Азерот: обратная сторона войны

И снова вечер. Очередной, похожий, как две капли воды, на остальные, точно такие же вечера, что Аранэлл привык коротать, сидя в гордом одиночестве на широких каменных ступенях, ведущих в Часовню Последней Надежды. Вот уже несколько дней подряд, стараясь выполнить до наступления темноты поручения Ордена, он приходил сюда, с заведомой обреченностью дожидаясь, пока не догорит у западного края горизонта тусклый закат. Сам себе не отдавая отчета, зачем именно он сюда ходит, паладин возвращался на прежнее место, тревожно и тоскливо вглядываясь в подернутую холодной ржавой дымкой даль за Моровым оврагом. Короткие зимние сумерки необычайно рано окутали в этот раз Восточные Чумные Земли, растекаясь чернильными пятнами вдоль крепостных стен, удлиняя тени, что отбрасывали седые от инея стволы мертвых деревьев, позволяя ночному туману, раньше времени, выползать из ухабов и низин и стремительно застилать всю округу. Дыхание превращалось в пар, а едва прикрытые короткой накидкой ало-золотые доспехи медленно выстывали и леденели на крепчающем к ночи морозе, но син’дорай практически не ощущал холода, неподвижным изваянием замерев в одной позе, не в силах отвести взгляд от последних лучей солнца тянущихся из-за холмов. Вечернюю тишину нарушала лишь перекличка караульных, зажигающих в это время огни на башнях, да недовольное бормотание рабочих, все никак не собиравшихся заканчивать ремонт юго-западной стены. Приближающийся праздник Зимнего Покрова совершенно не ощущался, невзирая на развешенные местными энтузиастами по всей крепости украшения. Казалось, время шло своим чередом, не замедляя и не ускоряя ход, но Аранэлл неизменно чувствовал внутри пустоту, заполнить которую было не по силам ни делам Ордена, ни продолжающейся войне с демонами, ни книгам в библиотеке Обители, ни даже молитвам, что призваны успокаивать сердца и смирять умы служителей Света. Чуть больше года тому назад он уже ощущал себя подобным образом, правда, по совершенно иным причинам… И алкоголь, как выяснилось, был не самым лучшим выходом из ситуации. Нет, больше он не собирался бежать от себя, как бы больно и тошно ему ни было. Для отчаянно искавшего истину на дне бутылки, Аранэлл теперь слишком хорошо понимал, что ее там никогда не было, как нет и сейчас. Крыло Рассвета тяжело вздохнул, едва слышно, в бессчетный раз за последние две недели, прошептав одними губами: «Вернись». Душа его, словно хрустальная ваза, раскололась надвое, когда Неопалимый ушел, забрав с собой одну её половину. «Вернись ко мне», — повторил син’дорай, все же слегка поежившись, когда порыв стылого ветра донес до него запах смолистых факелов и звуки сигнальных рожков, возвещающих о смене дневной стражи. Стоящие практически за спиной паладина, у самого входа в Часовню, караульные перебросились парой слов и неспешно покинули пост, исчезнув в подземном переходе в полу маленького строения. Нэлл остался один, и потому мог позволить себе небольшое проявление слабости. Закрыв посеревшее и изрядно осунувшееся от усталости лицо ладонями в латных перчатках, рыцарь крови с каким-то почти мазохистским удовольствием ощутил, как впивается в теплую кожу лба и щек холодный белый металл с золотой гравировкой. В голове стучало и невнятно гудело, а виски ломило постоянной, но вполне терпимой болью. С тех пор, как на теле появились первые стигмы от жертвенного благословения, это стало обычным его состоянием. Хоть он и украдкой от других членов Ордена тщательно бинтовал раны, сразу после того, как они появлялись, прикладывая травяные мази и алхимические настои, постоянная кровопотеря все равно не прекращалась, подтачивая и без того быстро тающие силы бывшего жреца. Сейчас Аранэлл был уже слишком слаб для того, чтобы добросовестно выполнять обязанности орденского лекаря и одновременно заниматься своими повреждениями. Да и помочь самому себе он не смог бы еще и по той причине, что Свет принял его жертву, позволив быть сосудом божественной благодати для возлюбленного. Раны ныли, доспехи давили неподъёмной тяжестью, а верная Серебряная Длань оттягивала своим немалым весом травмированное когда-то правое плечо, но Крыло Рассвета держался. Упрямо сжимая зубы, он стойко сносил все тяготы путешествий на Аргус, зная, что нужен Рину, хоть тот ни о чем и не ведает. Пробирающий до костей ветер подул снова, всколыхнув тяжелую полу латной юбки и по-прежнему аккуратно убранные в свободный хвост волосы. Откуда-то издалека послышалось конское ржание, и вслед за ним, торопливый перестук копыт, заставивший Аранэлла вскинуть голову. Взгляд его невольно устремился к воротам крепости, туда, где в полутьме, разгоняемой лишь слабым светом факелов, стояли, вытянувшись по струнке, часовые Авангарда. Стук копыт все приближался, и вот, наконец, в неширокую светлую полосу, лежащую на пыльной тропе, въехал всадник. Коня он придержал лишь у самых ворот, позволив часовым, как следует разглядеть его и расступиться, пропуская внутрь. Разгоряченный скакун с громким фырканьем влетел в крепостной двор, так быстро, что сунувшемуся было на шум мальчишке-конюшему даже не сразу удалось ухватить под уздцы рослого жеребца, нервно прядающего ушами и роющего дюжим копытом землю. Сложно было с чем-то перепутать эту светло-серебристую сбрую и накопытники, украшенные крупными лиловыми кристаллами, как и искусную гравировку в виде разверстых крыльев на барде, некогда очищенном святой водой Статхольма. Все еще не веря увиденному, Аранэлл встал со ступени, наблюдая за тем, как спешивается всадник. Неужто обман зрения? Или это утомленный разум так жестоко морочит его, рисуя столь горячо желанную картину для истосковавшихся глаз? А может, Свет все-таки услышал мольбы и привел обратно Ринмара Неопалимого… Мужчину, что стал в равной степени и любовью, и мучительной болью для Нэлла. Спрыгнув наземь и передав-таки конюшему поводья не очень-то довольного расставанием с хозяином коня, Рин широким шагом двинулся в сторону Часовни. Сердце Аранэлла, казалось, пропустило удар, но только для того, чтобы затем забиться в груди с удвоенной скоростью. Волнение, охватившее Нэлла при виде возлюбленного, было настолько сильным, что даже заставило на краткий миг отрешиться от телесных страданий. Но что это?.. Чем ближе подходил Рин, тем тревожнее становилось Аранэллу. Нет, судя по всему, Ринмар был цел и невредим, да и на ногах держался довольно твердо, но вот внешний вид… Как минимум, вид оставлял желать лучшего. Таким Аранэлл Неопалимого еще не видел. Словно это был он и не он вовсе. И если исцарапанные и значительно побитые до сколов и трещин доспехи случались с Ринмаром более или менее часто, как и пыльный порванный в нескольких местах плащ, то вот все остальное было уже слишком. Крыло Рассвета