которое мне ближе всего. — В таком случае, вам следует держаться подальше от «культа». Брендон наклонил голову и усмехнулся. — Главное, чтобы «культ» держался подальше от нас. Напряжение достигло пика и наполнило атмосферу комнаты, а потом так же быстро выскользнуло за её пределы. — Разумеется, — ответили они. «Культ не будет вас убивать» — значило это на самом деле. «Пока». Пока никто не расшатает хрупкий карточный домик снова. Пока никто не разбудит старые раны. Пока Райан Росс снова не пересечет кривую его жизни.