Потерянные ноты

19.

      Когда Хейли Милтон впервые видит рядового Райта, она думает, что его убьют в первом же бою. Слишком уж парень любит привлекать к себе всеобщее внимание. Расхаживает, гордо вскинув подбородок, расправив плечи. Птенец еще не оперившийся, необстрелянный. Рвется в бой, когда другие даже головы поднять боятся. В окоп не загонишь даже минометом.       Он так похож на ее коллегу, недавно погибшего близкого друга — Криса. Те же горящие глаза, та же ухмылка, те же ямочки на щеках, та же манера строить речь и биться до последнего. Да, она хорошо помнит его старшего брата, их дружбу с Джаредом. Теперь это кажется комичным.       Брок попадает в госпиталь после серьезного ранения в плечо, чуть руки не лишается. Врачи не верят, что он выкарабкается, а Хейли носится с ним, как с родным. Ее рвение поддерживает только один, тогда еще капитан, Чейз. Он чувствует себя обязанным оберегать младшего брата своего друга и человека, спасшего жизнь его сыну. Если б мог, он бы документально прикрепил ее сиделкой к рядовому Райту, который после этого боя получил свое первое повышение.       Они подружились как-то сразу. Очень легко. Улыбчивый и простой в общении паренек с окраин Нью-Йорка умел расположить к себе начальство, медсестер и простых солдат. Она пускала его в кладовку, прочесть полученные письма в одиночестве. Забирала его почту, когда он был на вылазках. Они стали чуть ли не самой обсуждаемой парой части — бравый зеленоглазый сержант и вдовствующая рыжеволосая медсестра с веснушками на носу. Всем было как-то все равно, что кроме дружбы и общих потерь их ничего не связывало. Каждый скорбел по своей любви.       Уже сержантом Райт возвращается в госпиталь под крыло заботливой вдовы, чьей фамилии не знал до сих пор. Хейли по привычке отдает ему полученное письмо, как только Брок открывает глаза. Тогда она узнает его самый страшный секрет. Понимает, что перед ней не машина для крушения фашистов, а живой человек, которому может быть больно, как бы он не храбрился. Она навсегда запомнит отчаянный… не крик даже — вой. А потом недельное молчание, ложно принятое за смирение. Брок больше не дырявил стены. Он дырявил фашистские головы с истеричными смешками и ухмылкой от уха до уха. В те тяжелые недели она всерьез беспокоилась за сохранность его рассудка.       Прочтенное тайком чужое письмо заставляет сердце болезненно сжаться. Она знала этих парней. Давно. Еще до войны. Муж ведь часто рассказывал о том, что вместе с ним учились двое «таких» ребят. И как она сразу не поняла? Не уловила связи. Наверное, потому что не знала имен. После признания, которое очень тяжело далось раздавленному горем сержанту, она полностью убеждается в том, что эти двое — герои рассказов ее покойного мужа. Она чувствует ответственность за них. Словно бы должна исправить ошибки Джареда, чтобы память о его проступках не омрачила память о его подвигах.       Когда Хейли Милтон впервые видит Себастиана Грина в бою, она думает, что он ей кажется. Не может быть здесь, среди всего этого кошмара такого, как он — слишком… человека. Она бинтует раненого бойца, заталкивает чужие вывалившиеся кишки обратно. Кругом немцы. Кровь. Взрывы. Крики. Брок ведет в атаку своих ребят, а снайпер пристраивается за взорванной машиной, замирает. Ветер раздувает не по уставу длинные волосы, приклад плотно прижат к плечу, сосредоточенный вид. Тонкие длинные пальцы спокойно лежат на крючке, ни один мускул не дрогнул. Он снимает немцев одного за другим, даже не шелохнувшись. А потом незаметно исчезает, меняя позицию. Будто видение.       Выстрелы стихают, парень поднимается. Брок подходит к нему. И в дыму не видно, если не знать, куда смотреть, но Хейли замечает, как сержант сжимает дрожащие пальцы, приглаживает растрепанные волосы. Она считает, что так выглядит любовь. А на следующий день они снова рвутся в бой с горящими глазами. Бьются бок о бок, прикрывая друг друга, не выпуская из виду ни на секунду.       