***
Помечательство — это основа наследия. Джерард занял место в кресле, которое я считал по праву своим. Я прожил в этом доме три года и имел право иногда считать вещи своими. Я оставил на нем пятно от крови, которую случайно пролил и ещё немного продавил сидушку, так что теперь иногда представлял, как заберу это кресло в какой-нибудь свой новый дом, когда моя ссылка кончится и избранный старший вампир выделит мне другое место. Но теперь перспективы были не радужными. Остатки надежды устроиться в новом мире Питтсбурга таяли с каждой секундой. И помимо прочего мы продолжали лажать и лажать, будто и не собирались больше здесь оставаться. Особенно Брендон. Я не мог больше ему помогать. Мне определенно не следовало. Он сунулся в этот клуб, полный вампиров и крови, просто потому что слишком глуп, наивен и… нет, он не влюблен. Я не был в этом уверен. Нельзя просто так верить словам мальчишки, потому что люди умеют лгать. Он, наверное, жалел меня. Хотел помочь бедному запутавшемуся Райану Россу — самому несчастному вампиру на Земле. Но я не мог ему помочь — если бы Даллон или кто-то из присутствующих заметили, как я стал на него смотреть, они бы всё поняли. Они меня взрастили, они знают всё, о чём я думаю. Так что я облокотился о стену, скрестил руки на груди и сделал вид, что меня не слишком интересует этот допрос с пристрастием. — Так сколько их было? — спрашивал Джерард. — Что ты им сказал? Что они сказали тебе? Почему ты думаешь, что они ушли? Брендон продолжил отвечать, но на секунду наши взгляды встретились и он выглядел как «я в порядке, всё под контролем, не волнуйся». А потом я заметил, как его пальцы слегка задрожали. — Я ему не доверяю, — сказал Даллон. — Он что-то скрывает. Я сделал вид, что не понял о чём речь. — Тебе тоже не стоит ему доверять. — Разумеется. Он же не часть культа, — едко подметил я. — Ты, конечно, можешь нас ненавидеть, — устало вздохнул Уикс. — Можешь обижаться, что мы что-то от тебя скрывали. Но мы всегда защищали тебя, мы помогали тебе, спасали тебя. Я… заботился о тебе, и буду делать это и дальше. — У нас разные понятия о заботе. — У моих понятий нет границ. Я обернулся к нему лицом, просто чтобы взглянуть в его глаза и увидеть там подтверждение этих слов. Конечно, всё было так. Он давно вышел за рамки лжи, боли и предательства. Если эти вещи перестают задевать твоё сердце, то ты относишься к ним проще. Он не знал предательства с тех пор, как я сжёг наш дом, он не знал боли с тех пор, как умер в человеческой жизни, он не знал лжи последние три года. Не стоило заставлять его вспоминать об этих вещах. Я отвернулся от взгляда Брендона в мою сторону. Джорджиана спросила его об именах, Джерард нащупывал его слабые места, впиваясь пронизывающим взглядом. Возможно, он искал во мне поддержку и защиту от них, но ему стоило искать защиты от кое-кого другого. В этот раз мне нужно было взять ситуацию в свои руки, поэтому я зашагал в направлении кухни. Среди до тошноты идеальной чистоты нашей кухни на столе возле холодильника образовалась целая куча мусора и грязи, а возле неё и виновник этого. — Вы вообще хоть чистите холодильник? — возмутился Фрэнк скидывая пустые пакеты от крови в специальный мешок. — У вас тут, кстати, пусто. — Знаю, — отозвался я. Внутри заныло от голода, ребра сжали органы, и во рту образовался металлический привкус. — Не было времени достать, вся эта беготня с вампирами, и на Брендона уходит слишком много. — Когда ты вообще нормально ел или спал в последний раз? — его голос завибрировал от беспокойства. Фрэнк — просто милашка, он всегда переживает о других, но никто не переживает за него. Я успокаивающе ему улыбнулся. — Всё нормально. Даллон достанет крови, когда снова пойдёт в «культ». — Да? — усмехнулся Айеро. — Интересно, как? У нас поставки прекратились ещё три дня назад. А запасы подходят к концу. Джорджиана душу из нас трясёт, а ещё эти пиявки из хрен пойми откуда