Азерот: обратная сторона войны

Ринмар убеждал себя, что не нервничает. Нисколько. Совсем. Абсолютно. — Саргерас раздери эту женщину! — с нескрываемой досадой запустив огрызком яблока вслед шагающему мимо экзоскелету озаренных, паладин выругался по-талассийски. Громко и смачно, не стесняясь в выражениях, как он любил, прекрасно зная, что никто из местных не понимает его родной язык. Держащий под уздцы нервно всхрапывающих лошадей Максимилиан Североземский, мимо носа которого пару секунд назад пролетел тот самый огрызок, удивленно воззрился на спутника. — Что такое, оруженосец? — выдал странствующий рыцарь, хмуря брови. — Я ни слова не понял. Будь добр прожуй и скажи еще раз. — Ага, — несколько меланхолично отмахнулся син’дорай, утирая губы от липкого яблочного сока. — Обязательно. Но как-нибудь в другой раз, Макс. Горизонт по-прежнему темнел изначальной Пустотой и клубами серого пепла, которые то и дело прорезали ядовито-зеленые вспышки скверны, а голый камень под ногами едва ощутимо сотрясался от рева и тяжелых ударов по нему эредарских разрушителей, рвущихся за баррикады. На Расколотых полях Крокууна, где день был почти не отличим от ночи, бои не утихали ни на секунду, так что от шума сражения, доносящегося со всех сторон, у эльфа крови, уже начинала болеть голова. Как, впрочем, и от затянувшегося ожидания. Старший лектор Энаара, по приказу Верховного Экзарха обещавшая еще около часа тому назад отрядить ему в помощь озаренного-провожатого, кажется, совершенно забыла о его существовании, и Неопалимый все больше склонялся к мысли о немедленном отъезде из лагеря. — Как будто я сам не найду объездной путь к месту падения Ксенодара и не разберусь с этой зарвавшейся ман’ари, окопавшейся на верхней палубе, — пробурчал себе под нос пребывающий в прескверном расположении духа Рин. — Да в два счета! Спрыгнув с облюбованного плоского камня, эльф принялся небрежно отряхивать запылившиеся полы новенького плаща. «Дренейки, — хмыкнул про себя син’дорай, проводив долгим взглядом спешащую на передовую озаренную-воздаятельницу. — Глаза б мои сегодня на них не глядели! А все Сурдарар с этой ее мелкой женской местью. Никак не успокоится, не иначе. Ну, ущипнул я слегка за зад ту милую кроху на утреннем Совете, ну и что? Потолок в Обители от этого явно не рухнул, да и стены тоже. Зачем же было сразу вот так?!» Не сумев сдержать эмоций, Ринмар сердито сплюнул под ноги. Верховная Леди явно желала, если не его смерти, то мучений уж точно. Это же надо было додуматься отправить Аранэлла, с недавних пор его личного ангела-хранителя, в пустоши Анторуса, вытаскивать с поля боя раненых дренеев, угодивших в засаду, а его самого в гордом одиночестве выслать на Крокуун. Определенно, неспроста. Неопалимый отлично запомнил надменно-злобное выражение лица и полный нескрываемого триумфа взгляд дренейки, когда та в конце орденского совета отдавала приказы. Нет, одиночная разведывательная миссия, конечно — не приговор, но весьма неплохая попытка испортить ему на весь день настроение, которая, надо сказать, удалась на славу. «Хорошо хоть еще Макса позволила с собой взять», — заметил про себя паладин, взглянув на Североземского, чешущего за ухом гнедого скакуна и, по привычке, рассеянно озирающегося по сторонам. Подойдя поближе к силовым щитам у юго-восточной оконечности баррикад, Ринмар попытался взбодриться, вглядываясь вдаль, в сияющие очертания сбитого много дней тому назад флагмана озаренных. До Ксенодара, казалось, рукой подать, но ему предстояло пробраться на корабль тайно, минуя главный вход и нижние по сей день охраняемые Армией Света палубы. Может быть, на самом деле, не все так плохо, как кажется? Его ведь ждало, по сути, отличное приключение. Реальный шанс показать себя и утереть нос мстительной Сурд. От этой мысли на губах Неопалимого моментально заиграла самодовольная улыбка. — Послушай, Нэлл… — начал было он, уже прикидывая в уме, как бросит к ногам Верховной Леди голову командирши эредар, вот уже несколько дней портящей кровь защитникам Ксенодара, но внезапно осекся. Тишина. Вместо ставшего таким привычным и необходимым чуть недовольного: «Ну что там у тебя опять случилось, Рин?» Син’дорай невольно поглядел через плечо. Конечно же, никого. Да и откуда там кому-то взяться?.. Как он мог забыть, что Крыло Рассвета сейчас на другом конце этого поганого, насквозь провонявшего скверной мирка эредар, в составе совместной лекарской экспедиции со жрецами? Даже Максимилиан, что вечно таскался за ним хвостом, и тот застрял поодаль с лошадьми и вряд ли мог его расслышать. Просто замечательно. Паладин поморщился. И откуда только взялось это дурацкое чувство, что чего-то не хватает? Или, может, все-таки, кого-то?.. Стоило признать, что он настолько привык, за последнее время, делиться всеми своими идеями, мыслями и планами с Аранэллом, что сейчас ощущал себя крайне неуютно, в этом вынужденном одиночестве. И это при том, что они начали постоянно путешествовать вместе всего около месяца тому назад, когда Крыло Рассвета, переступив через свою забавную, но совершенно необъяснимую неприязнь к женскому полу, лично не обратился с просьбой к Совету, и в частности к Верховной Леди, дабы иметь возможность сопровождать его на Аргусе. Тогда Ринмару еще подумалось «Зачем?», но веселья ради, он, естественно, согласился. Откуда ему вообще было знать, что они с Нэллом настолько хорошо поладят за столь непродолжительный срок?.. Ведь если задуматься, Аранэлл с тех пор всегда был рядом. На поле боя, стоя с ним спиной к спине, в часы досуга, когда Рин позволял себе расслабиться, завалившись в кабак, во время общих сборов в Ордене, когда Верховная Леди, неизменно пребывающая в оскорбленных чувствах, заваливала его самой грязной и тяжелой работой. И несмотря на их порой очень оживленные споры и перепалки, кишащие подколками, Нэлл никогда не роптал, странным образом понимая с полуслова, а то и с полувзгляда. А еще