18.
На восстановление сил уходит чуть больше трех месяцев. Может все дело в инфекции, сгубившей полдивизии, а может в голоде и невыносимой жаре, но Себастиан без конца злится. Как часто делал это дома. Срывается на всех. Особенно достается японцам. И все бы ничего, но такой жестокости Брок увидеть не ожидал. Он пугается, долго выясняет, что же случилось, но потом сдается. Война меняет всех. Это он понял, впервые увидев своего друга после его внезапного воскрешения. Себастиан и Брок спят в одной палатке, остальные солдаты, медицинские блиндажи и командование расположились немного поодаль. Брок понимает, что у парнишки начались кошмары, когда вскакивает среди ночи от крика. Ужасные кровавые картинки, сотворенные им за месяцы войны, мучают слишком впечатлительного музыканта. Себастиан просыпается в холодном поту, его трясет, на щеках блестят слезы. В эти моменты, не зная как привести друга в чувство, Брок поет. Каждую ночь, когда приходят кошмары, Брок обнимает его, баюкает, как маленького и тихонько напевает какую-нибудь песенку, отдаленно напоминающую колыбельные Джулии Райт. Командование требует прекратить отпуск, начать наступательные операции. Примерно к марту 1943 года они вновь перемещаются на Лусон. Когда они натыкаются на отряд японцев, никто не удивляется. Разведка не подвела. Засаду ждали, только не знали где именно. Одно из зданий, не разрушенных войной, в котором лейтенант разглядел хорошее убежище, оказалось занято. Японцы не собирались сдаваться без боя. Молодой лейтенант теряется под натиском врагов. Брок приходит на помощь, командует отступать. Себастиан, недавно получивший новое звание, выходит из своего укрытия с винтовкой в руках. Патроны кончились, и толку от него больше нет, но у него есть идея. Оправившийся неделю назад после пулевого ранения в живот капрал Грин снова полез на рожон. Правда, на этот раз после согласования с вышестоящими лицами. Броку иногда кажется, что Себ просто коллекционирует ранения и скоро начнет делать ожерелье из пуль, которые из него вынимают. У них был отличный план: Себастиан, как мастер маскировки, подходит близко к вражеской позиции, показывается, отвлекает на себя внимание. Дает несколько секунд Броку и остальным залезть в окна с другой стороны здания. Уходит так же незаметно, как появляется, занимает позицию и прикрывает своих. Ключевое в этом плане — на что сержант несколько раз обращал пристально внимание — Себастиан выполняет свою часть и уходит, потому что после ранения и болезни силы не восстановились полностью. Он не может сражаться. Он не должен вступать в бой в одиночку. Японцы теснят их к окнам. Слишком много людей в замкнутом пространстве. Брок прячется за перевернутый стол, тащит в укрытие безрассудного Себастиана, не желающего отступать. Он стреляет почти без промахов. Наконец, приходит подкрепление в виде капитана Росса и его небольшого отряда. Брок снова по-идиотски подставляется, приняв за мертвого одного из японских солдат. Во второй раз ведь. Сам потом удивлялся своей невнимательности. Недобитый враг нападает со спины, старается перерезать глотку. Брок бы выстрелил, да патронов нет. Конечно, Себастиан тут же вмешивается. Выбирается из укрытия, оттаскивает японца буквально за волосы, втыкает ему в грудь его же нож. — Чем ты собрался отстреливаться, идиот? Матом? — ехидно спрашивает Себастиан, прикрывая, пока сержант перезаряжает пистолет. — Уходи! — кричит Брок. Но его не слышат, не слушают. Себ успевает положить одного, второго, а потом сам падает грудью на бетонный пол. Сжимает зубы, пыхтит, но поднимается. В итоге Брок не знает, действительно ли Себастиан помог ему или получил очередную порцию свинца просто так. Они переносят свой лагерь сюда тем же вечером. — У нас был план. Я приказал тебе уходить. Это был приказ! Приказ старшего по званию! — ругается Брок, меняя шагами комнату, оборудованную под медпункт, — Трибунал по тебе