3
27 ноября 2017 г. в 17:23
Сильван чувствовал себя не вправе являться к жене в таком отвратительном настроении. Вернувшись в Дубравный дворец, он сразу направился в купальню. Залез в душистую освежающую воду и просидел там час или больше, чтобы смыть гадкое ощущение собственной беспомощности и постыдной слабости. Помогло отчасти, но хотя бы дрожь из рук ушла.
Рассудив, что Милена, предупрежденная посланцем от городского домового, не будет ждать его до утра, Сильван решил не идти пока в супружескую спальню, а побыть в своей лаборатории. Может быть, там он придумает, чем занять себя полезным, чтобы провести остатки бессонной ночи не совсем бездарно.
Вот только незадача: когда он вылез из воды, то не нашел на обычном месте свой домашний балахон. По углам купальни как раз шныряла стайка пофыркивающих шуликунов, делающих вид, будто наводят порядок среди флаконов с ароматными маслами и прочими снадобьями для волос и тела. По просьбе некроманта они расторопно сбегали в гардеробный чулан при спальне и притащили оттуда лишний комплект белья — просторную рубашку и полотняные нижние подштанники, хотя он успел уже переодеться в тот, что мавки-горничные заранее положили на его полку. На вопрос, куда же подевался любимый штопанный-перештопанный балахон, они, понятное дело, Сильвану не ответили, так как просто не умели разговаривать по-человечески, однако и не стали ничего объяснять своим привычным способом через выразительное фырчание и махание гибкими хвостами. Напротив, всегда общительные, шуликуны прижали мышиные ушки — и торопливо сбежали от него, поджав хвосты, хотя некромант никогда на них даже голоса не повышал и ругать за нынешнюю ошибку тем более не собирался.
Пусть не хотелось ему идти в их общие с Миленой покои, но расхаживать по коридорам дворца в такой холод в одном исподнем тем более не прельщало. Без удобного балахона даже в личной лаборатории было бы неуютно…
Всё стало ясно, когда Сильван прокрался в супружескую опочивальню: Милена Яровна присвоила одёжку некроманта себе, завернулась в потертую мягкую ткань по самый нос — и заснула на широкой кровати поперек, не разобрав постель и не забравшись под одеяло. То-то шуликуны засмущались.
Стоило ему подойти ближе, как юная супруга тут же вскинулась. Мгновение тревожно похлопала слипающимися ресницами — и улыбнулась широко, развернулась из своего кокона, стала потягиваться всем телом, как кошка.
— Прости, разбудил, — повинился Сильван. И мягко потянул на себя балахон за рукав. Однако не тут-то было: потяжелевшая женушка свою «добычу» отдавать не собиралась.
Милена заухмылялась развратно — и дернула муженька на себя. Ткань жалобно затрещала швами, некромант послушно свалился на кровать, при этом стараясь в падении не задеть шалунью.
— Я думала, ты с Томилом собрался пьянствовать всю ночь напролет, — проговорила она низким после сна голосом. Перекатила супруга на спину, замотала ему руки его же балахоном, устроилась на нем сверху, однако постаралась не слишком придавить своим прибавившимся весом.
Сильван не трепыхался, позволяя с собой играть, безропотно терпя ее дыхание на своей шее, не возмутившись задранной на животе рубашкой.
— Так неожиданно, — сказала она в промежутках между поцелуями, оставляющими засосы на бледной тонкой коже. — Не думала, что ты в одиночку отправишься в город.
— Я тоже не думал, что смогу туда войти, — согласился Сильван, — без тебя или без Яра.
Он рассказал ей о случайной встрече с Томилом и последующем визите к архиерею и княгине. Однако умолчал, что решился на полет в город из-за ссоры с дочкой.
К его удивлению Милена выслушала спокойно.
— Ты знала? — не удержался он. Выпутал руки из скомканного балахона, приподнялся, опираясь на локти.
— Томил спрашивал у меня совета, — сказала она, словно это было обычное дело. — Спрашивал, можно ли тебя позвать в город, чтобы познакомить с его тамошними друзьями-покровителями. Видишь ли, смертные боятся черных колдунов. Правда, не меньше опасений им внушает и молодая избалованная царица, чье сумасбродство усугубляется интересным положением, — она хохотнула.
— И ты дала свое разрешение, — вздохнул Сильван.
— Я сказала, что это возможно, при удобном случае, — поправила его Милена. — Разумеется, перед этим «удобным случаем» уж я бы тебя предупредила заранее и заставила бы нарядиться прилично, как подобает супругу царицы. Но так как ты рванул туда, не предупредив меня, я не успела предупредить тебя.
— Я сам не знал, хватит ли у меня смелости, — пробормотал Сильван, устыдившись своих претензий к жене. — Вдруг я бы передумал и развернул назад перед воротами — так зачем тебе лишний раз напоминать о моей трусости?
Милена рассмеялась и чмокнула его в щеку. Затем шепнула на ухо:
— Ты у меня не трусливый, а рассудительный и предусмотрительно осторожный. Если бы в городе тебя ждали враги, ты ринулся бы туда, не задумываясь.
— Наверное, — невесело улыбнулся Сильван. — Знать, что там друзья, думать, как они воспримут мое поведение, как отнесутся к слабостям… Это гораздо мучительнее, чем битва!
— Вот-вот, — поддакнула Милена, пройдясь губами в нежном местечке за ухом. — Война — это очень просто, а поди ж удержи мир и согласие!
Сильван прикрыл глаза, но говорить продолжил:
— Когда Кса… Когда Яр таскал меня за собой по городам и королевствам, я тоже с трудом выносил людей. Наверное, потому, что видел в них людей. Ксавьер не видел в них ничего, кроме досадной необходимости: хозяева гостиниц, сапожники, портные, оружейники, торговцы съестным, кузнецы в конце концов, чтобы подковать очередную лошадь. В городах просто должны быть люди, потому что без людей город будет намного приятнее, но потеряет смысл. В деревнях люди должны возделывать землю, потому что без этого не будет вкусных булочек… Милена, прекрати вливать в меня силу Леса! Я в порядке, а Лес ложится в спячку, не тревожь его по мелочам. Какая ты владычица, раз не думаешь о своем подопечном?
— Главная моя забота — это ты, — усмехнулась царица. Но донимать мужа ласками перестала, улеглась рядышком, прижалась всем телом.
— Вот спасибо! — фыркнул Сильван. — Это я должен о тебе волноваться!
Милена помотала головой:
— Ты и так слишком много обо всём волнуешься. О Лесе, о Дубраве и обо всех во дворце. Обо мне, о Груше… — Она понизила голос: — Знаешь, я не хочу, чтобы ты чувствовал себя связанным. Не для того я брала тебя в мужья, чтобы ты извел себя долгом. Если тебе нужно побыть с Грушей какое-то время наедине, я не обижусь.
Сильван вскинулся и хотел что-то сказать, но она приложила к его губам пальчик:
— Выслушай! Ты волен уехать, куда тебе вздумается. Можешь последовать за папкой и Рууном, если тебе этого хочется. Можешь взять Грушу и поселиться на время с гоблинами, или в городе, или где угодно. Я знаю, что она важна для тебя. Я вижу, как ее ревность ко мне жалит тебя, ты просто рвешься пополам — мне больно от этого. Да, я буду волноваться о тебе, если ты уедешь, но это мое право. Да, я хочу от тебя детей, но это тоже мое собственное желание, и дети не должны становиться для тебя оковами. Я здесь не беспомощна и не одинока, меня не нужно жалеть и оберегать. Если тебе требуется время, чтобы разобраться…
Сильван удержал ее руку, обхватил обеими ладонями и принялся целовать каждый пальчик.
— Мне не нужно время на раздумья, оно у меня было до свадьбы, — глухо ответил он. — Да, я переживаю, как дурак, что не нравлюсь твоей матери, но это всё не важно. Ты говоришь, что твое право волноваться обо мне, но отказываешь мне в праве беспокоиться о тебе? Разве так будет справедливо?
Милена растроганно улыбнулась, не пряча слезинки, выступившие в уголках глаз.
— Щур говорит, что мама успокоится, когда Яр вернется домой. И когда она увидит своего ребенка: возьмет его на руки, убедится, что он — нормальный человеческий младенец, а не изуродован колдовством. Уж так получилось, что все ее страхи обрели в твоем лице удобную мишень. Это как бить мягкую подушку — не ударишься и не получишь сдачи в ответ. Уж прости ее? Еще немного потерпеть осталось, дальше ей сделается не до тебя.
— Хочется верить. — Теперь Сильван принялся возвращать ей полученные поцелуи: потяжелевшие груди, округлый живот. Но без засосов и укусов, прикасаясь нежно и невесомо.
— Щекотно! — захихикала Милена.
— Я никогда не отвернулся бы от тебя и наших детей, — прошептал он, обдавая горячим дыханием ее пупок. — Даже ради Грюнфрид. Она поймет, когда созреет ее разум.
— Да уж! Если б Груша не была так сердита на нас обоих, она не стала бы слушать мою маманю, а быстро бы ее приструнила. Ишь, союзницы выискались! То она лезла драться с драконом за своего папочку, а как папочка перестал быть несчастным и одиноким, так сразу!..
Сильван посмотрел ей в глаза:
— Представь, каково будет тебе, если Яр привезет из путешествия новую жену?
— Ну… — протянула Милена, честно попыталась вообразить такую ситуацию. — Да он скорее нового мужа себе привезет, а то слишком много младенцев получится во дворце!
— Ты просто не хочешь увидеть его с чужой женщиной, — выразительно вскинул брови Сильван.
— Ох, Ванечка! Какой же ты у меня у-умный! — сдалась она без боя, снова накинулась на мужа с поцелуями.
_______________
В трактире действительно умели не задавать ненужных вопросов. Заспанный хозяин, стуком в дверь поднятый с кровати, окинул взглядом странную компанию и только уточнил, хватит ли господам путешественникам одной общей комнаты. Яр велел Рууну добавить еще монетку, и для пристроившейся к ним Кайянны нашелся угол в спальне у служанок. Она тут же надула губки и повисла на руке у Яра, показывая, что она вовсе не служанка. Хозяин на это повел бровью, стал обращаться к рыжей бестии «барышня», но опять-таки от прочих уточнений воздержался — платила-то не она.
Ужин им подали тоже неплохой, всё было съедобное и относительно свежее. Вдобавок по причине позднего ночного времени зал был совершенно пуст. Хозяин и зевающая служанка, выставив на стол все запрошенные блюда и два кувшина вина, сразу ушли досыпать. Так что гости остались предоставлены сами себе, и можно было разговаривать о делах без помех.