пристально вглядывался в несколько осунувшееся и всё равно чуть загорелое знакомое лицо, покрытое жесткой двухнедельной щетиной и неприлично отросшую, ранее всегда ухоженную, бородку. В тихий ужас Нэлла повергли и волосы Неопалимого. Полное отсутствие внимания к ним, закономерно превратило роскошный пепельно-золотистый шелк в местами спутанные, замызганные и засаленные сосульки, небрежно переброшенные за спину. Хотя та небольшая часть длинных прядей, что постоянно выбивалась и свисала вдоль лица, выглядела еще более кошмарно, приобретя грязно-серый, почти неузнаваемый оттенок. Рин шел, низко опустив голову и совершенно не глядя по сторонам, и потому у самого входа в Часовню буквально столкнулся нос к носу с бывшим компаньоном, вдобавок ко всему, еще и чуть не налетев на него. — Ты?.. — слетело отчасти удивленное, отчасти недовольное, с сухих и обветренных губ Ринмара, презрительно сжавшихся в тонкую линию при виде собрата. Аранэлл понял, что не может произнести ни слова, буквально растворяясь во взгляде мерцающих скверной, резко сузившихся глаз Неопалимого. Паладин глядел исподлобья, хмуро и зло, причем настолько, что злость эта вполне могла обернуться внезапной вспышкой ярости. Но несмотря на это, Нэлла безумно тянуло прикоснуться, дабы просто убедиться, что Ринмар реален и не растворится в морозном вечернем воздухе, стоит только протянуть руку. — Рин, ты… — наконец, смог заставить себя открыть рот Аранэлл, до сих пор не знающий, как верно, и не вызывая подозрений, выразить все те чувства, что переполняли его. Ему вполне хватило бы сейчас дружеских объятий, мимолетного контакта с сильным мужским телом, скрытым толстым слоем вороненного металла, тяжелой руки Неопалимого, опустившейся ему на плечо, но… — Уйди с дороги! — прошипел сквозь зубы Ринмар, грубо оттолкнув от себя Аранэлла, так, что тот даже слегка пошатнулся. — Чего встал прямо в дверях?! Поправив привычным жестом рукоять Испепелителя, пристроенного за спиной, Ринмар, едва не задев двойным массивным наплечником Нэлла, шагнул за порог Часовни, стремясь поскорее скрыться с чужих глаз. «Да что же такое с ним случилось? — пронеслось в голове Крыла Рассвета. — Как все это понимать? Откуда в его взгляде столько плохо скрываемой неприязни, почти ненависти?.. Мы не виделись полмесяца, а он при встрече ведет себя так, словно мы чужие или, того хуже, враги?» Пребывая в полной растерянности и смятении, Аранэлл еще некоторое время стоял на улице, не представляя толком, как ему реагировать. Неопалимый явно не хотел его видеть, хотя видимых причин на то просто не было. Или, может, существовало что-то, о чем ему следовало бы знать, но он не знал? Вокруг окончательно стемнело, а у входа в Часовню Последней Надежды вновь появились караульные. «Я не могу оставить все, как есть, — решил для себя Аранэлл, понимая, что в любом случае не сумеет заставить себя держаться подальше от Рина. — По крайней мере до тех пор, пока не буду уверен, что с ним все в порядке.» Аранэлл осознавал, что лжет сейчас самому себе, намеренно прячет за искренним дружеским беспокойством заведомо гораздо более глубокие чувства: неуемное влечение, живую страсть, что видимо больше никогда не будет знать выхода, и нестерпимую боль. Боль неразделенной любви к тому, кто ни за что не примет этих чувств, как и его самого, такого, какой он есть на самом деле. «Я должен видеть Рина, — стучало в висках, когда син’дорай, спускался вниз по ступеням, ведущим в Обитель Света. — Как бы и почему он ни был на меня зол, я не оставлю его». Бывший жрец почти не сомневался в том, где именно следует искать Неопалимого. Догадывался, что тот, скорее всего, не захочет ни с кем общаться и потому сразу же направится в свои покои в жилом, северо-западном крыле Обители. Не видя перед собой абсолютно ничего, кроме перекошенного злобой небритого лица Рина, Аранэлл решительно шагал по оплоту. Рядом безликими тенями мелькали другие паладины и орденские оруженосцы, но рыцарь крови не обращал на них никакого внимания. Быстро оставив позади залитую ярким золотистым светом, просачивающимся сквозь стрельчатые мозаичные окна под потолок, главную залу, син’дорай свернул в узкий длинный переход в западной стене, по обыкновению замаскированный раздвижной каменной панелью. Сбить Нэлла с толку не могло даже великое множество одинаковых дверей, открывающихся в гулкий коридор, освещенный смолистыми сосновыми факелами в стальных скобах. Рыцарь крови хорошо знал, где находятся покои Неопалимого, пожалуй даже слишком хорошо, чтобы безошибочно отыскать к ним дорогу. Нужная ему дверь находилась почти в самом конце коридора, как и большинство дверей в покои знати, не имеющей соседства. Подойдя к ней практически вплотную, Аранэлл невольно замер на месте. Массивная дубовая резная плита, за которой скрывалась комната Ринмара, была чуть сдвинута, так что из образовавшегося зазора на каменный пол хода падали желтоватые блики. Аранэлл прислушался. Оставалась, пусть и небольшая, но вероятность, что Рин мог быть не один. Женщины… Ненавистные глупые самки, что так и вились, как ночные бабочки у огня, возле его возлюбленного! Но нет, внутри было тихо: ни посторонних голосов, ни шороха второпях снимаемой одежды, ни отвратительных девичьих стонов. До чуткого эльфийского слуха Крыла Рассвета изредка доносились лишь приглушенные мягкими коврами шаги, да невнятные талассийские ругательства. Медленно втянув воздух в легкие, Аранэлл собрался с духом, заранее готовясь к последствиям своего наглого вторжения. Сердце, казалось, билось где-то в районе горла, а пальцы под пластинчатой латной броней предательски дрожали. Что-то внутри безошибочно подсказывало эльфу крови, что Неопалимый совершенно точно будет не рад его визиту, но он не мог поступить иначе. Протянув руку, Крыло Рассвета осторожно толкнул приоткрытую дверь, а затем легко, хоть и не без внутреннего трепета, перешагнул высокий порог покоев. Оказавшись в помещении, Аранэлл поспешно притворил за собой дверь, как делал это уже не раз, предусмотрительно плотно, и на совесть, так, чтобы происходящее за ней никогда не стало достоянием общественности, чужих любопытных глаз и ушей. Обстановка в комнате, за время отсутствия Рина, конечно же, ничуть не изменилась. Сравнительно небольшое по сравнению с покоями лорда в Луносвете, пространство по-прежнему вмещало все самые необходимые вещи, создающие и хранящие такую знакомую талассийскую атмосферу. Трофейное оружие и ало-золотые гобелены с родовыми и луносветскими гербами на глухих стенах без окон, пушистые ковры, укрывающие холодный каменный пол, деревянная ванна в углу комнаты за легкой ширмой, пара объемистых гравированных золотом сундуков для вещей да низкий столик из белого дерева, обычно заваленный письменными