Охота по обе стороны

      Розен возвратился на знакомую улицу на холме Монмартр. Ему было некуда бежать, так как выходы из Парижа оставались закрытыми, но и домой идти не стоило — противник первым в любой момент мог бы там появиться и провести обыск. Ещё хуже оказалось бы попасть в засаду. Потому Кристиан побрёл к Мари, искренне веря в её доброту. На улице стоял пронизывавший до костей холод, а от предчувствия скорой поимки на душе у беглого француза стало совсем плохо.       На улице лил сильный дождь, словно сами небеса разразились. В темноте Розен заметил фонтан и почти призрачный силуэт двухэтажного дома. «На неё можно положиться. Не может она меня предать и навести людей своего отца на мой след. Тут даже любому глупцу станет понятно, что такой поворот приведёт к убийству. Возможно, стоит взять её в заложники, если члены Сопротивления придут за мной. Нет! Не бывать этому! За свою жизнь нужно хвататься покрепче, но нельзя доходить до крайностей. Всё пройдёт хорошо, я куплю фальшивые документы и сбегу на юг в Виши под другим именем, а потом затеряюсь где-нибудь на заморских территориях», — Розену ничего не оставалось, кроме как поверить в Мари.       Тихонько поднявшись по лестнице, беглец постучал в дверь. «Прости, дорогая, но мне очень нужно! Чёрт! Проснись, пожалуйста! Я сейчас нахожусь в безвыходном положении, и без твоей помощи конец мой настанет очень скоро», — время ожидания заставило Кристиана нервничать. Затем темнота, словно по взмаху волшебной палочки, рассеялась, и из квартиры Дюшейн вырвался столь живительный для промокшего до ниточки Розена свет, посреди которого первым вылетел луч надежды на спасение. Мари, на которой сиял чёрный халат, стояла перед незваным гостем в таком состоянии, что ему показалось, будто она спала, стоя на ногах.       — Кристиан? Ну, ты и садист, — сонно пробурчала Дюшейн.       — Согласен. Но мне срочно нужно к тебе. Объясню всё внутри, — нервно ответил, дёргаясь в разные стороны, Розен.       — Заходи.       Девушка закрыла дверь, Кристиан повесил плащ сушиться, после чего они переместились в гостиную, где зелёно-оливковые обои покрывали стены, а слева от центра размещался диван бледный диван того же цвета с подходящими к общей палитре оттенков подушками. Коричневый линолеум и серо-красный ковёр дополняли общий вид, делая его похожим убранство помещение картины Рамона Касаса «Юная декадентка». Справа виднелось зелёное кресло, куда сел Кристиан. Лампа на железной подставке, стоявшая рядом, хорошо освещала левую часть помещения, однако на правую сторону свет падал частично.       — Извини меня за грубость. Я рада тебя видеть, даже очень сильно. Просто когда обрывают сон, то сначала хочется ругаться, — Мари легла на диван.       — Прости меня. Но ситуация действительно безвыходная, мне больше некуда было идти. Ты мой последний шанс, не буду врать, — говорил, откинув голову на спинку человек в салатовой рубашке, чьё лицо застыло в выражении дикой усталости, будучи на половину затемнённым. Его голос звучал ровно, как сопение демона во мраке.       — Что случилось? Расскажи мне. Тебе удалось разобраться со шпионом?       — Да. Как я и говорил, это был Луи Дюпон. Мне удалось взять его напором и получить признание. Он сам себя раскрыл при всех.       — Но ведь это не всё? Не темни, ладно? У меня сейчас голова варит очень слабо.       — На нас вышли немцы. Мне удалось вырваться, отряд людей твоего отца хорошо справился, но и они отступили. Но вот Лероа и Фонтен попали в лапы к оккупантам.       — Проклятье.       — Да, их быстро допросят. Небось, они уже запели перед врагами. Мне нужно выбраться из города.       — Зачем? Спрячься у отца. С тобой проблем не будет.       — Не всё так просто. Власти объявят меня в розыск, потому ему проще избавиться от меня, чтобы боши не вышли на него и всю организацию через меня же. Сама знаешь, что-то подобное уже происходило. С дыркой в голове я буду смотреться приятнее для него, хоть к немцам иди да сдавайся, дабы защитить свою жизнь.       — Ты накручиваешь.       — Может и так, но я рисковать не хочу — на кону стоит моя жизнь. И право на неё я своими действиями заслужил. Иначе, кто бы разоблачил врага в наших рядах?       — Потому, мы перед тобой в долгу. Успокойся.       — Успокоюсь, когда выберусь из города. У тебя есть домик за его пределами, надо попытаться до него добраться, а оттуда я уже сам поковыляю.       — Тебя отвезти? Хорошо, я всё там тебе покажу.       — Вот и славненько. Только отцу про меня ни слова. Ты моя последняя надежда, прошу тебя, помоги мне.       — Даю слово.       — Большое спасибо.       За окном стало лить ещё сильнее. Через пару дней такого дождя хмурые промозглые улицы Парижа могли уйти под воду.       — Располагайся на диване. Завтра мы займёмся твоим спасением, а пока тебе нужно успокоиться и выспаться, чтобы набраться сил. Положись на меня, — с любовью в голосе сказала Дюшейн.       — Ты права.       Мумия, частично похожая на Кристиана Розена, легла и за несколько минут уснула крепким, как стена, сном младенца.