был Свет, что тек сквозь бывшего жреца, так же легко, как через стенки хрустального сосуда. Неопалимый ощущал теплое прикосновение божественной благодати почти постоянно. Особенно после того, как Крыло Рассвета случайно проник в его нелицеприятную тайну. Проклятье Испепелителя оставляло слишком явные следы на его руках, а Нэлл находился слишком близко, чтобы не замечать этого. Паладин прислушался к ощущениям. Ожоги почти не болели. И не мудрено. С утра он еще ни разу не вынимал коварный клинок из ножен. В памяти невольно всплыли последние часы в Обители, перед самой отправкой на Аргус. Аранэлл намеренно отвел его в самый дальний угол главной залы и, присев рядом с ним на скамью, заставил снять перчатки. — Это совсем не обязательно, — бурчал себе под нос Ринмар, морщась от боли, но стягивая с обожженных кистей вороненный металл. — Обязательно, — уверенно возразил ему Нэлл, тоже освобождая руки от брони. — Даже больше, чем ты думаешь. Ведь неизвестно, сколько времени займут поручения. Аранэлл слегка скривил губы и добавил с плохо скрываемым презрением и сарказмом: — Верховной Леди. Неопалимый старался не смотреть в такие моменты на друга. Не мог себя заставить. Никто не должен был видеть его боль и слабость, ни одна живая душа, но раз уж так вышло, он предпочитал тщательно прятать полный смятения взгляд. Нэлл же словно откуда-то это знал, и никогда, ни делом, ни словом не упрекал его, благоразумно избегая касаться сей темы при посторонних. Ринмар позволил своей руке оказаться в прохладных белых ладонях бывшего жреца, самую малость огрубевших от обращения с оружием. Прикосновения эти почти не причиняли воздаятелю мучений, как прочие, поэтому он сидел молча, низко опустив голову, так что длинные пряди волос скрывали точеный профиль. Безмолвствовал и Аранэлл, и Рин, не сумев перебороть свой внезапный порыв, поднял взгляд. Открывшееся зрелище мгновенно заворожило его. Крыло Рассвета склонился над ним, прикрыв глаза, так, что из-под золотистых ресниц пробивалось лишь слабое зеленоватое свечение, а красивое лицо бывшего жреца выражало в этот момент спокойствие, смирение и полную сосредоточенность. Очевидно Нэлл молился Свету, бледно-розовые губы чуть шевелились, складывая неуловимые слухом слова в предложения. Он даже не обращал внимания на выбившуюся из-под эмпиреитового обруча прядь, что пересекала переносицу и чуть щекотала щеку. А через пару мгновений изящные светлые кисти окутало мягкое золотое сияние. Целительное благословение теплой волной накрыло почерневшие пальцы воздаятеля, медленно распространяясь все выше, до самого локтевого сгиба, унося с собой по крупицам невыносимую боль. Неопалимый непроизвольно потянулся второй рукой к источнику благодати, накрыв большой широкой ладонью кисть Нэлла почти до самого запястья. Легче. Свет исходящий от рук Крыла Рассвета теперь казался ослепительно белым, просачиваясь в вены, мышцы и кости. Облегчение было столь значительным, что Рина так и подмывало тесно сплести свои пальцы с пальцами Аранэлла, от которых оно шло. В тех местах, где кожа касалась кожи, боль словно совсем переставала существовать. Однако стоило только этой обманчиво-зыбкой иллюзии в очередной раз начать укрепляться в голове Неопалимого, как сияние начало постепенно угасать, уже с трудом пробиваясь наружу. В слепой погоне за меркнущим Светом, Ринмар крепче сжал чужие руки, словно ребенок у которого вот-вот отберут конфету, но стоило только остаткам благодати рассеяться, как тонкие пальцы бывшего жреца легко выскользнули прочь. — Надеюсь, до вечера боль не вернется, — тихо сказал Аранэлл, тактично отстраняясь на положенное друзьям расстояние. От взметнувшихся совсем рядом прядей волос цвета рассветного зарева едва уловимо повеяло магорозой и ладаном. Запах приятный и ненавязчивый, но отчего-то странно знакомый, словно пришедший из какого-то далекого сна, который Рин никак не мог вспомнить. Заметив его замешательство, Нэлл насмешливо вскинул бровь. — Ты не уснул ли, случаем, с открытыми глазами? — осведомился бывший жрец. — Меня явно не погладят по голове, если ты вместо того, чтобы выполнять поручение Ордена, внезапно завалишься спать. Ринмар тряхнул головой, отгоняя наваждение. Не след ему думать о том, в чем нет возможности разобраться сию же секунду. — Я бы завалился, — в обычной своей манере бросил он. — Все равно, что бы я ни делал, Сурд будет недовольна. Какой тогда смысл лезть из шкуры вон, чтобы ей угодить? — Ну, как знаешь, — фыркнул Крыло Рассвета, поднимаясь со скамейки. — Если тебе мало неприятностей — валяй, а мне пора идти. — Ладно, ладно, пошутил я, — проворчал воздаятель, тоже вставая и поспешно надевая перчатки. — Не возись там долго. Аранэлл ответил ему долгим ироничным взглядом и уже развернулся, было, чтобы уйти, но что-то в последний момент остановило его. — Береги себя, Рин, — негромко сказал он, поглядев через плечо и только затем решительно зашагал прочь. Неопалимый отлично запомнил этот взгляд, из которого в один момент исчезла вся насмешливость и легкость, уступив место искреннему беспокойству и неясной тревоге. Перемена была слишком разительной, чтобы не придать ей значения, и в то же время слишком непонятной, чтобы проникнуть в ее суть… — Можешь ставить палатку, оруженосец, — ворвался в его размышления знакомый голос. — Раз уж мы не едем убивать дракона, то я намерен прилечь. Ринмар сам того не желая ухмыльнулся. Макс, как никто другой, умел разрядить обстановку. — Ну уж нет, сначала прокатимся в одно место, сэр Максимилиан, — весело парировал син’дорай, без лишних церемоний отобрав у компаньона поводья своего скакуна. — Дракона я тебе не обещаю, но вот парочку наглых демонов прищучить доведется. Взлетев верхом и быстро разобрав поводья, Неопалимый толкнул стременами коня, слыша, как вслед несется невнятное бормотание Североземского, карабкающегося в этот момент в седло и в очередной раз поминающего некоего «супостата».