принадлежностями, но сейчас приютивший одинокую свечу в подсвечнике и еще не начатую бутылку вина Вечной Песни. Ну и, конечно, кровать, тот самый несоразмерно огромный предмет мебели, что занимал едва ли не половину всей комнаты. Ее, в силу обстоятельств своих прошлых визитов сюда, Нэлл помнил едва не лучше, чем детали прочей обстановки помещения. За полупрозрачным, чуть колышущимся от извечных сквозняков балдахином, угадывалась большая полукруглая пуховая перина, застеленная темно-лавандовым шелком постельного белья, пара тонких одеял, хорошо выделанная рыжая шкура прыголапа у низкого изножья кровати и неизменная гора окуренных благовониями вышитых подушек самых разных размеров. Бывший жрец вовсе не хотел об этом думать и, тем паче, вспоминать лишние подробности, но навязчивые образы пережитых ранее на этой самой кровати приятных моментов будто сами собой лезли в голову. И он бы даже мог слегка смутиться, если бы не прорезавшее тишину покоев, до безумия раздраженное: — Какого демона тебе вообще здесь нужно?! Аранэлл вскинул глаза, и натолкнулся взглядом прямиком на хозяина покоев. Рин к этому времени уже успел полностью избавиться от верхней части доспеха, так что на нем остались лишь набедренники и окованные вороненым железом сапоги. Смятая грязная рубаха Неопалимого была наполовину расстегнута, а волосы небрежно стянуты узкой тесьмой в хвост на затылке. — Я всего лишь хотел узнать, как ты, — начал было син’дорай, делая пару шагов вглубь помещения, навстречу собеседнику. — Ведь я… Это оказалось последним, что он успел произнести вслух: в следующий же миг почерневшие пальцы с силой сдавили его горло, а еще через секунду метнувшийся к нему молнией взбешенный Ринмар буквально впечатал бывшего жреца в стену. От удара спиной и затылком о твердый камень, у Нэлла перехватило дух, а перед глазами слегка потемнело, да и лапища Ринмара безжалостно перекрывающая ему дыхание лишь усиливала ощущение нехватки воздуха. Но это был Рин. Рядом. Совсем близко. Так близко, как давно уже не был. Несмотря даже на отвратительный, резкий смрад давно немытого, пропахшего потом и вражеской кровью тела, эта близость сводила с ума. Знакомые, сугубо индивидуальные нотки мужского мускуса, как и прежде, тревожили обоняние и волновали чувственность, пуская по коже мелкую дрожь предвкушения. — Как ты, вообще, посмел притащиться сюда? — прошипели любимые губы буквально в сантиметре от его губ. — После всего, что ты… Как у тебя только хватило наглости?! Рин ни капли не щадил его, сжимая пальцы на прикрытой высоким воротом алой с золотом гербовой накидки шее, так что было не только тяжело дышать, но и говорить. Горло саднило и немело, но Аранэлл все равно попытался объясниться: — Ты где-то пропадал целых две недели. Что я, по-твоему, должен был думать? Я беспокоился за тебя… Но Неопалимый снова не дал ему договорить: — Заткнись, Нэлл! Просто заткнись, пока я не удавил тебя на месте! Я больше не намерен безропотно глотать очередную твою наглую ложь, так что не трудись понапрасну. Правду, подлая ты тварь, только правду, иначе нам больше не о чем с тобой говорить! — Что… Что ты хочешь от меня услышать? — выдавил из себя начинающий медленно задыхаться Крыло Рассвета. Сознание от недостатка кислорода уже начало слегка мутиться, но все попытки Аранэлла разжать пальцы Ринмара на своем горле по прежнему терпели крах. — На что ты рассчитывал, придя сюда? — прорычал теряющий терпение и заодно остатки контроля над собой Ринмар. — Хватит уже строить из себя святую невинность! — Я не понимаю… О чем ты, — с трудом выдохнул Нэлл, отстраненно разглядывая в неверном мерцании свечи светлую щетину на щеках и подбородке Неопалимого. — Не понимаешь? Ах, ты не понимаешь! Какая незадача, — в голосе паладина сквозило откровенное недоверие и едва сдерживаемая ярость. — Так я тебе сейчас объясню! Совершенно неожиданно для Аранэлла, Рин пальцами свободной руки крепко вцепился в его подбородок, вынуждая встретиться с ним взглядом. Зарождающееся безумие и какой-то нездоровый хищный блеск в изумрудной глубине глаз Ринмара, тем не менее, ничуть не пугали бывшего жреца, напротив, манили к себе, притягивали, почти завораживали, ведь Нэлл без труда распознал в них отголоски прежней обжигающей страсти, физического влечения, неизменно толкавшего их раз за разом в объятья друг друга. Этот взгляд, туманящийся от желания, замутненный острыми телесными ощущениями и алкоголем просто сводил с ума, когда Крылу Рассвета доводилось видеть глаза возлюбленного во время жаркого, порой торопливого и жесткого соития. — Как тебе, Саргерас тебя подери, только пришло в голову обманывать меня? — обдавая горячим дыханием скулу, изгиб нижней челюсти и приоткрытые чувственные губы целителя едва слышно, но очень зло выдохнул Неопалимый. — Начать пользоваться ситуацией? Ты… Втерся ко мне в доверие, Нэлл, притворился моим другом, а сам принялся совращать, едва представилась такая возможность. Ведь я у тебя далеко не первый, так? Аранэлл не смог заставить себя ответить, чувствуя, как все внутри болезненно сжалось. Ринмар обо всем узнал. Но как? Откуда?.. Имело ли уже это значение сейчас, когда Неопалимый возненавидел его. Ведь таких как он, Рин всегда искренне презирал, считал чуть ли не грязью у обочины, что была недостойна не то что приличного общества, но и жизни вообще. В этом возлюбленный очень сильно походил на его отца, старшего придворного целителя Астариэна Крыло Рассвета, который, вероятно, отрекся бы от своего сына и преемника, если бы только пережил тот страшный день много лет тому назад, когда пал под ударами Плети Луносвет. — Ты, мать твою, сделал из меня мужеложца, — продолжил, между тем Рин, уже всем своим немалым весом прижимая бывшего жреца к стене, так что между их телами почти не осталось зазора. — Регулярно подставлял зад, стонал подо мной, как последняя шлюха и еще это… Пальцы Ринмара слегка разжались, коснувшись небольшой ямочки на подбородке Нэлла, а затем потянулись к жадно хватающим воздух бледно-розовым губам. — Мне противно думать о том, что именно ты делал этим ртом, — голос Неопалимого сделался грубым и сипловатым, не то от дикого отвращения, не то от грязных желаний, в которых он сейчас бы ни за что не признался даже самому себе. — А наутро ты молчал и притворялся гребаным девственником. Скажи мне, Нэлл, почему? Крыло Рассвета почти перестал дышать, ведь каждый вдох отдавался нестерпимой болью в передавленной рукой Рина трахее, и сопротивляться, зная, что это бесполезно. Что он должен был сказать тому, кого любил? Правду? Или солгать во благо? Свое ли или Неопалимого — неважно, но солгать, чего Ринмар просто не терпел… Нет уж! Хочет убить, пусть убивает. Умереть от руки Рина, пожалуй, было лучшим выходом, ведь жизни без него Аранэлл