Азерот: обратная сторона войны

Косые солнечные лучи ложились яркими пятнами на мощенную белым камнем узкую дорожку, путаясь в пожухшей листве над головой, сонно растекаясь вдоль обочин и среди изрядно запущенных клумб с колючими розовыми кустами, рассыпаясь мелкими осколками в густой траве. В воздухе пахло осенью, лёгкой горечью увядания и терпкой сладостью больших багровых бутонов, которыми пестрили садовые кустарники. Однако едва ощутимый, свежий восточный ветер то и дело доносил откуда-то издали тревожный запах костров и дорожной пыли, тех самых дальних странствий, что давно и надолго оторвали его от дома. Он стал здесь совсем чужим. Это следовало, наконец, признать. Этот большой дом, фамильное гнездо, в котором обитали несколько поколений его рода, сменяя друг друга, больше не был прежним, этот сад, где мать выращивала свои розы, давно зарос бурьяном, и тоже не был прежним, не был прежним Луносвет, да и весь Кель’Талас. Но, что самое главное, не был прежним он сам. Аранэлл глубоко вдохнул влажный от едва рассеявшегося тумана воздух. Для полудня было достаточно прохладно, несмотря на ярко сияющее сквозь шелестящую сень листвы солнце. В Кель’Таласе никогда не бывало настоящих суровых зим, однако дыхание поздней осени ощущалось время от времени даже здесь, в самом сердце эльфийских земель. Паладин, сложив за спиной привычно зябнущие на ветру руки, медленно брел по дорожке вглубь сада. Под ногами, практически скрытыми подолом длинной жреческой мантии, тихо и печально шуршали прошлогодние листья, которым то и дело составляли компанию более молодые, но уже основательно тронутые сезонным увяданием собратья, облетающие с окрестных деревьев. Налетевший внезапно порыв ветра, закруживший в воздухе очередную партию умирающих листьев и приведший в лёгкий беспорядок светлые длинные пряди на голове Аранэлла, заставил его невольно поежиться и в очередной раз подумать о забытых в холле перчатках. Однако как только вихрь улёгся, и резкий пронизывающий холод вновь сменился зыбким осенним теплом, Нэлл продолжил свой путь вглубь увядающего старого сада. Он провел в фамильном особняке, наедине с собой, своими мыслями и неизбежными воспоминаниями о прошлом, всего-то пару дней, но вынужденное одиночество, ловко замаскированное под добровольное уединение словно состарило его на пару десятков лет, вновь уронив на плечи неподъемный груз главы рода. Он не хотел думать о том, что не оправдал надежд отца, некогда Старшего Придворного Целителя и просто талантливого жреца, имя которого было хорошо известно в Кель’Таласе… но висящий в просторном пыльном холле семейный портрет, с которого на него строго глядели лазурные глаза Астариэна Крыло Рассвета, то и дело напоминал ему о том, что он во всех смыслах оборвал древнюю жреческую династию, чистотой крови которой так гордился ныне покойный родитель. Сам того не желая, Нэлл нервно закусил побелевшие губы, бесцельно разглядывая то золотую вышивку на собственном жемчужно-сером подоле, то белую каменную кладку под ногами, сквозь которую, то тут то там, пробивались прихваченные первыми ночными заморозками пучки травы. Он должен был занять место отца, но предпочел пойти своей дорогой. Позволить себе хоть на миг начать сожалеть о когда-то принятом решении было бы слишком большой роскошью, да и полным лицемерием к тому же. Да, он был действительно виноват в том, что сейчас некогда процветающий род медленно угасал, умирая словно прекрасные садовые розы, о которых при жизни так заботилась его мать, Эландрис. Аранэлл вновь чувствовал вину за брата. Он сам сделал его таким, каким Алариан был сейчас. Он сам оборвал их род на корню своей совершенно дурацкой пьяной выходкой. А Эстелирэль… нет, о ней он даже не хотел вспоминать. Кузина по-прежнему была позором, несмываемым грязным пятном на их роду. Женщина, грубо нарушившая семейные традиции, ослушавшаяся его, хоть тогда ещё и совсем юного, но главу рода, все никак не могла успокоиться. Теперь, по слухам, она стала матерью ребенка, зачатого на стороне, уж точно не от мужа, много лет тому назад, ставшего слугой Короля-Лича. Отвратительно. Недостойно. Недопустимо. Нэлл скривил губы, но затем выдавил из себя болезненный смешок. Но что он мог изменить? Да и хотел ли вообще этих перемен?.. Положа руку на сердце, он не собирался задерживаться в Луносвете настолько долго, чтобы хоть кому-то могла прийти в голову мысль о его намерении возложить на себя обязанности Старшего Целителя или, упаси Свет, «остепениться». «Плохой из меня глава рода» — пробормотал себе под нос паладин, интуитивно сворачивая на очередной развилке. Тропа, за несколько долгих лет заросшая разнотравьем, то и дело изгибалась, прерывалась и петляла между плодовых деревьев, но он не боялся сбиться с пути. Ноги, словно сами собой несли блудного сына вглубь сада, туда, где очень давно его отец приказал заложить крошечную часовню. Место почитания Света, святилище, куда Астариэн приходил помолиться и провести время в раздумьях. При жизни родителя Аранэлл бывал там очень редко, и исключительно с разрешения главы семейства. Однако после того, как нашествие Плети обрушило на хрупкие плечи юного жреца ответственность за судьбу рода и будущее кузины и младшего брата, часовня, пусть и ненадолго, стала его вторым домом, практически убежищем. И вскоре впереди, среди покрытых мхом стволов и частично осыпавшихся древесных крон, показались знакомые очертания. Обнаружив, что белоснежные стены и гладкие