***

Аранэлл тосковал. Так, как это он умел делать с детства. Молча, спрятав, как можно глубже, истинные мысли и чувства, натянув на лицо маску презрительного холодного равнодушия. Почему-то именно сейчас, как никогда остро, он ощущал себя прежним. Тем самым одаренным юношей, сыном старшего придворного врачевателя Крыла Рассвета, что просто не имел права на слабости и ошибки. Нет, он не был больше так наивен и отчаянно фанатичен, как в молодости, но полузабытое тягостное чувство болезненной безысходности от невозможности быть самим собой вновь неотступно преследовало его, лишая покоя. От роящихся в голове догадок и предположений, к сожалению, невозможно было убежать или скрыться. Бывший жрец до сих пор не понимал, почему тот, о ком были все чаяния и молитвы, вдруг внезапно начал избегать его общества, причем, настолько тщательно, что они не виделись уже почти неделю. Ринмар… Стоило произнести, как имя таяло на губах сладкой горечью. Слишком много было связано с ним за последние пару месяцев. Аранэлл и сам не заметил, как они с Неопалимым сблизились настолько, что каждый вздох без него отдавался теперь болью и затаенной тревогой. Как он? Где он? И, главное, с кем? Кто прикрывает его могучую широкую спину на поле боя, храня от гибели и увечий?.. Крыло Рассвета в очередной раз тяжело вздохнул про себя, медленно шагая по длинному, залитому теплым светом коридору паладинской Обители. Латная юбка с непривычки все еще слегка сковывала движения, делая шаг более коротким и размеренным, а округлые, бело-золотые наплечники, украшенные символикой Ордена Серебряной Длани, давали, по сравнению с прежними, помимо непривычно широкого обзора, странное ощущение уязвимости. Пока орденские кузнецы приводили в порядок его дренорскую броню, мало отличимую от таковой же у Неопалимого, Нэллу приходилось носить эту, столь же тяжеловесную, но не совсем, на его взгляд, удобную. За своими невеселыми думами, он почти не слышал, что говорили на закончившемся всего несколько минут тому назад вечернем совете. Достаточно было того, что Рин по-прежнему пропадал где-то на Аргусе, и появлялся в крепости Часовни Последней Надежды лишь тогда, когда сам Нэлл по тем или иным причинам отсутствовал. Видеть никого не хотелось, но Крыло Рассвета все никак не мог для себя решить, куда именно ему следует пойти, дабы избежать чьего бы то ни было общества. Решение пришло, пожалуй, даже более спонтанно, чем он ожидал. Но на другом конце широкого коридора внезапно замаячил знакомый силуэт в легких светлых доспехах. «Лирен, — проворчал про себя бывший жрец. — Вот только его жалости и попыток доискаться до причин моего дурного настроения мне сейчас и не хватало!» Не задумываясь особо о своих действиях, Аранэлл поспешно свернул в один из коротких боковых переходов, толкнув кованую решетку и поспешно скрывшись с глаз друга до того, как тот его заметил. И только оказавшись в прохладной полутьме, разгоняемой лишь мерцанием десятков поминальных свечей, Рыцарь Крови понял, куда именно попал. Тот самый склеп, где все началось. «Очень символично», — заключил про себя Крыло Рассвета, с некоторым усилием поборов мгновенно возникшее жгучее желание поскорее покинуть место, что вызывало столько воспоминаний. Аранэлл не спеша прошел вглубь помещения, едва касаясь рукой гладкой холодной стены. Он слишком хорошо помнил ту пьяную ночь после Пиршества Странников, впрочем, как и все последующие, что он провел в объятьях Неопалимого. И, сказать по правде, в последние разы, в отличие от все того же Рина, он сам был уже не столько пьян, сколько болезненно зависим от жаркой и страстной близости, которую приходилось держать в тайне. Даже сейчас он с уверенностью мог сказать, где лежала каждая из деталей доспехов. Знакомая обстановка и недельное воздержание невольно воскрешали в памяти, в том числе, и телесные ощущения. Аранэлл, словно наяву, вновь почувствовал прикосновения сильных рук, скользящих вместе с волнами мелкой дрожи предвкушения вниз по спине. Ладони, жадно сминающие его ягодицы, горячие, пересохшие от нестерпимого желания губы, грубоватые поцелуи со вкусом можжевеловой горечи и болезненные укусы в основание шеи. Все это в один миг смешалось в дикий коктейль, который даже пробовать было опасно, не то что пить до дна, не рискуя вновь угодить в тягучий плен любовного безумия. Однако Нэлл, конечно же, не смог сдержаться, позволив ярким возбуждающим образам затопить свое сознание. Он прикрыл глаза, вспоминая отчетливые запахи алкоголя и мужского пота, частое дыхание Рина, обжигающее чувствительное длинное ухо и саднящую от засосов шею, собственные совершенно неприличные стоны, провоцируемые чувством растянутости и заполненности, вкупе со сладкой щемящей болью внутри, тяжесть чужого нагого тела, придавливающего к полу частыми размеренными рывками бедер… Стоило ли лгать самому себе, что он попал в некую зависимость, начиная с того самого первого раза? Даже осуждая себя за подобные желания и порывы, зарекаясь снова и снова от острой потребности заниматься этим с Неопалимым, он все равно сдавался всякий раз, стоило только оказаться рядом с изрядно выпившим другом, по-хозяйски тянущим его в очередной темный угол. Мысли о Рине настолько растревожили чувственность и разбередили подавляемое усилиями воли плотское желание, что в паху уже не просто приятно сводило и потягивало, там отчетливо ныло и болело, наполняя голову невероятно грязными мыслями. Бывший жрец едва сдерживался от того, чтобы не наплевать вновь на неподходящую обстановку и не прикоснуться к источнику проблемы. Ласкать самого себя, представляя на месте своих пальцев потемневшие от ожогов пальцы Рина — верх недозволенного. Отец бы его совершенно точно убил за такое, в этом Аранэлл не сомневался, перестал бы считать мужчиной, которого так стремился воспитать из старшего наследника. Он слишком долго боролся с этой частью себя, презирал устремления своей натуры, но в итоге, получается, ничего так и не добился, кроме запоздалого осознания тщетности таких попыток. Дойдя до каменного надгробия, что высилось прямо посредине склепа, Нэлл внезапно пошатнулся. Резко накатившая слабость, вынудила его ухватиться за край испещренной священными письменами плиты. — Свет великий, что ты с собой делаешь, Рин? — прошептал бывший жрец, припадая на одно колено возле могилы павшего героя. Дышать стало тяжело, голова неприятно закружилась, а кожу под латными перчатками начало ощутимо покалывать. Терзавшее его до этого возбуждение схлынуло, подобно морским волнам во время отлива, отдаваясь неприятным чувством фрустрации в теле. Пытаясь набрать в легкие как можно больше воздуха, Нэлл стащил с рук белый с золотом металл, глядя на свои лучащиеся чистым Светом кисти. Жертвенное благословение, которым он втайне связал себя с Рином пару недель тому назад, исправно тянуло из него жизненные силы, даже сейчас, когда воздаятель находился на расстоянии. Пусть так. Но это гораздо лучше, чем знать, что Неопалимый, пусть и по своей воле, остался наедине с невыносимой болью от ожогов и шепотом проклятого Испепелителя в голове, что лишал сна, подтачивал здравомыслие и вгрызался подобно едкой ржавчине в стальную волю паладина. Аранэлл очень хотел знать, почему Ринмар покинул его. Но на ум по-прежнему ничего не шло. Что могло заставить Рина так поступить? Ведь совсем недавно он не просто позволял лечить ожоги, но и не препятствовал, когда Нэлл оставался на ночь у его постели, дабы развеивать темные страшные видения и отгонять прочь навязчивый голос некогда оскверненного оружия, преследующий все более настойчиво во сне и наяву. Минута тянулась за минутой, но бывшего жреца все никак не отпускало. Сердце тяжело ударялось о грудную клетку, словно желая проломить ребра, а высокий лоб, стиснутый эмпиреитовым обручем покрыла холодная испарина. Полная проекция чужих страданий была мучительной, но необходимой: только так можно было хоть чуть помочь тому, чью жизнь Аранэлл уже начал ценить больше своей собственной. Крыло Рассвета торопливо зашептал молитву, прося избавления вовсе не для себя, а для Рина. Мотивы, по которым Свет так жестоко и бескомпромиссно испытывал на прочность веру Неопалимого неизменно оставались тайной, для них обоих, но бывший жрец все равно не переставал бороться за угасающие отблески божественной благодати в душе Ринмара. И он лишь недавно понял, почему так поступал. Это сложно было признать, но чувство, гораздо большее, чем дружба, куда более глубокое, чем страсть, двигало им в тот момент, когда он понял, что больше не справляется с ситуацией. Не видя иного выхода, он обратился к Свету с мольбой спасти Неопалимого от шага за грань, любой ценой. А ведь цена оказалась немалой. Свет услышал, внимая его искреннему чаянию уберечь возлюбленного, но Крыло Рассвета и вообразить не мог, что за кошмар на него обрушится, и как стремительно начнут таять силы под напором проклятья Испепелителя. Однако, решимости паладина это ничуть не поколебало, как и горькое осознание того, что Ринмар, скорее всего, никогда не ответит ему взаимностью. И потому, он предпочел молчание, тщательно скрывая чувства, и отводя всякий раз в сторону взгляд, полный тревоги. Но что-то все равно пошло не так. Рин ни с того ни с сего пропал из виду. Не говоря ни слова, оставил его. Аранэлл не хотел верить, что Неопалимый мог о чем-то догадываться, и продолжал слепо надеяться лишь на то, что тот вернется и вновь позволит быть рядом, как прежде. Когда последние слова молитвы слетели с бледных губ бывшего жреца, за его спиной на миг раскрылись сотканные из чистого Света крылья, а тонкие пальцы засияли еще ярче. Нэлл вдруг понял, что больше не может сделать вдох. Боль в груди стала почти невыносимой. Изрядно похудевшее лицо с заострившимися чертами заволокла серая тень, а усталые круги под глазами стали видны особенно отчетливо. Свечи вокруг померкли, а чернота, клубящаяся в углах склепа, словно сгустилась, выползая наружу и протягивая к паладину стылые щупальца. Пара секунд, что показались вечностью. Но Аранэлл не боялся, несмотря на то, что каждый раз странная, не то шелестящая, не то нашептывающая что-то тьма подбиралась к нему все ближе. В такие моменты он не мог думать ни о чем другом, кроме любимого, зная, что не просто разделяет его боль, но и забирает часть ее, несмотря на расстояние. Приступ закончился так же внезапно, как начался. Эфемерные крылья бесследно растворились в воздухе, а сияние вокруг кистей Нэлла вновь стало приглушенно-золотистым. Пытаясь отдышаться, син’дорай прислонился лбом к стылому камню надгробной плиты. — Кажется, отныне, моя жизнь действительно принадлежит тебе, Рин, — с горькой самоиронией прошептал Аранэлл. Он знал, что еще немного, и во время подобного начнут появляться стигмы мученика, старые раны, что когда-то помог излечить Свет будут вскрываться одна за другой и кровоточить. — Просто вернись, — добавил бывший жрец. — Ты можешь считать меня кем угодно, но позволь мне делать то, что я должен. Это мое решение, и я его не изменю. Слабый сквозняк тронул пламя свечей, холодя покрытую испариной кожу, напоминая Крылу Рассвета о том, что он должен был возвращаться к делам Ордена. Никто не должен был знать о происходящем с ним. Светящиеся тонкие пальцы сами собой потянулись к лежащим подле него перчаткам. Теперь он, как и Неопалимый, был вынужден прятать руки от окружающих.