больше не мыслил. — Ты хочешь знать, почему? — делая над собой значительное усилие, ядовито прохрипел Аранэлл, нарушив, тем самым, воцарившуюся в покоях минутой ранее гробовую тишину. — Да потому, что ты сам этого хотел… Рин. А в следующий миг дыхание паладина окончательно сбилось, прервалось на несколько долгих мучительных мгновений, когда кулак Неопалимого врезался ему под ребра, туда, где под цельной металлической пластиной нагрудника, начиналась связка из тонких кольчужных чешуек, переходящих в районе талии в латную юбку. — Мразь! — прорычал ему в ухо искаженный до неузнаваемости гулом крови в голове голос Ринмара. — Клянусь Светом, тебе не жить! Я убью тебя! Следующий тяжелый удар пришелся по лицу, в скулу, мгновенно оглушая еще не успевшего толком отдышаться рыцаря крови. А дальше Аранэлл уже с трудом соображал, что происходит, за все новыми острыми вспышками боли, градом обрушившимися на и без того истерзанное добровольным мученичеством тело. Рин бил его, что называется, от души. И если бы не латы, кости бывшего жреца уже давно затрещали бы. Сквозь взмахи кулаков, и глухие звуки ударов, в сознание син’дорай не могла просочиться ни одна мало-мальски здравая мысль. Крыло Рассвета с трудом узнавал в этом взбешенном диком звере, глаза которого застилала сейчас багровая пелена первобытной, раскаленной добела ярости, своего возлюбленного, доблестного воина Света, чье чувство справедливости всегда вызывало подневольное восхищение. У Аранэлла не было ни сил, ни желания сопротивляться, поэтому он просто терпеливо сносил побои. Напоследок Ринмар ударил действительно сильно, наотмашь, попав прямиком в угол красивого рта и основательно разбив при этом нижнюю губу бывшего компаньона, так что кровь окропила серые камни, а самого Нэлла практически сбило с ног, и вновь отбросило к стене. Еще пару минут Крыло Рассвета ожидал, что Рин-таки добьет его, но напрасно. Вместо этого Неопалимый внезапно пошатнулся, полуобезумевшим взглядом обшаривая комнату. Длинные волосы эльфа крови вновь растрепались, рассыпавшись по плечам и спине, и частично укрыв исказившееся мукой посеревшее лицо. Ринмар ухватился за стену, судорожно ощупывая перепачканными в крови руками с разбитыми о металл чужих доспехов костяшками, каменную кладку, словно в один миг лишился не только зрения, но и всех остальных чувств. Не успел Аранэлл толком понять, что происходит, как Ринмар медленно сполз вниз вдоль стены, обхватив голову руками и что-то невнятно бормоча себе под нос. — Нет, только не это, — еле слышно прошептал Аранэлл, ощущая знакомое покалывание в кончиках пальцев под перчатками, которое стремительно распространялось все выше по предплечьям, почти до самого локтя. Словно крошечные искры едкого алхимического пламени, крупицы жгучей боли вгрызались глубоко под кожу, пронзая раскаленными острыми иглами мышцы и кости. Нэллу вновь стало тяжело дышать, но причиной тому на этот раз было вовсе не саднящее горло, на котором уже проступили отчетливые следы чужого насилия, и не ноющие ушибы на ребрах. Грудную клетку, казалось, сдавили невидимые тиски, мешающие сделать вдох, а помещение начала быстро наводнять шелестящая, как омерзительное полчище насекомых, Тьма. И чем ближе она подбиралась, тем отчетливее звучал тот самый голос, который преследовал в такие моменты обоих паладинов. — Я не отдам тебя ему, Рин, — морщась от чужой боли, давно ставшей своей собственной, Крыло Рассвета потянулся к возлюбленному, попутно стаскивая с рук перчатки. Окружающий мир словно перестал существовать, исчезли все иные звуки, кроме навязчивого громкого шепота Испепелителя, приказывающего убивать, сквозь вой и плач сотен других голосов, ничтожного отголоска загубленных некогда душ. Аранэлл знал, что они с Рином остались одни в этой страшной Тьме. Ловушка в очередной раз захлопнулась, испытывая на прочность веру и праведность воинов Света. В наползающем мраке, что уже успел поглотить мерцание одинокой свечи, кисти бывшего жреца выделялись особенно ярко, излучая чистый золотой Свет. Свет спасения, Свет самой жизни. Но хватит ли и на этот раз сил выстоять или хрупкая бренная оболочка попросту не выдержит, получив последние свои стигматы?.. Крыло Рассвета ни на миг об этом не задумывался, притягивая к себе полубессознательного Ринмара. — Не отпущу, — выдохнул син’дорай, кладя руки на виски Неопалимого и отчаянно молясь Свету о спасении. — Не отдам… Теперь уже абсолютно все тело бывшего жреца вместе со сжигающим заживо жестоким жаром, охватило ослепительное сияние, позволив на считанные мгновения расправить двойные эфемерные крылья, сотканные из чистого Света мученика. Нэлл крепко зажмурил глаза, чувствуя, как буквально в прямом смысле утекает сквозь пальцы его жизненная сила. Так больно ему еще никогда не было, но он не издал ни звука, что есть силы кусая бледные разбитые губы. Секунда, другая… и Тьма отступила, схлынула темным прибоем, нехотя вернув окружающей действительности прежние краски, а реальности позволив обрести осязаемые границы. Внутренний жар резко сменился холодом, так что Аранэлла даже начало слегка познабливать, а к закономерно охватившей слабости присоединилось ощущение напитавшихся кровью повязок под доспехами. Едва светящимися пальцами, Аранэлл досадливо утер кровь в углу рта, что стекала тонкой струйкой вниз, капая на алую ткань гербовой накидки. Что-то подсказывало ему, что это далеко не единственная открывшаяся рана, которую сейчас не было возможности обработать или перевязать. Ринмар лежал на коленях целителя то ли без чувств, то ли погрузившись в глубокий сон, но выглядел паладин гораздо здоровее, чем до приступа безумия, как собственно здоровее и самого ангела-хранителя, осторожно склонившегося над ним. Несмотря ни на что, находиться рядом с Неопалимым после всех этих бесконечно долгих дней и длинных бессонных ночей в разлуке, было бесценно. Аранэлл прислушивался к размеренному, спокойному дыханию Рина, искренне радуясь такой возможности. Ему всегда нравилось засыпать под теплым боком возлюбленного, ощущая дыхание и биение сердца, зная, что хотя бы на пару часов, но тот принадлежит ему. Син’дорай понятия не имел сколько прошло времени, но двигаться с места не хотелось. После всего, что произошло, это, вероятно, была последняя их встреча наедине и на утро Рин без тени сожаления оттолкнет его, сжигая за собой все мосты в прошлое. Израненное и избитое тело болело, голова невнятно гудела, а веки смыкались, но Крыло Рассвета все никак не мог отвести взор от Ринмара. Не сумев совладать с внезапным порывом, рыцарь крови невесомо провел охваченной мягким золотым сиянием ладонью по колючей и небритой, но такой родной щеке. Будь у него чуть больше сил, он бы даже позволил себе коснуться золотистых ресниц или