колонны, подпирающие полукруглый купол крыши, из шлифованного до матового совершенства камня практически не тронули сырость и ветра, Нэлл невольно вздохнул с облегчением. Правда, подойдя чуть ближе он таки обнаружил, что здание успело слегка «одичать». В фундамент кое-где успели вгрызться мелкие звездочки мха-камнетеса, а колонны сверху донизу увили малахитово-зеленые густые, спутанные лозы плюща. Замерев ненадолго у входа, словно в нерешительности, Крыло Рассвета наконец протянул руку, и толкнул чуть приоткрытую дверь. Однако та даже и не думала так легко поддаваться. Несмотря на давным давно сбитый, не иначе как мародерами во время его продолжительного отсутствия, замок, дверь плотно засела в проёме, словно успела врасти в каменный порог. Нахмурившись, паладин толкнул чуть сильнее. Безрезультатно. Внезапный приступ злости на самого себя, всколыхнул все его нутро. Каким же бесполезным и беспомощным он показался себе сейчас, стоящий в одиночестве на холодном ветру, в тонкой шелковой мантии, перед закрытой дверью. Как когда-то, в далёком детстве, когда он первый и последний раз в жизни опоздал на молитву, засмотревшись на птиц, свивших гнездо в зарослях кустарника. Отец ушел, и запер двери в часовню, заставив маленького сына, что уже пару лет как был послушником в Храме Света, ощутить себя неприкаянным, бесконечно виноватым, провинившимся не столько перед строгим родителем, сколько перед самим Светом. В слепом стремлении во что бы то ни стало скрыться от тяжёлых воспоминаний, Нэлл, поддавшись порыву, что было силы навалился на тяжёлую дверь. Им почти овладело отчаяние, отвратительно сильно напоминающее то самое, детское, когда грузная плита все же «сжалилась» и с протяжным скрежетом камня о камень отъехала в сторону почти до половины. «Я больше не повторю прежних ошибок» — сказал он сам себе, ощущая, как стынет на ветру выступившая было на лбу и между лопаток испарина. Придя сюда, он рассчитывал, что больше не встретит этого маленького испуганного мальчика, себя прежнего, потерявшегося в бесконечном потоке быстротечного времени, но ощущения, как ни странно, говорили ему об обратном. Часовня встретила его тишиной, неуютным серым полумраком и полным запустением. Потоки ветра, беспрепятственно врывающегося сквозь узкие оконца под самым потолком, наполняли небольшое помещение громким свистом, что эхом отдавался от гулких стен и куполообразного свода крыши. Из прежнего убранства в часовне осталась лишь парочка каменных резных скамей у стены, да, собственно, алтарь с ведущими к нему несколькими широкими ступенями. Всю обстановку покрывал толстый слой пыли, и случайно занесённых сюда ветром с улицы сухих листьев. Это место давно лишилось былого великолепия. Пропали гобелены со стен, ковры, дорогие церемониальные чаши и подсвечники из глубоких ниш, даже инкрустация на алтаре, теперь пестрящем многочисленными уродливыми сколами, пострадала. Грабители не пощадили его, старательно выковыривая большие полудрагоценные кристаллы из основы — белого мрамора. Досталось и скульптурам у основания алтаря. Теперь в двух ростовых статуях, что ранее детально изображали основателей рода, с превеликим трудом угадывались прежние эльфийские черты. Все гнезда-инкрустации предсказуемо лишились камней, а с одежд и крыльев за спиной его предков была практически полностью стерта позолота. Пройдя вглубь помещения, паладин медленно поднялся по ступенькам к алтарю, не без сожаления и затаенной душевной боли разглядывая грубо изувеченные статуи. «Это ты во всем виноват, — произнес тихий, но невероятно отчётливый голос отца в его голове. — Однажды Свет покинет тебя, как ты когда-то покинул это место». — Ты не прав, отец, — выдохнул Аранэлл, коснувшись кончиками длинных тонких пальцев исцарапанной и растрескавшейся поверхности алтаря. — Свет указал мне на моё предназначение. Я всего лишь следую за своим солнцем. И если ему когда-нибудь суждено погаснуть, вместе с ним погружусь во мрак и я. Вновь переведя взгляд на статуи, Нэлл невольно содрогнулся. На какой-то миг ему показалось, что пустые глазницы безликих предков глядят на него с укоризной, с осуждением за сознательное решение прервать род, связав судьбу с мужчиной, чью жизнь он по воле судьбы ценил более жизни любого из живущих, даже более своей собственной, если уж на то пошло. — Даже если я виновен, — твердо произнес Крыло Рассвета, несмотря на внутреннюю дрожь не столько от холода, сколько от мучительной необходимости ворошить прошлое. — То не в этом. И потому мое место и мое искупление вовсе не здесь. Переступив порог оскверненной семейной часовни, паладин ещё допускал мысль о том, чтобы задержаться и вознести молитву Свету, как обещание новой «жизни» для этого места, но сейчас эта его решимость погасла столь же стремительно, как свеча на шквальном ветру. Он не зря подсознательно страшился этого места, где присутствие минувших поколений ощущалось невероятно отчётливо. Здесь больше не было прежнего гордого величия, не было чистого потока Света, что раньше лился откуда-то из-под крыши прямо на алтарь, рассыпаясь золотистыми бликами. Теперь здесь поселился тлен и упадок. Из каждого уголка часовни скрытого в полумраке и затянутого паутиной Аранэлл ощущал осуждение, он ощущал неприязнь, что доходила едва ли не до ненависти к нему, такому. Крыло Рассвета не очень-то любил «сказки» о разозленных призраках, что по досужим вымыслам зачастую обживают подобные места. Со своей совершенно рациональной