***

Ринмар ввалился в маленькую придорожную таверну в окрестностях Оргриммара глубоко за полночь. Грязный, изрядно потрепанный, уставший и как водится, голодный, он не был настроен на долгие беседы с хозяином заведения, подслеповатым седым тауреном, и потому, просто швырнув на барную стойку небольшой кошель с горстью честно заработанных золотых, ультимативно потребовал комнату и ужин. Пока пожилой уроженец Мулгора, прихрамывая на одно копыто и что-то ворча по-орочьи про ноющие на погоду старые кости, отправился на второй этаж заведения в поисках свободного угла для особенного щедрого постояльца, син’дорай привалившись к исцарапанной длинной столешнице, огляделся. «Типичная вонючая дуротарская дыра», — заключил про себя Неопалимый, едва заметно морща нос от целого букета неприятных, можно даже сказать отвратительных запахов, несущихся изо всех углов крошечного, тесного зала. Остро пахло дешевым пойлом, потом, разлагающейся кровью от давно не меняных повязок и нечищенного оружия, и лишь самую малость чем-то съестным с кухни. О прочих миазмах, витающих в спертом воздухе, Рин даже и задумываться не желал, абсолютно точно зная, что ему это не понравится. Атмосфера в подобных ночлежках всегда оставляла желать лучшего, и была под стать как завсегдатаям, так и случайным посетителям. За низкими обшарпанными столами, на грубых лавках и колченогих табуретах обреталась самая, что ни на есть, разношерстная публика. Изрядно подвыпившая компания из нескольких оргриммарских рубак с гоготом и руганью играла в кости, рядом спал в миске с объедками лохматый таурен с засаленной спутанной гривой. За соседним столом расположилась хмурая женщина-Отрекшаяся, прячущая лицо в тени капюшона, а у ее ног суетилось с ехидным повизгиванием какое-то существо, подозрительно напоминающее паладину беса. Из-за изрядной задымленности и едва чадящих в стенных скобах факелов, сложно было сказать что-то определенное об остальных постояльцах, но рыцарю крови все же удалось разглядеть в самом дальнем углу заведения вполне трезвую и оттого довольно опасно выглядящую шайку. Вооруженная кинжалами и короткими клинками банда гоблинов с неизвестно как затесавшимися к ним двумя сородичами паладина, что-то негромко обсуждала и, по всей видимости, делила прибыль. «Разбойники, — Ринмар нахмурился. — Не самая чудесная перспектива — оставаться с ними до утра под одной крышей». Но выбора у него, кажется, не оставалось, ибо время уже было позднее, и он просто не мог позволить себе искать другое прибежище. Да и поднявшийся на закате шквалистый ветер, до сих пор гудел снаружи, грозя перерасти в настоящую пылевую бурю, какие часто случались в это время года в Барренсе. Из размышлений эльфа крови вывел чей-то тонкий писклявый голосишко. А так как паладин далеко не сразу отреагировал на этот раздражающий писк под ухом, цепкая зеленая ручонка ухватила его за могучее предплечье, и слегка потормошила. — Чего надо? — не очень-то вежливо буркнул Неопалимый, оборачиваясь и резко отдергивая руку, снова морщась при этом, но на этот раз уже от боли. — Да не серчай ты, парень, — вскинув широкие ладони в миролюбивом жесте, ответил ему плюгавенький низкорослый гоблин, оставшийся за стойкой вместо хозяина. — Я к тебе по делу. — Я не вожу дел с твоим племенем, — раздраженно отмахнулся син’дорай, смерив собеседника уничижительным взглядом. — Так что держи лапы при себе, подальше от моих карманов. — Да что ты! — на зеленой физиономии, прочерченной наискось неглубоким шрамом, отразилось легкое негодование. — Ты не подумай, парень, я не из этих. Гоблин еле заметно кивнул в сторону бандитов, таки заказавших выпивку. — Я — помощник хозяина. Какой мне интерес отваживать клиентуру? Ринмар не ответил, лишь скептически, вскинув длинную бровь. — А ты, я погляжу, клиент платящий, — продолжил, между тем тот, пробуя на сколотый в давней драке зуб одну из золотых монет, что находились в оставленном паладином кошеле. — Поэтому для тебя я с радостью могу организовать… кхе… Гоблин чуть замялся, прочистив горло, а затем, понизив внезапно сделавшийся доверительным тон, закончил: — Так сказать, дополнительный сервис. Ну ты ведь понимаешь, о чем я? — Нет, если честно, — категорично отрезал воздаятель. Гоблин ему откровенно не нравился, поэтому продолжать с ним диалог Рина совсем не тянуло. Однако подданный принца Галливикса, похоже, не внял невербальной угрозе, исходящей от эльфа крови, и счел нужным и дальше развивать свою мысль. — Может, девочку? — предложил без обиняков гоблин, понимающе ухмыляясь. — Специально для тебя, я даже могу поискать не шибко потасканную эльфиечку… Лицо Неопалимого мгновенно исказила гримаса презрения и недовольства. В последнее время он крайне неважно себя чувствовал, да и дневная усталость брала свое. Но что хуже всего, у этой зеленой сточной крысы хватило наглости предложить ему, луносветскому аристократу и воину Света, дешевую шлюху, развлекающую без разбора весь этот нищий дуротарский сброд. Но вместо того, чтобы благоразумно прикрыть рот, незадачливый сутенер, очевидно, неверно расценивший реакцию собеседника, выдал финальную тираду: — Ну не гляди так сердито, парень. Не хочешь девочку, так и быть, могу раздобыть мальчика. Вы, длинноухие, я слышал, любите это дело… Волна раскаленной добела ярости в тот же миг накрыла Ринмара с головой, застлав глаза мутной багровой пеленой. Не помня себя от гнева, Неопалимый схватил гоблина за грудки и приподняв едва ли не на пару десятков сантиметров над дощатым полом что было силы тряхнул. — Что ты сейчас сказал, маленькая мразь?! — прорычал взбешенный син’дорай. — Рискнешь еще раз вякнуть подобное, мигом отправишься на тот свет! — Эй, эй, будет тебе! — заверещал перепуганный помощник хозяина таверны, в панике суча короткими ногами, обутыми в старые обитые железом башмаки. — Не хочешь развлекаться, так бы и сказал! Зачем сразу так бурно реагировать? В этот момент на плечо Ринмара опустилась тяжелая ладонь пожилого таурена, успевшего к этому времени вернуться. — Падаль! — припечатал Рин, чуть придя в себя, и буквально швырнув гоблина обратно за стойку. — Убил бы на месте, да руки о тебя марать не хочется. У него была масса причин злиться, но Неопалимый старался, как можно меньше, об этом думать. Все еще внутренне кипя от злости, паладин поправил за спиной Испепелитель, и не говоря ни слова, последовал на второй этаж за хозяином таверны. Старая прогнившая лестница протяжно скрипела под шагами грузного таурена, и закованного в латную броню паладина. Казалось, ступеньки того и гляди обвалятся, рассыпавшись в труху, источенную