Охота по обе стороны

      Хмурое мартовское утро в Париже мало чем отличалось от ночи. Было всё также холодно и сыро, а вокруг продолжали преобладать тёмные тона. Розена, выбившегося из сил, ещё сильнее пронизывало от осознания того, что в любой момент на него могла начаться охота. Он бродил по улицам, не понимая, почему немцы до сих пор не арестовали его, хотя они могли бы это сделать несколько раз только за прошедшие два часа.       «Домой возвращаться опасно. Цепочка проста: агент передаёт все сведения, имевшиеся у него, немцам, те, в свою очередь, пробивают в картотеке полиции адреса мест проживания, после чего туда выезжает машина с людьми для ареста. Потому нужно найти укрытие и передохнуть. Нужно сменить одежду», — Розен блуждал по центральным районам столицы в поисках гостиницы, где он мог бы остановиться. Оккупанты, конечно, могли бы наведаться и туда, но притоны, чердаки и другие места, где проходила теневая жизнь французской столицы, были для них более предпочтительной целью. Беглец же имел возможность в любой момент сбежать из отеля, если бы в него наведались преследователи. Ситуация сложилась такая, что Кристиану приходилось выбирать из двух зол меньшее.       «На преступников надежды нет. Я знаю пару парочку шишек, они до сих пор на свободе. Но им проще сдать меня немцам, чем пострадать от них. Не стоило мне идти к Мари. Как я мог забыть?! Её кафе, бьюсь об заклад, уже тогда находилось под наблюдением. У меня котелок с утра варил очень плохо, раз я сунулся туда, наплевав на безопасность. В случае провала следовало собраться в кафе, а предатель, разумеется, знал об этом. Значит, там была подготовлена засада на всю шайку сразу. Однако кому из беглецов придёт в голову идея, идти туда, если догадаться о тамошнем капкане в силах каждый из нас? Так почему меня не взяли? Либо, там никого не было, либо они хотели повязать всех разом. Если бы немцы арестовали кого-то одного, то остальные бы точно разбежались куда подальше», — думал Кристиан.       Его удивляло то, что на улицах царило спокойствие, а фонарные столбы не сияли от расклеенных на них фотография террористов. Все вели себя так, словно о ночном налёте никому из парижан и оккупантов не приходилось слышать вообще. Он шёл по тротуару рядом с одним рестораном, в коем часто собирались сливки общества, носившие теперь ещё и серые мундиры. Вокруг Розена высились шестиэтажные дома бежевого цвета, в чьих крышах формы трапеции имелись окна размещённых там квартир.       Правее тротуара находилась широкая дорога, каждая полоса которой была отделена зелёной стеной полутораметрового кустарника. Гудели моторы немногочисленных автомобилей с уродливыми газовыми баллонами наверху или паровыми установками сзади, шипела их резина. Попутно проехали, плескаясь водой из луж, подвижные велотакси, а за ними тянулись повозки. Перекрёсток впереди жил своей жизнью, как ни в чём не бывало. На зданиях по ветру развевались алые флаги с чёрными свастиками, символизировавшие повиновение французов германским властям. Серую и промозглую картину оккупации дополняли транслируемые из громкоговорителей на крышах радиосообщения на немецком языке, чьё содержание оставалось для Кристиана непонятным.       В окне одного ресторана Розен заметил знакомую девушку. Ей оказалась Женевьева Лероа, которую Кристиан опознал с большим трудом. Однако её золотистые волосы, собранные в косу, довольно красиво спускавшуюся с правого плеча до груди, сразу бросились ему в глаза. «Вот тебе и утреннее солнышко», — подумал удивлённый путник. На её шеей был привлекательно завязан чёрный платок из нежной, слегка прозрачной ткани. Того же цвета кофточка с широким вырезом горловины отлично подчёркивала фигуру девушки.       Розен, недолго думая, направился в тёплое и хорошо освещённое помещение, похожее на помпезный зал, где к столам вела ковровая дорожка. Кристиан вошёл туда с такой уверенностью, будто он собрался потратить там все свои деньги.       — Месье, я могу вам помочь? — спросил швейцар, глядевший на Розена, как на случайно заглянувшего сюда чужака, который ошибся заведением.       — Нет, — Кристиан сразу двинулся к столику у окна.       — Вы к кому-то пришли? У нас столики заранее бронируются вон там, а не там, куда вы…       — Я к пожаловал на пару слов вон к той мадам.       Лероа, заметив Кристиана, сама подошла к нему. На ней была надета голубая юбка-клещ в складку, что закрывала колени.       — Я сейчас подойду. Подожди меня на улице, — сказала она. — Мне нужно расплатиться.       — Хорошо.       «Бошей поблизости не наблюдается. Щелей, откуда эти тараканы могут выскочить, тоже», — сделал небольшой вывод Розен, ожидая девушку у входа в ресторан.       — Как завтрак? — начал разговор с вопроса Кристиан. — Сейчас же самый подходящий момент для похода в ресторан, не правда ли?       — А в чём дело? — ответила Лероа. — Я забронировала тут столик на сегодня ещё вчера. Хотела посидеть посидеть здесь утром. Но… это не столь важно. Нам есть о чём поговорить. Идём со мной.       — И ты считаешь, что я вот так вот просто возьму и пойду с тобой?       Девушка подошла к Розену и шепнула ему на ухо:       — Думаешь, я работаю на немцев?       Женевьева выглядела очень свежо, отчего Кристиан понял, что она смогла где-то спокойно поспать, что только усилило его подозрения.       «Проще придушить её в переулке. Хотя, бить вслепую нецелесообразно. Доказательств пока у меня никаких нет. Смогу ли я вообще убить предателя после того, как выведу его на чистую воду? И почему он должен быть один? Вдруг их двое?» — задумался Розен.       — Всякое возможно, — ответил шёпотом Розен.       — В таком случае, пока ты один, тебе нечего бояться. Немцам проще накрыть нас всех разом, а не гоняться за каждым поодиночке. Но я на них не работаю, уж поверь мне. У меня есть причина ненавидеть их.       Лицо Женевьевы резко исказилось от боли. Она вспомнила о чём-то очень жутком и причинившем ей страдание, как посчитал Кристиан.       — Какая же? — спросил он.       — Не на улице. Нас могут услышать. Поговорим у меня.       Вдвоём они подошли к остановке и вскоре сели в полупустой автобус с газовыми баллонами на крыше.       — Кое в чём нам повезло, — сказала Женевьева с отрешённым видом.       — Да ну? — ответил Кристиан, подсев к ней.       — Париж не превратился в груду развалин, — произнесла Лероа, сменив тему и не желая пока говорить о том, что причиняло ей душевную боль. — Не то что Роттердам. Помню, как газеты разрывались от новостей оттуда.       — Противоречивая ситуация.       — Сражайся мы два года до конца, то получили бы развалины вместе с горечью поражения, как голландцы.       — Интересный у нас выходит разговор. Даже очень. Как ты только с такими мыслями ввязалась в эту историю вместе со мной и всеми остальными? — удивился Розен.       — Я всё объясню, но не здесь.       У подножия холма Монмартр Розен и Лероа вышли на остановке. «Она тоже живёт там, что ли?» — подумалось Кристиану.       — Очень хороший район. Я три дня назад сняла здесь квартиру, — проговорила девушка, когда они с Розеном поднимались на вершину холма по мощёной дороге.       «А передавал ли агент вообще сведения? Возможно, он решил внедриться в наши ряды поглубже, а наш ночной побег был предусмотрен бошами. Умно. Командир мёртв, остальные толком ничего не знают. От поимки такого контингента ситуация не изменится. Примерно так рассуждает шпион. Тогда ему крайне необходимо добраться до Мари. И это объясняет, почему до сих нас не объявили в розыск», — новая догадка, объяснявшая многие моменты, понравилась Розену сразу же, как она появилась в его голове.       — Сколько у тебя денег? — задал вопрос он.       — Не слишком много, но пока хватает, — ответила девушка с косой в сером пальто.       