Когда все расселись, наполнили тарелки и разлили по глиняным стаканам слабое вино — кроме Кайянны, которая ограничилась только водой, ибо, как заявила, после заката живот набивать вредно, — Яр жестом попросил ее повременить с рассказом.
— Думаю, раз ты искала именно нашего некроманта, ему будет небезынтересно присоединиться к разговору.
С этими словами он достал ледяное зеркальце — и провел им по воздуху над столом, словно хотел разгладить завитки пара, исходящие от блюда с тушеными овощами.
(К слову, Руун самолично подогрел еле теплое рагу, поленившись лишний раз будить кухарку. «Пока они очаг растопят, наступит утро!» — проворчал он, заставив пламя в масляной лампе разрастись и пробежаться по блюду. Правда, разогрелась еда неравномерно, а кое-какие кусочки неаппетитно почернели).
Под чарами бывшего эльфа мелкие капельки пара ощетинились прозрачными иголочками, превратившись в снежинки, после чего в мгновение ока сложились все вместе, став тончайшей льдинкой, гладкой и ровной, размером с тарелку. Подвесив льдинку над ручкой опустевшего кувшина, Яр с чувством выполненного долга приступил к еде.
Кайянна с великим интересом наблюдала за незнакомым ей колдовством, изредка делая глоточки из своего стакана. Как заметил косившийся на нее Драгомир, глотки были настолько мелкие, буквально чтобы смочить губы, так что этой воды ей должно было хватить на весь вечер.
Между тем в льдинке, словно в настоящем зеркале, четко отразилась одна из комнат Дубравного дворца — покои молодоженов.
— Сильван, мы не вовремя? — хрюкнув смешком, уточнил Руун Марр.
— Наоборот, очень рад вас всех видеть! — отозвался сдавленным голосом некромант.
Из ласкового захвата супруги он сумел высвободить только одну руку, чтобы дотянуться до своего зеркальца.
— Милена, — сперва вежливо позвал маг свою благоверную, — пожалуйста, будь добра… Милена, оставь… Милена Яровна!!!
После грозного вопля та наконец-то услышала мужа и соизволила отвлечься от выцеловывания его шеи и ключиц.
— Ой, папка! — обрадовалась она. — И все там! А чего едите? Фу, гадость какая-то пережаренная. Мирош, ты взял средство от изжоги или прислать с поночугой?
— Миленка, запахнись, — строго буркнул Драгомир, уставившись в свою тарелку — и пнув под столом ухмыляющегося дракона.
— Вы всё еще вместе с этой… хм, девушкой? — заметил Сильван, нахмурился.
Пока застигнутая в постели парочка усаживалась, застегивалась и приглаживала растрепанные волосы, (точнее, Милена, закутавшись в шаль, взялась за гребешок и без смущения стала первым делом расчесывать серебристую гриву мужа) — Яр коротко обрисовал их сегодняшние похождения в разбойничьем логове, в заключении сделав вывод:
— Пользуясь своим драконьим обликом, она следила за нами!
— Не совсем следила, — надулась на обвинение Кай. — Я летела за вами, не прячась! Это во-первых. А во-вторых, я предполагала, что вы заглянете к этим бедолагам, меня об этом предупредили.
— Она — дракониха?! — округлила глаза Милена.
Сильван, кажется, вовсе дар речи потерял, переводя ошарашенный взгляд с огненно-рыжих кудрей одной на черно-алую шевелюру другого.
— Руун, ты развратник! — восхитилась лесная царица. — Всё что-то там про разбитое сердце соловьем заливался, а сам с принцессами нагулял?
— С волками оборотнями, — фыркнул Драгомир.
— Извиняюсь, но на этого ящера я не претендую никоим образом, — поспешила заверить сама Кайянна.
— Почему же ты назвалась именем моей близкой знакомой? — хищно улыбнулся Руун Марр.
— И почему ты такая рыжая, если не по его вине? — подхватила Милена.
— Понятия не имею! — подняла руки та. — Поверьте, я не присутствовала при моменте моего зачатия, а родителями привыкла называть чету порядочных оборотней из Волчьего Ущелья, и своей семьей более чем довольна. Что касается имени, то я уже говорила: меня назвали в честь моей бабушки — Кайянны. Была бы я парнем, думаю, меня назвали бы в честь дедушки — Розенриком.
Руун Марр явно хотел кое-что спросить, но у него буквально язык не поворачивался, он мог только скрежетать зубами и метать глазами молнии. Драгомир успокаивающе погладил его по руке.
— Это всё интересно, жаль только, не поддается проверке, — проговорил Сильван. — Но кто и зачем тебе приказал найти меня?
— Дедушка! И бабушка, они меня вызвали и приказали: иди, мол… то есть — лети! Раз у тебя есть крылья, то вот и лети — ищи некроманта Сильвана, чтобы он нам всем помог.
Покивав своим словам, она обвела невинным взглядом собеседников. Выдержав паузу, как бы с запозданием сообразила, что от нее ждут продолжения речи — и затараторила дальше:
— Я сама не знаю, зачем нам в Ущелье нужен некромант. У нас там все болеют и мрут страшно, нам бы лекарь не помешал. Вот, хоть такой, как ты, Ксаарз… Ой, прости — Яр! Если б мне сказали найти тебя, я бы не раздумывала — всё ж понятно, раз ты лекарь. Мне о тебе сама бабушка Кай рассказала, вроде она была знакома с кем-то из рода твоего отца. А что с этой заразой сделает некромант — непонятно. Упокоит всех сразу, что ли, раз всё равно всем помирать? Жалко ведь!
— Не отвлекайся от сути, — процедил Яр, уже раздраженный ее трескотней до крайности.
— Да я и не отвлекаюсь, — заверила Кайянна. — Я ж говорю: велели искать — я искала. Который год уже ищу! Сколько городов исходила, сколько стран облетела — никакого следа не нашла. Уж хотела назад в Ущелье лететь, проверить, не вымерли ли там все подчистую. А тут вижу — эльф! Дядюшка ваш Рэгнет, значит. Я к нему в отчаянии: помогите, у эльфов, говорят, память хорошая и живете вы долго, может, подскажете мне, как быть и что делать? А он мне: «Знаю, мол, такого чернокнижника!» Он у вас такой хороший оказался! Такой любезный мужчина! Выслушал внимательно, потом объяснил, что до вашего Сильвана я никак добраться не смогу, потому как он сейчас находится в зачарованном лесу далеко на севере, меня туда охранные заклятья не пропустят, хоть лопни от натуги. Ну, расписала я вашему дяде, какое несчастье творится в Ущелье, и он так проникся сочувствием к нашим бедам, что решил сам туда слетать и всё собственными глазами увидеть. Ну, я его отвезла на себе, понятное дело. Хорошо, что он эльф натуральный — совсем нетяжелый.
— Чем же ваши оборотни хворают? — не стерпел, перебил ее Мир. — Случайно не покрываются ли коростой?
— Нет-нет! — помотала головой Кайянна. — Народ в Ущелье просто звереет. Постепенно, из поколения в поколение всё сильнее теряя разум. Особенно на волках это заметно. Рыси и лисы — они еще как-то держатся в своем уме. А вот с волками в последние годы совсем худо. Но это не бешенство, не блохи и не глисты, иначе наш шаман давно бы с напастью справился. Вы не подумайте, мы там не совсем темные и одичавшие.
— Шаман? Он не рысь ли случайно? — прищурился Яр.
— Папка за свое опять! — хихикнула Милена. Она, внимательно слушая, успела причесаться сама, а теперь занимала руки плетением: сочиняла Сильвану косы, какие было принято носить среди мужчин-гоблинов.
— Если я скажу, что да, рыси — ты полетишь со мной? — спросила Кайянна.
— Нет, конечно, — ответил Яр.
— Тогда и не скажу! — вздернула конопатый нос та. Поспешила досказать: — В общем, из Ущелья Рэгнет мне велел вернуться в тот трактир, где мы с ним встретились. Он сказал, что у вас с ним натянутые отношения, поэтому, если бы он напрямую обратился к тебе за помощью, ты не стал бы его слушать. Другое дело, если Рэгнет пропадет по дороге в Долину — вот тогда тебе станет любопытно, куда он подевался, и ты обязательно начнешь его разыскивать. По его слову и вышло — ты здесь!
Заключив так, Кайянна довольно улыбнулась во весь рот.
— Очень интересно! — воскликнул Яр. — Вот не знал, что дядюшка Рэгнет сделался благотворителем и любителем оборотней! Какое ему вообще дело до оборотней?!
— Просто он неравнодушный и благородный эльф! — мечтательно вывела Кайянна.
— Или он знает что-то, чего не знаем мы, — предположил Драгомир, поглядывая на хранящего натужное молчание дракона. — Ведь Рэгнет действительно довольно стар. Не исключено, что он догадался о причине болезни оборотней.
— Так ты полетишь со мной в Ущелье, Ксаарз? — спросила Кай у поморщившегося Яра. — Сам убедишься, что твой дядюшка в полном порядке, и что твоему другу некроманту там тоже ничего не угрожает.
Яр сложил руки на груди и смерил ее сердитым взглядом:
— Сама подумай, как я могу согласиться? Смотри, как это твое предложение выглядит с моей стороны: ты уболтала моего дряхлого дядюшку и отвезла в некое место, где он попал в ловушку. С твоей помощью или случайно — неважно. Если я ринусь туда же, то скорей всего тоже попадусь. Разве этого хотел бы любящий родственник для своего племянника? Разумеется, будь я на месте дяди, я бы не желал, чтобы мой сын, например, кинулся меня спасать, если при этом ему будет угрожать опасность. Взрослый эльф и сам сумеет о себе позаботиться. А если нет, то уж лучше погибнет кто-то один, кто вдоволь повидал свет и успел пройти многовековой путь судьбы. Сейчас я обязан исполнить заветное желание дяди — поехать в Долину и увидеться с моим отцом. Ради этого Рэгнет готов был пожертвовать своей жизнью, долгие годы разыскивая меня по всему миру. Только в таком случае его самопожертвование себя оправдает. Если же я погибну, пытаясь спасти его, то не смогу помочь обитателям замка Орсааркса. Если же у нас получится избавить их от неведомой болезни, то уже всем родом будет куда легче отыскать и освободить Рэгнета. Ну, или с честью захоронить его останки.