забили все комнаты и берут крови больше положенного. — Но у них же есть план, верно? У них всегда есть поставщики. — Не знаю, что у них есть, но крови точно нет, — обессиленно он захлопнул дверцу холодильника, бросая последний пакет в мусорку. Когда с этим было покончено, он завозился у своего рюкзака, вытаскивая пластмассовую бутылку с темно-бурой жидкостью внутри. — Это тебе. У меня кое-что осталось. — Оставь, — отмахнулся я. — От голода уж я не сдохну. — Ой, хватит. Думаешь, Даллону сейчас до этого? Фрэнк был прав. Я слишком много надеялся на Уикса и его заботу. Мне стоило вспомнить о том, что следует самому думать о себе. Я принял у него кровь. — Они говорят, нам нужны люди, — осторожно подметил Фрэнк. — Джерард просит меня стать «охотником». — Хорошая должность, — криво ухмыльнулся я. — Придется соблазнять студенток и несчастных разведёнок. — Думаю, тебе они хотят предложить то же самое. От абсурдности этой его догадки я засмеялся. — Это вряд ли. Я уже пробовался быть «охотником», меня сняли с этого места в первую же неделю. — Джо сказала, раз уж ты так хорош в привлечении молодых мальчиков, тебе стоит пройтись по всем гей-клубам. — Очень надеюсь, что она не серьёзно. Эта роль не для меня. Как им вообще могло такое в голову прийти? Уильям и Брендон это просто исключения, произошедшие раз в двадцать лет. Неужели им хочется получать новых людей с такой периодичностью? Но и Фрэнк… взгляда на него достаточно, чтобы понять, что он не будет лучшим в этом деле. Он ведь просто потерянный и сломленный мальчик, иногда забывающий своё имя. Мы в небывалой нужде, если всем подряд приходится выходить на «охоту». За что мы продолжаем бороться, если всё что у нас есть, рассыпается от дуновения ветра? И кому из нас действительно нужна эта борьба, если даже наш старший вампир желает нас покинуть? — Как думаешь, они уже закончили? — спросил Фрэнк, заглядывая мне за спину. В гостиной всё ещё отчетливо слышались голоса. Тембр голоса Брендона стал мягче и спокойнее, и я задавался вопросом, не связано ли это со мной? Может быть, он волновался по той же причине что и я? Может быть, он тоже боялся, что они догадаются о его глупых планах? — Они не закончат, пока не докопаются до каждой загадки вселенной. Фрэнк задумчиво ухмыльнулся. — Кажется, Джерарду нравится Брендон. Я восхищенно взглянул на него. Проницательность всегда была у Фрэнка потрясающая, но сейчас, он, как и я, мог слышать даже в интонации Джерарда малейшее расположение. Это был либо талант, либо Айеро слишком много проводил времени с этим вампиром. — Боишься, что он займёт твоё место? — Делаешь успехи в сарказме, это хорошо. Общение с молодыми людьми идёт тебе на пользу, древняя, ты, развалина, — закатил он глаза. — Лучше расскажи, почему твой новообращённый сынок, так воспылавший к тебе ненавистью, вдруг прётся за тобой к каким-то психам-вампирам и просит их оставить город? Я фыркнул, но ответа ему не дал. — Я знаю, почему, — уже серьёзнее продолжил Фрэнк. — И они уже тоже знают. — Если бы я мог как-то это исправить, я бы это сделал. Но Брендон глупый и упрямый. И Даллон… чёрт, это его рук дело. Он управляет людьми, как куклами, ты же знаешь. — А ты можешь управлять им, — произнес он, облокотившись на столешницу, чтобы удобнее было заглянуть мне в глаза. Протест на моём лице говорил сам за себя. Я упрямо отвернулся, но Фрэнк не унимался. — Это так. Чёрт, ты можешь звонить ему, когда случайно обращаешь своего бывшего. Можешь убивать кого угодно, зная, что за тобой всё приберут. Можешь сидеть тут целыми днями и страдать по жизни, а он всё равно будет приходить и смотреть на тебя, словно ты творение божественное. Всё, что он делает… — Он делает для себя, — закончил я его мысль. — Ты прав, я знаю его, и очень хорошо. Он не альтруист и не заботливый родитель. Он беспокоится только тогда, когда это касается его интересов. Если у него и есть какие-то чувства, то это чувство