Хейли каждый раз обмирает, когда они уходят на задание без нее. Без медицинской поддержки в принципе. Единственно, чего она боится так это того, что когда-нибудь дверь санчасти не распахнется от удара ноги Брока, и они не ввалятся внутрь грязные, уставшие, но с победными улыбками, букетом завядших полевых цветов и плиткой трофейного шоколада. Она боится, что будет день, когда дверь откроется медленно, и, выглянув, она не увидит за ней одного из них, а второй будет не в состоянии продолжать жить один. И все же больше всего она боится, что дверь вообще никогда не откроется. Но они работают как слаженный, идеально подогнанный механизм. Почти без ошибок. Аккуратно. Четко. Как идеально подобранные ноты в красивой слитной мелодии.       Теперь, на другом конце земли, провожая взглядом скрывающийся в облаках кукурузник, она может поклясться, что глаза молодого сержанта больше не горят. Будто свет надежды погас. Брок не верит в лучшее. Он не верит в их совместное возвращение. Он больше вообще ни во что не верит. Он видит, как палят по самолету японские зенитки, и крепче сжимает жетон на груди. Когда стальная птица скрывается за облаками, огонь в груди сержанта затухает.       Японские танки валят деревья. Рвутся снаряды. Люди кричат. Капитан уводит всех в джунгли. А парень уже не здесь. Он на борту самолета, вместе со своим умирающим лучший другом. Хейли сжимает его плечо. Кричит, что надо уходить. Сержант-майор будто только проснулся. Оглядывается по сторонам растерянно. Солдаты бегут, прижимая к себе оружие. Хейли хватает его за руку, тянет вслед за остальными. Они бегут без оглядки. А куда бежать-то? Они на острове, оккупированном императорскими войсками страны восходящего солнца. Им некуда бежать. И подкрепления ждать неоткуда. Брок останавливается. Встряхивается, прогоняя оцепенение. У него все еще есть работа. И сейчас она заключается в том, чтобы вернуть контроль над лагерем, собрать все силы и начать наступление в сторону столицы Филиппин. — Стоять! Прекратить бегство! — орет Райт, — Стоять!       Солдаты вмиг столбенеют. Замирают в движении. Подтягиваются ближе к командиру, только что в рот не заглядывают. Он приказывает им собраться, пересчитать боеприпасы и пойти в атаку. Они должны оборонять свои позиции, тем более, численное превосходство на их стороне. Они обязаны показать «япошкам», что с американской армией шутки плохи. — Мы вернемся назад и надерем им задницы!       Бойцы слушают и дружно соглашаются до тех пор, пока их не расталкивает капитан, приближаясь к Райту. — Ты не можешь приказывать моим людям! Надо уходить! Их танк нас в землю вомнет и не запнется, — рычит Росс. — Куда уходить, кэп? Там, на берегу, куда вы так рветесь — японцы в укреплениях сидят. Мы будем как на ладони. В лагере — японцы. Здесь кругом разъяренные японцы, у которых приказ — уничтожить нас любой ценой. Им плевать на свои жизни. Нам некуда бежать, капитан. Мы должны принять бой. Мы же американцы, да? Мы никогда не сдаемся без боя!       Бойцы вокруг согласно гудят, вскидывая вверх оружие. Хейли в сотый раз убеждается, что Брок мастерски умеет поднимать боевой дух. Ему надо в капитаны. Правда тогда он слишком многое на себя возьмет и не выдержит, сломается. Ответственность его убьет, а чувство вины сожрет изнутри. Сержант-майор Райт отдает приказ, и все, включая ее саму, безоговорочно подчиняются. Даже бровью не смеют оспорить его слова. Они верят ему, ведутся на внутренний огонь. Только ей одной известно, что Брок больше не горит. Ему некого здесь защищать, он просто делает то, что должен, чтобы не сойти с ума.       