— То есть ты предпочтешь отправиться на помощь к эльфам из ненавистного тебе рода, отвергнув при этом не менее нуждающихся в помощи оборотней? — подытожила Кайянна, отбросив улыбочки.
— Выходит так, — кивнул Яр.
— Ты не веришь в своего дядю, — придвинулась она к нему, наклонившись через стол, понизила голос, пристально глядя в глаза. — Ты считаешь, что он мертв. Думаешь, что его убили сразу.
У Яра холодок пробежал от затылка по шее. Почему-то он не находил в себе сил и причин, чтобы отвести взгляд.
— А если Рэгнет до сих пор жив? — спросила Милена, звонким голосом разрушив затянувшуюся тяжелую тишину. — Ведь нет же никаких доказательств.
— Умирая, эльфы рассыпаются в прах! — напомнила Кайянна. — Вы не сможете найти его могилу, выкопать тело и посмотреть, какие же раны вызвали его гибель.
С усилием Яр стряхнул с себя холодное оцепенение, зябко повел плечами, заговорил:
— Возможно, поймав, его оставили в живых в качестве наживки. Следовательно, высока вероятность, что он по-прежнему будет жив до момента нашего появления. Если же похитителям был важен лишь сам факт похищения, скорей всего они убили его сразу после этого. Сама посуди, держать пленника — это же такая морока! Он требует помещения, стражника, пищи, питья, внимания, в конце концов. То есть в любом случае он либо жив и дождется нас, либо уже давно мертв — и так, и эдак торопиться нет никакого смысла.
— А если он ранен или болен? — пробормотал Драгомир.
— Рэгнет? — фыркнул Яр. — Он чистокровный эльф, а значит, ни от простых ран, ни от болезней умереть не может. Нас не зря называют бессмертными, сокровище мое.
— Но всё же ты здесь, ищешь его, не бросил, узнав, что он в беде. Так кого ты хочешь убедить своими речами — меня или себя самого? — улыбнулась Кайянна совсем не девичьей улыбкой.
Яр прикрыл глаза, борясь с внезапно накатившим страхом: что, если Рэгнет жив, но его пытают? Если даже палач Рогволода догадался, как можно заставить полуэльфа корчиться и рыдать от боли, то что мешает похитителям измываться над Виаром? Виаром, воспитавшем его, Ксаарза, заменившем ему мать, затмившем сияние отца, недоступного лорда Орсааркса… Виар не был особо одаренным магом и не был воином, Рэгнет был всего лишь менестрелем и привык к поклонению публики, в крайнем случае к пьяным дракам в трактирах. Выдержит ли он, если?..
— Если хотите доказательств… — услышал Яр сквозь рассеивающийся звон в ушах.
Странно — за несколько мгновений, что он просидел с закрытыми глазами, он едва не утонул в обмороке? Голоса вдруг показались слишком резкими, свет от нескольких стоявших на столе ламп — слишком ярким.
— Мы заглянем к гадалкам, — напомнил Яр, кашлянув, чтобы голос не дрогнул. — Любопытно, что они смогут нам сказать. Затем отправимся в местную столицу, навестим там кое-кого…
— Я предоставлю вам доказательства прямо сейчас, — перебила его, властно повысив голос, Кайянна. — Конечно, вы всё равно можете мне не поверить и после этого. Но я постараюсь развеять ваши сомнения хотя бы относительно моего происхождения.
Она указала на Руун Марра:
— Мой предок, черный колдун Розенрик, некогда был названным братом и хозяином этого ящера. Наверняка вы давно заметили, что есть некоторые вещи, о которых ему запрещено говорить.
Драгомир пораженно не отводил от нее глаз. Руун крепко зажмурился, как будто сейчас ему было больно — так больно, что хотелось кричать, но голос пропал.
— Как наследница крови Розенрика, — продолжала она, даже не глядя в сторону дракона, — я снимаю печати молчания с его памяти. Отныне он волен говорить обо всём, что ему известно, по своему выбору и разумению.
Руун наконец-то выдавил из себя глухое рычание и уткнул лицо в ладони, облокотившись о стол.
— Мирош, ты можешь видеть, что с ним происходит? — встревожено спросил Сильван.
— Да, — кивнул Драгомир, — узлы, закрывавшие некоторые части памяти, разрушились окончательно. Полагаю, это больно. Но не выглядит опасным.
— Переживет, — фыркнула Кайянна. Поднявшись из-за стола, она натянуто улыбнулась Милене и Сильвану: — Надеюсь, еще увидимся.
Остальным пробормотала на прощание:
— Доброй ночи. Присоединюсь к вам завтра, после полудня. Даже если вы захотите избежать моего общества.
Она взглянула Яру в глаза, словно пронзив насквозь. И вышла.
— Это существо мне не нравится! — жалобно сказала Милена.
— Это девушка, — машинально поправил ее Сильван. Добавил с недоверием: — Дочь Рууна.
— Смазливое личико и платье с побрякушками еще не доказывает, что это женщина! — упрямилась Милена, ворчала. — К папке вообще нормальные существа не привязываются, только вот такие — с подвохом и с сюрпризом!
— Простите, я немного устал, — рассеянно признался Яр, прежде чем развеять заклинание на замерзшей воде.
— Эй, вы спать, что ли, пойдете? — возмутилась Милена. — После такого?
— Я попозже с вами свяжусь, — торопливо пообещал Драгомир. — Силь, можете немного подождать, пока мы устроимся в комнате?
— Да, конечно, — задумчиво откликнулся чернокнижник.
И Яр с облегчением сломал тончайшую пластинку льда.
________
Пока они ужинали, слуги успели принести в снятую для ночевки комнату ванну в виде объемистого корыта и даже налили туда воды — холодной. Может быть, конечно, вода успела остыть, а может и вовсе не была подогретой, набрана прямо из колодца, что гораздо вероятнее.
— И на том спасибо, — оценил услуги Руун. Усмехнулся: — Если б опять остановились на природе, речку б я вам не сумел подогреть.
Драгомир же брезгливо повел носом и поморщился. Скомандовал:
— Выйдите-ка на минутку в коридор.
Сообразив, что задумал сын, Яр обрадовано всплеснул руками:
— Сокровище, ты у меня такой находчивый! Вы у меня оба такие заботливые! — погладил он и дракона по плечу.
Чтобы вымести вон из комнаты прах уничтоженных некромантией насекомых: блох, вшей, клещей, тараканов и так далее — Яр распахнул окно и призвал ветер. Заодно порывы подхватили с постели отсыревшие простыни и одеяла, хорошенько встряхнули и проветрили. Руун к струям воздуха подпустил огонька — просушить тюфяк на постели, белье и полотенца. К восхищению Яра дракон даже умудрился ничего серьезно не подпалить.
Общими усилиями обустроив себе уютное гнездышко на ночь, троица взялась приводить в порядок себя. Первым запихали в горячую ванну Драгомира, пусть он шипел и требовал ширм или, хотя бы, чтобы все отвернулись, но Яр с добросовестностью любящего родителя намылил ему голову. Руун Марр наблюдал за ними, развалившись на кровати и ухмыляясь. Закутав раскрасневшегося сына в чистую простыню, Яр тоже быстро ополоснулся, а уж за ним в корыто залез дракон. Успевший к тому времени одеться в свежую рубашку и подштанники Драгомир не преминул воспользоваться шансом «отомстить» — занялся ало-черной длинной гривой. От его осторожных прикосновений Руун совершенно разомлел — и наконец-то оттаял после общества Кайянны. Пусть он пытался скрывать свою растерянность и смятение, встреча с самозваной родственницей на самом деле больно его ранила.
Сильван не мог улучить лучшего момента, чтобы выйти на связь: остававшаяся в ведре чистая вода для споласкивания вздыбилась — и поднялась в воздух, зависла под низким потолком перламутровым волнующимся шаром.
— Ох! — вырвалось у старшего некроманта, когда он через водяной пузырь узрел обнаженного дракона во всей красе.
Руун как раз встал над корытом в полный рост, и мыльная пена струйками стекала по смуглой коже, обрисовывая мускулы. Драгомир, в сосредоточенности закусив нижнюю губу, старательно поливал своего «питомца» из кувшина для умывания.
— Простите, что помешал, — пробормотал Сильван виновато. Он бы отвел взгляд, но оторваться от подобного зрелища было выше его сил. Щеки вечно бледного, как смерть, некроманта порозовели, брови сдвинулись к переносице и прозрачно-серебристые глаза потемнели до оттенка грозового неба.
— Да ладно, чего ты там не видел, — фыркнул с кровати замотавшийся в одеяла Яр.
— Сестре нажалуюсь, что ты ей с бывшим мужем мысленно изменяешь, — недовольно проворчал Драгомир, собственнически набросив на скалящего зубы дракона простыню.
— Прошу прощения, — повторил Сильван без ложного смущения. — Просто сравнил с тем, что сохранила память. Этого больше не повторится, не нужно говорить Милене, пожалуйста.
— Кстати, где она? — спросил Яр.
— Уснула. Успокоилась, что с вами всё в порядке, что я остаюсь дома при ней — и спокойно посапывает, — тепло улыбнулся маг.
— А ты, значит, бросил ее в супружеской постели одну замерзать, — заговорил с намеком Руун. — Впрочем, от твоих косточек под боком тепла не прибавится. С тобой летом в жару хорошо обниматься, с ледышкой!
— Ты прав, — холодно улыбнулся Сильван. — Поэтому сейчас я сижу в твоей спальне, попиваю черничное вино. И жду от вас подробностей. Кто такая эта Кайянна на самом деле? Вы уже выяснили?
Яр добавил своих чар и растянул водяной пузырь в гладкое ледяное зеркало, его раздражало мерцание и шевеление неугомонной воды.
— Да ты и камин разжег! — изумился бывший лесной владыка. — Неужели настолько соскучился по нам?
Сильван только скривил губы в улыбке. В конце концов, несмотря на всю нелюбовь к огненной стихии, горючие камни для очага в покоях дракона он же сам и создал при помощи алхимических знаний. К тому же в Дубравном дворце хватает слуг, есть кому и вино принести, и огонь развести, только заикнись.
Между тем, надев чистое белье, Руун Марр занырнул под одеяло к Яру. Тут же с другой стороны пристроился в подмышку к дракону Мир, успевший после купания слегка замерзнуть.
— Ну, что, красавицы мои, готовы слушать сказку на ночь? — обнял своих «принцесс» Марр.
— Это у нас ночь долгая будет, до самого полудня: за окнами снег стеной валит, — мягко усмехнулся Сильван, глядя на них. — А у вас рассвет уже вон занимается.