собственности. Мы не можем иметь ничего вечного в этом мире, кроме наших жизней и наших обращенных детей. Он отметил меня, и я — его наследие. — Пусть так, — настойчиво дернулся Фрэнк. — Какая разница что это, если ты можешь извлечь из этого выгоду? Если ты так хорошо знаешь его чувства, то понимаешь, как на него надавить. Хочешь защитить тех, кого любишь — пользуйся всем, что имеешь. — Я не могу любить тех, кому не доверяю. Я не видел Брендона три года, я больше не знал его. Я понимал его поступки, но доверять ему было совсем иным. Люди умеют лгать, и он уже обманул меня однажды. Недооценивать его во второй раз было бы глупостью. Как бы он ни смотрел на меня теперь, что бы ни говорил — я по-прежнему человек, который его предал, который убил его на деревянном полу, который подвергал его жизнь опасности множество раз. Его чувства — парадокс. Если они и есть, то он безумец, а доверять безумцам можно, только если ты безумец сам. Голоса, мягко сливающиеся и создающие звуки жизни внутри дома, прекратились. Послышались шаги и щелчок двери. Вампиры уходили и Фрэнк, вздыхая, поплелся к выходу. Напоследок он взглянул на меня так, будто просил ещё раз подумать над его словами. Но я и в первый раз всё прекрасно обдумал, однако, улыбнулся ему, чтобы хоть так поблагодарить за беспокойство моей участи. Когда он ушёл, в доме сделалось необычайно тихо. — Как всё прошло? Брендон, всё так же сидящий на своём месте, безразлично пожал плечами. — Глупо думать, что вампиры уйдут по просьбе какого-то мальчишки, — обратился ко мне Даллон. — Мы продолжим искать их, чтобы убедиться во всём самим. Джон займётся этим. — Хорошо, — согласился я. — Теперь будет проблематично давать тебе хоть какую-то работу, если за тобой вечно будет кто-то увязываться, — чтобы сделать обстановку ещё более странной, он подошел ко мне ближе, будто в комнате никого больше не было, а Брендон — это пустое место. Он нас не слышит, хоть и говорим мы о нём. Моего новоявленного сына это только позабавило — он усмехнулся и тряхнул головой, запутываясь пальцами в свои волосы, но ни слова не произнёс. — Мы не можем просто отстранять всех важных вампиров из-за пустяков. — И что нам делать? Опять запереть его в подвале? — Или отправить к Йену? — настойчиво предложил Уикс. — Там, где ему уже давно пора быть. — Или я тоже могу помочь? — внезапно отозвался Брендон. Я в состоянии легкой паники взглянул на него, умоляя замолчать. Он не понимал, что от него могли попросить. Не осознавал, во что ввязывался. — Если меня примут в «культ», конечно. — Что? — усмехнулся я. — Сиди молча и не высовывайся. Твоя помощь никому не нужна. — «Культ» не принимает предателей и тех, кто может поставить всех под угрозу. — Но смотря, кто кого предал, верно? И ведь… я защищал себя, разве не это же делаете и вы? — Тебя не примут в «культ» ни при каких условиях, — отрезал Даллон. — Не в этот уж точно. — Справедливо, — поддержал я, пытаясь как можно отчетливее выразить своим видом то, что Брендон никогда не понимал — спасение. Я давал ему спасение в очередной раз, а он игнорировал этот знак. Вместо этого, взор его обратился ко мне, и с тенью легкой улыбки и какого-то невиданного ранее тона он произнёс: — Справедливость субъективна, любовь моя. По моей спине прошёлся холод. Даллон замер на мгновение возле меня, взгляд его стал ледяным, каким прежде не был. Он медленно сделал шаг, а затем другой в сторону Брендона, вытягивая его с дивана, и крепко сжимая за запястье. — Хочешь в «культ»? Тогда тебе придётся избавиться от прошлого. От всего, что было в твоей ничтожной человеческой жизни. И в первую очередь, — задрал он рукав его рубашки, обнажая уродливый, давно заживший шрам, — от этого. — У меня есть и другие шрамы на теле, если уж вам это нужно, — оскалился Брендон, но вырвать руку он был не в силах. — Чтобы начать новую жизнь, нужно умереть в старой. Не переживай, все это делали, и Райан