Серое небо вместе с утренней свежестью убаюкивали Розена. Путники свернули направо и пошли по дорожке, где на свету блестели лужи. Домики здесь имели форму квадрата и небольшую высотку — в них от силы было этажа два. От мощёных тротуаров строения отделялись каменными заборами, овитыми плющом, и живыми изгородями. Уличные художники предлагали прохожим портреты, оставаясь старой доброй визитной карточкой Монмартра. Один из них старательно рисовал лицо немецкого офицера, который старательно позировал перед мастером кисти.       Кристиан с Женевьевой остановилась у двухэтажного дома, что выделялся на фоне остальных бледно-розовой окраской. Он стоял слева от дороги.       — Мы пришли. Нам наверх. Там всё и обсудим, — произнесла Лероа.       — Почему всё мои знакомые всегда живут на втором этаже?       — Не знаю.       С высокого каменного забора серо-чёрного оттенка свисал, словно пряди волос с головы женщины, плющ. Квартирка оказалась однокомнатной и маленькой. Входная дверь вела сразу в главную комнату, которая связывалась с кухней при помощи дверного проёма в стене. В гостиной с голубыми обоями стояли старенький диван, стол да пара шкафчиков. Пришедшие разулись, повесили верхнюю одежду на крючки.       — Нас точно никто не услышит? — спросил Кристиан, озиравшийся по сторонам.       — Все соседи работают, в отличие от нас. Но зато их, как и тебя, нет дома, — ехидно ответила Лероа.       — Умираю с голоду. Есть что пожевать? Я сам сготовлю.        — Идём на кухню.       Розен сделал себе омлет с помидором, затем съел его без единого слова по старой привычке.       — Никогда не встречала мужчин, умеющих готовить. Мой муж не мог без меня обойтись. Где ты научился ловко управляться с кухонными принадлежностями? — удивлённо спросила Лероа.       — На флоте.       После того, как Розен пообедал, они сели на диван в гостиной.       — А теперь расскажи мне, как тебя занесло в нашу чудесную компанию? — начал расспрос Розен. Члены группы Бернара знали о себе не так уж и много. Бывший полицейский помнил лишь имена своих новых товарищей. — Взгляды у тебя такие, что их одобрил бы сам маршал Петен.       — Подозреваешь меня? — ответила вопросом на вопрос Женеьвева, сидевшая полулёжа ближе к двери.       — Нет. Просто интересуюсь, — солгал Кристиан.       — Так я тебе и поверю! Хорошо, я расскажу кое-что такое, после чего твой язык в горло уйдёт и ты у меня ещё прощения просить будешь, — со злобой ответила Лероа.       За окном начался дождь. Кристиан наполовину раскрыл его.       — Угостишь даму огоньком? — Лероа достала свои тонкие сигареты прежде, чем начать свой печальный рассказ.       — Конечно, — Розен дал ей прикурить. Они встали рядом друг с другом, почти вплотную.       — Ты прав, оккупацию я приняла как-то просто и без душевных терзаний. Политика меня вообще не волнует. Вот честно, плевать мне на и де Голля, и на Петена и на Гитлера. У меня личный счёт к немцам, всё остальное меня не интересует. Да, я банально хочу отомстить, заставить их заплатить за мои страдания.  — Женевьева сильно помрачнела, её голос содрогался от боли. — Они… В нашей квартире прятался беглый еврей из Польши. Мы с Анри, моим мужем, прятали его по доброте душевной. Нам стало его жалко. Помню, я пришла домой, а Анри сидит вместе с ним и с трудом сдерживает слёзы. Симон много чего нам рассказал. Ничего ужаснее я тогда ещё не слышала. Он вроде бы хороший человек, незлой, но до чего же его довели! Иногда Симон напоминал мне затравленного зверя. Услышит шаг в коридоре, так сразу прячется в угол, в глазах животный страх. Мы хотели помочь ему добраться до границы с Испанией, сделать доброе дело.       — Его нашли немцы, да? — догадался Розен.       — Да, два месяца назад, — со всхлипом, сдерживая слёзы, ответила Женевьева. — Симон решил бороться. Я и не знала, что у него был пистолет, видит Бог, не знала! Иначе бы я никогда не впустила его в наш в дом! Он начал стрелять по немцам. Чтобы ты понимал, в квартире был мой Анри!       