Ему с точки наблюдения из-под потолка было отлично видно небольшое оконце и непритязательный пейзаж за ним, впрямь просветлевший.
— Тогда ты слушай, а они пусть дремлют, — подмигнул дракон бывшему любовнику.
Сильван кивнул. Откинулся удобнее на высокие подушки с кистями — домашнее ложе Руун Марра без их компании для одного некроманта было слишком велико, — и приготовился слушать. Взгляд же машинально скользил по трем фигуркам в ледяном зеркале — с долей зависти и каплей тоски-скуки. Заметив, как под прикрытием одеяла Драгомир украдкой положил руку на грудь своему дракону, забрался в расстегнутый ворот рубашки, прижав к горячей смуглой коже озябшие пальцы, Сильван с усилием отвел глаза. Отхлебнул еще глоток из кубка с черничной наливкой. Он сам не понимал своего настроения — сегодня день такой выдался, будоражащий все чувства? Переворачивающий всё внутри так, что всплывает в душе нечто неожиданное, казалось бы, давно захороненное? Хотя, если внимательнее присмотреться к мрачному и озабоченному чем-то Яру и даже к заметно нервничающему Рууну, таким этот день случился не только для него. Сильван вздохнул: общее поветрие меланхолии? Кто-то исподтишка навел на их компанию порчу? Эта неожиданная мысль развеселила некроманта, и он поспешил спрятать неуместную улыбку за кубком с вином.
Тем временем Руун Марр негромко заговорил. Он продолжил рассказ о своем прошлом, общем с названным братом. С Розенриком, сыном погибшей при родах эльфийки, покинувшей свой клан ради любви, и колдуна, что имел смелость взять себе в ученики юного дракона. Печать на памяти Рууна, разрушенная сегодня Кайянной, заставляла его молчать именно о нем. И, как выяснилось, для этой таинственности имелись свои веские причины.
— Когда младший братец достаточно подрос, в нем стал медленно пробуждаться неожиданный магический дар, который обещал со временем развиться с впечатляющей мощью. Черный колдун. Не некромант, не чернокнижник — нет, это было совершенно иное.
— Поглотитель жизни? — подсказал, поежившись, Сильван.
Руун рассеянно кивнул:
— Обычные некроманты управляют мертвыми телами, создавая исковерканное отражение жизни, используя эти куклы на свою пользу. Ты, Силь, способен помещать в трупы неупокоенные души и возвращать им настоящую жизнь. Розенрик же не любил играть с разлагающейся плотью. Он рассекал живые души, через это умерщвляя нетронутые тела. Он питался энергией смерти, боли и страха. В этом была его стихия — его сила и его будущее.
— Мерзость какая, — поежился Яр, теснее прильнул к теплому боку. Руун в задумчивой ласке запустил руку в золото и зелень его влажных волос, поглаживая макушку, пропуская пряди сквозь пальцы, словно это помогало ему успокоиться, собраться с мыслями.
— Мерзость, согласен, — эхом повторил Руун Марр. Продолжил: — Отец отказался обучать Розенрика какой бы то ни было магии вообще.
— Вот это он зря, — буркнул Драгомир из уютной драконьей подмышки.
— Я понимал чувства хозяина, он был не на шутку испуган — ошибки, какие он мог бы допустить при обучении такого «ученика», обошлись бы дорого не только нашей семейке, но могли бы запросто угробить полмира. Хозяин предлагал Розенрику в наставники своего хорошего знакомого — старого некроманта, что жил отшельником в лесу.
— Что-то знакомое! — не удержался, фыркнул немного нервным смешком Сильван.
Руун тоже улыбнулся, но не стал отвлекаться от истории.
— Розенрик отказывался уезжать так далеко от дома. Ведь в таком случае ему пришлось бы расстаться со своей молочной сестрой — Кайянной. К несчастью, когда эта вечно неразлучная парочка доросла до возраста любви, они имели неосторожность забыть о родственных узах.
— Согрешили? — поддакнул Яр. — Куда ваш папаша глядел? Наверняка дети шлялись по поместью без присмотра, лишенные компании других ровесников! Хотя девчонку можно понять — если перед глазами полуэльф, о других парнях думать не захочешь.
— Розенрик не был писаным красавцем, его темный дар откладывал отпечаток на внешность и нрав, превращая в мрачного нелюдимого юношу, — печально отозвался Руун. — Кайянна же выросла молчаливой и послушной девушкой. Болезненной и почти прозрачной, как завядший от холода белый первоцвет. Мне кажется, она любила своего молочного брата, но по слабости не различала, любовь эта сестринская или иная. Она охотно подчинялась ему во всём и грелась в его темной страсти. Кстати, она медленно умирала от чахотки большую половину своей жизни. Отец подозревал, что на ней дурно сказывается близость с необученным черным колдуном, еще и поэтому он хотел отослать Розенрика подальше.
— Какие страсти, боже мой! — со вздохом прошептал Яр.
— Однажды они особенно серьезно поссорились, хозяин и мой братец. У отца были причины опасаться, что ранняя смерть Кайянны вызовет в Розенрике вспышку гнева, его дар пробудится окончательно, и он не сумеет с ним справиться, потеряет от горя разум или, хуже того, превратится в безумную злобную нежить.
— Я тоже мог переродиться нежитью, тогда, в Новом Городе, — вспомнил Драгомир.
— Да, мог, — коротко подтвердил Сильван. — Риск был огромен. На самом деле я почти не верил в благополучный исход.
— Но умудрялся изображать спокойствие! — воскликнул Яр. — Всё исправил и при этом подбадривал Мироша и держал в узде меня!
— При всей моей любви и признательности, — Руун без шуток поднес руку полуэльфа к темным сухим губам и поцеловал в костяшки пальцев, — дар Розенрика был намного, намного мощнее и беспощаднее к своему носителю. Я сам сходил с ума от страха, что говорить о нашем отце. Розенрик же воспринимал наши просьбы уехать слишком остро. Он посчитал, что отец боится его и ненавидит из-за того, что он виновен в гибели матери. Он приписал отцу собственные мысли. Во мне же он видел только ревность и неприязнь. Признаюсь, он не всегда был неправ.
— И что же получилось в итоге? — тихо спросил Сильван.
— В итоге? Это лишь начало! — криво улыбнулся Руун Марр. — Розенрик сбежал из дома, прихватив с собой возлюбленную. Он направился к Долине Эльфов, понадеявшись, что там он отыщет родственников по матери, и мудрые эльфы выдадут ему лекарство, чтобы спасти Кайянну, одарят ее бессмертием.
— Да конечно! — презрительно фыркнул переживавший за глупую парочку Яр. — С чего бы ушастым помогать ублюдку изгнанницы?
— Думаю, скорей всего его не пропустили через холмы из-за черного дара, — пожал плечами дракон. — Но братец не сдался. Он обосновался на склоне холма: отстроил хижину; как умел, заботился об угасающей возлюбленной — и надеялся, что случай поможет ему встретиться с эльфами, когда те покинут пределы Долины.
— Ждать пришлось долго? — предположил Яр.
— Не слишком долго, тут Розенрику действительно повезло, — заметил Руун. — Молодой король эльфов Альдирейк…
— Молодой и глупый авантюрист Альдирейк, — сердито поддакнул Яр.
— Его величество, в отличие от домоседливых подданных, обожал выезжать из своей столицы. Например, на охоту. В погоне за роскошным трофеем король легко перемахнул через вершины холмов — и воля судьбы привела его к бедной лесной хижине. Отбившийся от своей свиты, заплутавший в собственных владениях король с благодарностью принял предложение разделить с юными молодоженами скромный ужин. Очарованный необычной парой, Альдирейк очаровал их — и провел с ними ночь.
— Бурную ночь, я полагаю? — хмыкнул Яр. — Соблазнил наивных детишек, обоих сразу! Мда, я был лучшего мнения о нашем покойном государе. Сам по глупости рвался его защитить от кровожадных подлых убийц.
— А теперь греешься в объятиях этого самого убийцы, — съехидничал Драгомир.
— Ну, теперь-то я умный и многоопытный бывший лесной царь, а не сопливый эльфенок с едва проснувшимся даром лекаря, — поджал губы Яр. — Подумать только: взрослый эльф, а хватило совести надругаться над влюбленными! Небось, овладел мальчишкой на глазах у чахоточной!
— Папка, угомонись уже! — осуждающе дернул отца за рукав сконфуженный Мир.
— Как мне после рассказывали, всё было ровно наоборот, — ухмыльнулся Руун.
— Неужели? — вскинулся Яр, мысленно хваля себя за то, что сумел болтовней вытащить дракона из сплошного мрака воспоминаний. — Хочешь сказать, будто Кайянна сама изнасиловала Альдирейка при поддержке своего чернокнижника?
Дракон только хохотнул.
— В любом случае, тогда все трое остались довольны, — продолжил он, оставив шутки. — В благодарность за, хм, радушие король обещал излечить девушку. Не сам, разумеется, а прислать к ней лекаря.
— Неужели меня имел в виду? — всерьез удивился Яр.
— Или просто соврал, — мрачно возразил Драгомир.
— Насколько мне известно, к тому времени твой дар еще не был определен, — сказал Руун. — Ты беззаботно жил под опекой Рэгнета и ни о чем не подозревал.
— Значит, точно соврал, — подытожил Мир, обидевшись и за названного брата Рууна, и за отца, и за всех полуэльфов в мире.
— Так или иначе, Розенрик не имел причин не верить словам прекрасного эльфийского короля. Когда они вышли из хижины, чтобы проститься с чудесным гостем, обнаружилось, что дом окружила пылающая гневом королевская свита — под предводительством блистательного лорда Орсааркса. Эльфы почуяли опасность, исходившую от незнакомого полукровки, и примчались с твердым намерением вызволить своего правителя из чар колдуна и жестоко наказать преступников, посягнувших на государя. На пороге не подозревавший за собой вины Розенрик потянулся поцеловать на прощание Альдирейка, причем король не был против. Лорд Орсааркс же неправильно понял, не так увидел — в общем, кинулся на моего брата с мечом. Возможно, он хотел просто отогнать святотатца, но Розенрик тоже ошибся — и бросился навстречу, защитить от вооруженных незнакомцев своего гостя.
— Мой отец убил твоего названного брата, — сказал прямо Яр.
— Так вышло, — кивнул Руун Марр. — Увидев, как упал в крови ее возлюбленный, Кайянна выбежала из хижины и тоже погибла.