позиции он считал, что бродячие неприкаянные души — это исключительно «заслуга» какого-нибудь некроманта или полусумасшедшего темного жреца… однако задерживаться в часовне после заката его вовсе не тянуло. С каждой минутой, что он проводил среди этих мрачных, молчаливых стен ему становилось все больше не по себе. Свет окончательно покинул часовню, а окружающая тьма все ближе подбиралась к нему. Вкрадчивая, осторожная, она ползла по каменным плитам пола к подножию алтаря, змеилась в удлиняющихся тенях, клубилась в темных стенных нишах, готовая вот-вот выплеснуться из них и затопить все окружающее пространство. Подчиняясь наитию, Аранэлл сбежал по ступеням алтаря и поспешно направился к выходу. Он не оглядывался, он избегал вслушиваться в завывание ветра за спиной, в котором ему отчего-то чудились гневные возгласы и потусторонние голоса, что проклинали его. Оказавшись снаружи, паладин тут же налег на дверную плиту, задвигая ее за собой, и только затем, привалившись разгоряченной спиной к стылому камню, поднял глаза к резко потемневшему за время его отсутствия, практически свинцовому преддождевому небу. Он понятия не имел сколько провел в часовне, а его попытка определить по положению солнца хотя бы приблизительное время тут же закончилась провалом. Погода испортилась настолько, что за матовой, темной пеленой туч нельзя было разобрать абсолютно ничего. Вихрь, швыряющий в лицо пыль и пригоршни опавших листьев, даже и не думал утихать, только теперь в воздухе ещё и отчётливо ощущалась холодная, липкая сырость, оставляющая на открытой коже тонкий слой влаги, тут же выстывающий на пронизывающем ветру. В межсезонье к капризам осенней погоды нужно было проявлять снисходительность и быть готовым в любой момент укрыться от дождя или ветра, однако пренебрегший этим простым правилом, паладин оказался буквально застигнут врасплох. Тонкая шелковая мантия, естественно, ничуть не спасала ни от холода, ни от ветра, ни от сырости. У него даже плаща с собой не было, чтобы прикрыть голову, и мгновенно озябшие спину и плечи. «Мне нужно в дом, сейчас же, — подумал про себя бывший жрец, уже не трудясь убирать с лица растрепавшиеся пряди. — Иначе…» Не успел он закончить мысль, как где-то в вышине глухо пророкотал гром, а очередной порыв ветра принес с собой первые крупные капли дождя, оставившие на рукаве и подоле его мантии небольшие мокрые пятна. Он не хотел вымокнуть, однако возможность переждать ливень под крышей часовни вообще не рассматривал в качестве варианта. Нет, нет и нет. И потому, собравшись с духом и стиснув зубы, чтобы откровенно не дрожать от холода, быстро зашагал вперёд. Но стоило ему пройти всего пару метров, выбравшись, как ему показалось, обратно на садовую тропу, как с неба обрушилась серая, ледяная завеса дождя. Он вымок почти мгновенно. За какие-то считанные минуты дождевая вода пропитала насквозь не только жреческое одеяние, но и исподнее, не оставив на паладине и сухой нитки. Холодно. Острые струи студеного ливня, направляемые и подгоняемые порывистым ветром, подобно стрелам били в спину, заставляя Аранэлла все прибавлять шаг, хотя за воющей и шумящей водной пеленой, окружившей его со всех сторон, он совсем не разбирал дороги. Шлепая по быстро налившимся глубоким лужам, коварно присыпанным кое-где опавшей листвой, он с досадой ощущал как хлюпает вода уже и в матерчатых туфлях. Наверное, промокнуть сильнее было невозможно по определению, чисто физически. Но самым досадным обстоятельством в этой ситуации было то, что он, кажется, умудрился заблудиться. Несмотря на то, что Крыло Рассвета двигался быстрым шагом, садовая тропа все вилась и вилась вперёд, периодически пропадая, но все никак не оканчиваясь и уж точно не выводя его к дому. Едва ли не плывущую в дождевой воде дорожку, тесно обступали все те же наполовину облетевшие деревья с шумящими на ветру лысеющими кронами и протяжно поскрипывающими старыми стволами. И вскоре в голове Аранэлла отчётливо укоренилась мысль, что старый сад его намеренно морочит, вынуждая ходить кругами. Не дожидаясь того момента, когда ноги от постоянной борьбы с разбушевавшейся стихией и быстрой ходьбы начнут гудеть, паладин остановился посреди тропы и поднял голову вверх, к темному низкому небу, позволяя дождю беспрепятственно себя поливать все новыми порциями воды. Мокрые волосы липли к лицу, а ставшая бесполезной одежда к телу. Он уже даже не дрожал. Будь Нэлл каким-нибудь суеверным орочьим или тролльским шаманом, в выдающиеся способности которых он не очень-то и верил по большому счету, он непременно решил бы, что духи предков, как и духи древней земли, на которой стояло родовое поместье, гневаются на него, однако, как паладин он был невероятно далек от всей этой ереси и не считал нужным мистифицировать происходящее. Ничего, кроме глухого раздражения от собственной недальновидности, он по-прежнему не испытывал. Однако же факт оставался фактом. Он заблудился в собственном саду. В том самом, где провел большую часть детства и юности, и который, казалось ему, знал как свои пять пальцев. И вместо того, чтобы греться и обсыхать у камина, негромко досадуя на превратности погоды и попивая горячее вино с пряностями, он все ещё торчал посреди запущенного дендрария, мокрый насквозь и понятия не имеющий, в какую сторону идти. — Что ж, значит придется ждать здесь, пока не закончится этот проклятый дождь, — с долей самоиронии вслух прокомментировал ситуацию паладин. А ситуация, как