тоже, верно, Росс? Это правило «культа» — избавиться от всего, что напоминает о человеческой жизни. Зачем тебе хранить ошибки прошлого, я прав? — Пошёл ты, — дергаясь как в капкане, прохрипел Ури. Рука, в месте, где его держали, покраснела. — Это должен решать ваш долбанный старший вампир — Элиот, или кто там у вас. — Я за него, — нашёлся Уикс. Быстро и легко он поймал Брендона в захват своих рук и сжал так, что тот еле мог шевелиться, разве что отчаянно махать ногами. — Если не доказать преданность традициям, то тебя никуда не возьмут. Райан, принеси скальпель, будь добр. На секунды три я замер на месте, будто не осознавая, что происходит. Будто я впервые видел этот шрам. Он много значил для Брендона — очевидно, раз он решил его оставить даже после всего, что случилось. Но ещё больше он значил для меня. Не увидь я его в тот день, я бы не обезумел и не обратил его. Помечательство — основа наследия. Это была часть моей любви и моей ненависти, моего предательства и моего бессилия перед самим собой и «культом». Моего страха и моего отчаяния. Он был не просто символом, он был отражением нас — нашим прошлым. Но Даллон был прав — та жизнь прошла. И нам нужно было в ней умереть, чтобы возродиться в этой. Если я сделаю это, то у меня появится шанс что-то изменить. Но это не выход. Место Брендона — не в «культе». — Его не примут, даже если мы снимем эту метку, — слабо отозвался я. — Он нам не нужен. Даллон взглянул на меня так, что я понял — дело было не в этом. К чёрту «культ», у него здесь были свои счёты. Если не дать ему их свести, то он не ослепнет от своей победы. Он разглядит правду, и она ему не понравится. — Скальпель, Росс, — попросил он снова, замечая во мне покорность. Я кивнул. — Ты долбаная послушная сучка, — прошипел Брендон мне вслед. Скальпели лежали в нижнем внутреннем ящике, где-то под мойкой. Нервно и неуверенно я достал один из них, выкинул упаковку и приготовился к крови. Когда я взглянул Брендону в глаза, там была и злость и обида и какое-то разочарование. Внутри него снова нашёлся мальчик, лежащий на окровавленном полу. — Какой же ты жалкий, — плюнул он мне в лицо. — Ничтожество, которое только подчиняется чужим прихотям. — Режь, Райан, — в разрез истеричному голосу мальчишки, сказал мне твердый и уверенный голос мужчины. — Так, как я учил. Брендон извивался, но сила Даллона превосходила, и рука, зажатая более твердой, только слегка тряслась. Я сделал первый надрез — ровный и аккуратный, словно приходясь по нежному струящемуся атласу. Кровь потекла по коже, капая на очередной ковёр. — Глубже, но не задевай вены, — продолжал давать указания Уикс. Следующий разрез был ещё легче. Когда я закончил, обводя контур шрама до конца, то коснулся пальцами кожи, которую надлежало срезать. — Твой папочка гордился бы тем, каким слабаком ты вырос, — зашипел голос мне в район шеи. — Не этот, а твой родной, настоящий отец. И твоя мамочка, твои братья, особенно Чарли. Он был бы рад узнать, что его совершенный братец такой трус. Ты был трусом, когда их убивали, ты остался им до сих пор. Моя рука дрогнула, внутри разгорелось болезненное чувство отчаяния. Не надо было запоминать тот момент, не надо было видеть это красную сочащуюся рану, когда я срезал кожу. Не надо было запоминать эти слова, и эту боль внутри нас. Когда я придумаю, как всё исправить, этим воспоминаниям не будет места в новой жизни. Эта история там не понадобится. Но я заглянул в глаза Брендона, я заметил, как он сжал пальцы в кулак, когда Даллон отпустил его, а кровь продолжала капать. — Я сообщу Йену, что он может тебя забрать, — сказал Уикс, — и собирай свои вещи тщательно. Если найду что-то — выкину.***