— Узнаю руку моего папочки, — пробормотал Яр с плохо сдерживаемой ненавистью.
— Его поступок можно оправдать, — возразил дракон. — В присутствии Розенрика многих захлестывает волна безотчетного страха. Несмотря на панику, твой отец остался верен долгу воина перед правителем. Куда хуже поступил сам Альдирейк. Убитую пару, тех, с кем он развлекался ночь напролет, он удостоил лишь беглым взглядом и одним вздохом сожаления. «Ах, зачем ты так с ними, Орс? — сказал он твоему отцу с укоризной. — Они были так милы! Теперь же умирают, точно сорванные мимоходом придорожные цветы. В наказание ты сочинишь об этом случае грустную балладу!» Такой приказ он отдал лорду Орсаарксу, и свита блистательных эльфийских придворных долго смеялась. Их отдаляющийся смех слышал Розенрик сквозь черноту смерти… Жаль, не могу сказать, что вспыхнувшая ненависть и жажда мести спасли его. Лучше бы он тогда умер безвозвратно.
— Он стал нежитью? — в опустившейся тишине спросил Драгомир.
— Да. К несчастью для всех, — ответил Руун Марр, устремив взгляд в пустоту. — Его мертвое тело стало двигаться по законам не-жизни. Душа, заглянув за грань миров, вывернулась, извратилась по самой сути и превратилась в жаждущего возмездия призрака. Чудо, что при этом он сохранил разум и память.
— То есть, он сделался духом и в любой момент мог отбросить тело, ставшее по сути марионеткой, оболочкой, простым сосудом для удобства действия и бытия? — не мог не заметить тонкий технический момент Сильван.
— О том и речь, — утомленно кивнул дракон. — В этом мире он держался, питаясь только мыслями о мести — и чужими душами. Первой он поглотил душу Кайянны…
Драгомир не выдержал, шепотом выругался. Яр рассеянно пожурил сына — и сам тут же отпустил проклятие еще более витиеватое.
— Не стоит, — невесело усмехнулся Руун Марр. — Этим он сохранил их обоих. Благодаря ее душе, Розенрик смог продержаться до заката. Там ему снова улыбнулась удача, если вообще можно так сказать в его случае. Вблизи холмов рыскали оборотни, у них были свои счеты с эльфами. В поисках встречи с Альдирейком, они тайком исследовали пограничные с Долиной холмы. К лесной хижине их привлек запах свежей падали.
— Фу! — поморщился Драгомир.
— Можешь опустить подробности, — поддержал сына Яр. — И так понятно: твой названный братец подчинил или поглотил оборотней, а затем сделался над их стаей правителем, так как у них нашлась общая цель — эльфийский король.
— Совершенно верно, — подтвердил Руун Марр. — Об одной подробности я всё же скажу. Подкрепившись оборотнями, Розенрик сумел оживить Кайянну, правда, лишь в облике вампира. В отличие от него, она сохранила свое тело и возвращенную ей душу почти неизменными — с одним существенным условием: чтобы не изменяться и впредь, не выглядеть, как ходячий мертвец, ей пришлось пить свежую кровь — прямо из раны живой жертвы.
— Фу-у! — брезгливо сморщил нос Мир.
Сильван рассмеялся:
— Что за жуткая сказка вышла! Такие ли ночью рассказывать?
— У нас почти светло, — усмехнулся Руун.
— Вам-то хорошо! — протянул старший некромант. — А у меня здесь темища, холод — и одиноко!
— Так возвращайся под бочок к жене, — предложил дракон. — У нее тебе будет тепло, мягко и мило.
Сильван шутливо надул губы:
— Если она не придушит меня во сне в своих крепких объятиях…
— Ты ужасный рассказчик! — пихнул кулачком в плечо дракона Яр. — Скажи на милость, почему я немножко рад тому, что твой родственничек не сгинул? И какое вообще мне до него дело? Всё это было много-много лет назад! Судя по тому, что гибель Альдирейка я видел собственными глазами и помню его кровь на своих руках, не значит ли это, что месть Розенрика свершилась? Его охота на короля эльфов увенчалась успехом?
Руун Марр пожал плечами:
— Когда дело касается моего братца, я не могу решить, успех это был или великая неудача. У него так получалось всегда, всю его жизнь, всё долгое посмертие.
— Они остались вдвоем? — тихо спросил Сильван.
— Насколько мне известно, да, они не расстались, — кивнул дракон.
— Им пришлось убивать ради пропитания? — в свою очередь поинтересовался Драгомир. — Людей? Оборотней? Эльфов?
— Нет, эльфы им в руки не попадали, — уверенно сказал Руун. — Людей и пришлых оборотней — да. Розенрик предпочитал отлавливать взрослых сильных мужчин. Их кровь нравилась Кайянне больше. Сам братец пил страхи своих жертв, боль, ужас, кошмары. Он пугал их до полусмерти — и наслаждался этим, как сытной едой. Напугать ребенка или женщину не составляло труда, особенно если под рукой есть тайная деревенька оборотней, всегда готовых услужить своему хранителю и загнать добычу в ловушку. Но напугать мужчину — отдельное искусство, коим Розенрик овладел с изяществом мастера.
— Чего же могут бояться мужчины? — не сразу сообразил Драгомир, уже полусонный. Вспомнил свой личный опыт: — Рогволод боялся потерять власть, просто боялся умереть — его до чертиков пугала неизвестность иного мира, черная вечная пустота. Когда я рвал его тело, он не верил, что это его органы, его конечности...
— У всех по-разному, — мягко сказал сыну Яр. — Страх рождается из слабости. Даже у сильных мужчин есть слабые места: они боятся потерять семью, стать калеками и лишиться способности защищать близких, сделаться бесполезными и не суметь прокормить детей, например.
— Или остаться в полном одиночестве без искры любви и доверия, — подхватил Сильван.
Яр осекся.
— У неграмотных крестьян, деревенских охотников или солдат страхи были проще, чем вы здесь говорите, — покачал головой Руун. — Потерять дом? Новый выстроят, уйдут в другое место жить. Умрет жена или дети — в чуму у многих умирают, эка невидаль, всегда можно жениться на другой и родить новых детишек. Гораздо болезненнее для человека потерять самого себя. Кто-то боялся ослепнуть, кто-то — лишиться кистей рук, быть оскопленным, изнасилованным — особенно если сам когда-то кому-то выколол глаза или взял силой. Самыми простыми страхами и управлять проще. И они сильнее. Обычно одной жертвы Розенрику и Кайянне хватало на неделю. Если человек ломался трудно, могли растянуть его мучения на месяц, редко дольше. Под конец, когда жертва сходила с ума и замораживалась чувствами, Кайянна выпивала его кровь досуха, Розенрик разрывал душу, как голодный пес пищащую крысу. Мясо и кости отдавали общине оборотней, на похлебку.
Драгомир слушал тихо, невольно прикидывая подобное существование на себя: смог бы он сохранить рассудок, если бы Сильван не пришел вовремя на помощь? Чем бы его, вечно голодную нежить, тогда подкармливал бы отец? Пожалуй, Яр запросто отдал бы сыну на растерзание весь Новый Город целиком, вместе с окрестными деревнями.
— Тебя они тоже… пили? — тихо спросил Сильван.
— О, да! Меня хватило им надолго — я же всё-таки дракон! — с усмешкой «похвастался» Руун Марр. — Кайянне достаточно было выпить моей крови один раз на целый месяц. А вот Розенрик со мной сидел на голодном пайке. Пить мою душу он не мог, иначе я бы умер, он же строил на меня особые планы. А питаться моими страхами… Главный мой страх — остаться без хозяина, стать никому не нужным. Когда я нашел этих беглецов по просьбе отца, Розенрик сразу снял с меня ошейник. Освободил от долга служить воспитавшему меня колдуну. Однако он не учел, что тем самым сделался для меня господином сам. Он терзал меня страхом ненужности — и при этом я отчетливо видел и сознавал, что необходим ему. Представьте, какой просчет с его стороны!
— Да уж, — скривился Яр.
Руун Марр помрачнел, под их жалостливыми взглядами резко отбросил свое напускное веселье.
— Мне дорого обходились свидания с ними. Примерно раз в месяц, чаще всего на полнолуние. Они сделали меня третьим в своей постели. Помня о ночи с Альдирейком, сначала утоляли свою страсть — вернее, подобие страсти, о которой они не могли забыть, не позволяли себе забыть. Тела-то их давно не нуждались в плотской любви, но разум требовал… Я не сопротивлялся. Доведя меня до разрядки, Кайянна с наслаждением терзала мои вены своими клыками. Зубки у нее были с зазубринками, острые, крепкие, как пилочка ювелира. Пока она пускала мне кровь, Розенрик поглощал мою боль, мои кошмары — и нечто вроде удовольствия. Мне нравилось, что я им настолько нужен, воображал, что они без меня не могут обойтись. После такой ночи я валялся неделю или две в лихорадке, в бреду. Но оправившись, не убегал. Думал: мне-то что, я выдержу, я ведь дракон. Другие на моем месте трусливо прятались в смерти, я же один кормил мою родную нежить больше года… Пока до Волчьего Ущелья не добралась весть, что король эльфов собирается посетить с дружеским визитом соседнее государство людей. Розенрик тогда взбесился. Он требовал Альдирейка себе, причем живым. Он хотел выпить его досуха — и тем самым обрести новую жизнь. Нормальную жизнь. Вернуть то, что эльфы походя отняли у него. Я пытался его отговорить от этой затеи. Я уговаривал Розенрика отправиться к некроманту-отшельнику. Даже до деревни оборотней доходили слухи о воскрешенном старым чернокнижником юноше.
— Неужели? — вскинул брови Сильван.
— Да, представь себе. Ты стал знаменитым задолго до ваших с Ксавьером похождений, — усмехнулся дракон. — Чудо. Феномен. Небывалый случай везения. Любимец богов, даровавших второй шанс на жизнь. Я говорил Розенрику, что он должен хотя бы попытаться: если получилось у кого-то, вдруг выйдет и у него? Но если он посягнет на жизнь эльфийского владыки, тогда шанса на спасение у него точно не останется.
— Ты волновался даже за такого ужасного хозяина? За чудовище? — обнял его под одеялом Драгомир.
— Я чувствовал свою вину перед ним, — признался Руун Марр. — Я не смог ему помочь вовремя, когда он был рядом. Я знал его с младенчества, я почти стал ему старшим братом — и не защитил. Лишь наблюдал, как разрушается его жизнь.