ни странно, отдавала полным идиотизмом. Но следовало все же признать, что он не так часто позволял себе попадать впросак. Ливень, тем временем, даже и не думал утихать, невольно заставляя паладина размышлять, что же делать, если его надежды на милость природы не оправдаются, и дождь не закончится до наступления темноты. Обречённо вздохнув, Нэлл снова побрел вперед, потому что стоять было почти столь же неприятно, как и идти, с той лишь разницей, что движение давало хоть какую-то слабую надежду найти выход. Но сколько бы он ни всматривался в шумящую стену дождя перед собой, он не видел абсолютно никаких ориентиров. Вдруг ему на миг показалось, что впереди он видит чей-то силуэт с сильно размытыми дождем очертаниями, в тех самых нескольких метрах от себя, куда ещё дотягивался сквозь потоки воды его напрягаемый изо всех сил взор. Сердце в груди тревожно ёкнуло, но Нэлл не позволил себе замедлить шаг. Теперь он уже с точностью мог сказать, что видит перед собой могучую фигуру в тяжёлых латах, окружённую едва заметной аурой, отталкивающей дождевые капли. Что это?.. Лёд на доспехах? Изморозь? Ветра Нордскола, что заставляют застывать слезы небес прямо в воздухе, до того, как они коснутся смертельно опасного для живых саронитового сплава?.. Он и без того замёрз настолько, что все мышцы его тела слегка онемели, но от незнакомца впереди, казалось, исходили волны настоящей стужи, пробирающей до костей. Не убежать, не спрятаться, не принять бой, ибо оружие осталось дома, в его покоях, вместе с полным облачением. Неужто сама смерть явилась за ним?.. Аранэлл почти различал черепа на доспехах и два двуручных меча за спиной своего убийцы. Владыка Смерти вдруг решил избавиться от него? Но зачем? И почему тогда выбрал в качестве исполнителя своей воли именно того, кого Нэлл менее всего хотел бы снова видеть?.. Рыцарь смерти, чьего лица он все ещё не мог различить под наброшенным на голову капюшоном, на ходу протянул к нему руку в массивной саронитовой перчатке. Мгновение и паладина сковало чувством нарастающего удушья, словно чьи-то стылые пальцы безжалостно сдавили его горло. Он больше не мог сделать вдох, не мог произнести ни слова, дабы призвать себе на помощь Великий Свет, он мог лишь часто моргая вглядываться в холодную тьму, что неотступно приближалась, намереваясь забрать его жизнь. Он отчаянно желал взглянуть в льдисто-синие глаза погибели, но зачем-то отвел поминутно туманящийся от асфиксии взгляд… Чтобы увидеть вовсе не свое, а слишком уж стройное и сухощавое для воина Света тело, окровавленный подол расшитой золотом белоснежной мантии… и, что самое ужасное, у своих ног бездыханное тело прекрасной эльфийки, чьё фарфорово-бледное, почти кукольное личико, нежно-розовый летящий наряд и цветы в платиново-белых длинных волосах были залиты алой кровью. — Эландрис, — задыхаясь и отплевываясь кровью прошипел едва слышно он, ощущая как трещат и ломаются под незримой хваткой рыцаря смерти ребра, причиняя дикую боль. — Я же приказал тебе уходить вместе с детьми…почему ты меня ослушалась?.. — Нэлл! Саргерас тебя дери! — знакомый голос внезапно ворвался в его сознание. — Нэлл, ты меня слышишь?! Паладин рассеянно моргнул, совершенно не видя лица говорившего, а затем, вместе с осознанием того, что его больше ничего не держит и уж тем паче не душит, сделал резкий шумный вдох и тут же закашлялся. — Да что с тобой? — раздалось снова практически возле самого его уха, и сильные руки, что до этого придерживали в районе талии, слегка тряхнули Аранэлла за плечи, намереваясь любыми доступными способами привести в чувство. — Что ты там такое бормочешь, никак не разберу? Наконец, немного отдышавшись, Нэлл поднял взгляд на своего спасителя. — Рин? — несколько неуверенно пробормотал он, все ещё находясь в плену жуткого видения и потому с трудом веря глазам. — Это действительно ты? — А кого ты, собственно, еще ожидал здесь увидеть? — вполне справедливо возмутился промокший ничуть не меньше, чем он сам, воздаятель. Вцепившись едва ли не мертвой хваткой, в предплечья стоящего рядом мужчины, Нэлл судорожно хватал ртом сырой воздух вперемешку с дождевыми каплями, ощущая собственное бешеное сердцебиение. — Что тут произошло? — заметно нахмурившись, вновь попытался выяснить хоть что-нибудь Ринмар. Однако Аранэлл по-прежнему молчал. Его била частая мелкая дрожь, а во взгляде необычайно ярких в полутьме золотых глаз, несмотря на искру узнавания, без труда читался всё ещё сковывающий паладина страх. — Так, идем отсюда, — принял решение Ринмар, которого неадекватное поведение партнера напрягало почти в той же мере, что и холодный осенний ливень. — Дома расскажешь. На всякий случай оглядевшись по сторонам, и не заметив вокруг ничего необычного, кроме мокнущих под дождем облетающих деревьев, Неопалимый покрепче ухватил Нэлла за запястье, и решительно повлек за собой, по тропе в сторону особняка. Однако, стоило ему сделать всего несколько широких шагов, как партнер внезапно остановился, и в следующий миг обвил его могучий торс руками, тесно прижимаясь сзади. Мокрый, холодный, крупно вздрагивающий, с выскакивающим из груди сердцем, Аранэлл хватался за Ринмара, как утопающий, пряча лицо во влажных прядях длинных волос где-то между лопаток. — Я так рад, что ты нашел меня, — чуть срывающимся голосом пробормотал Нэлл, щекоча горячим дыханием выстывшую кожу под мокрой одеждой. — Я рад, что ты вернулся за мной. Теперь сознание Аранэлла целиком затопило