временем и жуками-короедами, прямо под ногами, но хозяин, словно ничего не замечая, по-прежнему уверенно вел постояльца за собой. Комнатушка, отведенная рыцарю крови, оказалась совсем крошечной, но видимо обустроенной специально для гостей с Восточного материка, так как ее, и еще пару точно таких же, от общего пространства, где в гамаках и на расстеленных на полу шкурах вповалку спали неприхотливые местные, отделяла хлипкая дощатая дверь, висящая на массивных ржавых петлях. Оставив син’дорай осматриваться в своем новом временном обиталище, хозяин прогудел зычным басом что-то о позднем ужине, и скрылся из виду. Ринмару же было, по большей части, абсолютно плевать, где именно коротать ночи, главное — делать это подальше от Часовни Последней Надежды, да и вообще от Восточных Чумных Земель. Почти все доступное пространство комнатенки занимала низкая жесткая кровать, небрежно забросанная потертыми, местами облысевшими шкурами. Ко всему этому «великолепию», правда, прилагалась сильно пахнущая пылью и плесенью свалявшаяся подушка и точно такое же покрывало, попавшие сюда, не иначе, как с кем-то из Отрекшихся, либо оставшиеся в качестве старого альянсовского трофея еще со времен Третьей Войны. Единственное окно, ведущее на юго-восток, было плотно затянуто дубленой кожей кодо, но в мелкие зазоры между ней и грубой рамой все равно проникали отголоски бушующего снаружи вихря. Поэтому в любое время суток, освещал комнату один единственный факел в проржавевшей скобе, вбитой в противоположной окну стене. Так же из мебели имелся вместительный, окованный темным железом сундук, частично запрятанный под кровать, небольшой прикроватный столик, заваленный всяким хламом, оставленным прежними постояльцами, и большая деревянная бадья, доверху наполненная мутноватой на вид водой. — Сойдет, — пробурчал себе под нос паладин, проходя вглубь помещения. — Видали и похуже, на самом-то деле. В этот момент на лестнице вновь послышались шаги, и через пару мгновений в комнату заглянула рыжеволосая эльфийка крови с подносом в руках. Нижнюю часть ее лица скрывала плотная вуаль, закрепленная в прическе, что наводило на мысли о каком-то дефекте внешности, который та стремилась скрыть. — Сюда поставь, — сказал Рин, одним движением руки смахнув с прикроватного столика ненужные вещи. Девица неспешной походкой прошествовала мимо него, невольно заставив оглядеть ее с ног до головы. Ничего особенного в пришелице он так и не заметил. Одета она была в полупрозрачное, далеко не самое новое платье, с накинутым поверх наряда длинным плащом до пят, дабы не смущать взоры менее денежной клиентуры таверны. Так одевались, на памяти Рина, женщины в самых дешевых луносветских борделях, когда удивить уже было почти некого, да и нечем, по большому счету. «Наверняка проделки этого гоблинского пройды, — подумал Неопалимый, разглядывая девушку. — Всё никак не уймется. Вот уж меркантильная душонка!» — Желаешь что-нибудь еще, красавчик? — между тем проворковала по-талассийски эльфийка, водрузив поднос, куда было сказано. — Свободна, — без тени сожаления отмел все дальнейшие поползновения рыцарь крови. — И больше сюда не суйся. Я устал, и в твоих услугах не нуждаюсь. Терпеливо дождавшись, пока девушка покинет комнату, Ринмар наконец-то смог захлопнуть дверь, хоть как-то отгородившись от храпа и пьяного бормотания других постояльцев. Устало прикрыв глаза, он немного постоял, опершись спиной о закрытую изнутри на щеколду дверь, и только лишь затем присел на край кровати. Пристроив Испепелитель в изголовье, паладин, морщась от нестерпимой боли и сыпля себе под нос отборными грязными ругательствами, принялся стаскивать с рук латные перчатки. Почерневшая еще сильнее за последнюю неделю кожа, едва отличимая теперь по цвету от вороненной стали доспехов, казалось, горела адским пламенем. Боль раскалёнными иглами вонзалась глубоко в мышцы, кости и суставы, делая невероятно мучительным каждое движение. В особенности рыцаря крови беспокоило состояние пальцев с изрядно отросшими ногтями, ухаживать за которыми, по известным причинам, просто не представлялось возможным. В тех местах, где они соприкасались через перчатки с рукоятью Испепелителя, чувствительность медленно угасала, наталкивая на тревожные мысли о начинающемся неизбежном омертвении тканей.  Ринмар тяжело вздохнул, переведя взгляд на поднос с едой. Не густо. Кусок мяса в глиняной миске, половина краюхи черного хлеба, да металлическая кружка с каким-то крепким пойлом, немилосердно разящим кислятиной. Не будь Неопалимый столь голоден, он вряд ли бы смог заставить себя притронуться к такой снеди, но сейчас выбора у него просто не оставалось. Несмотря на то, что выглядело кабанье жаркое, приправленное сушеной зеленью, неважно, эльфу крови все же удалось проглотить его практически целиком. Зажевав жесткую полусырую свинину хлебной коркой, он сунулся было отпить из кружки, но привкус напитка показался ему настолько мерзким, что паладин, не долго думая, сплюнул попавшую на язык едкую жижу обратно в посудину.  — Поел, нечего сказать, — фыркнул вслух Рин, водворяя поднос на прежнее место. — Да лучше с голоду подохнуть, чем так жить. Внезапно нахлынувшие воспоминания о свежеиспеченных домашних манабулках, которыми он так любил закусить в перерывах между трапезами в родовом поместье, заставили его в очередной раз досадливо выругаться. Все вокруг настолько раздражало, что на ум воздаятелю не шло ничего иного, как попытаться смыть с себя дорожную пыль и лечь-таки спать, хоть засыпать он, по понятным причинам, опасался. Ринмар поднялся на ноги и, стиснув зубы, принялся снимать с себя доспехи. На боль сложно было не обращать внимание. После очередного дня с оружием в руках, ожоги болели так, что попросту хотелось выть в голос, как это делали в полнолуние подданные Седогрива. Эх, вот бы кто-нибудь помог расслабить плотно подогнанные крепежные ремни на наплечных пластинах… Но нет. Он был здесь один. Сознательно и добровольно пошел на это, обрекая себя на страдания. Ведь лишь за ними он мог хоть немного отвлечься от мыслей, что были в разы хуже физических мучений, ведь убивали его прежнего, того Ринмара Неопалимого, которого знал он сам, и которого знали окружающие.  — Я не такой! — зло рыкнул паладин, в порыве эмоций швырнув на пол громоздкий латный пояс. — Не такой, как ты, что бы ты там себе не думал, Нэлл! Вот уже неделю, как он шатался по полям боя, нарочно выискивая места, где, невзирая на демоническую угрозу, все еще были остры конфликты между Альянсом и Ордой. Вот уже неделю он не ел нормальной еды, не спал в нормальной постели, и не общался ни с кем из соратников. А еще не мылся. Да, и это определенно ощущалось. Стягивая с себя некогда дорогую шелковую рубаху, нынче мятую, покрытую грязными разводами и насквозь пропахшую потом, паладин брезгливо поморщился. Ужасно. Нательное бельё он, конечно же, тоже не менял, ведь все его вещи остались в крепости Часовни Последней Надежды, куда ему не было ходу. Склонившись над бадьей, син’дорай принялся умываться, стараясь не обращать внимание на то, что вода, стекающая по его груди и плечам была желтоватой и затхлой с отчетливым запахом болотной тины. Длинные пряди волос и без того успевшие утратить за неделю приглядный вид, которые он так и не удосужился собрать в косу, мгновенно напитались влагой, свисая вдоль лица мокрыми плетьми.  «Ему бы точно это не понравилось», — закралась в голову осторожная мысль, вместе с воспоминаниями о тонких белых пальцах зарывающихся в тяжелый светлый шелк его шевелюры. Рин не хотел вспоминать, но образы из недалекого прошлого постепенно затопляли сознание. Аранэлл Крыло Рассвета — его соратник и близкий друг, что оказался вовсе не тем, кем представлялся изначально. Когда-то ему уже довелось пережить нечто подобное, и Ринмар пребывал в полной уверенности, что никогда не допустит повторения ситуации. Почему же тогда снова? Как вышло, что он не разглядел вовремя, не почувствовал подвох? И как он вообще мог так заблуждаться относительно Нэлла? — Ненавижу, — слова словно сами собой слетали с обветренных губ рыцаря крови, так глубоко и прочувствовано, как никогда прежде. — Ненавижу тебя. Ненавижу себя. Ненавижу тот день, когда мы встретились! Неопалимый до почти невыносимой боли в обожженных кистях, сжал пальцы в пудовые кулаки. Хотелось ломать и крушить, но боль слегка отрезвляла, не позволяя делать глупости.  И лучше бы ему сейчас было так же плохо, как пару часов назад, сразу после боя, когда от этой же самой боли он почти перестал соображать, где находится и что происходит вокруг. Существовала лишь его мучительная агония и настойчивый шепот проклятого клинка в разом опустевшей голове, приказывающий убивать… Однако, все прошло так же внезапно, как и началось. На какой-то миг Ринмару даже показалось, что сквозь худую крышу орочьих казарм к нему тянутся лучи Света, но это, конечно же, была не более чем иллюзия, всего лишь игра воспаленного рассудка. В такие моменты просто не представлялось возможным отделить ложь от истины, как и Свет от сгущающейся вокруг Тени.  Неопалимый, не вытираясь, повалился плашмя на кровать. Оставшиеся на теле капли воды приятно холодили кожу. Шумно втянув воздух, и вперив отсутствующий взгляд в низкий потолок, он в очередной раз попытался успокоиться. Не получалось. И чем только Нэлл, на самом-то деле, отличался от Лорела? Все та же ложь, полуправда, которой они оба, каждый в свое время, позволяли себе его кормить. А он, стало быть, второй раз наступил на те же грабли… Просто непростительно так обманывать чужое доверие! И впору бы срубить все на корню, как в прошлый раз, но память отчего-то упорно не желала отпускать ощущение тепла, уносящего боль, что струилось по обожженным рукам и гудящим от бессонницы вискам, когда ладонь Аранэлла касалась его лба или накрывала почерневшие пальцы. Как-то само вышло так, что Нэлл знал все о его недуге, помогая противостоять проклятью Испепелителя. И если сначала Неопалимый недоумевал по этому поводу, списывая все на волю случая, то теперь ситуация, наконец, прояснилась, хоть от этого было и ничуть не легче.  Еще бы Крыло Рассвета не пронюхал о проблемах со сном, и не разглядел бы его руки, если каждая совместная попойка заканчивалась совершенно недопустимыми вещами. И Нэлл молчал, Саргерас его подери! После каждого раза, когда они занимались пьяным сексом, смотрел, как ни в чем не бывало, по утрам ему в глаза. Смотрел так честно и открыто, что не закрадывалось и тени подозрения.  «Каков лицемер!» — громко прошипел паладин, вновь испытывая острое желание что-нибудь разбить.  И неизвестно, как долго бы все это продолжалось, если бы неделю тому назад память вдруг не перестала его морочить, сложив отрывочные туманные образы, что преследовали во сне и наяву, в общую картину.  Ринмар хорошо запомнил тот вечер, когда он, особо не спрашивая мнения Нэлла, и не обращая никакого внимания на отчаянные попытки лекаря избежать поездки, потащил его в знаменитые сурамарские бани. Конечно же, Сурдарар никуда их не отпускала, но Неопалимого до ужаса утомили дренеи, демоны, Аргус и все с этим связанное, поэтому он решил, что от одного дня, проведенного вдали от расколотого мира эредар, ничего не поменяется: не падет Армия Света, и не рухнет на поверхность оскверненной планеты «Виндикар». Поздний вечер застал эльфов крови в небольшом открытом бассейне, подогреваемом подземным горячим источником. Во внутреннем дворе, по стечению обстоятельств, кроме них двоих не было больше ни души, так что они могли спокойно наслаждаться тишиной и красотой ночного неба под истончившимся и практически развеявшимся после уничтожения Ночного Колодца переливчатым магическим куполом.  Ринмар вальяжно растянулся в купальне, опершись локтями о низкие борта отделанные белым мрамором и неспешно потягивая из серебряного кубка сурамарское чародейское вино. Теплая вода с ароматом какого-то местного благовония доходила ему до пояса, пересекая примерно посередине рельефный подтянутый пресс, а слабый алкоголь годичной выдержки со сладким послевкусием ночной груши лишь утолял жажду, практически не позволяя захмелеть, но определенно усиливая приятное ощущение неги и полной расслабленности. — Вот бы сюда девочек, — полусонно, словно довольный кот, мурлыкнул Неопалимый, при этом, однако, внимательно наблюдая из-под полуприкрытых век за своим компаньоном, расположившимся напротив.  