— Не уверен, что мой учитель сотворил бы чудо с подобной нежитью, — пробормотал Сильван с сомнениями и растерянностью.
— Розенрик и не потерпел бы над собою никакого колдовства, — согласился дракон. — Для меня тогда старик некромант в глухом лесу стал чем-то вроде спасительной мечты, без которой я бы сдался и покорился бы совершенно. Розенрик же тем временем шел к своей цели, — вздохнув, продолжил Руун. Кинул на Яра быстрый взгляд, добавил: — Он нашел способ нацепить на Кайянну личину, полностью скрывшую ее сущность. Он превратил ее в эльфийку, не пожалев ради этого вскрыть и выпотрошить самое дорогое, что имел — короткие мгновения воспоминаний новорожденного младенца о собственной матери. И подослал к лорду Орсаарксу под именем Эстервит. При дворе лорда ей дали прозвище Белая Звезда.
Яр несколько секунд смотрел на понурившегося дракона, не мигая. Затем опустил глаза. Спросил глухо:
— Не поэтому ли ты после убийства Альдирейка угодил в подземелья в замке Орсааркса? Чтобы при надобности защитить свою любовницу?
Руун Марр покачал головой:
— К тому времени я хотел одного: сбежать от этой парочки. Они достаточно истерзали мой разум, душу и мое тело, чтобы уничтожить последние крохи сочувствия и вины. Благодаря Сильвану я узнал другую жизнь. Тем более, после смерти короля Кайянна не задержалась у Орсааркса долго. Сбежала, бросив меня, как не убравшуюся в дорожную сумку вещь. Но от них и нельзя было ждать помощи. Розенрик, еще до этого, потребовал, чтобы я отвез его к нашему... к его отцу. Я по глупости обрадовался, понадеялся, что он хочет примирения. Но нет — братец попытался убить отца, чтобы напитаться его силой, его зрелым духом.
— Попытался — значит, не убил? — спросил Сильван, когда Руун замолчал, то ли не зная, как продолжить, то ли решая, что следует рассказать, а что оставить при себе.
— Я не позволил, — тихо признался дракон. — Они поссорились, я с ним подрался... Я увел его оттуда. От злости Розенрик избил меня до полусмерти. Мне кажется, он разозлился на меня за то, что я был прав. Он сам не хотел убивать отца, но и не желал в этом признаться. Поэтому спустил всю ярость, всю ненависть к себе — обрушил на меня.
— Ты слишком к нему снисходителен, — покачал головой Яр. — Ты ищешь любой предлог, чтобы его оправдать.
— Он кричал мне: «Ты зовешь меня к отшельнику! Хочешь, чтобы я доверился неизвестно кому! Ты хочешь сделать из меня ничтожного человека, тогда как сам ты неуязвимый дракон! Вот на тебе и испытаем мастерство твоего хваленого некроманта!»
Руун Марр взглянул в глаза Сильвану:
— Я не знал, что твой учитель к тому времени уже умер. Розенрик бросил меня недалеко от твоего дома. Я на одном упрямстве дополз до порога.
— До калитки огорода, — печально улыбнулся Сильван.
— Мне передалась вывернутая удача Розенрика, — попытался пошутить дракон. — Мне повезло — ты меня выходил. Мне несказанно повезло — ты ответил на мои приставания. И в то же время я втянул тебя в убийство короля эльфов. Я, своим появлением в твоей жизни, обрек тебя на костер.
— Ну, об этом мы уже говорили, нет смысла начинать извинятся и прощать друг друга заново, — отрезал некромант, решительно и вместе с тем мягко, как он один умел. — Пожалуй, вам всё-таки пора ложиться спать. Ты многое нам сегодня рассказал, нужно всё обдумать...
— Обдумывать здесь нечего, — перебил приятеля Яр. — Думаете, меня волнует то, что мой отец поддался чарам молочной сестры его названного брата? Да ни черта. Всё это случилось в далеком прошлом, пусть там и остается. Будет необходимость, примем к сведению. А не спать и думать об этом — велика честь.
— Что ж, я прощаюсь с вами, — кивнул Сильван. Улыбнулся: — Доброго утра! Раз ночь уже промелькнула.
— Можешь пересказать всё Милене, — вяло разрешил Руун.
— Если она спросит, — уклончиво ответил некромант. — И точно не за завтраком!
Он разорвал связь.
Яр, раздраженно вздохнув, выбрался из постели. Прошелся по комнате, освещенной бледным рассветом. Мимоходом собрал и сложил на колченогий стул разбросанные после купания вещи. То, чему не помешала бы стирка — в отдельную стопку. Затем подошел к окну, чтобы задернуть выцветшие куцые занавески.
Никто с ним не заговаривал. Руун Марр хмурился собственным мыслям и роящимся воспоминаниям. Драгомир под его боком дышал размеренно, зарывшись по макушку в одеяло. Может, задремал, может, тихонько жалел своего дракона.
— Пойду-ка я прогуляюсь, — решил Яр, застряв у окна.
— Что ты там высмотрел? — заподозрил дракон.
Бывший лесной царь многозначительно ухмыльнулся:
— Твои страшные сказочки разбудили во мне аппетит. Вон, дочка трактирщика уже встала, на кухню пошла. Может быть, угостит меня чем-нибудь.
— Симпатичная хоть? — выгнул бровь Руун.
— Пухленькая, — емко описал Яр, — но в меру. Невысокая, как раз по мне.
— Удачи тогда, — напутствовал дракон с притворной завистью к его свободе.
Набросив кафтан, не застегиваясь, Яр прихватил белье для стирки и сбежал за дверь.
В темном коридоре он задержался, прислушался к раздавшимся в их комнате приглушенным голосам:
— Ты мне нужен, — пробурчал из-под одеяла Драгомир.
— Спасибо, — удивился неожиданному признанию дракон. — Ты чего вдруг?
— Просто чтобы ты знал.
— Я знаю, — ответил Руун. — И?
— И ничего, — недовольно отозвался Мир. — Давай, спи! И руку убери.
— Какую руку? — прикинулся дурачком Марр.
— Ту, которой гладишь мой зад, — смущенно-недовольно зашипел полуэльф.
— О, так это твоя попа? — как будто удивился дракон. — Я-то понять не мог, что это такое мягкое, кругленькое, так и просится помять.
— Не такое уж и круглое! — обиделся Мир. Скомандовал строго: — А ну, повернулся носом в стенку и спать сейчас же!
— Да, хозяин, — разочарованно повиновался тот.
Кровать заскрипела, и Яр, едва сдерживая смешки, поспешил бесшумно спуститься по лестнице.
Дочка трактирщика, робеющая от внимания хорошенького постояльца, охотно взяла за дополнительную плату принесенное белье. Правда, честно добавила:
— Простирну после стряпни. Только ж ведь высохнет к завтрему! Останетесь у нас еще на денек?
Яр заверил, что это не проблема, а сам прикинул, что сушку можно легко свалить на дракона.
Пока на кухне никого кроме них не было, Яр успел отвести душу, всласть потискав хихикающую и для приличия отнекивающуюся девицу, обцеловал ее пухлые щечки. Она вспыхивала от его нежностей сильнее, чем от привычных грубоватых заигрываний обычных постояльцев. Даже ломалась недолго, сбивчивым шепотом сама предложила продолжить миловаться на сеновале. Яр почти было согласился — деревенская романтика манила свежестью и риском быть застуканными суровым трактирщиком, давненько у него не случалось подобных приключений... Вот только, пусть руки были заняты одним делом, мысли утекали в другую сторону.
— А что наша спутница? Как ей ночевалось в комнате служанок? — спросил он между поцелуями.
— Рыженькая та? — с трудом припомнила запыхавшаяся от вполне еще невинных ласк девица. — Не знаю, где она ночевала. Кажись, вовсе не ложилась. К девчонкам не приходила точно. Болталась по округе, ее конюх видел, когда она уходила после ужина со двора. А пришла с мокрым подолом — трава-то после тумана сырая.
Пока она ответственно несла утренний долг хозяйки: разводила огонь в печи, грела воду, что-то быстро шинковала, что-то поставила варить, замесила тесто — Яр отошел к окну, хрустя подаренным яблочком. Девица суетилась с удвоенной спешкой, надеясь выкроить перед завтраком обещанные ласковому гостю минутки на сеновале. Яр же, полюбовавшись на ее точные, давно заученные движения, как она мечется по кухне, словно заводной механизм в балаганчике шарманщика — уж как-то и остыл. Стал зевать украдкой, то и дело отворачиваясь от разонравившейся любовницы к окошку.
И за мутным, запотевшим от пара окошком, под гавканье посаженной на цепь дворовой собаки, заметил рыжую пятнистую тень. Пришлось снова ластиться к пухленькой хозяюшке — выпросил миску утиных крылышек, выловленных из похлебки. С миской он, к недоумению девицы, направился на задний двор.
Подманить рысенка оказалось несложно — голодный звереныш сам вышел на запах вареной утки. Яр присел на корточки, поставил миску на землю на расстоянии вытянутой руки от себя. Под завистливый скулеж хозяйского пса, обливавшегося слюной, рысенок с прирожденным кошачьим достоинством согласился принять угощение. Захрустев косточками и хрящиками, громко заурчал от удовольствия. Яр же не пытался его гладить, хотя руки воистину чесались, привыкшие теребить за плотный мех домашних пушистых красавиц. Однако к заморышу требовалось проявить уважение. Чтобы завоевать доверие, одной миски крылышек было явно недостаточно.
— Кто же ты такой, а? — негромко спросил Яр у жующего рысёнка, впрочем, не ожидая ответа. — Почему следуешь за нами? Следишь? Не бойся, я не возражаю. И не причиню тебе вреда. Переживаю только, как бы ты случайно не попал в беду. Если надумаешь, присоединяйся к нам открыто. Ты же ведь оборотень, верно?
Котенок поднял на него невинные глаза и широко облизнулся.
— Ну, хочешь притворяться — притворяйся, твое дело, — улыбнулся Яр. — Кушай-кушай, а то вон, псу отдам остатки.
Угроза подействовала: котенок упрямо набил пузо до круглых боков, после чего с трудом протиснулся в дыру под забором. Псу Яр отнес лишь обглоданные крупные косточки, но тот и этой подачке был рад, завилял хвостом, как флюгером под ураганом, хотя обязан был незнакомца облаять, хотя бы за его любовь к кошачьим.
_________
— Чего это она? — шепотом спросил Руун Марр, когда ворчливый не выспавшийся Яр послал их на задний двор за постиранным бельем. — Неужели твой папаня подкачал на сеновале?