ощущение правильности происходящего, чего-то по-настоящему осязаемого, реального, того, что составляло неотъемлемую часть его мира и всегда вело к мыслям о предназначении, цели его существования. Возлюбленный. Ринмар. Его вера и его искупление. Отчасти его новая религия. Тот, кто был дарован ему самим Светом. И кто же тогда, как не он, должен был стать и его спасением? Ведь больше никто не способен был избавить его от теней прошлого, от гнетущего чувства вины, от навязчивых образов, тянущих стылые пальцы к его горлу и упрекающих за выбранный путь. Да ему действительно не стоило возвращаться к былому, даже мысленно, даже ненадолго, однако то, что его будущее и настоящее так вовремя оказалось рядом, чтобы протянуть руку помощи, вновь наполняло его душу Светом, прогоняя прочь холодные тени горестных воспоминаний. — Вообще-то у нас был уговор, что я заеду за тобой после обеда, — заметил между тем Ринмар, мягко, но настойчиво расцепляя обнимающие его руки. — Но ты, видимо, забыл об этом. И вообще, что за странная идея пойти бродить по саду в такую кошмарную погоду? Предсказуемо не получив ответа, Рин вновь взял за руку партнера, на этот раз сжав ледяные пальцы Нэлла в своей ладони. — Пойдем в дом, — настойчиво, как маленькому ребенку, повторил он Аранэллу. — Пора заканчивать нашу «замечательную» во всех смыслах прогулку. «И, клянусь Светом, я не отстану от тебя, пока не услышу объяснений» — мысленно добавил Неопалимый, вновь увлекая за собой партнера. На этот раз Нэлл больше не упирался и послушно перебирал ногами, шагая по размытой, присыпанной потемневшими мертвыми листьями тропе следом за Рином. К тому моменту, когда два промокших до нитки паладина переступили порог практически нежилого огромного особняка, зияющего даже в дождливом полумраке темными пустыми глазницами окон, Аранэлл окончательно пришел в себя. — Слугами, я так понимаю, тут и не пахнет, — вполголоса пробурчал Рин, захлопнув двустворчатую входную дверь, что, наконец, отделила их от разбушевавшейся стихии, и бегло оглядел утопающий в тенях длинный пустынный холл. — Раз в неделю тут бывает старая экономка, — вздохнув про себя, уже совершенно обычным своим тоном пояснил Нэлл, который вопреки желанию Ринмара расслышал каждое его слово. — Остальных слуг Алариан распустил ещё перед последним вторжением Легиона, когда решил отправиться вслед за мной, на Расколотые острова. — Ну хоть зарослей из паутины в углах нет и то славно, — усмехнулся Рин, пытаясь разрядить обстановку. — Здесь никто не живёт вот уже пару лет, — продолжил Нэлл, неспешно направившись вглубь помещения, к широкой лестнице, ведущей на второй этаж. — Поэтому я совершенно согласен с братом — нет никакого смысла держать целый штат прислуги, когда хозяев месяцами и годами нет дома. — Ты куда? — осведомился Ринмар, не желая отставать от партнёра и потому невольно подавшись следом. — Наверх, очевидно, — с лёгким сарказмом фыркнул в ответ Нэлл, едва поставив ногу первую ступень. — В моей комнате, в отличие от остальных, относительный порядок, а ещё есть дрова для растопки камина. Я не известил заранее экономку о своем приезде, но она оказалась куда более дальновидной и здравомыслящей, чем большинство женщин в ее преклонном возрасте. — Да уж, обсохнуть бы сейчас точно не помешало, — озвучил свои мысли Неопалимый, быстро нагнав Нэлла. — К тому же, исключительно по твоей вине, мне пришлось битых полчаса шататься по саду под этим проклятым дождем. Так что с тебя причитается. Аранэлл не счёл нужным комментировать услышанное, бросив через плечо лишь короткий и мимолётный, но очень теплый взгляд на идущего за ним Рина. Присутствие Неопалимого согревало. Да что там мелочиться, было необходимо ему, как воздух. И для того, чтобы это понять, вероятно, стоило пережить то, что пережил он. Однако же, минуя темный пролет и продуваемую сквозняками галерею, ведущую к хозяйским опочивальням, Аранэлл все равно старался не поднимать глаз, дабы не видеть лиц своих предков, изображённых на портретах, запечатлевших ни одно поколение рода Крыло Рассвета и, как и в его далёкой юности, висящих вдоль стен. Ему все так же продолжало казаться, что все эти бесчисленные чинные и строгие квель’дорай в богатых жреческих одеяниях взирают ему вслед с немым укором и осуждением. Пусть так. Пусть этому роду предстояло оборваться. На нем. Пусть эти древние стены, пережившие всех своих прежних владельцев, свято чтущих наследие, когда-нибудь окончательно опустеют. У него отныне был свой путь и он не собирался с него сходить. Свернув за угол и пройдя ещё немного вперёд, Нэлл решительно толкнул дверь в свою спальню, поспешно скрывшись за ней. Самый последний, пронзительно-лазурный взгляд со стены, устремлённый ему в спину, был, пожалуй, и самым родным и самым страшным одновременно. Отец осуждал его пуще прочих. Отец никогда бы его не простил. Ринмар зашёл следом за ним, и уютно хлопнувшая дверь будто бы вновь поставила жирную точку в конце очередной страницы прошлого Аранэлла. Дождливый серый сумрак равномерно заполнял комнату. В нем, плотном, но полупрозрачном, словно призрачный саван, тонули все предметы обстановки начиная от большой кровати с балдахином и заканчивая книжными полками в углах помещения. За время его отсутствия, в этой части поместья все так и осталось на своих местах. И даже делая в комнатах уборку, экономка, казалось, принципиально избегала переставлять или перемещать вещи. А учитывая ещё и то, что сам Нэлл в свои