Они идут стройной линией с дистанцией в четыре метра между звеньями. Раненых укрыли ветками и оставили с ними одного часового. Хейли же решила, что если в бою кому-то понадобится помощь, она должна быть рядом. Поэтому вместо винтовки прижимает к себе потрепанную медицинскую сумку, шагая по правую руку от Брока, слева место занято другим человеком. Не ей его заменять.       Оставшиеся в лагере солдаты отстреливаются короткими очередями. Танк дырявит стены здания. Оно складывается, будто картонный дом. Брок отправляет Росса с горсткой людей в обход, чтобы те зашли сзади, застали врага врасплох. А он сам с остальными рвется вперед, отвлекать огонь на себя. Хейли семенит за ним. Он разве что за руку ее не тащит. Танк отвлекается от рухнувшего здания.       Первый снаряд пролетает мимо. Второй разрывается в десяти метрах, осыпая сержанта землей. Он отплевывается, отряхивает грязную форму. Велит солдатам рассредоточиться, укрыться и взять на себя устранение пулеметчиков. Он бросается на землю, закрывая собой девушку, когда один из снарядов взрывается совсем рядом. Осколок входит глубоко в лучевую кость, другой царапает спину. Несерьезно. Не страшно. — Жива? — спрашивает он, быстро вздергивая ее на ноги.       Медсестра кивает. Бросается вдруг в сторону, падает на колени перед раненым бойцом, принимается за работу. Брок оставляет ее одну. Бинтует окровавленную руку.       Парни никак не могут подобраться к пулеметчику. Он прячется в окне устоявшего здания, палит без перерыва. Вот где бы пригодился опытный снайпер — с безопасного расстояния снять цель и не подставляться. Но снайпера нет. Если повезет, к утру следующего дня, он будет во Франции. Брок слышит, как взрываются гранаты. Видит горящий танк. Значит, Росс вступил в бой. Без танка преимущество японцев теряется.       Он особо не задумывается над своими действиями. На составление детального плана нет времени. Он подбирается незамеченным к пулеметному гнезду, видимо, стрелок отвлекся на горящий танк. Пара гранат в окно — проблема решена. Вот только у Брока и мыслей не было, что пулеметчика без прикрытия не оставляют. Когда на него выскакивают два солдата, он может только материться. — Чертовы камикадзе! — шипит сержант.       У него из оружия только трофейный нож. Брок не любит рукопашный бой. Особенно один, против двоих. Он видит высокую фигуру капитана, маячившую вдали. Тот машет руками и раздает команды. Японцы отступают. Бросают раненых, бегут, как от пожара.       Когда у одного из нападавших в руке появляется пистолет, Брок не замечает. Его загнали в угол, помощи ждать неоткуда. Он мысленно прощается с миром, просит прощение у Себастиана, что ноты не соединятся в единую мелодию. Скрипичный ключ горит огнем на левой лопатке. Брок поднимает руки, делает вид, что сдается. Хочет подпустить поближе, а там уже может и повезти.       Вдруг слышится глухой выстрел и тихий девичий вскрик. Солдат, что стоит дальше от него замертво падает. За его спиной показывается Хейли. Девушка держит в дрожащих вытянутых руках пистолет. Второй нападавший оборачивается. Она не успевает даже ахнуть, он стреляет. Эта секундная заминка дает возможность Броку броситься вперед, вонзить короткое лезвие в шею, разрезая артерию. Японец захлебывается собственной кровью.       Хейли лежит на земле. Она дышит, и сержант уверен, что рана не серьезна. Но стоит ему подойти ближе, он понимает — девушка не выйдет отсюда живой. Он опускается на колени рядом с ней. Аккуратно вытирает кровь с губ, заправляет за ухо выбившуюся прядь. — Все хорошо, — сбивчиво шепчет она, — Все хорошо. Так надо.       Брок чувствует холодные пальцы на своей щеке, перехватывает ее руку, прижимается к ней. Он не может сдержать слез. Он не хочет. Он боится остаться один. Без Себастиана. Без нее. Совсем один посреди ревущего огня чертовой войны, которая грозит забрать у него все. Ведь именно такая у нее привычка — забирать всех, кого ты любишь — кажется, так говорил Бастиан. — Хейли, ты не… — Обещай мне, что найдешь его! — перебивает она, — Обещай, что найдешь своего музыканта. И вы вернетесь домой, в Нью-Йорк, в вашу булочную. Эта история не должна закончиться смертью, сержант Райт. — Пожалуйста, Хейли… Господи.       