маленького родимого пятнышка под глазом Неопалимого, будь у него чуть больше решимости, он бы вновь, в последний раз, смог ощутить вкус любимых губ. Но как бы отчаянно Нэлл не боролся со сном, стремясь продлить и задержать ускользающие мгновения, крайнее физическое измождение взяло свое. Бывший жрец задремал, опершись спиной о стену и уронив тяжелую голову на плечо. Одна его кисть по-прежнему накрывала лоб Рина, а другая расположилась на широкой мужской груди, почти у самой кромки расстегнутой рубахи. Неопалимый, уже давно пришедший в себя и все это время попросту лежавший тихо, дабы избежать общения с бывшим компаньоном, приоткрыл глаза. Отголоски отвратительной слабости в мышцах постепенно угасали, а в голове прояснялось. Приятное, словно лучи утреннего солнца, тепло идущее от рук другого паладина неспешно растекалось по всему телу, унося прочь боль из обожженных конечностей. Впервые за последние две недели он вновь почувствовал себя, как прежде, почти здоровым и полным сил. Как в те времена, когда Нэлл ежедневно, после совместных вылазок на Аргус, лечил его раны и ожоги. «Нэлл… — Ринмар сфокусировал все еще слегка осоловелый взгляд на дремлющем целителе. — Жизнь несправедлива. Зачем же ты так поступил? Я безоговорочно верил тебе, и потому подпустил так непростительно близко. Мне никогда не понять, хотя, быть может…» Неопалимый нахмурился, всматриваясь в серое, совершенно исхудавшее и изнуренное лицо спящего. От фарфоровой утонченной красоты Крыла Рассвета осталась лишь бледная тень, что едва угадывалась в этих заострившихся до предела чертах, темных кругах под глазами, спекшихся разбитых и распухших губах. «Что же с тобой произошло, Саргерас тебя дери? — сонная одурь мигом слетела с Ринмара. — За те две недели, что меня не было, ты превратился в… это!» Сейчас, когда праведный гнев перестал слепить ему глаза, паладин, наконец, позволил себе увидеть, разглядеть то печальное зрелище, что являл собой Аранэлл. Ринмар приподнялся пристально глядя на Аранэлла. Синяки, на проглядывающей из-под высокого ворота гербовой накидки, изящной шее и рассеченная губа определенно были делом его рук. Иначе он не мог. Как когда-то с Лорелом… Да, история отчасти повторялась, но почему же тогда его никак не покидало ощущение, что на этот раз все иначе. Неопалимый опустил глаза, скользнув мимолетным взглядом по покрытой засохшими темными пятнами крови накидке Аранэлла, пока в поле его зрения не попали руки, не скрытые металлом латных перчаток. В тусклом, слабом мерцании свечи, кисти паладина казались совсем тонкими и полупрозрачными, излучающими в полутьме покоев бело-золотой чистый Свет. Ринмар не был особо силен в целительстве, но и до него, пусть медленно и с явным запозданием, начал доходить смысл происходящего. Уж не этот ли самый Свет он видел, когда Тьма Испепелителя подбиралась к нему совсем близко, грозя поглотить рассудок? Не он ли порой врывался в тревожные сны, полные ужасов и крови, успокаивая и обещая избавление? Не он ли снимал боль и усталость, когда паладин валился с ног после очередного сражения?.. — Идиот, — сердито выплюнул Ринмар. — Какой же ты идиот, Нэлл! Почерневшие, обожженные пальцы паладина словно сами собой, потянулись было к завораживающему свечению, окружающему руки целителя, подспудно желая их тепла и божественной благодати, но затем, в самый последний момент изменили направление, оказавшись прямиком у бледного лица. Кончик отросшего, острого ногтя почти коснулся припухлости от ушиба на нижней губе Крыла Рассвета, выражая подсознательное желание хотя бы минимального физического контакта. Ринмар прекрасно помнил каковы на вкус эти губы, какими они могут быть мягкими и податливыми, и в то же время непокорными и жадными. Подчиняясь наитию, Неопалимый приблизился, все еще борясь со странным, но таким знакомым влечением.  В этот момент длинные стрелки ресниц бывшего жреца слегка дрогнули, а с губ сорвался тихий мучительный вздох. Беспокойная дрема Аранэлла прервалась, неизбежно возвращая его в наполненную болью действительность.  Рыцарь крови медленно разомкнул тяжелые веки, однако увидев всего в нескольких сантиметрах от себя возлюбленного, казалось ничуть не удивился. Бесконечно уставший и какой-то совсем обреченный взгляд быстро сделался очень осмысленным, без малейшего намека на недавние объятья сна. Нэлл впервые глядел так открыто и искренне, позволяя истинным чувствам и эмоциям плескаться не то что в глубине мерцающих скверной глаз, а на самой их поверхности. Ни страха, ни прежней таинственности, ни малейшей искры надежды… Он больше ничего не ждал, ни о чем не просил, просто не сводил с Рина глаз, будто пытаясь навсегда запечатлеть в памяти любимые черты.  — Что все это значит? — глухо спросил Неопалимый, будучи тоже не в силах оторвать взгляд от бывшего друга. — Отвечай немедленно, Нэлл, я больше не потерплю ни вранья, ни недомолвок. Крыло Рассвета вновь вздохнул, медля с ответом, тяжело, сквозь боль ушибов и ран, втянув воздух в легкие. — Говори уже, мать твою, — потребовал Ринмар. — Это твой последний шанс все объяснить. Что ты с собой сотворил, упрямый ты ублюдок? Что с твоими руками, во имя Света? Аранэлл резко нахмурился, видимо, только сейчас осознав, что забыл про перчатки. Странное ощущение дежавю на миг овладело им. Не так давно он сам спрашивал у Рина нечто подобное, правда, при несколько иных обстоятельствах. Переведя чуть растерянный взгляд со своих светящихся кистей вновь на Ринмара, син’дорай открыл было рот, но Ринмар опередил его, верно угадав намерение уйти от ответа любым способом.  — Правду, я сказал! — прошипел Неопалимый, едва справившись с желанием вновь схватить Нэлла за подбородок и заставить глядеть прямо в глаза. «Сейчас или никогда», — это без труда читалось во взгляде возлюбленного, не оставляя бывшему жрецу никакого выбора.  Да, конечно, он мог бы попросту упрямо сжать губы и промолчать, сохранив свою мучительную, отчасти самоубийственную тайну, как собирался изначально, но это бы означало окончательно и навсегда потерять Рина. Поэтому он, все же, решился, хоть и не будучи до конца уверенным на какую натолкнется реакцию. — Это жертвенное благословение, — едва слышно проронил Аранэлл, опустив голову. — Мы с тобой связаны им. Твоя боль — моя боль. Твое безумие теперь и мое тоже…  — Зачем? — осведомился тот, с трудом веря своим ушам.  