редкие визиты в Луносвет не всегда останавливался на ночлег в родовом гнезде, можно было с полной уверенностью сказать, что обстановка спальни была точно такой же, что и в день, когда он твердо решил отказаться от посоха и взять в руки меч. Ощутимо дрожа от холода, но стараясь не думать о мокрой одежде противно липнущей к телу, паладин принялся за растопку камина. Хоть это было и не то, чем он привык заниматься, хорошо просушенная старая древесина быстро занялась от первой же удачно высеченной искры. — Одежду придется снять, — не глядя на партнера, бросил Крыло Рассвета, как-то излишне сосредоточенно шевеля кочергой дрова в камине. — Простудиться перед отъездом — последнее, чего бы мне хотелось для нас обоих. — Чего ещё прикажешь, командир? — раздалось за его спиной насмешливое, но вполне благодушное. Сидящий на корточках у огня Нэлл отложил кочергу и поднялся на ноги. Оглядев с ног до головы воздаятеля, бывший жрец виновато поджал губы. Штаны, рубаху и наброшенный поверх нее совсем не по-осеннему лёгкий камзол можно было смело выжимать. Дорогая ткань настолько напиталась дождевой водой, что напрочь утратила весь свой первоначальный лоск и товарный вид. Впрочем, как и его собственная шелковая мантия. Уж что-что, а одеваться не по погоде они оба, видимо, умели просто превосходно. — Я сейчас дам тебе полотенце, — Аранэлл кривовато улыбнулся своим мыслям, при этом все же силясь сохранить максимально серьезный и сосредоточенный вид. — Давно пора, — кивнул в ответ Рин, проводив любовника долгим заинтересованным взглядом вплоть до стенной ниши. Из которой, через пару минут, Нэлл уже извлёк стопку сухих чистых полотенец. Выбрав самый большой и увесистый, на его взгляд, свёрток Крыло Рассвета незамедлительно вручил его Ринмару. А сам прошел вглубь комнаты и разместив свою ношу на краю застеленной покрывалом постели, скрылся ненадолго за плетёной ширмой, стаскивая с себя мокрые вещи, и попутно подсушивая волосы предусмотрительно прихваченным полотенцем. Более не заботясь своим безнадежно пострадавшим от уличной сырости внешним видом, Нэлл накинул прямо на озябшее нагое тело домашнюю мантию, по крою больше напоминающую роскошный вышитый халат, нежели простую повседневную вещь. Ему не хотелось больше оставаться одному, ни на минуту дольше, чем того требовала необходимость переодеться. Что-то в недрах подсознания, какой-то абсурдный, глубоко сидящий страх, сжимал все внутри. Он боялся, что если сейчас вдруг потеряет Ринмара из виду, то тот исчезнет точно так же, как и появился. Растворится в графитовом переливчатом сумраке, едва разгоняемом светом камина, вновь оставит его одного посреди руин прежней жизни. Однако Неопалимый, вопреки этим странным необъяснимым опасениям Нэлла, даже и не думал никуда пропадать. Насвистывая себе под нос хорошо знакомый старый мотивчик, Ринмар неспешно оборачивал вокруг бедер полотенце, а на полу предсказуемо громоздилась куча мокрого тряпья. На душе у Аранэлла заметно полегчало. Взяв из стопки ещё одно полотенце поменьше, он направился к Рину. В конце концов, роскошные волосы партнера по-прежнему были его заботой, особенно теперь, когда они проводили почти все свое время вместе. Необжитая комната, чьи каменные стены, затянутые гобеленами уже забыли звук живых голосов, никак не желала как следует прогреваться. Да и ветер с дождем, настойчиво стучащий в закрытые и зашторенные окна спальни, практически над самой кроватью, уюта не прибавлял. Поэтому Нэлл предпочел не препятствовать инициативе Рина, стащившего с кровати покрывало, и устроившегося на нем прямо возле камина. А пара теплых, сезонных одеял и вовсе исправили положение, укрыв их от вездесущих сквозняков, гуляющих по старому особняку. Успокоившийся и отогревшийся Нэлл, аккуратно, со знанием дела, промакивал сухой махровой тканью влажные, платиново-белые пряди волос любовника. Ринмар же в этот момент наслаждался тишиной, нарушаемой лишь потрескиванием золотистого пламени в камине и приглушенными, отдаленными звуками бушующей за окнами непогоды. — Ну и сколько по-твоему протянет это нелепое перемирие между Ордой и Альянсом? — вдруг неожиданно спросил Рин, жмуря золотистые глаза словно большой кот, от тепла и ощущения чужих пальцев ненавязчиво массирующих его затылок и виски. — Перемирие? — Аранэлл тихонько фыркнул, всем своим видом красноречиво выражая отношение к поднятой теме. — Что за слово такое странное? Никак не совместимое с нынешней ордынской дипломатией к тому же. Я бы назвал это передышкой, тактическим отступлением, но уж точно не перемирием. Не верю я в такие формулировки. Они коверкают смысл происходящего. — Я тоже, если честно, — Рин чуть нахмурился и кивнул. — Было куда проще, когда враги были врагами… — А не прятали за поддельной дешёвой улыбкой звериный оскал, — закончил за него Нэлл. Они оба снова ненадолго замолчали, думая каждый о своем, невольно вспоминая все то, что произошло с ними за последний год. Но ужасы Четвертой войны все равно не шли ни в какое сравнение с тем, что занозой засело в подсознании целителя. Крыло Рассвета все ещё время от времени просыпался по ночам в холодном поту, задыхаясь, и вздрагивая от старого кошмара, пережитого ещё во время последнего вторжения Легиона. И вовсе не собственная смерть страшила его. Он боялся потерять Рина. Боялся покинуть его в самый неподходящий момент. Боялся ледяной Тьмы, преследующей его самого по пятам с тех самых пор. Погрузившись в воспоминания, он совершенно