Драгомир усмехнулся:
— Если папка за что-то берется, то он доводит до совершенства!
— На нее поглядеть, так непохоже, — продолжал с наивным видом ехидничать дракон. Не стоять же под тяжело провисающей веревкой молча, отчего бы не обсудить надутые губки дочки трактирщика, пока тонкие ленты огня высушивают недавно постиранное и совершенно мокрое белье. Рууну не жалко — заодно какое-то женское исподнее просушил, всё равно само по себе до вечера не успело бы проветрится, а вечером здесь снова ливень пройдет.
— Да просто папка не дошел до сеновала, а ей память стер по привычке, — пояснил Драгомир, смеясь. — Вот только забыл, что охочие девицы в такие моменты думают совсем не головой! Отчего именно злится, она забыла, но то, что ее кто-то оскорбил, растоптав лучшее чувства — это она прекрасно помнит. Вот и ходит дуется.
— Да ты знаток женских душ, гляди-ка! — хмыкнул Марр.
— Мне ль не знать этот взгляд? — развел руками полуэльф. — У нас в Дубраве все русалки, мавки и даже кикиморы с таким оскорбленным видом регулярно ходят. Раньше дулись на Тишку, пусть он и привечал почти каждую без отказа. Одно время обижались даже на меня. Теперь все дружно дуются на папку, что он себе новую жену не берет.
— Представляю, как бы все дружно изводили эту новую жену, если б он по глупости выбрал одну из них, — оценил дилемму дракон.
— Вот поэтому и не берет, — вздохнул Мир.
— Поэтому и ворчит на всех, — поддакнул Марр.
— Кто на кого ворчит? — рыкнул на них подкравшийся со спины Яр. — Чего прохлаждаетесь? Я вам сказал быстро всё высушить — и быстро собираться! Вы тут еще ночь ночевать собираетесь, что ли?
— Я точно не останусь еще на одну ночь! — объявила Кайянна, невесть откуда вынырнувшая — и сразу примостившаяся под локоток к Яру. Тот отпихиваться не стал: виснет и пусть виснет, липучка.
— В спальне у горничных всю ночь стоял молодецкий храп! У меня до сих пор голова раскалывается, — капризно пожаловалась она, заискивающе заглядывая в глаза бывшему эльфу. Яр в ответ улыбнулся медово ласково.
— Зачем же мучиться? Позволь, я сниму боль, — предложил он и протянул руку, чтобы положить ладонь ей на лоб.
Однако она увернулась от чудесного исцеления:
— Обойдусь. Не хочу утомлять тебя, золотце, ты ведь тоже совсем не спал. — И она выразительно кинула взгляд в сторону сердито пыхтящей возле поленницы молодой хозяйки, тщетно изображающей полное равнодушие к их компании. Пробормотала вдобавок, шутливо жеманясь: — И почему с деревенской кухаркой? Если под рукой есть на всё согласная красавица!
— Испугался такой нечеловеческой красоты, — прошипел ей сквозь натянутую улыбку Яр.
— Ах, испугался? — пропела та, прищурясь.
— Так! — оборвал их переглядки дракон. — Кто как хочет, а я без завтрака точно никуда не полечу! Крылья не удержат от голода.
— Ну, завтрак-то мы давно проспали, — поправил его Драгомир. — А на обед здесь подают, как я слышал, отличный свежий хлеб к утиной похлебке.
__________
Разумеется, табор нашелся далеко не в том месте, на какое указывал атаман разбойников. На то они и бродяги, естественно — дольше недели возле какой-либо деревеньки не задерживаются. Да если б и захотели, местные жители не потерпели бы длительного соседства с циркачами-плясунами и гадалками-певицами — дурная слава перевешивала балаганную радость вечного праздника. День-два можно послушать песни, посмотреть на представление кукольников, жонглеров, акробатов, укротителей медведей, фокусников с учеными собачками. Наивные девицы стайкой, украдкой от старших, сбегают разок к дряхлой предсказательнице, чтобы погадать на суженого. Мужики поглазеют на плясуний с алыми губами, черными кудрями, подведенными глазами и пышно развевающимися в смелой пляске пестрыми юбками. А дальше мелкие монетки у деревенских заканчивались. Хозяйки сурово поджимали губы и начинали судачить между собой о конокрадстве, якобы случившемся у дальних соседей, о похищении маленьких детишек, о разных мелких кражах — и о черном сглазе, какой бродячие гадалки способны навести, буквально не моргнув.
Руун Марр с высоты драконьего полета проследил путь табора. Сделать это было несложно: хотя бродяги не для каждой ночевки разбивали шатровый городок, однако их кибитки оставляли в дорожной грязи глубокие колеи, тут же заполняемые дождевой водой, и на широких полянах, где они вставали на отдых, проплешинами среди жухлых притоптанных трав чернели кострища, на которых накануне готовили нехитрый ужин в огромных общих котлах. Тут любой бы справился с выслеживанием, даже не имея острого драконьего глаза и нюха.
Разноцветные островерхие шатры, местами изрядно потрепанные, в большинстве своем выцветшие до пыльной серости, нашлись среди пригородных чахлых лесов — в часе пешего хода от главных ворот столицы здешнего королевства. Скорей всего, это место и было целью нынешнего путешествия табора — и именно здесь бродяги собрались провести всю предстоящую зиму. Встать ближе к стенам города их не подпустила стража, однако вряд ли кто-то из властей захочет мешать небольшим группкам циркачей приходить в столицу, дабы развлекать горожан представлениями на площадях. Без их песен, плясок и фокусов зима покажется мрачнее и длиннее в разы, а от недовольных и усталых людей власти всегда ждут неприятностей.
— Эх, помню, мы с Силем на одну весну присоединились к цветнику плясуний! — с удовольствием вспомнил Яр по дороге. — Шесть девиц, мы двое и вместо охранника один здоровенный такой мужик, он играл на малюсенькой скрипочке — и был без ума влюблен в старшую певицу. Ох, как она ему изменяла! В каждом кабаке не по одному разу.
«Жестокая девица, — хмыкнул Руун. — А вы с Силем фокусы показывали?»
— Нет, мы танцевали в конце выступления, когда зрители были хорошо навеселе и уже не разбирали толком, кому пытаются заглянуть под разлетающиеся юбки, — хихикнул бывший эльф. — Девчонки успевали пройтись по толпе с бубнами, собрать щедрые монетки, срезать все тугие кошельки и сбежать подальше, пока мы дуэтом выстукивали каблуками дроби на дощатом помосте. Последним уходил наш скрипач — успевал при надобности хорошенько помахать кулаками, срывая на горячих поклонниках злость за очередные наставленные рога.
— Бедный Сильван, — покачал головой Мир. — Тебя я запросто могу представить бродячей танцовщицей, тебе шутовство только в радость. Но каково ему приходилось с тобой! Бедный-бедный!
— Почему это? — еще сильней развеселился Яр. — У него тогда были длинные черные волосы, девчонки ему калеными щипцами завивали крутые локоны, подкрашивали губы, румянили — и получалась стройная милашка-недотрога. Я свои золотые кудри портить краской не хотел, прятал под цветастый платок, чтобы не сильно выделяться среди кареглазых брюнеток.
Заслушавшись и размечтавшись, Руун едва не угодил в дерево при посадке, но под смех всадников ловко развернулся, пробороздив поляну когтистыми лапами, при этом закопался по колено в ворох рыже-бурой палой листвы.
Рядом не особо изящно плюхнулась Кайянна — будучи гораздо мельче, дракониха умудрилась зарыться в лесную труху по шею. Охнув, рыкнув, она нырнула в листья с головой — и пару секунд спустя выбарахталась обратно, уже обернувшись в человека.
Пока Руун одевался после превращения, Яр и Мир внимательно проследили за действиями спутницы.
— Что? — недовольно окликнула она их, встретив двойной неприязненный взгляд.
— Ничего, — пожали они плечами, многозначительно переглянувшись между собой.
Обиженно надув губы, Кайянна принялась отряхивать одежду от приставшей трухи.
«Такая стеснительная, что надевает человеческую личину сразу вместе с одеждой», — мысленно фыркнул Яр.
«Такая торопливая, что приколдовала одежду к телу, чтобы не слетала при обращениях», — поежившись, тоже попробовал пошутить Драгомир.
— Эх, я б тоже не отказался от какого-нибудь амулета, чтобы мгновенно одеваться, — застегнувшись, громко обратился к «родственнице» Руун Марр с шутливой завистью. — Мне, конечно, стесняться нечего, но в такой холодный денек капелька колдовства не помешала бы.
Та оглянулась на него без улыбки, явно не сразу сообразила, о чем он разглагольствует:
— А, амулет. Да, конечно, очень удобно, — с плохо скрываемым раздражением пробормотала она. — Наколдую тебе такой же потом, как-нибудь при случае.
Отделавшись от дракона пустым обещанием, Кайянна поспешила за Яром. Тот уже двинулся вперед, безошибочно найдя тропку, которая доведет прямо до лагеря бродяг. Тем более солнце, постно светившее сквозь костлявые кроны облетевших деревьев, намекало, что до сумерек остается не так уж много времени.
— И всё-таки я не понимаю! — заныла она на бегу, вприпрыжку поспевая за быстро шагающим эльфом. — Зачем вам понадобились эти ваши гадалки? Разве до сих пор сложно поверить мне? Разве вам мало того, что я говорю от имени Розенрика? Разве, в конце концов, вам недостаточно вашей собственной магии воды? Зачем идти к этим бродяжкам предсказательницам? Если б они владели настоящими чарами, неужели бы не смогли получить себе дом и жить, как все люди, а не шататься по миру?! Это ли не доказательство их бесполезности?!
— Для начала не кричи на меня, — потребовал Яр у поравнявшейся с ним «драконихи». — Во-первых, то, что ты каким-то образом связана с бывшим хозяином Марра, мы поняли. Однако это не делает тебя менее подозрительной особой, ровно напротив.
Кайянна надула губы, демонстрируя оскорбленные чувства.
— Во-вторых, — продолжил Яр, — бродяжничество — это не нищета, как тебе кажется, а образ мышления. Особая жизненная философия! Не думай, будто у них не на что купить себе дома — им просто тесно в домах, тошно оставаться на одном месте. И денег… Впрочем, придем, сама увидишь.
— И в-третьих, — подхватил идущий сзади Драгомир, — как ты можешь называть себя чародейкой, если не знаешь простейших вещей? Магия связи посредством воды не имеет ничего общего с даром гадалок!