Масштабы сумасбродства и отчаянной храбрости Крыла Рассвета поражали. Рин никому и никогда бы не пожелал того, что переживал сам день ото дня, добровольно сжимая в обожженных руках рукоять легендарного меча. — Я не мог позволить тебе остаться наедине с проклятьем Испепелителя, не мог бросить тебя одного и позволить Свету угаснуть в твоей душе… — Но какого демона?! — мгновенно вскипел Неопалимый. — Кто тебе разрешил так поступать?! Я тебя об этом не просил! Если ждешь благодарности за свой идиотский поступок, то я не собираюсь… Да, он вообще, в принципе, был против того, чтобы Нэлл совал свой нос в это дело, но Аранэлл, очевидно, имел иную точку зрения. — Мне не нужны ни твои просьбы, ни благодарность, — твердо и решительно возразил ему целитель. — Я поступил так, потому что счел нужным. Это мое решение и ты не сможешь никак на него повлиять!  — Да как ты… — у Ринмара снова задрожали пальцы от невнятного порыва, мешающего в равных пропорциях стремление к насилию с жаждой интимных прикосновений.  — Да потому, что ты безответственный, неосмотрительный придурок, который не знает цену своей жизни! — выпалил Крыло Рассвета. — Поэтому не смей указывать мне, что и как я должен делать! Казалось, Ринмар готов был убить его на месте, но Аранэлл уже не мог остановиться, продолжая высказывать все, что наболело, невзирая на риск снова спровоцировать разрушительный гнев Рина: — Я не боюсь умереть, Рин, я прекрасно знаю о последствиях своей клятвы Свету. Как не боюсь и тебя. Свет либо покинет нас обоих, либо покончит с существованием своего служителя, что не сумел спасти того, кто… — Идиот! — вновь прорычал Неопалимый, хватая бывшего жреца за грудки и в мгновение ока притягивая к себе. — Я бы ненавидел тебя до конца жизни… если бы только мог. Последние слова син’дорай выдохнул уже в приоткрытые губы сородича. Он слишком истосковался, чтобы медлить, жадно и горячо сминая чужой рот, засасывая и покусывая разбитую губу Нэлла, слизывая с нее остатки крови. Тихие стоны боли тонко граничащей с наслаждением ласкали слух Ринмара, разжигая в теле нешуточную страсть. Аранэлл с небывалой готовностью впустил его язык в свой рот, позволяя хозяйничать там по своему усмотрению, подавлять и безраздельно властвовать, требуя полной взаимности. При этом Аранэлл умудрялся скользить своим пронырливым языком вдоль десен и внутренней поверхности щек возлюбленного, изредка касаясь чувствительной каймы губ.  Они впились друг в друга, как изголодавшиеся по плотским утехам животные, не в силах ни на миг оторваться, жадно сплетаясь языками и уже с трудом разбирая, где чьи губы и где чей язык, кто дарит поцелуи, а кто их принимает. • Влажное скольжение в глубине слившихся воедино ртов невероятно распаляло чувственность, как и пальцы Крыла Рассвета, нетерпеливо зарывающиеся в волосы на затылке, гладящие шею и явно стремящиеся забраться за распахнутый ворот рубахи. От любовника по-прежнему одуряюще пахло ладаном и магорозой, только на этот раз нежные ароматы почти перебивал тяжелый запах свежей крови, настолько отчетливый, что его никак нельзя было списать на ранку в углу рта, придающую глубокому поцелую терпкий металлический привкус. Вдоль позвоночника теплыми волнами то и дело прокатывалась все более отчетливая сладостная дрожь предвкушения, устремляющаяся прямиком к низу живота и наливающая твердостью мужское естество. Неопалимый и сам, пожалуй, не до конца понимал, насколько сильно ждал именно этого момента, когда прекрасный предатель вновь окажется в его объятьях, готовясь отдать всего себя без остатка. Желание… Оно сводило с ума, заставляя хотеть физической близости с Нэллом до ломоты в теле. В охватившем нетерпении, которое Ринмар целиком и полностью списывал на отсутствие нормальной сексуальной разрядки в течении полумесяца, он с трудом себя контролировал. Представлять себе Аранэлла уже вошло у него в стойкую привычку всякий раз, когда пальцы тянулись к топорщащемуся бугру на штанах, а затем торопливо доводили дело до логического завершения. Быстро вытащить Аранэлла из груды бело-золотистого металла, воздаятелю не составило практически никакого труда, даже несмотря на то, что доспехи были новыми, а сам Нэлл почти не помогал ему воевать с креплениями и стяжками брони, предпочитая целиком и полностью сдаться на милость сильным рукам.  — Чтоб тебя!.. — невольно вырвалось у Рина, когда глухое латное одеяние Аранэлла, жалобно звякнув о цельную каменную плиту, упало на пол.  Неопалимый даже замер на пару мгновений в нерешительности, расширившимися от шока глазами разглядывая белоснежную рубаху Аранэлла, в нескольких местах насквозь пропитавшуюся кровью. На губах его застыл вопрос немой вопрос, который просто нельзя было оставить без ответа. — Стигмы, — нехотя пояснил Аранэлл, стягивая через голову безнадежно испорченную одежду и позволяя любовнику созерцать широкие плотные бинты, с расплывшимися по ним ярко-алыми влажными пятнами, пересекающие грудную клетку и оба предплечья. — Всего лишь малая плата за то великое благо, что даровал Свет. «Сумасшедший» — явно читалось в глазах Ринмара, когда Нэлл потянулся к нему, расстегивая оставшиеся пуговицы на его рубахе и одновременно припадая горячим ртом к сияющей вязи татуировок на шее. По-кошачьи прикрыв глаза, син’дорай, принялся отслеживать ход тончайших линий кончиком языка, как делал уже не раз, в итоге запомнив практически наизусть всю сложную структуру рисунка. Неопалимый чуть откинул голову, позволив немного себя приласкать, а затем бескомпромиссно сгреб Аранэлла в охапку, прижимая его к себе.  Губы вновь нашли губы, ставшие нетерпеливыми пальцы заскользили все ниже по тесно льнущим друг к другу телам, на ощупь безошибочно разбираясь с застежками и ремнями, поэтому вскоре остатки одежды оказались на полу.  Рин словно заново открывал для себя ощущения телесной близости с мужчиной, прижимаясь так, что его возбужденная плоть будоражила горячими прикосновениями напряженный пах партнера, неспешно ведя раскрытыми ладонями по стройному подтянутому телу, пробуя на вкус покрытую мурашками светлую кожу. Запах крови вызывал непреодолимое желание прикусывать и до боли засасывать чувствительные места на шее и над ключицами, как и сминать жадными руками упругий соблазнительный зад. Хоть девичьей хрупкости и мягкости этому телу определенно и не доставало, оно отчего-то взывало к природным инстинктам едва ли не на порядок сильнее, чем женское, даже способное похвастаться поистине аппетитными формами. — Что ты со мной сотворил? — осипшим от вожделения голосом, спросил Ринмар, покрывая кусачими поцелуями изгиб шеи любовника.  «Я не спал больше ни с кем, после того, как прикоснулся к твоей заднице, — добавил уже про себя Ринмар, забираясь пальцами в ложбинку между чужих ягодиц. — Лучше бы я и дальше не осознавал, как ты сводишь с ума». Аранэлл же томительно выгибался в объятиях возлюбленного, потираясь бедрами о бедра и едва сдерживая возбужденные стоны, когда тот оставлял очередную любовную метку. Острые отросшие ногти и двухнедельная жесткая щетина Ринмара, слегка царапающие чувствительную кожу, разбавляли ощущения, придавая им особую пикантность, впрочем, как и куда более резкий, чем обычно, запах мужского пота, по-прежнему пьянящий терпким мускусом. Не желая ни на миг отпускать от себя, Неопалимый легко приподнял партнера над каменным полом, вынуждая оплести ногами его бедра.  — Ты ответишь мне за каждую упущенную возможность хорошо провести время с женщиной, — полушутливо полусерьезно заметил Рин, прижимая к себе вожделенное тело, которым он беспробудно грезил день за днем в разлуке. — Ты — мой Свет, — на староталассийском, которому годы назад учили их обоих в Храме, выдохнул Аранэлл, чуть прикусывая кончик длинного уха сородича. — Я буду принадлежать тебе до самого последнего своего вздоха и до последней капли крови. Пара шагов с драгоценной ношей вглубь покоев, и Ринмар мягко повалил Аранэлла на перину. Сомкнувшийся за воздаятелем полог словно отделил любовников от окружающей действительности, оставшейся по ту сторону всколыхнувшейся полупрозрачной завесы.  Крыло Рассвета смежил веки, ощущая резкий контраст между шелком простыни, приятно холодящим спину и обжигающими прикосновениями возлюбленного. Неопалимый больше не сдерживался, оставив в покое припухшие губы Аранэлла и на время переключившись на не прикрытые бинтами участки кожи. Аранэлл тихонько постанывал и извивался на постели, пока горячий влажный рот партнера истязал его, покусывая и облизывая не в меру чувствительные соски. В это же время сильные мужские пальцы уверенно и со знанием дела ласкали истекающий, льнущий к напряженному прессу член.  Однако, доведя любовника до практически невменяемого состояния, Ринмар внезапно остановился, слегка отстраняясь и по-хозяйски оглядывая распростертое под ним тело, как когда-то в тот самый первый памятный раз. Идеально белая кожа пересеченная окровавленными повязками и покрытая многочисленными синяками и засосами, которые имел право оставлять лишь он, отчетливые следы пальцев на тонкой шее, потемневшие от грубоватых ласк губы, соски и сочащаяся мутной влагой набухшая головка члена… Но несмотря на возбуждение, Нэлл все равно выглядел слабым и измученным, вынуждая Рина проявить чуть больше осторожности, чем обычно. Подтолкнув подходящую по размеру подушку под поясницу партнера, Ринмар потянулся к губам любовника.  Аранэлл послушно, без тени стыда, облизал вторгшиеся пальцы, чуть щекоча их кончиком языка, но затем прошептал: — Это не обязательно. Я уже успел привыкнуть к тебе, за то время, что мы… Ринмар прервал его торопливым глубоким поцелуем. Хоть он и все вспомнил, обсуждать это в открытую Неопалимый был еще совершенно не готов.  Устроившись между разведенных бедер любовника, син’дорай все же слегка смочил вожделенное место, и собственную, болезненно перенапряженную, горячо пульсирующую плоть слюной.  Дразняще потеревшись упругой головкой о чуть дрожащее и сжимающееся в предвкушении колечко мышц, и сполна при этом насладившись исключительно похотливым выражением красивого лица избранника, Рин надавил чуть сильнее, медленно входя.  Он давно заметил, что Нэлл слишком хорошо контролировал свое тело для неопытного или мало знакомого с однополой любовью мужчины, но старался не думать об этом, во избежание неприятных эмоций и ревности. Куда важнее был настоящий момент, чувство жаркой тесноты внутри, сладко сжимающей член при каждом размеренном неспешном движении, смешанное с осознанной, наконец, душевной привязанностью. Крыло Рассвета потянул его ближе к себе, обнимая за шею, и заставляя входить еще интенсивнее и глубже, делая тем самым ощущение единения гораздо более отчетливым, почти лишающим рассудка.  Неопалимый, со всей страстью, переполняющей тело, вбивался в далеко не девственное, но отчего-то потрясающе узкое нутро, поражаясь странной новизне вроде бы знакомых ощущений.  Аранэлл же, как и прежде, отдавался очень умело, крадя с любимых губ короткие кусачие поцелуи, скользя пальцами по крепким бицепсам и взмокшей широкой спине, оплетая бедрами напряженную поясницу, увитую золотистым орнаментом татуировки.  Подступающее наслаждение отдавалось остро-сладкой болью в зажатом между влажными от пота телами члене, так что син’дорай невольно выгибался навстречу партнеру, двигаясь вместе с ним в одном ритме и не сдерживая нетерпеливых стонов, когда чужая плоть в очередной раз цепляла внутри нужную точку.  Приближался к финалу и Рин, будучи больше не в силах замедлить или прекратить ставшие резкими и беспорядочными рывки собственных бедер. Удовольствие накатывало обжигающими тягучими волнами, отупляя, стирая грани всей гаммы переживаемых одномоментно чувств, заставляя сосредоточиться лишь на невероятно близкой разрядке. Ринмар уткнулся лицом в шею любовника, жадно впитывая знакомый будоражащий запах светлых волос и кожи. Сквозь тяжелое частое дыхание паладина то и дело рвались глухие полустоны, которые тот с трудом подавлял, покусывая выступающие ключицы Аранэлла. Проникнув между тесно сплетенными телами, пальцы Рина вновь обхватили жаждущую прикосновений чужую плоть, сразу взяв почти идеальный темп, так что Нэлл начал непроизвольно сжимать мышцы внутри, и без того плотно охватывающие крупный мужской орган.  Пронзившее рыцаря крови сладострастие было невероятно мощным. От него сводило не только пах, но и весь низ живота и даже бедра с поясницей, пока скопившееся от воздержания семя обильно выплескивалось внутрь горячего тела целителя. Ринмар с утробным рычанием еще некоторое время продолжал двигаться в исступлении, продлевая свое наслаждение и одновременно стимулируя партнера.  Толчок, еще один… Глубокие фрикции, казалось, пронизывали насквозь, а скользкие от его соков пальцы по-прежнему терли болезненно чувствительную головку. По коже Крыла Рассвета прошла крупная дрожь, предвещая скорый финал. После очередного толчка в простату он, наконец, ощутил долгожданную томительную судорогу в паху. Брызнувшая сперма оросила живот Нэлла и ладонь Рина, стекая с продолжающих смелые ласки обожженных пальцев. Бывший жрец, плохо понимая, что именно творит, прикрыв глаза, потянулся к возлюбленному, выпрашивая поцелуй. Тихонько постанывая от удовольствия прямо в целующие губы, Аранэлл внезапно осознал, что впервые за всю свою жизнь испытал чувство столь глубокого удовлетворения, как и желание разделить отголоски стихающего удовольствия с любовником.  Покинув начавшее расслабляться тело, Неопалимый по-прежнему лежал сверху, восстанавливая дыхание и мягко касаясь губами покрытой испариной кожи целителя.  Разомлев от тепла и приятной тяжести, прижимающей его к постели, Аранэлл не двигался, но вскоре боль в ранах и кровопотеря вновь начали напоминать о себе нехваткой воздуха.  