выпал из реальности, при этом продолжая автоматически разминать уже широкие плечи и верхнюю часть спины партнёра… … Ночная тишина давно так не раздражала. Своей безысходностью, своим одиночеством, своей пустотой. Конечно же, Аранэллу не спалось. Он был один в странно гнетущем полумраке орденской библиотеки, что раньше успокаивал и умиротворял, приводил в порядок расшатанные нервы, даря бесценные минуты спокойствия. Едва уловимый запах книжной пыли и истаявшего воска оставлял на языке неприятный привкус, быстро набивший оскомину, глаза резало и жгло, так что строчки лежащей перед ним книги то и дело расплывались, заставляя все сильнее нервничать, унося с собой те жалкие остатки сосредоточенности, за которые он так отчаянно цеплялся. Аранэлл нахмурился и небрежно подцепил уголок страницы, намереваясь ее перевернуть, но коварная бумага неожиданно соскользнула, обжигая мимолетной болью подушечку пальца. Тихо ругнувшись по-талассийски, паладин невидяще оглядел небольшой, но глубокий порез, края которого уже окрасила выступившая алая кровь. Больно… Хоть какое-то чувство, что было чуть ярче той тягучей беспросветной черноты, обволакивающей день за днем плотным коконом сознание паладина. Но не успел он зацепиться неимоверно уставшим разумом за эту мысль, как боль начала стремительно затухать. Ну уж нет! Наполненные странным лихорадочным блеском зеленые глаза зло сощурились. Ухоженный острый ноготь вонзился прямо в ранку, нарочно разводя спавшиеся, было, края и вызывая новую вспышку спасительной острой боли. Крошечная струйка горячей крови стремительно сбежала вниз по поврежденной фаланге пальца, разбиваясь мелкими каплями о крышку стола. Боль… Обычная физическая боль. Волшебное ощущение. Она словно вернула Нэлла на краткий миг к жизни, настоящей, реальной, не тонущей в ежедневных кошмарах и опасениях, и другой боли, боли душевной, которая не утихала ни на миг, преследовала наяву и в беспокойном сне, которого Крыло Рассвета и так практически лишился. И хоть стигмы на его теле по-прежнему существовали, однако болели они совсем иначе. Не так остро, но изнуряюще, напоминая ежеминутно о том, ради кого Нэлл готов был отдать свою жизнь. Паладин понимал, что по-прежнему был нездоров. И даже в еще большей степени, чем до того, как возлюбленный покинул его, отправившись в едва ли не самое опасное место в Азероте. Порой ему казалось, что им постепенно овладевает безумие. Черно-багровая Тьма тянулась к нему жадными щупальцами из каждого угла, каждой трещины и оврага, удлиняя тени, крадя свет солнца днем, затмевая луны по ночам, заставляя пламя свечей в залах священной паладинской обители тускнеть и колыхаться, как на ветру. И он постоянно мерз. Словно чьи-то стылые пальцы то и дело пробегали по спине. Аранэллу чудились ледяные сквозняки гуляющие по оплоту, настолько холодные, будто ветра Нордскола, веющие над шпилями Цитадели Ледяной Короны. Полудрему Нэлла все чаще наполняли тревожные гулкие отзвуки чьих-то шагов, заставляющие замирать в неестественном страхе. Он задыхался во сне то от сырости и вони разложения, то от тяжелого запаха свежей крови, изредка сменяющегося пронзительной морозной свежестью, пробирающей до костей. Именно поэтому он боялся засыпать, избегал этого, как мог, позволяя себе дремать исключительно при свете дня. Он ждал пока вернется Рин. Надеялся, что как только Неопалимый покинет стены Акеруса, это безумие прекратится. Для них обоих. Владыка Смерти, на чьей совести было то самое проклятье, осквернившее на заре Вторжения Легиона легендарный Испепелитель и наделившее меч разрушительной силой, по-прежнему был опасен. И даже кровные узы, что связывали Ринмара с Бестерием отнюдь не были гарантией, что возлюбленному там не причинят вреда… С тех пор отголосок холодного страха поселился в душе Аранэлла, словно острый осколок льдинки, глубоко ранивший саму суть воина Света, и оставшийся в ране, не разрешая забыть, не позволяя освободиться, вынуждая замирать от неясных тревожных предчувствий всякий раз рядом с этим кошмарным неживым созданием, что когда-то было Ринмару любящим братом и примером для подражания. — Эй, ты меня слушаешь? — донеслось до ушей Нэлла, милосердно выдернув его, ушедшего в себя едва ли не с головой, из пучины воспоминаний. — Прости, я отвлекся, — честно признался Крыло Рассвета, глядя в глаза обернувшемуся к нему Рину. — О чем ты сейчас говорил? — Ты сегодня явно не в себе, — покачал головой воздаятель, но затем с лёгкой полуулыбкой добавил. — Сильнее, чем обычно, смею заметить. — На меня неважно действует здешняя атмосфера, — расплывчато ответил Нэлл, как и всегда, не желающий обременять партнёра своими проблемами. — Видимо, не стоило так сильно запускать особняк… — Ага, как же, — однако на лице Неопалимого в этот миг отчетливо читалось недоверие и настойчивое стремление максимально прояснить ситуацию. — Давай, расскажи мне в очередной раз, что ты не выспался, или просто не в настроении. Ты ведь отлично знаешь, что пичкать меня полуправдой не выйдет. У тебя-то уж точно. Аранэлл вздохнул, но весомого внутреннего довода рассказывать о своих видениях в семейной часовне, а затем и в мокнущем под дождем саду, так в себе и не нашел. Все это было слишком. Даже для того, от кого целитель практически не держал секретов. — Я хочу знать, Саргерас тебя дери, что это было, там, на тропе? — спокойно, но крайне жёстко и бескомпромиссно, со сталью в голосе, спросил Рин. Именно этого вопроса Нэлл больше