Дверь хлопнула за моей спиной, едва я ворвался в свою спальню. Прощания были не к чему, хотя в глубине души я и не чувствовал, что это было прощанием. Когда я выгнал обращенного Уильяма, мне сказали, что о нём обязательно позаботятся. «Культ» не оставляет своих детей. Всё так. Но Брендон не ребёнок «культа», он его нагноившийся отросток. Они избавятся от него. Возможно, завтра. Возможно, никогда. Я собрал себя и свои мысли по кусочкам и решительно развернулся, готовый сделать хоть что-то. Но дверь передо мной открылась раньше. Прерывисто вздыхая, с тетрадкой в руках, Брендон дал себе несколько секунд показать мне всю степень своей обиды и позволить лучше разглядеть его перебинтованную руку. А потом и эта его маска спала. Он закатил глаза. — Только заткнись и прибереги свои объяснения «я ничего не мог сделать» для следующего раза. Вот. Он протянул свою тетрадь, пихая ее мне в руки. — Большая часть — занудная херня. Всё отрывочно и смешано. Но в конце… я думаю, тебе стоит знать. — Я знаю всё о своей жизни, Брендон. Поверь, я ничего не забыл. — Знаю я, что ты ничего не забыл, — нетерпеливо цокнул он. — Но этого ты и не знал. Я не хотел тебе говорить, но после сегодняшнего. Тебе, видимо, стоит узнать получше, кому ты так слепо подчиняешься. Я сдвинул руку, отвергая его предложение. — Я не буду этого читать. — Вот как? — тогда он стал перелистывать страницы сам, одну за другой, пока глаза его не нашли то, что искали, и он принялся читать. — У неё были светлые прямые волосы, и округлое лицо. Он посмотрел в её глаза, но тут же дернулся, пока рука тянулась к заготовленному ножу. Она хотела закричать, хотя в доме всё равно никого не было — всё ушли на вечернюю службу, а она, бедняжка, слегла с простудой. Райану пришлось схватить её за волосы, чтобы она не убежала. Раньше бы он не удержал девушку, хоть и такую хрупкую, если бы она стала вырываться. А теперь её сила была ничтожной по сравнению с его. И он нацелился на её шею и беспрепятственно ударил остриём как можно глубже. — Хватит, — попросил я. В груди ничего не болело. Пальцы не дрожали. Слезы не наворачивались. Это факт, просто факт, подумал я. Это было, и это сделал я, ну и что? Прошла сотня лет, мне уже нет смысла жалеть о прошлом. Но слушать об этом вновь было бессмысленно. — Чего ты хочешь? Чтобы я раскаялся? Чтобы сказал, что это было моей работой? — Я хочу, чтобы ты дослушал до конца, — скривился Брендон, снова утыкаясь в тетрадь. — Он узнал от Джерарда, что девушка была невиновна перед «культом», а смерть её была показательной для её отца. После этого он был на её могиле около трех раз, по крайне мере, я видел только три. Возможно, их было больше. Каждый раз, мысленно, он просил прощения. — Это просто смешно, — прошептал я, поднимая взгляд к потолку. Но Брендон даже не заметил этого. Я выхватил тетрадь из его рук и откинул в сторону. — Если ты напоследок хотел ещё раз сказать, как разочарован, то это пустая трата времени. Я знаю это и без тебя. Я знал это даже ещё до того момента, когда ты увидел меня в лесу и решил забраться в мой дом. Мне хорошо известно, что люди вроде тебя осудят меня за всю мою прожитую жизнь. — Я не говорил, что осуждаю тебя, — прервал Брендон, дернувшись за упавшей тетрадью. Я поймал его за руку и схватил в крепкой хватке. — Мне не нужна ни твоя жалость, ни твоё презрение, — тихо и медленно произнес я ему в лицо. На секунду я заметил в нём замешательство. — Ну, ты не получишь ни того, ни другого. Я обещал тебе только спасение. — Этого тоже не надо. — И почему? — удивленно приподнял он бровь. — Я думал, в прошлый раз ты был не против. — Я тебе то же самое не предложу, — я хмыкнул, отпуская его и принимаясь топтаться по комнате. Трезвая мысль о том, что отправляя его к Йену, Даллон пытается избавиться от него не на моих глазах, охладило все мои эмоции. — Ты понимаешь, как сильно ты их раздражаешь? Его? Он ненавидит, когда ему не подчиняются, когда проявляют неуважение, когда… — Пытаются украсть то, что принадлежит ему? — закончил он за меня. Закончил то, что я когда-то помнил, но, кажется, давно забыл, а теперь эти слова зазвучали в моей голове вновь. Их кто-то говорил, но кто — я