— Разумеется, мы много раз пробовали отыскать Рэгнета через воду, — сказал Яр. — Но его что-то закрывает даже от такой всепроникающей магии.
— Хочешь сказать, его спрятали в сухой пустыне? — хмыкнула Кайянна.
— Даже в пустыне есть вода — хотя бы та, что в воздухе, — покачал головой Яр.
— Хотя бы та, что находится влагой в теле самого вызываемого существа, — поддакнул Драгомир.
— Но если ваш дядюшка погиб и рассыпался прахом, становится понятно его молчание, — уколола их Кайянна.
— В таком случае нам тем более помогут гадалки, — заявил Яр. — Женские чары не имеют узко обозначенного направления. Если Рэгнета закрывают какие-то прячущие заклятья, дар хорошей провидицы способен обойти эти щиты, обогнуть препятствие, дать нам ценную подсказку. Однако они могут показать нам и нечто такое, что будет не связано с запросом. Могут приоткрыть далекое прошлое или возможное будущее, поведать нечто такое, о чем мы и не просили.
— Одним словом, непредсказуемое женское колдовство во всей красе! — хмыкнул Руун.
— Конечно, проще было бы попросить помочь Лукерью или Милену, — рассеянно добавил Яр, думая о чем-то своем. — Но они обе у нас беременны. Последствия колдовства могли бы навредить их здоровью — или, что хуже, преждевременно пробудить дар у младенцев. Вот это было бы совершенно непредсказуемо и безумно опасно.
— Пап, думаешь, у мамы от Щура получатся не обычные смертные дети?
— Сокровище, сам посуди: Луша у нас потомственная ведьма, Щур — возрожденный ведун. Конечно, у них пойдут талантливые ведьмочки и колдуны, я даже нисколько не сомневаюсь в этом.
— Мне кажется, мама расстроится, — вздохнул Мир.
— А мне кажется, у Лукерьи Власьевны довольно смутное понимание того, как должна выглядеть нормальная семья, — вставил дракон. — Из этого проистекают ее противоречивые ожидания касаемо будущих детей и внуков, и запросы к зятю.
— Да-да, бедный наш Сильван! — запричитал Яр, всплеснув руками. — Оставили его одного на растерзание тёщи-ведьмы!..
Кайянна теперь надулась по-настоящему. Всю дорогу до шатрового городка ее спутники оживленно обсуждали семейные проблемы, на ее взгляд не стоящие гнилого ореха.
_________
По своему обыкновению Сильван от обеда до ужина занимался разными алхимическими делами у себя в лаборатории. Без Драгомира здесь было скучно и слишком тихо, но в уединении и тишине некромант тоже умел находить свое очарование, искренне надеясь, что тишина эта временная, и довольно скоро с возвращением дорогих путешественников в Дубравный дворец вернется и обычное оживление с толикой бестолковой суеты.
Однако сосредоточиться на экспериментах с зельями ему не позволил неожиданный визит дочери. И если краткие и бурные набеги на лабораторию заскучавшей со своими царскими делами Милены Сильван не мог назвать «неожиданными» из-за их регулярности, то Грюнфрид своим появлением его немало удивила.
Вдвойне было неожиданно видеть, как гоблинка виновато мнется на пороге, бездумно отряхивая нарядное платье от несуществующих пылинок. Сильван словно увидел дочь новым взглядом: за время, проведенное здесь, Груша немного подросла, на пару вершков всего, словно постоянно тянулась вверх за своим рослым женихом. Будто огромная разница в росте и телосложении когда-то этим двоим мешала целоваться! Сильван постарался спрятать улыбку от мелькнувших мыслей, слишком неуместным было его веселье при ее решительной серьезности, буквально написанной на зеленоватом личике. К слову, на лицо Груша тоже неуловимо изменилась, сделавшись немножко взрослее. Уже не та девочка с упрямым выпуклым лбом, веснушками и вздернутым носом, а девица в расцвете, с плотно сжатыми пухлыми сиреневыми губами, с ровным румянцем без следа конопушек, с красиво причесанными волосами, не похожими на прежнюю буйную медно-проволочную шапку кудряшек.
— Ты вернулась? — мягко спросил некромант, стараясь изобразить нужную степень равнодушия. — Я думал, ты останешься на пару дней в городе.
— Угу, — промычала гоблинка, не зная, с чего начать. Не глядя родителю в глаза, вдохнула в грудь воздуха и пробормотала на одном выдохе: — Ты извини, что я накричала на тебя давеча. Я подумала и решила, что всем будет спокойнее, если я перееду жить к тете Нэбелин. Тем более ей сейчас не помешает компания.
Сильван выслушал ее на удивление спокойно. Ответил, не поведя бровью:
— Хорошо. Когда Светозар вернется, я сообщу ему, где тебя искать. Впрочем, он и сам не глупый, догадается без подсказок.
— Правда? — не поверила дочурка, с подозрением уставилась на родителя. Обычно таким покладистым он был с кем угодно, особенно с Яром, но только не с ней. — Ты не возражаешь?
— С Томилом и Нэбелин ты будешь в безопасности. В крайнем случае, ты всегда можешь позвать меня, если вдруг я тебе понадоблюсь. И вернуться сюда в любое время.
— Ты уверен? — пытливо смотрела на него гоблинка.
— Конечно. Тем более Светозар скоро закончит с делами, тогда с ним вдвоем и решите, где вам будет лучше жить. Яр уже предлагал вам отдать старый терем Лукерьи, раз она всё равно переехала к Щуру.
— Да, я помню, но… — пробормотала Груша, почему-то тяготясь этим предложением видимой свободы.
— Ведь ты давно самостоятельная и взрослая девица, — продолжал Сильван, пользуясь вдруг нахлынувшей смелостью, чтобы откровенно высказать всё, что давно его мучило. — К слову сказать, я тоже тут подумал и понял, что действительно не имею права пытаться тебя перевоспитать. Ты родилась у гоблинши, понесшей от неизвестного человека и покончившей с собой. Я только лишь нашел твое мертвое тело и оживил, заметив, что твоя душа не желает уходить в иной мир ни с чем. Мне требовалось позаботиться о ком-нибудь, чтобы не чувствовать свое одиночество. Тебе требовалась моя помощь. В то время мы нуждались друг в друге, и это было взаимно. Потом случилось так, что ты росла совершенно без моего участия. Я видел, как постепенно ты взрослела, справлялась со своими бедами собственными силами — и мне хотелось гордиться тобой, хотя я уже тогда не имел на то никакого права.
— Отец, я… — несмело заикнулась Грюн, воззрившись на него огромными глазами.
— Не нужно! Я понимаю, — остановил ее Сильван. Сам не поднимал глаз, но говорил твердо: — Как видишь, я не могу называться твоим отцом. Поэтому ты не должна чувствовать себя чем-то обязанной мне. Ты вольна поступать по собственному разумению. Я только хочу знать, что у тебя всё хорошо. Еще раз повторяю: если тебе понадобится моя помощь, я всегда помогу.
— Это потому, что Милена скоро родит тебе новых детей? — тихо спросила она.
Сильван посмотрел на нее с непониманием.
— Твоих настоящих детей, а не подобранных в болоте чужих мертвых ублюдков! — выкрикнула Грюн со слезами. — Теперь ты отказываешься от меня?
— Нет, я не отказываюсь! — запротестовал маг.
— Ну и пусть! — не слушала его возражений гоблинка. — Обойдусь без тебя, как всегда обходилась!
— Грюнфрид, нет! Постой, я лишь только хотел, чтобы ты…
Но дочь уже выскочила за дверь, громко захлопнув за собой.
Сильван остался в своей лаборатории, растерянно моргая влажными ресницами. Совершенно ясно понимая одно: если сейчас побежит за ней, она не станет слушать всё равно. Между ними уже были ссоры, крики и обвинения, но подобной злости с ее стороны он никогда прежде не ощущал. Сейчас его словно опалил огонь инквизиторского костра — такая волна ненависти и презрения выплеснулась ему в лицо. Для Грюнфрид он окончательно стал предателем…
В коридоре, где только-только стих топот убежавшей гоблинки, раздались быстрые легкие шаги.
— Ванечка? — приоткрыла дверь встревоженная Милена. — Что случилось? У тебя что-то сгорело, нет? Где огонь? Что тебя напугало?
Спрашивая тихим голосом, она подошла к мужу, безвольно сидящему на стуле перед рабочим столом, взяла его голову в свои руки, заставила поднять глаза.
— Нет, никакого огня, тебе показалось, — пробормотал он. Поправился: — Мне почудилось.
— О, Ванечка! Тебе больно! — поняла лесная царица. Прижала его голову к своему животу, принялась гладить по плечам, спине: — Что случилось всё-таки? Не пойму никак, где ты поранился? Ожегся?
— Я сам виноват, прости меня, — вздохнул он, уткнувшись лбом в узел на ее поясе, расшитом жемчугом и золотым бисером. — Я сказал не то, что нужно было сказать. Сделал не то, что должен был сделать. Теперь уже поздно что-то исправить. Слишком поздно, я опоздал на целый век… Этого и следовало ожидать от такого никчемного отца, как я.
— А, опять с Грушей поругались? — догадалась Милена. — Ох, выпорю я ее! Как мачеха имею право — розгой по голой заднице! Чтобы не смела отца до слез доводить!
Сильван коротко рассмеялся, складки подола заглушали голос:
— У тебя рука не поднимется, перестань. Какая из тебя мачеха… если я не отец.
— Зато я царица, полновластная повелительница и владычица над всем и всеми! — заявила Милена.
— Прикажи, чтобы присмотрели за ней, — попросил маг. Отстранившись, поднял голову, но руками удерживал за талию.
— Конечно, — кивнула она. Погладила мужа по волосам, улыбнулась: — Ох, Ванечка, вот рожу тебе двойню — хватит у тебя нервов на них-то, а? С ума не свихнешься?
— Я не достоин этого шанса, что ты мне даришь, — прошептал он, целуя ее ладони. — Обещаю, я сделаю всё, чтобы заслужить любовь наших детей.
— Ой, Ванечка, детей растить надо и воспитывать, — покачала головой его супруга. — Иногда шлепать и ругать. Ох, чует мое сердце, избалуешь ты их с пеленок! Одну умудрился избаловать, пальцем не пошевелив, а что с этими сделаешь — и представить страшно!
Она рассмеялась, потянулась за поцелуем.
— Не бойся: приедет Тишка, он вас помирит. А то ишь, дочь богини выискалась! Это всё в ней драконий гонор играет, да!