всего и опасался. Все ещё не зная, как ему поступить, бывший жрец отвёл взгляд. Мрачные тени и далекие видения из горестного прошлого смешались в его голове с жуткими, леденящими в жилах кровь, образами настоящего. Как это не прискорбно, но ему всегда теперь будет, что скрывать. И виной тому было их с Рином последнее, сравнительно недавнее столкновение с Бестерием перед самым окончанием Четвертой войны. И пусть его чувства к стоявшему за спиной Владыки Смерти бывшему воину, что был настолько же мертв, как и его господин, уже давно и окончательно остыли, канув в лету, тот самый «ледяной осколок» в душе паладина вновь начал причинять мучения, наполняя его сон, а иногда и явь, как сегодня, страшными видениями смерти, конца мира, угасающего последнего Света посреди вечной зимы. — Ну и? — не выдержал, наконец, Неопалимый. — Я, кажется, задал вопрос. И очень хотел бы получить на него ответ, уж не обессудь. Вразумительный, естественно. — Мне кое-что показалось, — недовольно поджав губы все же процедил Аранэлл, пытаясь на ходу рационализировать увиденное и пережитое, хоть ему и отчаянно не хотелось вспоминать. — Вероятно, из-за дождя. — Показалось? — Ринмар мгновенно насторожился. — Интересно, это что такого могло «показаться», чтобы так откровенно запаниковать? Да на тебе лица не было. Словно привидение увидел, честное слово. — Можно сказать и так, — натянуто улыбнулся Нэлл. — Мне просто приснился очередной кошмар. — Это как? — не унимался Неопалимый. — Ты у нас что, в друиды записался, не иначе, чтобы спать на ходу? Ничего не понимаю, если честно. — Мне сложно это объяснить, — тщательно подбирая слова ответил Нэлл. — Это место давит на меня. Заставляет мысленно возвращаться в прошлое. И некоторые образы порой обретают слишком реальные черты. — Это всего лишь старый дом, — заключил воздаятель, придвинувшись ближе и запустив пятерню во все ещё влажные золотистые волосы партнера. — По мне так, у тебя это все от того, что ты слишком мало спишь и, то и дело, торчишь по ночам над этими дурацкими трофейными книжонками из Стромгарда. Говорил я Рилаю, что надо было просто от них избавиться. Так нет же, переплет уж больно богатым им с Лансом показался, чтобы бросить гореть вместе с той Часовней. — Это не… — попытался возразить Нэлл, но Ринмар решительно его прервал. — Я что, совсем ослеп, по-твоему? Вы с Алом на пару вцепились в них чуть ли не зубами, едва только увидели! — Это очень старые и редкие жреческие тексты, — с тяжёлым вздохом пояснил целитель. — Которые чудом пережили сначала гибель Лордерона, а затем и упадок в Стромгарде. Им действительно нет цены. И если я не буду заниматься их переводом, то больше это делать будет некому. Мой младший брат вырос в реалиях Луносвета, ставшего частью Орды, и потому не настолько хорошо, как я, знает человеческие наречия. — И это, само собой, прекрасная причина гробить себя и доводить себя чуть ли не до галлюцинаций, бес тебя раздери! — рявкнул вышедший из себя Рин. Аранэлл благоразумно предпочел смолчать, отказавшись от заведомо проигрышного спора и позволив Неопалимому быстро остыть. — Я хочу, чтобы ты начал следить за своим здоровьем более тщательно, — уже спокойнее заметил ему Ринмар. — Либо это начну делать я, Нэлл. Без обид. — Я постараюсь, — Крыло Рассвета слабо улыбнулся в ответ, прекрасно осознавая, насколько сильно тревожится за него партнёр. — Обещаю. И хоть на этот раз видимая причина нашла сама себя, усыпив на время бдительность Рина, однако Нэлл-то знал, что корни проблемы кроются куда глубже. Он не желал терять рассудок, он всего лишь хотел оставаться рядом с тем, кого любил. И он все ещё верил, что сумеет найти способ избавиться от терзающих его кошмаров, до того, как они окончательно сведут его с ума или убьют, если такое вдруг было возможно. Он должен был бороться. Должен был отыскать в себе силы. Ради того чистого Света, что однажды сумел спасти и сберечь в своей второй половине. Завороженно глядя на партнера, окружённого теплым мерцающим ореолом из отсветов пляшущего в камине огня, Аранэлл потянулся к Рину. Чтобы в очередной раз дотронуться губами до матового золота татуировок на шее, чтобы провести раскрытыми ладонями по исчерченной в нескольких местах глубокими старыми шрамами коже, чтобы вновь ощутить, как сильные мужские руки крепко обнимают за талию, гладят по спине, настойчиво тянут прочь ненужную одежду. В такие минуты ему всегда искренне хотелось раствориться в небывалом ощущении единства: мыслей, чувств, едва соприкоснувшихся, но уже готовых к слиянию обнаженных тел. Нэлл жадно впитывал абсолютно все, что мог дать ему любовник. От жаркого шёпота на ухо, и влажных кусачих поцелуев, в изобилии рассыпающихся по шее и груди, до приятного веса могучего тела, придавливающего его к полу, знакомого запаха и гулкого частого сердцебиения. Но прежде чем окунуться в одуряющую, туманящую рассудок, всепоглощающую страсть, Нэлл стремился сполна насладиться прелюдией, предвкушением близости, едва сдерживаемым обоюдным, все нарастающим желанием. Без остатка принадлежать Неопалимому показалось ему в этот миг едва ли не самой правильной вещью в этом изменчивом мире. Ринмар был здесь, с ним. Реальный и вполне осязаемый. Его надёжный плот в темных, мутных водах подступившего сегодня так непростительно близко безумия, его неразрывная связь с настоящим, его надежда на будущее. Прикрыв глаза, Аранэлл прижался теснее. Рин был тем, кто наполнил его жизнь истинным смыслом.