Он сильнее давит на рану. Его руки по локоть в чужой крови. В крови Хейли. Он шмыгает носом, стараясь сдержать слезы. У него ничего не выходит. Он никогда не мог притворяться перед этой девушкой. Никто из них не мог. — Ты нужен ему. Вы же не сможете друг без друга, вечно страдающие, несчастные пидоры. Обо мне же горевать некому, — она кашляет, — Позаботься о Себастиане, сержант. Он слишком сильно любит тебя. — Без тебя некому будет нас защищать. Моя хорошая. Наш синеглазый солдат, — бестолково шепчет Брок. — Послушай меня, Брок. Ты научился сражаться за то, что любишь. Теперь научись жить ради этого.       Она стирает слезы с его щеки. Улыбается так понимающе и бесконечно устало. Синие глаза полны печальной уверенностью, что все будет хорошо. Вот только ее рядом уже не будет.       Хейли Милтон умерла героем, как и ее муж. Как и все, кто сражался на войне, защищал свою семью, друзей, свои идеалы, свою страну. Хейли Милтон умерла, защищая двух нью-йоркских мальчишек: одного от японской пули, второго от верного одиночества и разбитого сердца. Брок наклоняется, целует еще теплый лоб. Закрывает ее глаза. Он боится, что когда-нибудь точно также придется закрывать глаза Себастиану.       Брок легко подхватывает бездыханное тело. Когда он выходит на улицу с Хейли на руках, японцев уже нет. Только танк догорает, да недобитые раненые стонут от боли. Он не обращает внимания на них. Весь его мир сузился до мертвой девушки, которую он сейчас прижимает к своей груди.       Солдаты обступают его со всех сторон. Каждому из присутствующих Хейли Милтон хотя бы раз спасала жизнь. Для каждого она стала личным ангелом-хранителем, героем в юбке. Парни снимают каски, стягивают пилотки. Они трут глаза, хватаются друг за друга, как за спасательный круг. Не верят. Проверяют пульс. Хлопают по бледным щекам. А Брок идет со своей невесомой ношей сквозь весь взвод, прямиком к капитану Россу.       Капитан смотрит на распростертое у его ног тело молодой вдовы и не может отвести взгляд от растрепавшихся рыжих кудрей. Она столько раз вытаскивала его с того света, что уже и не вспомнить. Он поднимает глаза на застывшего сержанта. В них немой вопрос. — Он погибла, защищая меня, — чеканит Брок, — Это моя вина. — Это война, сержант Райт. Здесь всё рано или поздно заканчивается могилой, — устало говорит Росс.       Брок не хочет ни с кем спорить. Несколько дней пока приводят в порядок лагерь и раненых, хоронят погибших и пересчитывают припасы, с ним не говорят, не трогают. Даже не подходят близко. Он, конечно, не пристрелит, но и на грубость нарваться не хочется никому.       Райт молча принимает новые погоны. Заменяет павшего в бою лейтенанта. Он пишет длинное письмо на материк. Рассказывает о Хейли, о повышении. Он отправляет его, как только Чейз выходит на связь и говорит, что Себастиан долетел, что он в безопасности.       «Пока без сознания, но жив. Жизни больше ничего не угрожает, ногу спасли», — передает слова доктора капитан.       Брок облегченно выдыхает. Живой ведь, упрямый засранец. Говорит Чейзу огромное спасибо. Если честно, он готов молиться на него. А в голове мысль, что Хейли Милтон — солнечная медсестра— спасла их обоих. Прикрыла своим хрупким телом двух взрослых сильных мужиков.       Сержант-майора тянет побиться о стену головой. Если она хотела загладить вину своего мужа, то она с лихвой оплатила все его долги. Вот только теперь им обоим никогда не избавиться от гнетущего чувства вины за растраченную жизнь веснушчатой рыжеволосой девушки с синими, как небо, глазами.