или другой человек… я не мог сказать. — Что ты сказал? — Это сказал не я. Это сказал Даллон, когда ты убил парня в клетчатой кепке. Он заметил недоумение на моем лице. — Ты должен его вспомнить, Райан. — Но я не помню. — Ты задушил его возле старой лавки с чулками. Стащил одну пару, чтобы подумали на хозяина. А мальчику в карман сунул немного денег и дорогую брошь, будто его убили за воровство. А пару чулок ты ещё закопал прямо под окнами, на видном месте. — Это… — я запнулся. — Было слишком давно. — Не так уж давно для тебя, — вздохнул Брендон, подходя ближе. Рука его коснулась моего подбородка. Он заставил посмотреть ему в глаза. — Ты должен вспомнить его, Райан. У него была белая рубашка и старый коричневый пиджак. И эта клетчатая кепка. И глаза… — Да какое это имеет значение? — вспылил я. — Прочти мои записи, — настойчиво попросил Брендон. Я отмахнулся от прикосновения его руки. — К чёрту их! — Ну, хорошо. Тогда скажи, ты веришь мне? Я усмехнулся. Какая глупость. — Окей, поставим вопрос по-другому, — кивнул он. — Ты веришь мне больше, чем Даллону? Потому что я расскажу тебе кое-что о том парне в клетчатой кепке, что ты оставил мертвым. Он искал тебя, потому что по слухам, парень из бродячего цирка, в котором он искал тебя до этого, теперь работает в доме английского предпринимателя. Когда он приходил в ваш дом, тебя не было. Зато был Даллон. — Ты держишь меня за идиота? — ощетинился я. — Как ты можешь знать о том, когда и зачем он приходил, если меня там не было? — Потому что я видел это чужими глазами. Потому что чужими губами во сне я говорил с этим парнем. Это мне он сказал, что его зовут Чарли Росс. Это у меня он спросил о своём пропавшем брате. А потом мои же губы приказали тебе избавиться от него! Моё тело сковало от холода и страха. Я заглянул в его глаза — в его глаза, полные жалости и грусти, полные надежды и мольбы поверить. Но мне нужно было прийти в себя и не доверять тому, чему нет доказательств. У чего есть только милое личико и лживый язык. — Это неправда. У тебя посттравматический синдром после обращения. Ты бредишь, Брендон. Ты видишь то, чего не было. Он злобно сверкнул своими глазами. — Всё, что я видел до этого, было правдой. Я могу пересказать тебе всякие подробности твоей жизни, Райан. Чёрт возьми, я видел, как ты был с Даллоном в ночь, когда убежал от меня. Я видел, как они сказали тебе играть со мной, пока я не перестану представлять угрозу. И я видел, как ты своими руками убил своего брата. За окном машина притормозила у нашего дома, а я стоял и пытался совладать со своим тяжело бьющимся сердцем. Я должен был понять, что эта борьба принесёт мне только страдания. Если бы я шёл по заранее определенному курсу, я бы так и оставался в счастливом неведении. Я бы никогда не испытал той боли, что теперь не уйдёт. Зачем я влез в это? Почему я вдруг решил, что Брендон стоит того? Две холодные ладони прижались к моим щекам и ловкие пальцы стёрли слёзы, которые я даже не понял, что пролил. — Я знаю, что тебе больно и страшно, — еле слышно зашептал он, оглядываясь на дверь, — но времени мало. Я надеюсь, ты решишь для себя, на чьей ты стороне. Я уставился на него, как будто не понимал, о чем он говорил. — Я написал об этом на последних страницах только сегодня утром. Если захочешь проверить. Но потом сожги их. Если он узнает, что теперь я вижу и его воспоминания, у нас не будет преимущества. Я кивнул, просто чтобы он уже замолчал. Потому что шаги послышались в коридоре. И я кивнул ещё раз, чтобы он перестал прикасаться ко мне и, наконец, ушёл. Брендон отступил на шаг, поднял тетрадь и сунул её под покрывало на моей постели, а потом вышел навстречу открывающейся двери. Когда на пороге на нас смотрели Даллон и Йен, он выглядел так, будто его обрекли на самое тяжелое испытание, но на деле же, прощальный взгляд его, обращенный ко мне, был взглядом победителя. И только я чувствовал себя проигравшим.