Голос Лероа начал буквально дребезжать от боли, её лицо в миг покраснело.       — Немцы бросили в окно гранату. Они… они убили его! Убили! — говорила Женевьева, обливаясь слезами. — Проклятые боши убили моего мужа! Моего Анри! Трусливо и подло убили его! Будь они прокляты за это! Я их ненавижу! Они лишили меня всего! Я ждала Анри из плена полтора года! Я обивала пороги, я заискивала перед немцами и делала всё, чтобы добиться его освобождения! Родители Анри помогали мне. И вместе мы добились, чтобы его отпустили домой! Он вернулся в январе! Я радовалась как наивная девчушка! И вот теперь его уже как два месяца больше нет. Немцы убили Анри. Я дала клятву, что они заплатят за это. — от боли Лероа застонала.       Она ненадолго затихла, чтобы перевести дух, а потом продолжила:       — Меня не было тогда дома. Лучше бы я погибла вместе с Анри, чем потеряла его навсегда. Каждый день я чувствую невыносимую боль. Она рвёт меня на части без всякой жалости. Будто режут ножом. Моё сердце, кажется, готово взорваться в любую секунду. И так каждый божий день. Порой я просто не понимаю, зачем я вообще живу? Да, я дала клятву, но я не понимаю, зачем мне жить дальше? И живу ли я на самом деле? Может, я умерла? Иногда мне хочется кричать без остановки. За что мне всё это, скажи мне?! Чем я провинилась в этой жизни?! Почему я?! Я никому ничего плохого не сделала. А меня лишили самых дорогих мне людей. За что?!       Не выдержав, девушка закрыло лицо руками.       — Мне очень жаль. Я не хотел причинить тебе страдания, — сказал Кристиан, обняв девушку.       — Конечно, конечно, ты же не знал и тебе жаль меня. Ага, конечно, охотно верю, — Женевьева тяжело вздохнула. — В тот день я навещала родителей. А когда я вернулась, меня просто убили. Как-то в баре мне встретился Бернар. Мы разговорились с ним. Теперь ты понял, как я оказалась среди вас, патриотов и трепачей?       — Понял. Ещё раз, извини меня. Мой брат погиб, сражаясь под Седаном, пока я отсиживался в Париже. Кто-то же должен ловить преступников, пока идёт война? Возможно, и меня привела к Бернару жажда мести. Или потому, что после увольнения я не приспособился к обычной жизни.       — Ты хочешь узнать, кто из нас предатель? — спросила Лероа, пустив клуб дыма прямо в лицо собеседнику.       — Да.       — Фонтен. По дороге на склад он держался позади всех. Этот щеголь будто знал, чем всё обернётся. Немцы не могли достать его. И ещё, скажи мне, зачем Фонтен следили за нами после встреч с Бернаром?       Они вернулись на диван.       — Я тоже замечал пару раз, что зализанный щёголь следил за мной, когда я шёл домой, - проговорил Розен. — Но мне нужно найти более весомый аргумент. Немцы не дураки, чтобы засылать к нам дилетанта. Я больше подозреваю, что нас пас либо Готье, либо Робер. Готье всех бросил, едва завидев немцев. Но он священник, лишённый сана. Я знал его раньше. Вряд ли бы Готье пошёл на сделку с немцами. Он называет их чудовищами в человеческом обличье. Робер — легкомысленный идиот, его могли использовать враги. Мотивации у него всё ровно была никакая. Если он не отыгрывает свою роль. В таком случае он очень опасен для нас, с ним нужно разделаться как можно быстрее.       — Значит, нужно его найти?        — И не только его, а вообще всех. Ты ночевала здесь?       — Да.       — Мне нужно передохнуть немного. Я чертовски устал и не спал всю ночь.       — Ты пытался удрать из города? Или просто спалось плохо?       — Пытался удрать. Но выезды и все выходы перекрыты. Немцы заперли нас.       — Понятно. Знаешь, мне думается, что Фонтен не один. Дюпон...       Розен сам того не заметил, как мягкий диван расслабил его намного сильнее, чем это могло сделать спиртное, после чего он потерял над собой контроль и в мгновение ока заснул.