***

      Пару минут назад Генрих занимался разработкой плана по поимке Розена и Дюшейн, но затем в его кабинет вошёл Шальке:       — Лутца убили.       Вайренхольд выругался очень грубо, а затем задал вопрос:       — Детали убийства?       — Наш товарищ погиб недалеко от того злосчастного кафе «У фонтана». Из его тела извлекли пули, гильзы не найдены. Стреляли из револьвера, из которого ранили Робера, убили одного бандита и агента полиции. Всё совпадает.       — Вот Розен, вот сукин сын, — язвительно улыбнулся криминальдиректор, почувствовавший азарт. — Он неплох, мог бы далеко пойти. Достойный противник. Но нам его нужно взять без всяких соображений чести и совести.       — Разумеется. Вот список уволившихся, как вы и просили. Болл прокорпел весь день в архивах, но справился на отлично.       — Молодец, передай ему благодарность.       При изучении доклада гестаповец встретил знакомые имена: Кристиан Розен, Ален Фонтен, Женевьева Лероа. Появилась ещё одна улика, отправленная в копилку следствия. Потом глава парижской резидентуры созвал членов всех структурных подразделений и раздал каждому из них указания — продолжать выполнять старые приказы, новые пока не поступали. Он решил ловить беглецов лично, чтобы добиться максимальной эффективности и обставить всё дело так блистательно, чтобы потом следующие поколения служащих полиции и государственной безопасности могли бы учиться по организованной Вайренхольдом операции.       «От Лутца никаких донесений не поступало. Нужно направиться к Жаклин Резан, она точно всё знает, если, конечно, Розен и её не убил. Нет, он слишком хорош для таких дел. Будь наш борец за свободу чуть похуже, то его бы не выгнали из полиции. На дом к нему я наряд направил, но не нужно спешить. Топорный метод хорош, но если взять их двоих прямо сейчас, то остальные разбегутся, а поиски каждого из них затянутся. Я же хочу сделать настоящее произведение искусства. Пойду и ещё раз подтвержу свои догадки, тогда для начальства мои дальнейшие действия будут оправданными, ведь сойдутся показания сразу нескольких людей, что исключает возможность совпадения», — Генрих настроился ехать к Резан, попутно планируя грандиозную операцию, чьё исполнение требовало огромного терпения.       Криминальдиректор взял с собой троих солдат из зондеркоманды и поехал на Монмартр на своём чёрном «Мерседесе», молниеносно проносясь через залитые дождём улицы Парижа, на которых блестели под светом фар лужи и мокрые фрагменты брусчатки.       Раздался громкий стук в дверь. Перед этим гестаповец провёл опрос соседей Жаклин. Выяснилось, что несколько часов назад один боксёр, проживавший рядом, слышал, как к Резан кто-то заходил.       — Так-то лучше. Спасибо за содействие. А вообще, ненавижу боксёров. Мой папаша с самого детства утюжил меня огромными кулаками за провинности, старясь из меня воспитать крепкого спортсмена. Поэтому имей в виду, если ты мне соврал, я привяжу тебя к дереву, а эти прекрасные молодые люди начнут отрабатывать на тебе удары, словно на груше, — погрозил Генрих сонному крепышу. Не смотря на разницу в росте, невысокий немец держался увереннее, как бы говоря французу, что мундир порой являлся силой куда более опасной, чем кулаки и мускулы.       — Хорошо, хорошо.       Вскоре открылась дверь Резан.       — Чего тебе нужно?! Три часа ночи! На часы смотрел, ублюдок?! — возмущалась Жаклин. Но стоило ей посмотреть на того, в чей адрес она сыпала грубыми словами, как леденящая душу дрожь пробежала по телу девушки.       — По вежливее. Не стоит кричать, люди ведь спят, — ехидничал нацист. — Не впустите ли вы нашу мирную компанию в дом? Не прилично держать гостей за порогом.       Троица солдат рассмеялась, шеф всегда веселил их своей иронией. Наверное, только с Женевьевой Лероа Вайренхольд говорил серьёзно, симпатизируя ей.       — В-входите.       Четыре немца с француженкой пошли на кухню, по пути туда криминальдиректор снял шинель с фуражкой в прихожей.       — Нужно взбодриться, верно? — продолжил разговор в своей любимой манере Генрих, заваривая чай. Он мастерски орудовал у плиты, будто в прошлом ему приходилось заниматься приготовлениями горячих напитков перед высокими чинами.       Все остальные сели за столик.       — Я сделал погорячее. Вам сколько ложек сахара? Мои друзья всегда бросают в чай две штуки, я четыре.       Наглость оккупанта не знала границ. Мало того, что он пришёл посреди ночи, так ещё и чужими продуктами распоряжался, как своими собственными, совершая такие гадкие выходки, которые ему позволяло служебное положение.       Обаятельные «гости» сидели перед Жаклин густой стеной, готовой обрушиться на неё в любую секунду. Их мерзкие улыбки угнетали беззащитную парижанку.       — А теперь к сути дела. Вам же хочется знать, по какому поводу мы потревожили вас в столь поздний час? Видите ли, моего сотрудника, который вас завербовал, убили. Я рад, что те люди не добрались до вас, ведь риск очень велик, на самом деле. Есть какие-нибудь догадки? — «восточный сосед» быстро принял серьёзный вид.       — Нет.       — Допустим, вашей миссией была слежка за начальницей, так? — Генрих, прекрасно понимал, что француженка о чём-то умалчивала со страху. Вновь чтение мимики лица и наблюдение за собеседницей дали свои плоды, но гестаповцу хотелось продлить игру, отчего криминальдиректор продолжил притворяться. — Встречалось ли вам что-нибудь подозрительное?       — Чёрт возьми, это Розен! — девушка поняла, что сопротивление было бесполезным. — Он является членом того движения, за которым вы охотитесь. Мари Дюшейн дочка его крупного лидера. Это всё, что я знаю, только оставьте меня в покое!       — Сразу бы так. Почему вы соврали?       — Розен обещал мне укрыть моих родственников. Якобы его организация на такое способна.       — Не исключено. Но я бы всё ровно выбил из вас правду. Знаете, мне давно не приходилось практиковаться в стрельбе, — левая рука ночного гостя потянулась к кобуре, где ждал своего часа изящный «Вальтер ПП». — Но хорошо то, что нам не пришлось пасть так низко. В общем, разбирайтесь со своей еврейской роднёй сами, но чтоб в Париже я её не видел. До свидания.       Теперь Генрих имел ещё одни показания, формировавшие полную картину произошедшего. Сомнений в том, что Лутц принял смерть от рук именно Розена у него больше не оставалось. Известие о смерти Райзера не помешало ему продолжить заниматься планировкой своей идеальной операции, в которой бы получилось взять всех и сразу одним махом, как кучу рыбы сетью. Важную роль он отводил именно Кристиану с Мари, намереваясь сыграть на их чувствах. «Скорее всего, от него попытаются избавиться. Если Розен захочет жить, то возьмёт Дюшейн в заложники. Но вот умирать ему пока рано, мне ещё нужно извлечь из его существования выгоду. Потом пусть с ним делают всё, что заблагорассудится, но не сейчас», — нацист предугадывал действия противников и попутно собирался пустить им песок в глаза.