Откинувшись на влажные смятые простыни, Ринмар решительно потянул к себе партнера, крепко обнимая за талию и поощряя пристроить растрепанную голову на широком плече или груди, чем тот не преминул воспользоваться. Сонно смежив веки, Крыло Рассвета отстраненно разглядывал слабо мерцающие линии татуировки на шее и бицепсе возлюбленного, изредка проводя по ним кончиками светящихся точно таким же неярким золотым светом пальцев.  Тяжелые запахи крови, пота и мужского семени, к которым примешивался тонкий аромат благовоний от подушек в изголовье, как и всегда после соития, слились воедино, окутывая странным ощущением комфорта, которое довершал гулкий стук сердца возлюбленного почти под самым ухом Нэлла.  Син’дорай не хотел думать о том, что Рин вот так же до него прижимал к себе женщин, и что будет так делать и после, но мысли упрямо просачивались в голову, словно кровь из ран через повязку.  Сомнения по-прежнему терзали душу, но что-то неразумное, но очень искреннее глубоко внутри не менее настойчиво убеждало верить этим сильным рукам, собственнически оглаживающим зад и слегка ноющую поясницу. Проведя ладонью по рельефным мышцам на груди и животе Ринмара, Аранэлл переключился на линии стремящиеся к паху. Прикасаться к ним всегда было особенно интимным действом, зачастую приводящим к куда большим непотребствам.  Не будь он столь ослаблен и измотан, они вполне могли бы заняться этим еще раз… Именно на этой мысли Нэлла и сморил сон и через пару минут паладин уже мерно посапывал, пряча лицо на груди возлюбленного. Ринмар, в отличие от своего ангела-хранителя, не спал, лежа в полудреме и продолжая с нажимом водить рукой по спине и ягодицам любовника. За последние полмесяца Аранэлл определенно потерял в весе, так что его нагое тело стало казаться почти таким же хрупким легким, как женское.  Неопалимый заставил себя приоткрыть глаза, скользнув пресыщенным, но по-прежнему вожделеющим взглядом по поджарому гибкому силуэту. Под сапфировой сенью полога, в полутьме покоев, разгоняемой одной лишь догорающей свечой, кожа бывшего жреца казалась белесо-призрачной, почти прозрачной. Рин нахмурился, заметив, что бинты на теле Нэлла напитались кровью и сделались насыщенно-алыми, а кое-где из-под повязок кровь даже пролилась на постель. — Эй, — паладин коснулся щеки сородича, проведя пальцами до разбитого угла рта, откуда-то зная, что тот всегда спал чутко.  Но на этот раз Крыло Рассвета даже не шелохнулся, едва щекоча слабым дыханием губы склонившегося к нему мужчины. Ринмар осторожно переложил партнера со своего плеча на подушки, надеясь привести его в чувство, и только тогда заметил алые пятна на своей груди.  «Кровь? — син’дорай присел на постели, поднеся почерневшие от проклятья Испепелителя пальцы к самому лицу. — Во имя Света, тоже в крови!» Переведя взгляд на Аранэлла, он отчетливо разглядел тонкую темную струйку, стекающую из угла рта по неестественно бледной щеке. — Не смей, Саргерас тебя подери, — пробормотал себе под нос Неопалимый, чувствуя, как страх липкими щупальцами медленно тянется к его сознанию. Он уже давно не ощущал ничего подобного, даже начав ошибочно полагать, что сумел искоренить в себе это вполне естественное чувство, как таковое.  — Не смей оставлять меня, Нэлл… Обрести, чтобы сразу же потерять? Слишком жестоко для того, кто с таким трудом шел к принятию своих чувств.  На несколько мучительно долгих минут он замер в растерянности, наблюдая за тем, как ставший вдруг таким дорогим Аранэлл медленно истекает кровью из вновь открывшихся ран, пачкая уже и постельное белье.  Ситуация явно не располагала к тому, чтобы звать на помощь орденских целителей, ведь застань кто в его покоях другого паладина, обнаженного и в луже крови, то им обоим проще сразу покинуть Орден, дабы избежать публичного порицания и позора. Но и оставлять все, как есть, определенно было нельзя, ведь Нэлл в таком состоянии никак не мог помочь самому себе. И Ринмар сделал то, чего уж точно от себя не ждал, и чего не делал уже очень давно. Дотронувшись губами до чужого лба, Ринмар торопливо зашептал полузабытые слова смиренной молитвы. Он до последнего опасался что-то перепутать или забыть, ибо ему не так часто приходилось просить Свет именно об исцелении, а не о силе или священной ярости. К тому же, с самой юности, его целительские способности, мягко говоря, оставляли желать лучшего, и потому их едва хватало, чтобы лечить собственные совсем уж мелкие, незначительные раны или царапины.  Закончив молиться, Ринмар еще несколько секунд нетерпеливо ждал эффекта, однако ничего не происходило.  — Да чтоб тебя! — в сердцах выругался рыцарь крови, глядя на руки Аранэлла, которые, в отличие от его собственных, продолжали лучиться Светом. — Почему ты не слышишь, когда так необходим?! Я не знаю, что этот идиот тебе наобещал, да меня это и не волнует, но я не могу его отпустить! Не могу отдать никому… даже тебе! Неопалимый мягко поцеловал окровавленные губы Нэлла: — В этой жертве не будет смысла, если ты заберешь его у меня, потому что я… Ринмар запнулся на полуслове, не в силах закончить фразу, но это и не потребовалось, обожженные кисти, лежащие на груди Крыла Рассвета, охватило постепенно разгорающееся золотое свечение. Свет внял его внезапному откровению, растекаясь по израненному телу Аранэлла, и затягивая самые глубокие и опасные для жизни стигмы, что крылись под повязками. Вспышка благодати была мощной, но кратковременной. На большее у Ринмара, при всем желании, не хватило бы сил, даже не будь он сам в столь плачевном состоянии, но и этого к счастью вполне хватило, чтобы остановить кровотечение. Стараясь не обращать внимания на противную дрожь в руках и накатившую снова слабость, Рин повторно осмотрел пришедшие почти в полную негодность повязки, убеждаясь, что прикосновение Света возымело достаточный эффект, но снимать бинты он так и не решился, верно рассудив, что наутро это будет сделать куда разумнее. Вместо этого, Неопалимый вытянул из изножья одно из одеял и аккуратно укрыл любовника. Аранэлл во сне перевернулся на бок и ощутимо поежился, тем самым сразу отметая идею Ринмара укрыться другим одеялом, дабы не тревожить чужие раны. Не раздумывая, паладин набросил сверху еще и шкуру прыголапа, а затем скользнул ближе к Аранэллу, прижимаясь всем телом сзади и крепко обнимая.  Зимой по ночам в покоях лорда часто бывало прохладно, поэтому спать подобным образом было не только практично, но и достаточно приятно.  Вскоре Нэлл согрелся и окончательно расслабился в объятьях возлюбленного, в полудреме нащупав тяжелую руку, лежащую поперек талии и, по успевшей устояться привычке, сплетя свои светящиеся благодатью пальцы с обожжеными пальцами Рина. Затрещав, свеча на столике таки догорела, погрузив комнату в практически полный мрак, и только после этого Ринмар позволил себе провалиться в глубокий сон без сновидений, наконец-то за последние две недели ощущая себя абсолютно на своем месте.