плачет! Рыдает! Себастиан рассеянно следит за его перемещениями. У него в крови сплошное обезболивающее. Он похож на маленького ребенка, наблюдающего за стайкой голубей в парке: хлопает ресницами, рот приоткрывает. Олененок. Такой нелепо-наивный в запачканной кровью форме. Нереальный. Брок подходит к кровати, приподнимает лохматую голову за подбородок, пытается найти хоть каплю понимания в пьяных глазах. Ничего. Пусто. Себастиан ловит большую горячую ладонь сержанта своей холодной. Улыбается глупо. — Теплый, — довольно тянет он. Брок слышит тихий шепот. Садится рядом, осторожно прижимает к себе, чтобы не потревожить свежие раны на бедре и левом боку. Целует в горячий лоб, укрывая до подбородка одеялом. Себастиана лихорадит. Он бредит: зовет своего друга, вспоминает бабушку, говорит о булочной, смеется пьяно. И не слышит, как беспомощно звучат слова сержанта, не видит, как Брок стирает со щеки слезы. Все-таки было проще, когда ему пришло письмо. Самостоятельно наблюдать, как медленно умирает любимый человек невозможно. Особенно невозможно было взглянуть в глаза лейтенанту, когда пришлось просить командование подыскать им нового снайпера. В итоге они не искали капралу замену, даже когда у них больше не было снайпера. — Все будет хорошо, родной. Мы справимся. Он почему-то думает о давно погибшем брате. О его дурацком английском акценте, который теперь появился и у него. Даже у Бастиана проскальзывает. Они все здесь чужие, далекие от родных мест. Иногда Себастиан мурлычет детские песенки на французском, разбирая свою винтовку. И где только научился? Брок сам частенько напевает какую-нибудь глупость на итальянском. Этого он понахватался у Денни, он был снайпером до появления Грина. А теперь они все немного говорят по-японски, улучшили немецкий почти до совершенства, вполне разборчиво треплются по-филиппински. Брок понимает, что скучает по матери, которая не написала ему ни одного письма за три года разлуки, по беседам с пожилой миссис Грин на старой кухне. Он скучает по родному Нью-Йорку. По дому. Он скучает по безопасности и покою. Хейли приходит много позже. Поправляет одеяло, стягивает тяжелые ботинки с ног сержанта. Проверяет температуру у раненого. Убедившись, что ничего не изменилось, она уходит. Впрочем, недалеко. Ей страшно оставить их одних, ведь неизвестно кто может ворваться к раненому снайперу. Девушка остается сторожить их сон за занавесом. Ей снится давно погибший муж. Он просит ее присматривать за этими двумя. Хейли кивает, обещает, что принцесса и ее рыцарь вернутся домой живыми. Муж улыбается ей, растворяясь в темноте. Утром Себастиан приходит в себя. Ест, пьет, грязно ругается, когда ему запрещают вставать. Брок не сводит глаз с пепельно-бледного лица. Наблюдает, как тот закусывает губу, теребит жетон. Напрягается весь, вытягивается струной на койке. Волнуется, ждет ведь, что начнут отчитывать. Собственно именно это Райт и собирается сделать, потому что Себастиан заслужил. — Еще раз ослушаешься приказа, и я обеспечу тебе тихий уютный штаб. Где-нибудь в глубоком тылу. Так далеко, что ни одна новость о войне не долетит. Ты меня понял? Себастиан напряженно кивает, не поднимая глаз. Дергает плечом — Брок знает, так парень загоняет свою упертость куда подальше. Капрал не собирается спорить. Голос звучит глухо: — Да, сэр. Брок уходит. У него куча дел помимо выхаживания раненого подопечного. С этим отлично справятся сестры. Вот как раз Хейли спешит сменить его. Брок направляется в штаб, примерить новые погоны сержант-майора. Он еще никому не сказал об этом. Но начальству упрямо рекомендует на свое прежнее место Грина. Капитан Росс лишь посмеивается на них, говорит, что сержант-майор не должен носиться со своим подчиненным, как курица-наседка. Брок вежливо просит его не лезть не в свое дело и возвращается к снайперу ближе к закату. — Все хорошо? — Да. — Правда? Он по лицу видит, как сомневается Себ, как