И не то чтобы воздаятеля что-то не устраивало, просто реакция Нэлла на подобные высказывания всегда невероятно забавляла, как своей остротой, так и достаточной искренностью. Аранэлл предсказуемо нахмурил брови и поджал мгновенно скривившиеся губы. Лицо его выражало недовольство и холодное презрение, как и в любой другой момент, когда речь заходила о женщинах: — Опять ты за свое. Ты неисправим, Рин. «Девственник, — подумал Неопалимый, ухмыляясь одними уголками рта. — Дожить до такого возраста и ни разу не познать радости близкого общения с противоположным полом… Ему определенно нужно с этим помочь! Хотя…» Ринмар снова взглянул на друга, уже далеко не в первый раз пытаясь понять, что с тем не так. Внешними данными природа бывшего жреца явно не обидела, как, впрочем, и интеллектом. Хотя, может, именно последнее и сыграло с Аранэллом злую шутку. Крыло Рассвета достаточно часто предпочитал чьему бы то ни было обществу уединение в библиотеке Обители, среди сонма пыльных книг и пожелтевших от времени пергаментов. Но, несмотря на это, Рину нравилось с ним общаться. Живой, острый ум, и порой сверх меры ядовитый язык, делали Нэлла интересным собеседником, далеким от занудства и снобизма орденских лекарей-книжников. А еще в нем было нечто неуловимое. Как дуновение ветра. Что-то в этих изящных и ухоженных совершенно жреческих пальцах, в этой белой коже почти лишенной боевых шрамов, в привычно задумчиво-оценивающем взгляде из-под длинных густых ресниц, наконец, в пластике движений, куда более плавных, чем его собственные и словно выверенных до миллиметра.  Вот и сейчас, когда его компаньон отхлебнул из своего кубка, тщательно смакуя на языке десертное вино, Неопалимым вновь внезапно овладело ощущение дежа вю. Уставившись на чужие губы, он наблюдал, как Нэлл сделал глоток. Знакомым казалось абсолютно все: и то как слегка дернулся кадык, пропуская алкоголь по пищеводу, и как кончик языка собрал с приоткрытых влажных губ пурпурные капли, и даже то, как син’дорай едва заметно изогнул шею, поправляя переброшенные на одну сторону, собранные в свободный хвост волосы.  Поймав ответный вопросительный взгляд Рин мотнул головой, пытаясь отогнать наваждение. Видимо, в последнее время он достаточно часто так делал, раз Аранэлл совсем не выглядел удивленным. — Что мы здесь, вообще, делаем? — наконец подал голос Крыло Рассвета. — Вообще-то, отдыхаем, — просто ответил Ринмар, залпом осушив остатки вина в кубке. — Неужто по Аргусу соскучился, или, может, по поручениям Сурд? — Чушь какая, — отмахнулся Аранэлл. — Верховная Леди здесь абсолютно не при чем. Я просто не люблю тратить время впустую. Негодующе-строгое выражение лица ему тоже невероятно шло. Определенно. Чуть прищуренные глаза, резкий излом тонких бровей и снова эти губы, на этот раз обиженно закушенные. Потянувшись было к своему кубку, Рин вспомнил, что только что допил его содержимое. Бутылка же обнаружилась, как ни жаль, вне пределов досягаемости паладина, рядом с фруктовой вазой, что стояла на бордюре возле Нэлла. Не долго думая, Ринмар поднялся из воды и направился в сторону компаньона. Вода теперь едва доходила ему до верхней трети бедра, позволяя другому син’дорай беспрепятственно созерцать мускулистое нагое тело.  Взгляд Аранэлла, казалось, вмиг остекленел, уперевшись в золотую вязь татуировки, спускающейся от его поясницы к паху. И чего бы только вдруг? Показалось, не иначе. Подойдя почти вплотную, Неопалимый потянулся за бутылкой, практически перегнувшись при этом через плечо друга. И снова что-то знакомое. Подчиняясь наитию, Рин склонился ближе к Аранэллу, вдыхая запах волос и разгоряченной кожи. Магороза и что-то еще… Ах, да, кажется ладан. Он едва совладал с внезапным и неожиданно сильным желанием зарыться лицом в шелковистые прохладные пряди. Словно когда-то так уже делал. Как и касался губами бьющейся под светлой кожей голубоватой жилки на шее.  Бред. Откровенный бред. Галлюцинация от манавина. Не более чем алкоголь в крови. Хотя опьяневшим он себя совершенно не ощущал. Так и не наполнив кубок, Ринмар замер в паре сантиметров от Аранэлла, скользя взглядом уже по плечам и груди бывшего жреца с неярко выраженным рельефом. Несмотря на совместные тренировки, Нэлл не набрал ни грамма дополнительной мышечной массы, видимо обладая от природы иллюзорно хрупким для латника телосложением.  — Тебе помочь? — на удивление спокойно осведомился Крыло Рассвета, но его расширившиеся, мерцающие скверной зрачки и часто вздымаюшаяся грудная клетка никак не сочетались с тихим ровным тоном. — Не можешь налить сам, давай это сделаю я.  Неопалимый не ответил, в очередной раз молча наблюдая за тем, как бывший жрец нарочито медленно наполнил кубок до краев. — А теперь иди уже, — сказал Аранэлл, избегая снова глядеть ему в глаза. — Рин. То, как Нэлл произнес его имя, едва слышно, с придыханием, почему-то гулко, почти эхом, отдалось в ушах. В памяти сам собой всплыл отзвук этого же голоса, повторяющего его имя сквозь приглушенные сладкие стоны. Да что еще за.?.. Паладин нахмурился, но, тем не менее, забрал кубок и благоразумно отстранился, вернувшись в итоге на свое место. Однако взгляд от друга отвести так и не вышло. В голове разом все перемешалось, но даже за всем этим мысленным хаосом, Рин не мог не заметить, как занервничал его компаньон. Сам не зная, что он несет, а главное, зачем, син’дорай хмыкнул: — И все-таки, девочек сейчас было бы просто отлично… — Ну, раз ты так жаждешь развлекаться с девицами, то я пожалуй пойду, — как-то совсем уж колко и раздраженно бросил Нэлл, вставая с места и сразу же отворачиваясь от друга. Однако и этого вполне хватило, чтобы Ринмара накрыло с головой. Он абсолютно точно мог сказать, что не раз видел эту гибкую белую спину, с робко проступающей линией позвоночника, как и упругие ягодицы, к которым так и тянуло прикоснуться, собственнически сжимая в ладонях.  Очевидно, ощутив чужой пристальный взгляд, но не зная, как от него избавиться, Крыло Рассвета бессознательно перекинул волосы с одного плеча на другое, а с губ Неопалимого едва не слетело в этот момент самое грязное ругательство, на какое он вообще был способен. У основания шеи Аранэлла, ближе к позвоночнику, и практически в самом ее изгибе красовалось несколько ярких сизо-лиловых пятен, даже не успевших толком «зацвести» синячков, любовных меток, оставленных жадным мужским ртом, его ртом, не далее как позавчера покрывавшим полупрозрачную тонкую кожу грубыми и страстными кусачими поцелуями. Теперь-то Рин вспомнил. Абсолютно все. В голову, как по щелчку чьих-то невидимых пальцев, хлынул неудержимый поток будоражащих воображение картин. Да, он был пьян, иногда сильно, иногда не очень, но плотское желание всегда было одинаково сумасшедшим и нестерпимым. Как и чувство глубокого удовлетворения наутро, несмотря на то, что вовсе не женское тело изгибалось в экстазе под ним или на нем, восхитительно сладко сжимая внутри перевозбужденную плоть, вовсе не женские губы и кончики пальцев повторяли контуры золотистых орнаментов на его теле, спускаясь все ниже, пока горячее дыхание не обдавало пах, заставляя через пару мгновений буквально раствориться в ощущении жара и влаги, дразнящих прикосновений пронырливого языка и ритмичных сокращений мышц в чужой глотке. И вовсе не хрупкая девичья фигурка, как водится, с пышной грудью и округлыми бедрами будила в нем самом в последнее время животную страсть, заставляя тереться твердым членом о соблазнительные ягодицы и пробовать на вкус чуть солоноватую кожу, одуряюще пахнущую магорозой… и, да, проклятым ладаном, чтоб его!.. Аранэлл, выбравшись из купальни, сразу же ловко обернул полотенце вокруг стройных бедер и снова прикрыл волосами следы на шее.  — Так ты остаешься? — все же счел нужным уточнить Крыло Рассвета, бросив мимолетный взгляд через плечо. И этот лихорадочный блеск в чуть подернутых поволокой зеленых глазах Рину тоже был отлично знаком. Он обязательно стал бы негласным призывом к действию, будь сейчас в крови воздаятеля чуть больше алкоголя. — Остаюсь, — буркнул Ринмар, внезапно осипшим голосом, понимая, что не может и не должен выходить из воды в таком состоянии. — А ты можешь катиться в Часовню, если так припекло! И все же, подлого обманщика не следовало так просто отпускать. Нагнать и вернуть, стало быть? Потребовать объяснений? Нет, он был слишком зол, чтобы вести пустые разговоры! Правда, глядя вслед Нэллу, Неопалимый толком не мог понять, чего ему хочется в этот момент больше. То ли сразу же, на месте, удавить бывшего жреца за гнусную ложь, то ли же, перед этим затащить обратно в воду, перегнуть через бортик и снова взять его, быстро и грубо, только лишь с тем, чтобы сбросить это болезненное дикое напряжение в паху… А в паху действительно ныло. Напрягшемуся мужскому органу было невероятно тесно в плену одежды. Возбуждение уже успело основательно растечься по всему телу, свившись внизу живота в тесный жаркий клубок. Прикрыв глаза, Ринмар невольно потянулся к солидной выпуклости промеж своих бедер. И хоть рабочая левая рука была обожжена гораздо сильнее правой, ему без труда удалось справиться с застежкой на штанах и запустить пальцы под нижнее белье. Тихий вздох облегчения слетел с губ паладина, когда налитое крупное естество получило-таки долгожданную свободу.  Воздержание, Саргерас его подери. Неопалимый не так часто занимался подобным, ведь почти всегда был в состоянии найти себе партнершу. Но не сейчас, сейчас иначе было нельзя. Не получалось. Оглаживая по всей длине призывно стоящий, требующий ласки член, Ринмар старался представить себе обнаженное женское тело. Девушку, любую. Хотя бы ту же Висарил, с которой не раз предавался любовным утехам, которую он хорошо знал, и даже какое-то время любил. Однако чем настойчивее син’дорай пытался это сделать, тем больший сумбур охватывал его мысли, мешая сосредоточиться на ощущениях, не приближая финал, а наоборот отодвигая его все дальше.  — Да чтоб тебя! — выругался себе под нос Неопалимый, плотнее обхватывая ладонью каменно-твердый ствол с выраженными пульсирующими венами и легко потирая большим пальцем открывшуюся набухшую головку.  «Проще вообще ни о чем не думать», — решил он для себя, постепенно наращивая темп и амплитуду движений.  Но стоило только отверстию уретры начать сочиться тягучей влагой, а коже покрыться легкой испариной, как в подсознание эльфа крови вновь ворвались запретные видения. Сквозь тяжелое частое дыхание паладина теперь срывались крепкие талассийские ругательства. Он ничего не мог с собой поделать. Необычайно яркая, похожая на галлюцинацию фантазия, целиком овладела его сознанием. Пришла ли она из глубин памяти, или попросту была горячечным отголоском недавней страсти, сейчас казалось неважным, в отличие от того, насколько стремительно она приближала оргазм… Аранэлл был здесь, с ним, с совершенно неприличными стонами удовольствия извивался на его мускулистых бедрах, глубоко и интенсивно насаживаясь на крепкий, жаждущий горячей, сжимающейся вокруг него тесноты орган. Ринмар настойчиво провел почерневшими пальцами по приоткрытым губам бывшего жреца, вынуждая, коснуться обожженных подушечек кончиком влажного языка, затем спустился раскрытой ладонью по белой шее и груди со следами грубых поцелуев и укусов, слегка ущипнул маленькие твердые соски. Чувствительные, как у девицы. Он давно уже заметил. И только лишь затем заключил в тесное кольцо пальцев небольшой аккуратный член… Судорожно толкаясь бедрами в собственный дюжий кулак, Неопалимый уже не мог отделить иллюзию от реальности, явь от этого порочного полусна. Сладкие спазмы в паху становились все более невыносимыми, выжигая дотла мысли и чувства… Нэлл в его воображении вздрогнул всем телом, выгибая по-кошачьи спину, и привычно закусил и без того истерзанную нижнюю губу. То редкое выражение лица, забыть которое просто невозможно. Крыло Рассвета удивительным образом совмещал в себе святость с редкостной порочностью… Ринмар не слышал собственного отрывистого глухого стона, когда наконец достиг пика наслаждения. Обожжённую ладонь слегка покалывало от обильно изливающегося в нее густого горячего семени. Оно стекало с пальцев, капало на подрагивающий рельефный пресс и старое покрывало.  Неопалимый еще некоторое время продолжал неспешные ласки, пока ощущение полной разрядки не распространилось волной тепла по могучему телу. Минута, другая. В голове никак не желало окончательно проясняться. Он настолько устал за день, что почти не мог найти в себе сил встать с постели и привести себя в порядок, хотя стынущие и подсыхающие на коже капельки спермы неприятно холодили кожу, да и слипшуюся от семени ладонь совсем не мешало бы сполоснуть.  — Проклятье! — в очередной раз сквозь зубы выдавил из себя паладин. — Что ты только со мной сотворил, хитрый лицемерный ублюдок?!  Тишина. Аранэлл был слишком далеко, чтобы ответить за свой обман. И в то же время, слишком близко, чтобы не думать о нем, не испытывать эту странную смесь физической и душевной боли от вынужденной разлуки.  — Я ведь не мужеложец, мать твою, Нэлл, так что убирайся из моей головы! — прозвучало, как оправдание, и это разозлило бы еще сильнее, если б не цепкие путы сна, постепенно оплетающие утомленный разум воздаятеля.  Где-то на задворках сознания осторожно зашелестел шепот проклятого клинка. Засыпая, Ринмар отчетливо видел, как к нему вновь ползут тени его ночных кошмаров, но пошевелить ни рукой, ни ногой уже не мог. Испепелитель, в отличие от своего владельца, вовсе не дремал, не упуская возможности наполнить сны паладина очередным кровавым безумием. «Просто вернись», — вдруг донесся до обострившегося слуха откуда-то из невообразимой дали знакомый голос, а отяжелевшей головы на краткий миг коснулось золотистое сияние, от которого клубящиеся совсем рядом Тени чуть поблекли и расступились.  «Кажется, мне действительно пора назад», — пронеслось в голове Рина, прежде чем сон окончательно сморил его.