он хочет сказать «нет», но лишь упрямо кивает, сжимает губы в тонкую полоску, закрывает глаза и откидывается на подушку. Он молчит весь остаток дня. Ест то, что предложат. Говорит то, что хотят услышать. Коротко и по делу. Засыпает, привалившись к плечу задремавшего Брока. А вечером опять начинается лихорадка. — Хуже? — сонно спрашивает Брок. — Нет, — стучит зубами парнишка, — Спи. — Разбуди меня, если соберёшься умереть. Лучше не становится. Снайпер обливается потом, мечется в бреду и чуть слышно стонет от боли. Брок не может больше заснуть, как не старается. Накрывает трясущееся тело вторым одеялом и выходит. Ему необходим воздух. — Что с ним, черт возьми? Брок зажал Хейли у медицинской палатки. Она успешно избегала его два дня. Но сейчас он не намерен отпускать ее, пока не получит ответы на свои вопросы. Девушка не знает, что делать. Она хорошо помнит состояние Райта, когда ему пришло то злополучное письмо. Услышать нечто подобное от нее будет еще хуже. — Заражение. Организм был ослаблен болезнью и ранением. Потом еще одним. Он слишком часто ловит пули, принадлежащие тебе, знаешь ли, — тяжело вздыхая, говорит она, — Он болен, Брок. Очень болен. Лекарств нет. Я не представляю, что делать, — и как контрольный в голову, — Есть шанс, что твой снайпер не доживет до утра… Хейли устала. Она работает в две смены, без отдыха, потому что раненых очень много, а врачей почти нет. Девушка, сжимает его плечо. Вздыхает сочувственно, но помочь больше ничем не может. Это убивает ее. Беспомощность убивает их обоих быстрее, чем инфекция губит капрала Грина. Брок врывается за ширму, врезается в стул, который кто-то оставил в проходе. Чертыхается, но не может сдержать ликующую улыбку. От грохота просыпается Себастиан. Он сонно моргает, а когда поднимает взгляд к лицу сержанта, перестает дышать. — Тебя переводят, — говорит Брок замершему на постели другу. — Не понял. — Чейз, наш знакомый капитан, друг Криса, пришлет за тобой самолет. Обещал, что скоро. Ты сядешь на него без возражений и скандалов! И полетишь во Францию. Там, по выздоровлению продолжишь службу. Брок не добавляет: «Только так ты останешься в живых», однако намек ясен. Себастиан не спорит. Не видит смысла. Он же не дурак, в конце концов. Чувствует, как жизнь по крупице покидает его. Руки слабые, не слушаются. Он собирает все силы, тянется к Броку. Легко очерчивает красивые, четкие скулы. Как во сне обрисовывает прохладными пальцами контур губ. Он знает ответ на свой вопрос, но не может не спросить. Голос скрипучий, едва слышный: — Ты не едешь? — Нет. Это слишком… знаешь. Я останусь с Хейли. Она обо мне позаботится. — Обязательно позабочусь, — согласно кивает только что появившаяся девушка. Себастиан пьет воду, терпит необходимые уколы с антибиотиками, которые совершенно не помогают. Он хотел спросить ее о чем-то важном очень давно, когда они только прибыли на Филиппины. Он не помнит. Глаза закрываются под мерный стук сердца сержанта. Но любопытство всегда было сильнее здравого смыла. — Тогда на корабле ты сказала кое-что. Назвала нас «несчастными пидорами». Не слишком красивое выражение для леди. Ты же леди, — сонно бормочет он, — Настоящая. — Он хотел сказать, что слышал эту фразу всего пару раз в жизни. От бабушки. И от одного парня. Только он говорил это с такой интонацией, как у тебя. Хейли хмурится, будто пытается подобрать слова. Брок знает это выражение. Успел выучить за три года совместной службы. Девушка не уверена в своем поступке, она не уверена, стоит ли отвечать. — Так говорил мой муж, — сдавшись, отвечает она. Райт вздергивает бровь. Себ в его руках шевелится, поворачивает голову. Хейли замечает их непонимание, передергивает плечами, поправляет капельницу и садится напротив кровати, на свой любимый складной стул. — Он рассказывал, что в его школе учились два мальчика, которые играли в лучших друзей, а потом полюбили друг друга. Они скрывали это от всех, даже от самих себя, чтобы защитить. «Принцесса и ее рыцарь». Мой муж не был хорошим человеком в детстве. Озлобленный на весь мир подросток избил одного из них, обвинив в проигрыше своей команды. Тощего, слабого паренька, музыканта кажется. Мол, капитан команды был занят не тем, чем следовало. Второй пришел отомстить. Сейчас уже не вспомню, почему он тогда пришел, хотел что-то забрать вроде бы. Ему тоже неслабо досталось. А через несколько лет этот самый музыкант спас мужу жизнь. Он говорил, что эти двое оказались героями, но все равно время от времени называл их «страдающими пидорами». Грубо, не спорю. Он защищал их, никогда не раскрывая имен даже мне. Это так нелепо. Когда я только увидела вас двоих, мне почему-то показалось, что муж говорил о вас. Она закрывает лицо руками. Воспоминания о погибшем муже не даются ей легко. Все еще больно. Брок узнает собственную историю со слов «принцесса и ее рыцарь», Себастиан под боком нервно посмеивается. Видимо тоже понимает, в чем дело. Вот это действительно нелепо. — Он пришел за нотами, — говорит парнишка, — То есть Брок пришел. Когда они избили меня, Брок решил постоять за мою честь, — смешок царапает горло, — А заодно вернуть ноты, которые они забрали. Как, говоришь, звали твоего мужа? — Джаред Милтон. Он погиб в 1941. В Африке. Себастиан осторожно выдыхает, сжимает до боли ладонь Брока. Он напуган, взволнован и ищет поддержки в надежных объятиях. Он поднимает голову, смотрит на девушку из-под упавших на лоб волос. То, что ее мужем оказывается ненавистный еще со школьной скамьи Джаред — не удивляет после рассказанной истории. Шокирует известие о его смерти и тот факт, что девчонка знала о них все это время. Знала и не рассказала никому. — Ты знала? — С самого начала, — подтверждает она, — С тех самых пор, как пришло письмо, где говорилось о твоей безвременной кончине. Хейли улыбается, наблюдая, как вытягивается лицо снайпера. Читать чужие письма нехорошо, но было бы глупо сопротивляться собственному любопытству, после увиденной реакции. Ее никто не осуждает. Девушка выходит, оставляя их наедине. Себастиан забывается беспокойным сном на груди своего сержанта. Брок обязательно расскажет ему о повышение. Обязательно еще раз скажет, как нуждался в нем все это время. И как было больно стоять в разрушенном баре и поднимать рюмку за погибшего друга, любимого. Но самолет прибывает раньше назначенного времени. — И на этом кукурузнике ты хочешь отправить меня в Европу? Себастиан придирчиво разглядывает гражданский самолет, присланный за ним капитаном Чейзом. Он не любит самолеты. Ни военную, ни гражданскую авиацию. Хотя, Брок думал, что после трагедии на «Перл-Харбор» его друг откажется близко к кораблю подходить. Но это же Себастиан. У него все ни как у людей. Сейчас он цепляется за сильные плечи своего командира, старается держаться в вертикальном положении. Силы покидают ослабленный организм. — Мы с тобой, как потерянные ноты. Только те выкинуты из песни, а мы из жизней друг друга. Пока мы не встретимся вновь, стройной мелодии не получится. Я буду скучать, не погибни здесь без меня, — шепчет Себ, утыкаясь носом ему в шею. — Пиши мне, Бастиан. Тут письма еще реже приходят. Но ты пиши. Я найду тебя, когда закончится война. Брок осторожно сгружает потерявшего сознание Себастиана на борт самолета. Поднимает на руки, будто невесту через порог нового дома переносит. В тот момент он действительно считает, что больше не увидит лучшего друга. — Позаботьтесь о нем, — просит он. Голос бессовестно дрожит. Солдат, закрепляющий бессознательное тело, кивает. Обещает доставить капрала Себастиана Грина в безопасный госпиталь где-то на юге оккупированной Франции. Самолет взлетает, как раз когда в их лагерь входят японские танки. Сержант-майор Райт возглавляет оборону периметра. Они несут колоссальные потери, но держатся до прибытия подкрепления.18.
26 февраля 2020 г. в 18:39